Основы человечности. Работа над ошибками

Глава 21. Преступление и наказание

Дальше Фрида наконец-то вспомнила, что нужно объяснить возможным читателям (или самой себе), как она докатилась до жизни такой, и пустилась в рассуждения о доме, родителях и дочери.

Это всё Тимур и так знал (или более-менее представлял), поэтому бегло проглядел записи по диагонали, иногда запинаясь на хаотичных всплесках ненависти, которую Фрида испытывала к себе. В ненависти не было ничего нового, слова и эмоции выглядели знакомо, что-то подобное Тимур регулярно говорил себе сам, но в исполнении другого человека все обвинения почему-то выглядели совершенно бессмысленными, безосновательными.

Фрида писала о том, что не видит (и никогда не видела) смысла в своей жизни, что от неё одни неприятности, что она всё делает не так и не понимает, как её можно не то что любить, а хотя бы просто терпеть рядом с собой. А Тимур с каждой фразой, с каждой буквой всё отчаянней жалел эту несчастную, неуверенную в себе девочку и не понимал, как она может так о себе думать? Как может так себя ненавидеть? Как может всю жизнь мучить себя из-за одной-единственной ошибки, совершённой много лет назад.

Пока он читал, она достаточно пришла в себя, чтобы подняться с кровати, и теперь стояла возле окна, демонстративно смотрела в него, но вряд ли что-то видела, кроме своего отражения на фоне тёмного парка. Правая рука нервно теребила напульсник на левой, и тонкие полосы шрамов то скрывались под ним, то вновь выглядывали наружу.

Тимур подошёл, чтобы вернуть телефон, и всё-таки не удержался, спросил, кивая на порезы:

— Зачем ты с собой так?

Вряд ли Фрида всерьёз пыталась вскрыть себе вены — тогда шрамы выглядели бы по-другому. И тогда её бы сейчас здесь не было. Разве что Стас снова успел вовремя…

Девушка, не оборачиваясь, пожала плечами, но когда Тимур решил, что она ничего не ответит, всё же сбивчиво объяснила:

— Не знаю, поймёшь ли ты. Иногда, когда в душе очень больно, хочется чем-то эту боль заглушить. Вроде как клин клином вышибают и всё такое. То есть я не хочу умирать. Наверное, никогда не хотела. Хотела только, чтобы мне не было больно. Или чтобы боль стала более понятной. Когда кровь идёт, то понятно, что делать: промыть, обеззаразить, забинтовать поплотнее. Или зашить, но до такого я никогда не доводила. И эти действия — они вроде как отвлекают от другой боли.

Тимур кивнул. Возможно, он понимал Фриду гораздо лучше, чем она думала.

— А ещё это наказание и напоминание, — добавил он.

В её глазах, отражённых в стекле, мелькнуло что-то странное: не то радость, не то испуг. Испуг от того, что её чувства и мотивы так легко раскусили, и радость от того же самого. Иногда приятно знать, что ты не одинок в своих бедах.

— Знакомая штука, да? — Фрида наконец-то повернулась к Тимуру и положила ладонь ему на грудь, накрывая сердце (а скорее — пятно на рубашке, оставленное её косметикой). — А ты что делаешь, когда больно?

— Терплю. Раньше ползал по крышам, по заброшкам. Несколько раз залезал на мост, но не как нормальные люди, а снизу, по арматуре. Однажды оттуда навернулся и… В общем, теперь просто терплю. Не хочу, чтобы кто-то снова рисковал собой, спасая меня.

— Ясно. — Фрида снова отвернулась к окну и тихо спросила у отражения Тимура: — Ты дочитал?

— Да. И, чтобы не было вопросов: да, я знаю, кто такой «В.». И Диана права, тебе лучше с ним не связываться.

— Она сказала, что он друг её отца, но тут половина собравшихся — чьи-то друзья, я даже не знаю, в какую сторону смотреть.

— И никаких воспоминаний?

— Нет, даже не шевельнулось ничего. Покажи хоть, если он ещё не уехал. И Ксюшку. Пожалуйста. Я ведь даже не знаю, как она выглядит. Пыталась в соцсетях найти, но там Ксений Фроловых — тысячи, и ни одной нужной. То ли у неё страница закрыта, то ли вместо имени ник какой-нибудь… Блин, Динка могла бы и сказать, что она здесь будет!

