Основы человечности. Работа над ошибками

Глава 19. Зачем Герасим утопил Муму?

Тимур никогда не понимал, как Людвиг ухитряется так легко общаться с людьми.

Он спрашивал — и ему отвечали. Он говорил — и ему верили. Он улыбался — и все вокруг тоже начинали улыбаться и радоваться жизни.

Конечно, с ксюхиной бабушкой пришлось повозиться даже ему, но это было скорее исключение из правил. А вот с Ингой проблем не возникло: она удивительно спокойно приняла информацию про магический сон длиной в шестнадцать лет и про логово в желудке боггарта. Её ни капельки не смущало, что её брат — убийца, а он не спешил оправдываться и сваливать всё на Тимура. Людвиг вообще вёл себя так, будто Тимура рядом не было, полностью сосредоточив внимание на сестре.

А вот Инга на учителя изредка косилась. Скорее всего, просто по привычке. И так же по привычке она периодически краснела и извинялась за каждое неловкое слово и действие. Но в остальном выглядела вполне довольной жизнью, заедала молоко печеньем и непринуждённо болтала ногами, рассказывая, как именно ухитрилась заколдовать Буранова.

Время приближалось к полуночи.

— Тебе домой не пора? — осторожно спросил Тимур, воспользовавшись паузой в разговоре. — Не подумай, что прогоняю, но завтра уроки, да и родители будут волноваться.

— Не будут, — отмахнулась Инга, даже не посмотрев на часы. — Папа уехал по делам, а у мамы спектакль, она ещё нескоро вернётся. Если вообще вернётся, они там день рождения кого-то из актёров отмечать собирались, а это надолго.

— Она всё ещё играет? — удивился Людвиг. — Я думал, на пенсию ушла.

— Ты что, она говорит, что из театра её вынесут разве что вперёд ногами! Они пару лет назад решили мюзикл поставить, так она теперь ещё и поёт, и отплясывает так, что за ней молодые угнаться не могут.

— Неугомонная женщина. Покажи хоть фотку, что ли.

— Сейчас! — Инга с готовностью полезла за телефоном. — Вот, это самая свежая.

— Офигеть! Я бы её даже не узнал, если бы на улице случайно увидел. Разве что по запаху.

— Неудивительно! Она за последние годы несколько раз пластику делала, а тут как раз губы подкачала, ресницы нарастила, брови свежие нарисовала.

— И в рыжий перекрасилась, — продолжил Людвиг.

— В рыжий — это давно, я классе в первом была или во втором.

Тимур честно попытался вспомнить, как выглядела жена Гаврилова от природы, но быстро сдался. Вживую он её видел нечасто: пару раз в театре, из зала (сначала — когда сам учился в школе, потом — когда детей на спектакль водил), изредка на официальных мероприятиях вместе с мужем (когда они ещё посещали официальные мероприятия, то есть до трагедии на стройке), ну и в школе — однажды, когда Стелла Гаврилова соизволила явиться на родительское собрание, отсидела его с таким видом, словно её всё происходящее вообще не касается, и ушла, так ни с кем и не заговорив.

На самом деле звали её, конечно, не Стелла. Светлана, что ли? Да, кажется, Светлана. Но на афишах почему-то всегда писали «Стелла», и Тимур не особо задумывался о причинах. Мало ли у кого какие заморочки. Ну любит она красивые имена. Актриса, творческий человек, имеет право. Хорошо, что дочку назвала Ингой, а не какой-нибудь Эсклармондой.

И как она вообще умудрилась родить со своими вечными спектаклями и гастролями? Да и возраст…

— Ладно, вернёмся к нашему Баранову, — прервал приступ ностальгии Людвиг.

— Буранову, — машинально поправил Тимур.

— Не занудничай! — отмахнулся оборотень и развернулся к Инге. — То есть ты использовала слюну в качестве связующего элемента?

— Да. Наверное, можно было придумать другой вариант, но мне больше ничего в голову не пришло.

Тимур посмотрел на свою ладонь, где ещё не до конца зажила царапина, оставшаяся после драки. Связь через кровь работала, конечно, лучше, но Инге провернуть такое было бы затруднительно.

— А если бы Буранов не согласился взять шоколадку? — спросил он.

— Даже если бы он решил отказаться из гордости или из осторожности, он бы всё равно хотел её. Я специально выбрала его любимую. А когда человек чего-то хочет, достаточно самого лёгкого ментального влияния, чтобы подтолкнуть к действию. Но я не ожидала, что он сожрёт её целиком, мне же и самой надо было как-то его слюну получить. В общем, пока он лимонад не достал, я думала, что всё, ничего не получится.

А, так это всё-таки был лимонад! Хорошо, что не пиво…

— Проще было его поцеловать, — заметил Людвиг.

