Основы человечности. Работа над ошибками

Глава 15. Глубина воздействия

Продолжение беседы вышло тяжёлым, не смешным, но неожиданно спокойным.

К удивлению Тимура, Ольга Степановна при виде волка не стала орать, креститься или пытаться забить его табуреткой.

Нет, она, конечно, вздрогнула, обнаружив здоровенного хищника на собственной кухне, но исключительно от неожиданности, и немедленно потребовала превратиться обратно, пока еда не провоняла псиной, а кое-чей хаотично виляющий хвост не смахнул со стола чашки.

А ещё она готова была слушать.

За годы их знакомства Тимур привык, что Ксюшина бабушка предпочитает говорить, причём довольно категорично. Она всегда точно знала, как надо поступать, и категорически отвергала чужое мнение, если оно противоречило её собственному. Поэтому Ольга Степановна, которая спрашивает и уточняет, выглядела непривычно. Сильнее всех удивилась, пожалуй, её внучка — и ошарашенно промолчала почти весь разговор. И только Людвигу всё было нипочём.

Он действительно рассказал ей правду.

Почти всю.

В общих чертах.

Про двенадцать трупов в этом рассказе ничего не было, Людвиг вообще очень умело лавировал в потоках информации: ни слова про стройку, подвалы, Диану. Пара фраз про детство в Германии, про то, что жил не с отцом, а с бабушкой, и съехал в отдельную квартиру, как только смог за неё платить. Немножко про дружбу с Тимуром, про случайное знакомство с Ксюшей, про обнаруженный на пороге дневник, который они читали вслух, офигевая от открывшейся информации…

Ольга Степановна выслушала, покивала, устало потёрла глаза, а потом предложила Ксюше прочитать последние записи в дневнике. Даже из кухни ради этого вышла, проявив невиданную чуткость.

А может, чуткость была вовсе ни при чём, и ей просто хотелось побыть одной. Или тяжело было снова окунаться в события прошлого.

Впрочем, все они завязли в этих событиях, как глупые туристы в болоте. Причём Ксюша постоянно порывалась сделать вид, что никакого болота нет и всё в порядке, а сам Тимур устал настолько, что хотел просто сесть на ближайшую кочку — а там всё пусть идёт как идёт, можно даже ко дну.

И только Людвиг уверенно пёр вперёд по почти незаметной, одному ему видимой тропе. Под конец пути Тимуру начало казаться, что никакой тропы вовсе нет, просто местный водяной сговорился с лешим и теперь они сообща пытаются вытурить из своих владений гиперактивного оборотня, и если для этого нужна дорога — значит, будет ему дорога, указатели и банка варенья в придачу.

Варенье, кстати, на столе действительно стояло — клубничное, домашнее, с аккуратными крупными ягодами, плавающими в густом сиропе. Ксюша вертела в руках банку всё время, пока Тимур дочитывал дневник.

Сначала он, как и в прошлый раз, делал это вслух, потом понял, что больше не может, и попытался отложить тетрадь, но Людвиг сказал «Надо». Ксюша ничего не сказала, даже не посмотрела в его сторону, но почему-то сразу стало ясно: действительно надо. Кто-то же должен.

И Тимур дочитал до конца — совершенно без интонаций, как автоматическая программа по переводу текста в звук. Воспроизводил слова, даже не пытаясь вникнуть в их смысл, потому что знал: стоит увидеть за буквами реальную историю и живого человека — и голос сразу же сорвётся. В горле и так клокотало, но в этот раз не от кашля.

— Спасибо, — выдохнула Ксюша, когда он перелистнул последнюю страницу. Банка с клубникой с глухим стуком опустилась на стол. — Не нужно, всё нормально.

Тимур кивнул. До этого он действительно хотел сказать что-нибудь, но никак не мог придумать, что именно. В голову лезли только банальные фразы про то, что Надя ни в чём не виновата, что Ксюша не виновата тем более, что Ольга Степановна могла бы быть помягче с дочерью, но в тот момент, видимо, считала, что поступает правильно… а может, просто не могла по-другому, особенно после двух работ.