— Ты бы тогда точно не приехала. — Тимур почти коснулся окна лбом, пытаясь разглядеть в темноте хоть что-то. Или кого-то. Мало ли, вдруг прямо сейчас Ксюше приспичит пробежать под их окном.

— И то верно, — улыбнулась Фрида. — А может и наоборот, принеслась бы со всех ног, обгоняя самолёт, чтобы хоть посмотреть на неё украдкой. Я не знаю, честно говоря. Безумно хочу её увидеть — и боюсь. А Динке я ещё выскажу всё, что о ней думаю!

— Знаешь, она могла и не сообразить в хлопотах, что Ксюша — твоя дочь. Фролова — не самая редкая фамилия. Это у меня её адрес в журнале и контакты Ольги Степановны в телефоне, а для Дианы она просто какая-то случайная школьница.

А вот Стас дёрнулся, когда Ксюша назвала фамилию. Тимур точно помнил: дёрнулся, но ничего не сказал. Любопытно…

— Какая она? — не выдержала Фрида. Наверняка ведь с самого начала хотела спросить, но боялась. Она всего боялась, эта несчастная девочка, но в основном — себя.

— Забавная, сообразительная, — начал перечислять Тимур. — Читать любит — это точно в тебя. Упрямая — если что-то вобьёт себе в голову, то переубедить невозможно. Ершистая, но в глубине души очень добрая. Отличная девочка. Думаю, вы найдёте общий язык!

— Нет, нет, что ты! Нам нельзя встречаться! Она меня, наверное, ненавидит. И правильно делает.

Тимур не стал её разубеждать. Во-первых, всё равно не поможет, а во-вторых, он и сам не знал, как Ксюша среагирует на внезапно объявившуюся мать. Но всё же сильно сомневался, что этот ребёнок умеет ненавидеть. Она даже на Гаврилова злилась больше из-за Инги, чем из-за себя.

Кстати, о Гаврилове…

Тимур старательно вгляделся в полумрак парковых закутков. Потом протёр очки и вгляделся снова. Нет, не показалось!

— Ты уверена, что Стас ничего не знает про магию и личность твоего «В.»? — настороженно спросил он.

— Я ему не говорила. А что?

— А то, что прямо сейчас они куда-то идут. Вдвоём.

Фрида тоже прильнула к стеклу, которое немедленно запотело от её дыхания.

— Это точно они? Из-за кустов не видно.

— Вроде да. Сейчас до фонаря доберутся — понятнее будет. — Тимур выключил свет, чтобы стекло не бликовало, и вернулся к наблюдательному пункту.

Две смутные тени двигались по тропинке в глубине парка, не спеша сворачивать на освещённую аллею. Лиц было не разглядеть, только и понятно, что вроде бы мужчины, оба в тёмных длинных пальто, скрывающих фигуру, но Тимур почему-то был уверен, что не ошибся.

Походка? Жесты? Интуиция? Или ему просто очень хотелось угадать, вот воображение и дорисовывало знакомые образы?

— Впереди точно Стас! — прошептала Фрида, когда мужчины ненадолго вышли на свет. — А второго я не знаю. Он был на свадьбе?

— Был, просто в углу сидел и не высовывался. Вот это и есть твой Валентин Гаврилов, любуйся.

— Фу, старый совсем! — искренне и немного по-детски поморщилась Фрида, и в этот момент очень напомнила прежнюю себя.

— Так сколько времени прошло. А он и шестнадцать лет назад был немолодой, — заметил Тимур.

Гаврилов действительно выглядел так себе. Он и раньше всегда казался унылым и немного обрюзгшим, а в последние годы совсем сдал: под глазами залегли мешки, плечи поникли, лысину тщетно пытались прикрыть три зализанные набок волосинки. Шёл он медленно, тяжело, и заметно было, что Стасу сложно подстроиться под этот неторопливый шаг.

— Мне нужно знать, о чём они говорят! — Фрида стукнула себя кулаком по ладони.