— Фу-у-у! — скривилась Инга.

— А шоколадки обслюнявливать — не фу?

— Шоколадки хотя бы сладкие. И это же ради дела.

— Так и поцелуй был бы ради дела.

— Целоваться ради дела — вдвойне фу. И вдруг бы он решил, что нравится мне, и потом начал ещё сильнее надо мной смеяться и издеваться?

— Или втрескался бы в тебя по уши. Такое тоже случается. Кстати, может, ты ему правда нравишься, вот и пристаёт?

— Ты что! — испуганно распахнула глаза Инга. — Не дай Бог! Я и так-то не знаю, что теперь с ним делать. В смысле… да, у меня есть запись, которой можно шантажировать его в ответ. Но он же наверняка запомнил, как я эту запись получила. Пусть он не понял, что произошло, но точно знает, что это с ним сделала я. Вдруг он захочет отомстить? Или начнёт искать информацию про магию? Вдруг он к папе придёт и всё расскажет?

— А вот об этом надо было думать до того, как устраивать магический допрос. — Людвиг не укорял, только констатировал факт, но Тимур ясно видел, что при всей беззаботности тона он сейчас стремительно просчитывает варианты. — Ладно, предположим, нужную информацию обычный школьник вряд ли найдёт: в интернете слишком много лишней шизотерики, а в реале его всё равно никто слушать не станет. Да и побоится он рассказывать, как без штанов по тропинке прыгал. Я знаю таких ребят, они обычно очень трясутся над своей репутацией. К твоим родителям он тем более не сунется, ведь тогда они закономерно спросят, что вы не поделили. Никто из них не поверит, что ты напала на Буранова без причины. Да и вообще, вмешивать взрослых в подобные разборки — последнее дело. А про месть… скажи ему, что если с тобой что-то случится, то твой знакомый немедленно выложит видео в интернет, но не говори, кто именно. И, кстати, скинь файлик Тимуру, для сохранности.

— Почему мне-то? — удивился Тимур. Он не был против и с удовольствием снова полюбовался бы на Буранова в луже, но всё же…

— Потому что у меня почту давно отключили, я же туда шестнадцать лет не заходил. Пытался на днях с твоего компа восстановить или новую завести, но теперь везде нужен номер телефона, а у меня ни телефона, ни номера. В общем, когда разберусь с техникой — тогда мне и перешлёшь.

— Залью в облако и кину ссылку, — кивнула Инга. А потом зачем-то взяла со столика пустой стакан из-под молока, рассеянно повертела его в руках и поставила обратно. И тихо произнесла: — Я должна была сделать это раньше.

— Что именно? — не понял Тимур.

— Дать отпор Буранову. Не обязательно снимать видео или ещё как-то ему вредить. Могла бы просто не поддаваться на его провокации. Не позволять командовать мной. Я не должна была выполнять его приказы. Не должна была делать гадости другим людям. Вам.

— Но ты подбросила фотки. — Это не было вопросом, но Инга снова кивнула.

— Он мне их прислал, велел распечатать и подкинуть. Если что — поймали бы меня, а не его. Да у него и принтера нет. Я попыталась отказаться, но он сказал, что у него ведь есть и другие фото. Мои. И он не постесняется всем их показать. И я… ну… поступила как последняя дура. Как идиотка неблагодарная. Я же знала, что этим подставляю и вас, и Ксюху, что так нельзя, что вы меня возненавидите, но всё равно…

— Ты испугалась, — развёл руками Тимур. — Это нормально, все иногда боятся.

Он даже не злился. Ну а на что тут злиться? Да, сделала глупость. Но, во-первых, не по собственному желанию, а по принуждению, а во-вторых, никто ведь не умер, и мир не рухнул. В следующий раз будет думать, прежде чем делать.

Возможно.

Если станет хоть чуточку увереннее в себе.

— Да, я трусиха, но… — Инга упрямо сжала кулаки. — Я просто не понимаю, почему в тот момент я испугалась, а сегодня — нет. То есть я и сегодня боялась, но ведь смогла же взять себя в руки и сделать хоть что-то. Пусть не идеально, отдельные моменты не додумала, но ведь смогла же! А в тот раз — не смогла. Тогда, когда надо было защитить вас, я и пальцем не пошевелила. Но ведь вы важнее, чем я!

— Почему это? — искренне удивился Людвиг. — Я, конечно, этого очкарика очень люблю, но, поверь, жертвовать собой и принижать себя ради другого человека — так себе идея.

Тимур едва не рассмеялся. Слова Людвига звучали так правильно и логично… если не знать, что он сам то и дело приносил себя в жертву, помогая другим. Как он спасал Тимура, как отдавал все силы ради отцовских амбиций — и никогда ничего не просил взамен.