А вот Гаврилова хотелось стереть в порошок. Избить так, чтобы зубы во все стороны разлетелись. Выжечь на лбу строчки из дневника, чтобы видел, сука, к чему приводит его привычка использовать людей в своих целях. Менталист хренов!

— Не нужно, — повторила Ксюша, вытаскивая дневник из рук Тимура. Вытаскивалось плохо, пальцы свело от напряжения, и разжать их никак не получалось.

— Прости, я, кажется, его помял.

— Выдыхай, Тим, — велел Людвиг. — Всё будет хорошо. Мы всё починим.

— Как? Как ты собираешься это чинить?!

Тимур редко злился на других и ещё реже повышал голос, всегда пытался разобраться в причинах, рассмотреть ситуацию с разных сторон, сохранять объективность. Из-за этого в его первые годы работы в школе дети во время урока разве что на головах не ходили. А вот на руках — было дело.

Перестали, когда Тимур сказал, что он вообще-то тоже так может. И немедленно продемонстрировал.

Далеко, конечно, не ушёл, постоял у стенки пару секунд и приземлился обратно на ноги, но ребятне хватило. Может, как раз после этого у них отношения и наладились?

Или после того, как он притащил на урок кольчугу и сказал, что разрешит её померить тем, кто напишет следующую контрольную на пятёрку? Сработало, такого количества пятёрок этот класс ещё не видел. И со следующим классом тоже сработало. В общем, кольчуга потом долго в учительской лежала, не таскать же её постоянно туда-сюда, десять кило всё-таки!

Тимур не злился, даже когда кто-то эту кольчугу из учительской спёр. Только на себя — за то, что не уследил.

Но сейчас его буквально колотило от злости. От совершенно дурной бесконтрольной ярости.

— Дыши, — напомнил Людвиг. — Или, если хочешь, можешь по столу стукнуть.

— Гавриловым?

— Его здесь нет. И даже если бы был, то я не позволил бы тебе его ударить.

— Потому что он твой отец? — Тимур даже в детстве не мог понять, почему Людвиг всегда готов встать на защиту этого гада. Оказывается, ничего не изменилось. Гаврилов мог творить любую мерзость, но сын всегда оставался на его стороне.

— Не поэтому, — качнул головой Людвиг. — Просто это не наше дело: не твоё и не моё. Пусть Ксюха его бьёт, если захочет. И Надя, если вспомнит. А я прослежу, чтобы никто не вмешивался.

— А так можно? — тихо спросила Ксюша.

— Проследить? Или избить? Я бы всё-таки предложил сначала поговорить, но если очень хочется…

— Вспомнить. Она может как-то вспомнить, что произошло на самом деле?

Ксюша всё ещё избегала называть Надю мамой или по имени, но, по крайней мере, решила обойтись без этой — уже прогресс! Тимур поймал себя на мысли, что ему очень хочется, чтобы они встретились и помирились. Хотя сам он не очень хорошо представлял, как можно помириться с человеком, который пытался тебя убить — пусть даже в состоянии аффекта (или как там эта штука называется?).

— Сложно… — не стал скрывать Людвиг. — Я, честно говоря, не самый большой спец по ментальным воздействиям. Но основы, конечно, знаю. И вот какое дело: чтобы изменить или подкорректировать человеку память, нужно некое разрешение. Как бы объяснить… Тебе действительно интересно или ты ради приличия спросила?

— Интересно. — Ксюша подобралась поближе к брату, хотя Тимуру показалось, что она сейчас готова слушать что угодно, лишь бы не думать о торопливых строчках из дневника, местами размытых слезами.

— Тогда смотри: ментальные воздействия различаются по глубине и по длительности. Одно дело — вызвать мимолётную симпатию или склонить к нужной мысли, если человек сомневается; и совсем другое — внушить идею, нетипичную для этого человека, или подкорректировать память. Поверхностные воздействия работают, по сути, как обычная реклама: тебе говорят, что этот сок самый полезный, а тот кредит — самый выгодный, и ты веришь. Именно так действовал этот, когда продвигал свой строительный проект: не обманывал, а убеждал и очаровывал. Пока всё понятно?

— Да. А её… — Ксюша кивнула на дневник. — Её он тоже магией очаровал? Или она взаправду в него влюбилась?