— Думаешь, там что-то важное? Может, просто разговорились или вышли воздухом подышать.

— Просто поговорить можно и за столом, а подышать воздухом — на крыльце. А они вполне целенаправленно идут… И куда их несёт?

Тимур проследил взглядом тропинку.

— Похоже, на пристань. Больше в той стороне ничего нет.

— Пошли! — Фрида направилась к выходу из комнаты так уверенно, будто и не она полчаса назад сидела на кровати в полной прострации. — Надо проследить за ними. Если повезёт, то и подслушать получится!

— Вы с Ксюшей точно подружитесь, — вполголоса пробормотал Тимур, торопясь следом за этим целеустремлённым ураганом. — Да погоди, давай хоть тёплую одежду возьмём!

— А вдруг что-то важное пропустим?

— Гаврилов с такой скоростью ковыляет, что мы их в любом случае догоним и перегоним. Когда они дойдут до пристани, мы уже будем там.

— Спрячемся и подслушаем! — обрадовалась Фрида.

Тимур не обрадовался, ему даже в детстве не нравилось играть в шпионов или в прятки. Но не бросать же без присмотра эту безбашенную девчонку? А вдруг у неё снова нервный срыв случится, а рядом никого? Или после сегодняшних откровений срываться уже нечему, все пали в неравной битве с реальностью?

Им понадобилось всего несколько минут, чтобы забрать вещи, оббежать парк по периметру и добраться до пристани раньше Стаса и Гаврилова. Правда, прятаться там оказалось особо негде: узкие деревянные мостки скрипели от каждого шага, а на укрытие тянул разве что крохотный сарайчик, в котором, скорее всего, хранилась лодка. Но на дверях сарайчика висел здоровенный амбарный замок, а чуть выше — яркий фонарь (видимо, чтобы никто в темноте не навернулся с мостков).

— На крышу! — решила Фрида и немедленно ухватилась за одну из занозистых, неплотно пригнанных друг к другу досок, пытаясь подтянуться.

— Ты с ума сошла? — прошипел Тимур. — Давай просто в тени за углом постоим!

— А вдруг им приспичит вокруг сарая прогуляться? Нет уж, полезли наверх. Там нас точно никто не увидит. Подсадишь?

Тимур оглянулся на медленно приближающуюся парочку. Уже не было никаких сомнений в том, что они направляются к берегу — больше просто некуда. Но кто гарантирует, что они здесь останутся? Может, дойдут до мостков — и сразу повернут обратно? Да и не факт, что они что-то важное обсуждают. Мало ли о чём люди могут беседовать.

Но Фрида искрилась энтузиазмом, и проще было поддержать её порыв, чем докричаться до здравого смысла, поэтому Тимур вздохнул и подставил руки, помогая своей неугомонной спутнице забраться наверх, а она кое-как втянула на крышу его. Благо высота оказалась совсем небольшая.

Крыша была сделана из цельного листа фанеры, который опасно заскрипел под весом двух человек. Вряд ли тот, кто строил этот сарай, рассчитывал, что на него взгромоздится кто-то тяжелее пары ворон.

— Надеюсь, она под нами не проломится, — запоздало спохватилась Фрида. Тимур отвечать не стал, только шикнул, призывая к молчанию: Стас и Гаврилов были уже совсем близко, и если они до сих пор не обратили внимания на шорохи за сараем, то разве что чудом.

Отчасти чудо объяснялось тем, что Гаврилов слишком старался не споткнуться на тёмной тропинке, а Стас просто нервничал. Его привычная открытая улыбка выглядела искусственной, и весь он в целом казался напряжённым и чересчур серьёзным. Да он даже в загсе таким серьёзным не был!

— И что вы такого интересного хотели мне показать? — Гаврилов вскинул голову, пытаясь перехватить взгляд Стаса.

— Вид отсюда красивый, — откликнулся тот, выходя на мостки. Доски едва слышно скрипнули. — Да идите же сюда, не бойтесь. Полюбуйтесь, какие блики на воде.

— Мы что, ради бликов сюда тащились? Серьёзно? Вы же вроде бы не художник и даже не фотограф?