— Ты прав, но… Нет! — Инга помотала головой. — Я знаю, что сделала ошибку. Знаю, что поступила отвратительно. Я не должна была… Когда я кинула в почтовый ящик эти распечатки, мне вдруг стало так больно. Как будто я что-то ужасное сделала, как будто человека убила. Или часть себя выкинула и растоптала. Хотя я ведь и до этого знала, что делаю плохую вещь, но тут вдруг… осознала, что ли. Прочувствовала. А сейчас у меня ощущение, что я всё сделала правильно, но поздно. Слишком поздно. Ведь мои прошлые поступки уже не отменить.

— Знаешь, почему Герасим не мог уйти от барыни, пока не утопил Муму? — спросил Тимур.

— Потому что… — Инга явно не поняла, при чём здесь Герасим, но лицо у неё сразу стало как на уроке. Она старательно пыталась вспомнить правильный ответ, или прикинуть, какой ответ может сейчас считаться правильным, но не могла. — Потому что он был послушный? Хотя нет, тогда бы он вообще не ушёл… Нет, простите, я не помню.

— И я не помню, я вообще рассказ по диагонали пролистал, — сознался Тимур. — Но потом случайно прочитал в одной статье, что до этого поступка Герасим не мог переступить через себя, а когда утопил — то смог. Потому что терять стало уже нечего. Он лишился самого дорогого, что у него было, и только в этот момент смог осознать, чего он на самом деле хочет. Понимаешь?

Инга, кажется, понимала.

— Я просто хотела, чтобы со мной кто-нибудь дружил, — прошептала она. — Чтобы не приходилось притворяться, подстраиваться; чтобы со мной общались не потому, что я списывать даю, не потому, что я полезная, а потому, что я — это я. И я думала, что если Буранов всем покажет мои фото, то надо мной будут смеяться, и задавать дурацкие вопросы, а я не знаю, что на них ответить. И ещё мама с папой расстроятся, но это не так важно, я и без того вечно их разочаровываю. Больше всего я боялась, что со мной никто не будет дружить. Но… со мной ведь никто, кроме Ксюхи, и не дружил. А её я сама обманула. То есть… типа сама утопила нашу дружбу, как Герасим — Муму?

Тимур подумал, что Инга сейчас опять заплачет, но нет, обошлось. И хорошо, если действительно обошлось, а не законсервировалось внутри болезненным невыплаканным комком.

— Расскажи ей всё, — посоветовал он. — Она простит.

— Она меня убьёт!

— Это вряд ли. Поворчит для вида — это да, непременно. Но в итоге точно простит.

Людвиг уверенно кивнул. В разговор он не вмешивался, но всем своим видом показывал, что с мнением Тимура согласен. В кои-то веки!

— Она спросит, что было на тех фотках, которыми Буранов меня шантажировал, — не сдавалась Инга. — Я же знаю, она любопытная и точно спросит.

— Она любопытная, но умеет хранить тайны.

— Не такие тайны. То есть хранить-то она умеет, но некоторые вещи ей лучше просто не знать. Она… мне кажется, она не поймёт.

Да что же там такое? Эротическая фотосессия в школьной раздевалке? Ритуальное сожжение хомяка? Любовная переписка?

— А мне скажешь? — осторожно спросил Тимур. — Я не настаиваю. Просто… теоретически.

— Даже покажу. Вам обоим, — вздохнула Инга, вытаскивая телефон. Все дружно придвинулись ближе, даже дымчатые тени заинтересованно высунулись из-под дивана. — Только не говорите никому. Это… вроде как семейный секрет. И Ксюхе не говорите, я сама ей всё объясню. Попозже.

— А попозже — это когда? — прозвучало сбоку. Тимур мысленно выругался и торопливо повернулся к разноцветной двери — сейчас слегка приоткрытой.

Ксюша стояла, прислонившись к косяку, с любопытством оглядывала собравшихся и машинально поправляла причёску. Её обычно растрёпанные волосы были аккуратно уложены — девочки из салона долго советовались, шушукались и листали каталоги стрижек, и в итоге одна из них в порыве вдохновения выстригла на голове юной клиентки асимметричное нечто: с одной стороны получилось совсем коротко, чтобы срезанные прядки не выглядели проплешинами, с другой волосы почти доставали до плеча, а пол-лица закрывала косая чёлка, почти как у Тимура в юности. Цвета тоже обновили, сделав их более мягкими, приглушёнными.

— Ой! — сказала Инга. И немедленно (ну кто бы сомневался!) покраснела.

— Я думал, ты спишь, — сознался Тимур.

— Я и спала. Вырубилась сразу после парикмахерской, а ближе к ночи проснулась и решила вас проведать. Интересно же, чем вылазка закончилась.