— Не знаю. Возможно и магией. Но тут гадать бесполезно, любовь — штука внезапная. Да и, опять же, магия может дать небольшой толчок или ненадолго притупить осторожность, но это всё временные эффекты. Поверхностное воздействие длится несколько часов, максимум — пару дней, то есть на полноценный приворот никак не тянет. Тот же эффект может вызвать бутылка коньяка, букет роз или просто романтическая атмосфера в ночном клубе. Поэтому ментальную магию до сих пор и не запретили. Её применение считается не очень этичным, но в целом почти безобидным. В крайнем случае всегда можно щит лёгенький поставить. Если, конечно, умеешь.

Тимур был уверен, что последнее замечание относилось к нему, но Людвиг смотрел только на сестру.

Тем не менее напоминание показалось дельным. В следующий раз, общаясь с Гавриловым, надо не забыть поставить щит — просто на всякий случай. А для начала — вспомнить, как его вообще ставить.

— Но с помощью этой безобидной магии память не стереть. Значит, у нас речь не о поверхностных воздействиях, а о более мощных штуках. — Ксюша не спросила, а скорее подвела итог сказанному. В школе бы она так быстро соображала! (Или хотя бы слушала учителей, а не читала на телефоне фанфики во время урока.)

— Именно! — подтвердил Людвиг. — О более мощных и более сложных: полноценно залезть в чужую голову, похозяйничать там и при этом ничего не повредить — не самая тривиальная задача. Готовых шаблонов и заклинаний не существует, каждый раз надо всё рассчитывать заново в зависимости от исходных данных. Но самое важное, что для глубокого воздействия требуется… Что? — А вот теперь Людвиг смотрел на Тимура. Ехидно так смотрел, как в детстве, когда магии учил.

Тимур всегда терялся от этого взгляда, даже если точно знал ответ. Почему-то казалось, что в вопросе скрыт подвох, а то и несколько, и первое решение, пришедшее в голову, обязательно окажется неправильным. А значит — надо срочно искать другое, идеальное. Но идеальные решения не придумывались, время шло, Людвиг не выдерживал и начинал смеяться, а Тимур безудержно краснел, мечтал провалиться сквозь землю и что-то бессвязно лепетал.

Но сколько можно наступать на те же грабли?! Шестнадцать лет прошло!

— Ключ, — ответил он, запретив себе думать о возможном подвохе. — Без ключа изменить память никак не получится, только без толку мозги вскипят. И не факт, что мозги жертвы.

— Всё верно, — кивнул Людвиг, и у Тимура на мгновение появилось чувство, будто он не на простейший вопрос ответил, а сдал важный экзамен. — А теперь самое интересное: ключ должен быть дан добровольно и настроен на конкретного человека. Точнее, на двух людей — того, кто будет колдовать, и того, кого заколдовывают.

— Как с Домом? Посторонний не войдёт, даже если знает нужный символ. Обязательно нужно, чтобы боггарт сам разрешил войти, — сообразила Ксюша.

— Да.

— Тогда получается, что она сама позволила Гаврилову копаться у себя в голове? Но зачем?

— Откуда же мне знать? Влюблённые девчонки и не на такие глупости способны.

— И это никак нельзя исправить?

— Как сказать… — Людвиг поворошил волосы, словно пытаясь найти в недрах причёски решение проблемы. — Если воздействие получилось полноценным, глубоким, то само по себе оно не развеется. Шансы, конечно, есть, но я бы не рассчитывал, что Надя в один прекрасный момент вспомнит всё сама. Либо понадобится какой-то мощный триггер, либо придётся снимать чары вручную. Если под ними ещё хоть что-то уцелело.

— В смысле? Могло не уцелеть? Типа он её память совсем безвозвратно стёр?

— Безвозвратно стереть нельзя, можно только заблокировать некоторые воспоминания, а дальше уже начинается чистая физиология. Тут бы лучше Диану спросить, но, если в общих чертах: когда нейронные связи не используются, они слабеют. Если к воспоминаниям не обращаться, они стираются. Например, вряд ли ты сейчас вспомнишь, во что была одета ровно месяц назад.

— А если вспомню? — спросила Ксюша, и в вопросе явно чувствовался вызов.