— Откуда вы знаете? Вдруг я днём режу людей, а ночью рисую картины их кровью?

— Фу, Станислав! Мне казалось, у вас более вменяемое чувство юмора.

— Мне тоже, — повинился Стас. — Но людей-то я на работе действительно режу. Рисовать, правда, совершенно не умею. А посмотреть я, честно говоря, хотел не на пейзаж, а на вас.

— Посмотреть? В смысле? Зачем?

— Думал, вдруг вам от моего взгляда станет стыдно, и вы сами в реку сиганёте. Быстрее получится.

— Я вас не понимаю… — пробормотал Гаврилов, отступая на шаг. Что за дурацкие шутки?

— Ну что вы, Валентин Сергеевич, какие шутки. Я совершенно искренне на это надеюсь.

Вероятность того, что разговор окажется мирным и безобидным, таяла с каждой секундой. Стас старательно намекал, Гаврилов так же старательно изображал идиота.

А может и не изображал. Скорее всего, история с Надей была не самым ярким событием в его жизни, и он давным-давно и думать о ней забыл.

Значит, Стас всё же знал, кто виноват в проблемах его названой сестры. Сам выяснил или Диана раскололась? И если Диана, то догадывалась ли она, к чему приведёт её откровенность?

— Ладно, давайте говорить начистоту, — видимо, Стас тоже решил, что намёками ничего не добьётся. — Во-первых, вы меня бесите. Во-вторых, привет вам от Нади Фроловой, хоть она вас и не помнит.

Фрида тихонько пискнула. Или всхлипнула. В общем, издала некий сдавленный звук, расслышать который смог разве что Тимур — двое на пристани были слишком заняты тем, что буравили друг друга взглядами.

Девушка подалась вперёд, едва не свесившись с крыши. Тимур осторожно потянул её обратно, стараясь действовать одновременно быстро и беззвучно, — и, отвлекшись, упустил момент, когда Стас достал и направил на Гаврилова пистолет.

Небольшой, чёрный, в мужской руке он казался игрушечным. Но именно поэтому Тимур был уверен, что оружие настоящее.

Это было внезапно.

Действительно внезапно.

Стас и пистолет совершенно не сочетались друг с другом, словно принадлежали к разным вселенным. С тем же успехом можно было нарядить Ксюшу в балетную пачку или заставить Людвига играть на гуслях.

Гаврилов недоумённо вскинул брови. Испуганным он не выглядел, разве что слегка удивлённым.

— Не понимаю, при чём здесь Надя. Но в любом случае, мне кажется, вступаться за её честь уже поздновато.

— Не понимаете, значит?

— Нет. Я, знаете ли, не телепат. И не надо угрожать мне вашей игрушкой, я вёл бизнес в девяностые, мне и не таким угрожали.

— И как же вы выкручивались? С помощью магии? — Голос Стаса звучал расслабленно, даже слегка иронично, но пистолет он убирать не спешил. Даже не опустил.

Ага, значит, про магию он тоже в курсе.

Почему-то эта мысль принесла Тимуру некоторое облегчение. Он не любил секреты и недомолвки, а Стас казался ему человеком, которому можно доверять.

Только вот этот человек сейчас угрожал другому человеку огнестрельным оружием. Это… беспокоило. Мягко говоря.

А ещё беспокоила реакция Фриды. При виде пистолета она сжала губы и напряглась. Тоже не была готова к такому развитию событий, но вмешиваться и окликать брата не спешила.

Растерялась? Ждала подходящего момента? Наслаждалась зрелищем?

Тимур понятия не имел, что будет дальше, и торопливо прикидывал, сможет ли в критической ситуации нейтрализовать и Стаса, и Фриду (если она займёт сторону брата). По всему выходило, что двоих он не потянет. Значит, надо выбирать Стаса, потому что он вооружён. Но что, если он в момент наложения заклинания дёрнется и выстрелит?

С другой стороны, а в чём вообще проблема? Может, пусть стреляет? Не сам ли Тимур мечтал набить Гаврилову морду, а потом хорошенько отпинать по почкам?

Но ведь мечтал, а не планировал! Кажется.