— А если вспомнишь, значит, в тот день случилось что-то для тебя важное и ты периодически мысленно возвращаешься к этим событиям. Ну, или просто всегда носишь джинсы.

Тимур невольно хмыкнул. Ксюша и джинсы действительно были неразделимы. Даже когда от учеников требовалось приходить в школу при параде, одетыми по форме «белый верх — чёрный низ», она упрямо надевала джинсы, просто чёрные и не дырявые.

— То есть ты думаешь, что спустя столько лет она уже ничего не сможет вспомнить?

— Не знаю, — пожал плечами Людвиг. — Но вероятность очень высока. Боюсь, что, даже если мы найдём Надю и притащим к ней этого, восстановить уже ничего не получится. Да и где ты собралась её искать?

— Я не собиралась её искать. Это был теоретический вопрос.

— Да, я так и понял. — Людвиг снова ехидно сощурился, и Тимур знал его достаточно, чтобы расшифровать этот взгляд.

Ксюша, как выяснилось, тоже.

— Я не буду её искать! — с нажимом повторила она. — Зачем мне человек, который меня ненавидит?

— Затем, что она тебя родила?

— А потом решила, что «я тебя породил — я тебя и убью»? Нет уж, спасибо, мне и так неплохо. И вообще, у меня бабушка есть. Тоже, конечно, не святая, но хотя бы утопить не пыталась.

— Бабушка тебя любит, — заметил Людвиг.

— Я знаю. Я тоже её люблю.

— Это хорошо, потому что она уже минут десять стоит за дверью.

— Раньше сказать не мог? — Ксюша вздрогнула и обернулась, как будто её застали на месте преступления. Тимур тоже обернулся — как раз в тот момент, когда дверь с тихим скрипом приоткрылась и Ольга Степановна зашла в кухню.

— Подслушивать нехорошо, — заметил Людвиг.

— В нашей жизни вообще крайне мало хорошего. Вы весь чай выпили или хоть немного мне оставили?

Тимур скосил глаза на совершенно пустой чайник. Точнее, на два совершенно пустых чайника — для кипятка и для заварки:

— Я сейчас свежий сделаю!

— Сидите уж, сама сделаю. А вы продолжайте, не стесняйтесь. Остановились, насколько я помню, на том, нужно ли искать мою блудную дочь.

Чем дальше, тем больше Тимур поражался реакциям этой женщины. Честное слово, даже когда она нервничала и кричала, это выглядело нормальнее, чем броня фальшивого безразличия, в которую она спряталась сейчас.

— Вы сами не пробовали искать Надю? — осторожно спросил он.

— Нет. Захочет — сама вернётся. Уж дорогу домой-то она не забыла!

— А если с ней что-то случилось?

— А если со мной что-то случилось? А если с Ксюшей? Нет уж, раз она нас знать не желает, то и я её тоже. И ребёнка я ей не отдам.

— Да я и сама не отдамся, — фыркнула Ксюша. В этот момент они с бабушкой выглядели удивительно похожими — настолько, что Тимур даже завис ненадолго, переводя взгляд с одного решительного лица на другое. — Что?

— По крайней мере, вы помирились, — заметил он.

— Да мы и не ссорились. — Ольга Степановна пожала плечами.

— Ну… как сказать… — Ксюша многозначительно дёрнула себя за одну из уцелевших прядок. — Тогда индейцы с ковбоями тоже не ссорились, они с них просто так скальпы снимали, из любви к искусству.

— Ой, да ладно тебе. Волосы — не зубы, отрастут. Сходи к Ленке, пусть пострижёт тебя как-нибудь нормально.

— Твоя Ленка из всех стрижек знает только каре, удлинённое каре и каре на ножке.

— Я её к Диане отведу, — решил Тимур. И на всякий случай пояснил: — Это моя знакомая, у неё салон…

— Ещё чего! — отмахнулась Ольга Степановна. — Не надо баловать эту маленькую балбеску, она и без салонов перебьётся. В обычную парикмахерскую сходит, не развалится.

Судя по тому, как Ксюша недовольно поджала губы, назревал новый виток скандала, и Тимуру это совсем не понравилось.