— Понимаете, молодой человек, — начал Гаврилов, но Стас перебил его скептическим хмыканьем. — Перестаньте так смотреть. Вы младше меня лет на тридцать — значит, молодой. Ну так вот, не знаю, что вам наплела та юная леди, но, мне кажется, произошло некоторое недоразумение. Ничего плохого я ей не сделал.

— Совершенно ничего? — Стас снова хмыкнул. Возможно, это было нервное.

— Абсолютно. Более того, я ей ещё и помогал по возможности. Впрочем, она не очень любила принимать помощь, так что… Ну, поддерживал, сколько мог. И пока мог.

Гаврилов говорил с такой искренней убеждённостью, что Тимур на мгновение даже растерялся. Может, они с Людвигом и Ксюшей что-то не так поняли? Может, этот старый хрыч, общаясь с Надей, действительно ограничился словесной поддержкой и цветами?

Ага, а Ксюша тогда откуда взялась? Из воздуха? Вместе со своими — явно гавриловскими — генами?

— Поддерживали? Теперь это так называется? — не сдавался Стас. — Да она же от вас ребёнка родила!

— И что в этом плохого? Дети — цветы жизни.

— Особенно когда на чужом подоконнике, да?

Гаврилов флегматично пожал плечами. Мол, «ну да, на расстоянии их любить как-то проще». Никаких грехов он за собой всё ещё не видел и, похоже, вообще не понимал, в чём его обвиняют.

Вот же непробиваемый!

Шевеление сбоку Тимур скорей угадал, чем услышал или почувствовал. И торопливо покосился на Фриду — ровно в тот момент, когда она ухватила его за руку совершенно ледяными пальцами. Её глаза были встревоженно распахнуты, но о новой истерике речи вроде бы не шло. Пока что.

— Станислав… как вас по батюшке? — продолжал тем временем Гаврилов.

— Можно просто Стас.

— Стасик, давайте проясним. Я, несомненно, не безгрешен, но с Надей у нас всё было исключительно добровольно. Как принято выражаться, по обоюдному согласию. Я никогда её не принуждал, не заставлял. Не знаю, почему вы решили предъявить мне претензии спустя столько лет и кем вам приходится эта девочка… Впрочем, сейчас она, должно быть, уже взрослая женщина. В любом случае, если у неё есть ко мне вопросы, пусть приходит лично, а не отправляет посредников.

Тимур опустил руку на плечо Фриды, опасаясь, что после этих слов она немедленно сиганёт вниз, но девушка не двинулась с места.

— Она не придёт. Она вас даже не помнит, — ответил Стас.

— Так в чём же проблема?

— Именно в этом. Она хочет вспомнить. А я хочу, чтобы вы никогда больше не появлялись в её жизни. А лучше — вообще умерли и не доставляли проблем людям. Понимаете, я навёл справки, пока вас искал. И ни один, верите ли, ни один человек не отозвался о вас положительно. Пожалуй, самым мягким было определение «стрёмный».

Вряд ли Гаврилову было приятно, но держался он неплохо. Казалось, его забавляла беседа, и Тимур запоздало подумал, что, возможно, волноваться надо вовсе не за его жизнь. Да, Стас моложе, сильнее и вооружён, но он совершенно не представляет, с кем связался. Пожилой маг с небольшим резервом силы — всё ещё маг! Что для него обычный человек, пусть даже и с пистолетом?

Правда, Тимур не заметил, чтобы Гаврилов успел предпринять хоть какие-то меры предосторожности, но это ещё ни о чём не говорило.

— Вы же умный человек, Стас, — покровительственно заметил Гаврилов. — Вам не кажется, что ваши с Надей желания слегка друг другу противоречат? Никто, кроме меня, не сможет ей помочь.

— Ерунда. Все знают, что после смерти колдуна заклинание развеивается само собой.

Гаврилов дёрнулся. Тимур задумался.

Да, этот принцип был настолько очевидным, что упоминался даже в детских книжках.

На самом деле в большинстве случаев мага достаточно было просто вырубить, а иногда и вовсе отвлечь, сбить концентрацию, прервать равномерное течение силы, поддерживающей заклинание. Например, щит, под которым Тимур прятался возле беседки, наблюдая за Ингой и Бурановым, мог слететь от любого неловкого движения.

Но чары, влияющие на память, действовали по-другому. Они просто что-то изменяли в сознании. Одномоментно. А потом маг мог спокойно идти по своим делам, ничего не контролируя.

Честно говоря, Тимур так и не разобрался, как это работает, и понятия не имел, что произойдёт с памятью Нади после смерти Гаврилова: блок действительно исчезнет или, наоборот, его больше никто и никогда снять не сможет.

Но сам-то Гаврилов наверняка знал!

— А, вы об этом, — задумчиво проговорил он. — Тогда у нас небольшая проблема.

— У вас, — поправил Стас.

— Нет-нет, именно у нас. У нас обоих. Ваша проблема состоит в том, что вы полезли мне угрожать, не разобравшись в ситуации. Могли бы просто спросить, кто поставил блок на память Нади, и я бы вам сразу ответил, что это не моя работа. И, к сожалению, тот человек — величайший менталист из всех, кого я знаю, — давно скончался. И этот факт однозначно опровергает вашу теорию о том, что смерть мага поспособствует возвращению памяти. К сожалению, молодой человек, это так не работает. — Гаврилов развёл руками. — Ну а моя проблема в том, что у меня, кажется, закончились аргументы, позволяющие сохранить жизнь. Совершенно не представляю, чем ещё могу быть вам полезен.

А вот это было внезапно! Сначала Тимур подумал, что ослышался или неправильно понял. Гаврилов, по обыкновению, вместо того чтобы говорить прямо, накрутил вокруг одной фразы целый ворох словесных конструкций, завязнуть в котором было легче лёгкого.

Но если память Наде стирал не он… То кто?

Или это враньё? Очередная попытка выкрутится? Потянуть время? Свалить вину на другого?

Но вроде от остальных своих грехов Гаврилов не отказался. Да, встречался с Надей; да, она родила от него ребёнка. А кто подчистил ей воспоминания — не так уж и важно, особенно если этот кто-то давно умер.

Фрида слушала разговор, нервно закусив костяшку пальца. Второй рукой она всё ещё цеплялась за Тимура, а он так и не придумал, что делать дальше.

— Хотите сказать, это не вы стёрли Наде память? — переспросил Стас. — Но вы же только что говорили, что можете её восстановить.

— Неправда, я такого не говорил. Я сказал, что могу ей помочь. Например, рассказать, что случилось. Описать некие совместные моменты. Фотографии не покажу, не имею привычки снимать всё подряд, но, пожалуй, я мог бы попытаться…

— Не пытайтесь, — оборвал его рассуждения Стас. — Если она всё равно ничего не вспомнит, то какая разница?

— Да-да, именно это я и имел в виду, когда говорил, что у меня закончились аргументы.

До этого момента Тимур не верил, что Стас решится на что-то серьёзное. Весь этот диалог на берегу реки, пусть даже и с пистолетом, напоминал сцену из дешёвого фильма: неловкую, наигранную, плохо срежиссированную и не особо нужную в сюжете.

Но жизнь — не фильм. Жизнь состоит не только из нужных и красивых сцен.

Дуло пистолета смотрело Гаврилову прямо в грудь.

Стас не улыбался.

Гаврилов — тоже.

— Вы что, действительно собираетесь стрелять? — нервно спросил он. — Я настолько вам противен? Вы ведь меня даже не знаете!

Стас промолчал, только глубоко вдохнул, собираясь с духом.

— Выстрел — это громко! — не сдавался Гаврилов. — Вы в курсе? Вы хоть раз стреляли из пистолета? В человека? Вы понимаете, что… это же смертельно. То есть, я хочу сказать, это не шутки. Вы представляете, что происходит, когда в человека попадает пуля? Это же кровь, много крови… и больно… и вообще…

— Я врач, я знаю, как это выглядит, — тихо напомнил Стас.

— Вас поймают! Здесь всюду люди, здесь охрана, вы не сможете спрятаться, вас поймают и посадят…

— Вы уверены?

— Это очевидно.