— Я не собираюсь её баловать, просто хочу помочь, — объяснил он. — Что плохого в помощи, особенно если мне не сложно?

— Что плохого? Вы действительно не понимаете? Вот что получается, когда взрослые мужчины помогают молоденьким дурочкам! — Ольга Степановна потыкала пальцем в дневник. Потом вытащила из кармана сложенные вчетверо листы с распечатками фотографий, точно такие же, как те, что подбросили в кабинет директора, и швырнула их на стол. — В кафе их водят, в кино, в парикмахерскую. Цветы дарят. А девчонки и рады: уши развесят, губы накрасят, юбку напялят покороче. А потом слухи начинаются. Разговоры. И всякие прочие… последствия.

— Я не последствие, я — человек, — буркнула Ксюша.

— Да я не про тебя. Скорее, про психозы её бесконечные. Надя всегда была истеричной. Ну да ладно, было в кого. Вы правильно сказали, я тоже не святая. Но она после того, как родила, совсем с катушек съехала. Рядом с ней невозможно находиться стало, на любое слово взрывалась. Жаловалась там… — Ольга Степановна снова указала на дневник, — что ребёнок капризничает. А как ей не капризничать, когда мать вечно на нервах, дёргается от всего, как припадочная? Вы вот сказали, что она не сумасшедшая. А кто она тогда?

— Ментальные заклинания могли повлиять на психическую устойчивость или вызвать когнитивные нарушения, — задумчиво пробормотал Людвиг, подтягивая фотографии поближе к себе. Ну да, он же их так и не видел!

— Ещё раз и по-русски?

— Любые воздействия на мозг не проходят бесследно. В самом лёгком случае ощущения будут как от алкоголя: сначала небольшая эйфория, потом отходняк, похожий на похмелье. Но чем глубже воздействие, тем тяжелее последствия. Даже если всё сделано идеально и человек не замечает никаких изменений — это только видимость. Магия в любом случае ударит по психике или по организму. Думаете, легко осознать, что из твоей головы выпал фрагмент жизни? Это не просто «забыл, куда телефон положил».

— На телефон хотя бы позвонить можно, — вставила Ксюша.

— Да. А это… Как бы объяснить… Что-то похожее бывает, когда прямо во время разговора какое-то слово вылетает из головы. Вот только что было на месте — и уже нет. И, казалось бы, объясни другими словами, а то и вовсе пропусти, тебя и так поймут. Но нет, ты потом весь день ходишь и пытаешься найти нужный термин, и огрызаешься на всех, кто сбивает тебя с мысли. А слово в итоге какое-нибудь простейшее, как «колбаса». Представили? А ведь Надя потеряла кое-что поважнее колбасы.

Ольга Степановна кивнула и натянуто улыбнулась

— Я действительно думала, что она свихнулась. А как ещё я должна была реагировать? Она вела себя ненормально, стала совершенно неуправляемой. В какой-то момент это начало бросаться в глаза даже посторонним.

— А мнение посторонних — это важно, — поддела Ксюша.

— Не язви. Поживёшь с моё — поймёшь, что действительно важно. Мы же всё-таки в социуме живём. Я за неё беспокоилась, между прочим, следить старалась, из виду не выпускать. Но как тут не выпускать, когда на работу ходить надо? Вот и прошляпила момент. — Ольга Степановна развела руками. — А когда нашла дневник… Я же не сразу его нашла, а спустя пару лет, когда взялась её вещи перебирать. И читать начала не сразу, не решалась просто. А когда решилась… Сложно описать. Я читала и думала: «Какой кошмар! Моя дочь — психопатка!» И я надеялась… Я мечтала, чтобы её поведению и провалам в памяти нашлось какое-то другое объяснение. Пусть это будет секта, Кашпировский, инопланетяне, чей-то розыгрыш… пусть это будет магия. Что угодно, лишь бы не сумасшествие. Ну и не наркотики, конечно.

— Вот вы сейчас серьёзно наркотики в один ряд с сумасшествием поставили? — удивился Тимур.

— А в чём разница?

— Ну… Человек же не виноват, если у него проблемы с головой. Он не может это контролировать. А наркотики — это вроде как сознательный выбор. По крайней мере, первая доза… — Не то чтобы Тимур так уж много знал о наркотиках. Впрочем, о сумасшедших он знал не больше, но всё равно считал, что это вещи совершенно разного порядка.

— Сознательный, бессознательный… Ерунда это всё! Со стороны выглядит одинаково, проблемы у родни тоже одинаковые. У нас и психи, и наркоманы, и алкоголики — отбросы общества, да и клеймо сразу ставят на всю семью. Вы просто не видели, а я несколько лет с алкоголиком прожила, и хорошо, что этот придурок только бухлом ограничился, ни на что более тяжёлое не перешёл. А ведь мог, друзья-то у него всякие были. Так что у Надьки в этом плане наследственность крайне паршивая. Я за ней, конечно, следила, как могла, но разве за этими дурными детьми уследишь… Стоит отвернуться, а у них уже мальчики, магия, двойки в дневнике и сигареты в кармане.

В чём-то она, несомненно, была права, но Тимуру всё равно хотелось спорить. А ещё громко объявить, что Ксюша не такая. Что Надя не виновата. Что за детьми не надо следить, детей надо любить. И доверять им, чтобы они доверяли тебе в ответ и не скрывали проблемы, с которыми не могут справиться самостоятельно.

Но на это неминуемо последовал бы ответ в духе «Вот своих заведёшь — тогда и поговорим», поэтому Тимур всё же промолчал.

— То есть вы действительно рассматривали магию как реальный вариант? — поинтересовался Людвиг. — И поэтому не слишком удивились нашим рассказам?

— Я удивилась. Конечно, удивилась, потому что это был, наверное, самый маловероятный вариант из всех. Какое-то время я даже надеялась, что вы всё-таки сектанты или гипнотизёры. Но в итоге просто сказала себе: «Окей, Оля, смирись с тем, что дело в магии. Ты в неё никогда не верила, но сейчас придётся». Хотя, конечно, лучше бы секта. На неё хоть заявление в полицию подать можно, а с вами что делать — вообще не представляю.

— Понять и простить?

— Смеёшься, да? Думаешь, так легко это всё принять?

— Думаю, что вы отлично справляетесь, — улыбнулся Людвиг.

— Вот ты подлиза! И… — Ольга Степановна ненадолго задумалась, изучая оборотня. — Получается, ты действительно брат Ксюши?

— Получается, что да.

— И что ты планируешь делать с этим фактом?

— Я предпочитаю этому факту радоваться — всегда хотел младшего брата или сестрёнку. А как быть с остальной информацией… Не знаю пока. Вот вы бы что сделали?

— Убила бы этого вашего В., — спокойно ответила Ольга Степановна. Слишком спокойно, чтобы фразу можно было воспринять как шутку или абстрактную фантазию. Чувствовалось, что Ксюшина бабушка неоднократно эту мысль обдумала и давным-давно пришла ко вполне конкретному выводу. — Адресочек не подкинете?

Тимур сразу принялся вспоминать, не мелькала ли в разговоре фамилия Гаврилова. Валентинов-то пруд пруди, а вот зная фамилию, можно и поискать человека. Хотя… Может, пусть ищет? Пусть найдёт? Ведь совсем недавно Тимур и сам мечтал набить ему морду.

И до сих пор не отказался бы.

Только вот между «избить» и «убить» — огромная разница.

— Давайте обойдёмся без крайностей, — предложил Людвиг. — Я с ним поговорю.

— Поговоришь… — Ольга Степановна поцокала языком, будто пробуя слово на вкус. — Он едва не свёл с ума мою дочь, а ты с ним просто поговоришь?

— Да.

— Очень смешно!

— Не очень. Но в первую очередь я планирую с ним именно поговорить. А дальше — как пойдёт.

— Слабак. Мог бы и вступиться за честь девушки.

— Да ладно вам. Я так понял, честь свою Надя ещё до их встречи где-то оставила.

— Молчать! — Ольга Степановна саданула ладонью по столу с такой силой, что чашки подпрыгнули. Тимур и сам едва не подпрыгнул от неожиданности. Ксюша привычно втянула голову в плечи — кажется, для неё смена бабушкиного настроения внезапной не оказалась. — Не смей так говорить о моей дочери!