— Вы уверены, что я вообще собирался в вас стрелять? Вы — колдун, а я, напоминаю, врач. Неужели вы думаете, что если бы я задумал убийство на собственной свадьбе, то стал бы размахивать пистолетом, как бандюган из девяностых? Нет, я бы поступил по-другому: я бы угостил вас коньяком и предложил прогуляться в какое-нибудь безлюдное место. И развлекал бы вас прогулками и разговорами достаточно долго, чтобы вещество, которое я добавил в коньяк, начало действовать. Возможно, вы бы даже заметили его действие, но списали симптомы на усталость, алкоголь или напряжённую беседу. Кстати, как самочувствие? Голова не кружится? Сердце не шалит? Или, может, в пот бросило?

— Чт-то вы сделали? — севшим голосом спросил Гаврилов. Кажется, ему и в самом деле было нехорошо. — Чем вы меня отравили?

— Да почему сразу «отравил»? Что я, маньяк какой-то? Мне кажется, в таких случаях гораздо удобнее использовать лекарство. Есть такие препараты, которые очень плохо сочетаются с алкоголем. Итак, вы вышли на берег, залюбовались красивым пейзажем, голова закружилась, ноги подогнулись, а здесь даже никакого бортика нет, вот ведь незадача, совсем владельцы не заботятся о безопасности гостей! А на календаре ноябрь, вода почти ледяная, берег довольно крутой. Утонуть при таком раскладе — раз плюнуть.

К концу рассказа Гаврилов побледнел настолько, что заметно было даже в полумраке. Тимур видел его испуганное лицо так чётко, будто стоял напротив.

Но он всё ещё не представлял, что делать. С пистолетом были хоть какие-то варианты: отбросить его в сторону, обездвижить Стаса, вовремя поставить щит.

А сейчас, получается, осталось только смотреть? Или скорую вызвать? Срочно, пока не стало поздно?

«Не нервничай, он блефует!» — раздался в голове звонкий голос Ксюши. Тимур чуть не подпрыгнул от неожиданности, Фрида тоже вздрогнула и удивлённо заозиралась.

— Ты слышал? — одними губами спросила она.

Тимур кивнул, но говорить что-то вслух поостерёгся, чтобы не привлекать внимание Стаса и Гаврилова. Очень хотелось поверить невидимой Ксюше (в конце концов, кому, как не эмпату, чувствовать такие вещи), но что, если она ошибается?

Да и где она вообще? Засела в каких-нибудь кустах?

Кустов поблизости было предостаточно, но никого, похожего на шуструю девчонку, в поле зрения не мелькало.

— Вы не станете! — уверял тем временем Гаврилов. Он резко растерял всю свою браваду и уже не пытался давить авторитетом — просто стоял, глядя на Стаса снизу вверх, и жалобно причитал: — Вы не посмеете! Я не могу вот так умереть. Вызовите скорую. Ну что вы стоите, помогите мне, вы же врач. А у меня семья…

— У меня тоже семья, — пожал плечами Стас. — Вы чуть не довели мою сестру до убийства, а я вас по головке погладить должен и сопельки вытереть?

— Сестра? В каком смысле сестра? Вы всё ещё про Надю говорите? Но у неё же не было братьев! Да и… какая разница, ведь она никого не убила!

— Убила. Себя. Почти убила. Я просто успел… помешать.

Тимур ухватил Фриду за плечи за мгновение до того, как она рванула вперёд, рискуя свалиться с крыши. Фанера опасно затрещала и, кажется, слегка прогнулась.

— Кто там? — Стас вскинул голову на звук и сощурился, пытаясь разглядеть, кто прячется наверху.

— Что вы хотите сказать? — не унимался Гаврилов, не обращая никакого внимания на посторонний шум. — Если ваша сестра решила наложить на себя руки, то это её выбор. При чём тут вообще я? Не понимаю!

— Вот и я не понимаю, как умудрилась в вас влюбиться! — крикнула Фрида, вскакивая на ноги, и в этот раз Тимур не успел её удержать.

А в следующую секунду раздался громкий хруст, и лист фанеры разломился. Тимур рухнул в темноту сарая; следом за ним, коротко взвизгнув, полетела Фрида.