— Так — это как? — Людвиг вздёрнул брови в притворном удивлении. — Я, конечно, могу ошибаться, но непохоже, что она планировала девственность до свадьбы хранить. И, кстати, не вижу в этом ничего плохого. Двадцать первый век на дворе всё-таки.

— Ты… — начала Ольга Степановна, но так и не придумала, что сказать дальше, поэтому просто повторила: — Ты!

— Ну я.

— Вон из моего дома! Немедленно!

— Ладно. — Людвиг пожал плечами. — В принципе, мы вроде как все вопросы решили. Кстати, спасибо за салат и чай. Было вкусно.

Он поднялся из-за стола и кивнул Тимуру, предлагая следовать за ним.

— Извините, — пробормотал тот, поймав взгляд Ольги Степановны. — Спасибо, что выслушали.

Ответом его не удостоили, зато Ксюше, спрыгнувшей со стула, в спину немедленно полетело:

— А ты куда собралась? Тебя я никуда не отпускала!

— Но мы хотели…

— Они хотели. И могут хотеть дальше, сколько им заблагорассудится. А ты всё ещё моя внучка и живёшь в этой квартире. И останешься здесь, под моим присмотром. И вообще, иди занимайся, и так сегодня школу прогуляла.

— Ты же меня сама туда не пустила.

— Марш в комнату, я сказала!

Ксюша насупилась, но промолчала. И, конечно, никуда не пошла. Выждала немного и примирительно улыбнулась:

— Хотя бы попрощаться можно?

— Прощайтесь, — буркнула Ольга Степановна. — Только без рук.

Тимур, потянувшийся было приобнять Ксюшу в знак поддержки, торопливо отступил на шаг. Людвиг, наоборот, бесцеремонно потрепал сестру по голове, а затем и вовсе сграбастал в охапку и шепнул на ухо:

— Приходи, когда она уснёт. Есть разговор.

— Я договорюсь с Дианой насчёт стрижки, — добавил Тимур. Тоже почему-то шёпотом.

— Спасибо вам. — Ксюша смотрела ему прямо в глаза, чтобы точно не осталось сомнений: «вам» — это только ему, а не им обоим. Хотя именно Людвиг вытянул весь разговор, а Тимур просто рядом сидел и иногда кивал.

— Да я же ничего не сделал, — удивился он.

— Если бы понадобилось — сделали бы. Но хорошо, что не понадобилось.

Тимур не был в себе так уверен, но эмпату виднее.

* * *

Перемещаться в Дом из подъезда Людвиг почему-то не стал, вышел на улицу, прямо босыми ногами на холодный грязный асфальт, и вытащил сигареты.

— Устал? — спросил Тимур. Хотя что спрашивать-то, если и так видно.

— Безумно. Ты был прав, своеобразная тётка. Не думал, что её под конец так переклинит. Нормально же общались…

— Вообще-то про девственность действительно получилось грубо.

— А рассуждать об убийстве моего отца не грубо? — Людвиг щёлкнул зажигалкой и нервно затянулся. — Между прочим, нет никаких доказательств, что память Наде стёр именно он. Может, это её вообще от стресса так переклинило, безо всякой магии?

Тимур промолчал. Он давно уже понял, что обвинять Гаврилова при Людвиге бесполезно. Всё равно заступаться полезет, даже если будет точно знать, что отец виноват.

Точно так же, как всегда бросался заступаться за Тимура.

Натура у него такая — спасать и защищать. Не волк, а овчарка какая-то!

— Ладно, разберёмся, — сказал Тимур, торопясь сменить тему. — Но ты молодец, отлично держался. Я даже не представлял, что Ольгу Степановну можно настолько заболтать.

— Не знаю, как смотрелось со стороны, но у меня до сих пор руки дрожат, — сознался Людвиг и для выразительности потряс сигаретой. — Я же не знал, как она на превращение среагирует. Вдруг бы в обморок хлопнулась или сковородкой дубасить начала.

— Но решил рискнуть?

— Это была импровизация. Но в целом ничего тётка оказалась, понимающая. Хотя скандалистка, конечно. И как только Ксюха с ней живёт? Это ж свихнуться можно.

— Вот Надя и того…

— Жалко её. Им бы поговорить нормально… ведь обе же не дуры, просто упрямые, как бараны, и не доверяют друг другу. И Ксюха такая же. Но как минимум одну проблему мы решили: обвинять тебя в домогательствах Ольга Степановна теперь вряд ли будет.

— Спасибо. — Тимур кивнул, запоздало вспомнив об истинной цели визита. Так заболтались про магию и дневник, что совсем забыли про неведомого папарацци. А он, возможно, где-то совсем рядом и прямо сейчас за ними наблюдает.

А если в окна опять смотрел? А там волк посреди кухни!

Тимур обхватил себя руками, пытаясь успокоиться.

— Ты замёрз? — немедленно среагировал Людвиг. — Подожди чуть-чуть, сейчас докурю быстренько — и пойдём. Или в подъезд забеги, погрейся, а я тут свежим воздухом подышу пару минуточек.

Погреться бы действительно не помешало — к вечеру воздух стал не просто прохладным, а по-настоящему морозным, и тонкая футболка совершенно не спасала. Но дверь, конечно, закрывалась на кодовый замок, а названивать в квартиру Фроловых, чтобы открыли, не было никакого желания, поэтому Тимур честно попытался найти в ситуации хоть какой-то плюс. Например, заложенный нос наконец-то пробило!

А Людвиг словно вовсе не чувствовал холода: стоял и пялился в тёмное пасмурное небо с таким лицом, будто видел сквозь осеннюю хмарь бескрайний космос, усыпанный звёздами. Или рассвет. Или северное сияние. Или всё это вместе.

«Ему надо в лес, — снова подумал Тимур. — Или в поле. Чтобы вокруг воздух, деревья, зайцы. Чтобы бежать напрямик через кусты и радоваться, как мощны его лапищи. На свободу ему надо. А значит…»

— О чём задумался? — Людвиг шутливо ткнул его в плечо.

— О том, что дальше делать, — ответил Тимур. Не сообщать же, что прикидывал, как бы поаккуратнее обставить своё чистосердечное признание. Или не мудрить, просто прийти в гости к Рыбникову, сказать: «Это я во всём виноват», а там будь что будет?

Впрочем, ладно. Решили же отложить разборки до свадьбы, чтобы не портить Диане праздник. Немножко можно и потерпеть.

— Как что делать? Искать, кто подбросил фотографии.

— Да, точно. Ты же их понюхать собирался! Надо было ещё у Ольги Степановны распечатки забрать, чтобы сравнить запах. Я Ксюше напишу, пусть притащит вечером.

— Куда ты ей напишешь, на разбитый телефон? Да и я уже и так их понюхал.

— Когда успел?

— Долго ли… Они на столе лежали, грех было не принюхаться. И мимо почтового ящика мы проходили, а от него тоже пахнет. Немножко. — Что-то в голосе Людвига было такое… настораживающее. Напряжённое.

— И? — спросил Тимур. — Вынюхал что-нибудь интересное?

— Вынюхал.

— Тогда не томи! Кто там? Буранов?

— Это кто? — нахмурился Людвиг.

— Ну, тот мальчишка, которого Ксюша по голове треснула, когда тебя защищала. Ты же помнишь его запах?

— В общих чертах. Он ко мне близко не подходил, да и я к нему тоже не особо. Но нет, это точно не он.

— А кто тогда? — опешил Тимур. Других версий насчёт того, кто мог так подгадить ему и Ксюше, у него не было.

Людвиг затушил сигарету о край урны, выбросил бычок и тихо сообщил:

— Инга.

Тимур подумал, что ослышался, но унылое и как будто слегка виноватое выражение лица друга и учителя однозначно показывало, что со слухом всё в норме.

Инга, значит. А ведь она действительно знает, где живёт Ксюша. Может, даже код от домофона знает — и спокойно могла закинуть распечатки в почтовый ящик. И её появление возле кабинета директора никого бы не смутило, не хулиганка же.

Только вот…

— Но зачем ей это?!

Вместо ответа Людвиг развёл руками и предложил:

— Пошли домой, там подумаем.