— Вот этим. — Людвиг многозначительно кивнул на Ингу. — У нас пополнение.

— Я против! — Ксюша упрямо скрестила руки на груди. — Вот увидишь, она сразу же расскажет про тебя отцу. И родичам Дианы. И вообще всем, кто захочет слушать!

— Не расскажет!

— Не расскажу, обещаю, — подтвердила Инга.

— Нашёл кому верить! — На подругу Ксюша не смотрела, демонстративно обращаясь к Людвигу. — Она же трусиха, стоит только надавить — сразу же расколется. Уж я-то лучше знаю!

— Я тебе верю. Но и ей тоже верю. Надо верить в людей.

— Ты просто блаженный. Идеалист, который вечно спасает всех обиженных и обездоленных.

— Да, — спокойно подтвердил Людвиг. — Спасал, спасаю и буду спасать. Столько, сколько потребуется.

Тимур подумал, что с такой уверенностью могут говорить только те, кого в детстве никто не спас. Хотя обычно эти неспасённые вырастают озлобленными на весь свет. Примерно в девяноста девяти случаях из ста. Но иногда случается чудо и рождаются вот такие блаженные Людвиги.

Да и Ксюша, если подумать, из того же теста.

И как бы она сейчас ни хмурилась, как бы ни бросалась резкими фразами, Тимур точно знал — это защитная реакция. Ей просто очень страшно, что человек, причинивший ей боль, однажды сделает это снова. Вполне нормальная реакция, если вдуматься.

Тимуру даже странно стало — почему у него не так? Заразился от Людвига всепрощением? Или так и не прочувствовал до конца весь ужас ситуации, в которой мог оказаться из-за поступка Инги? Ведь, по сути-то, действительно ничего страшного не произошло.

Или он в глубине души точно такой же блаженный идиот? Может, они друг к другу притягиваются, как магнитные шарики? Кучкуются, как голодные котята в холодном подвале?

— Не надо меня спасать! Я смогу сама! — Инга вскочила на ноги. Возможно, больше всего ей сейчас хотелось сбежать, но выхода из Дома не было. Осталось пересилить себя и прошептать: — Ксю, прости меня… пожалуйста…

— А если не прощу, то что? — Ксюша отлипла от дверного косяка и сделала шаг вперёд.

— Ничего. Думай про меня что хочешь. Делай что хочешь. Говори что хочешь. Ты имеешь на это полное право. Просто мне надо, чтобы ты знала: ты лучшее, что со мной случилось в школе. И если мы сейчас поссоримся, мне будет очень одиноко, но это полностью моя вина. Я очень виновата перед тобой и перед Тимуром Игоревичем. Мне так стыдно. Мне даже думать об этом стыдно. Но я просто хочу, чтобы ты знала: я никогда не желала тебе вреда. Ты права, я ужасная трусиха и с этим сложно что-то сделать, но я постараюсь. Я изменюсь! Я…

— Ой, ладно, угомонись, Герасим ты мой. Слышала я ваши размышления про Муму. И если уж Тимур не злится, хотя его чуть не уволили сгоряча, то мне как-то даже стыдно на тебя обижаться. А вот если ты не расскажешь, что там за компромат на тебя у Буранова, — вот тогда я обижусь всерьёз. Ну?

— Я не хотела тебе говорить, потому что… я не думала, что ты мне поверишь. Не знала, что ты имеешь отношение к магии. Вот и всё, других причин нет.

— Это долгая история. — Ксюша смущённо потёрла нос. — Я не умею колдовать, если что. И сил у меня никаких нет. Просто удачно затесалась в эту тёплую компанию. Ну что ты так пялишься?

— Тебе очень идёт эта стрижка! — выпалила Инга таким счастливым голосом, будто её помиловали накануне смертной казни. Всё же ссора с подругой сильно её беспокоила.

— А… спасибо. Ладно, не отклоняйся от темы. Показывай. — Ксюша тоже выглядела довольной: вроде и высказалась, душу отвела, и сильно ругаться не пришлось.

Инга потыкала в телефон и положила его на стол, чтобы все могли посмотреть. Тимур на правах самого слепого сразу же пододвинулся поближе — и отстранился, даже не рассмотрев до конца. Впрочем, для того, чтобы понять, что изображено на фото, хватило и беглого взгляда.

Какой-то лес или парк (много зелени и ветки, частично загораживающие обзор), Инга спиной к камере (её русая коса, её сумка со значками — не перепутать), высоко задранный джемпер… и кожа, вся исчерченная тонкими тёмными линиями сигилл. Рисунки на лопатках, вдоль позвоночника, на пояснице — везде, где можно было разглядеть.

— Это школьный субботник в сентябре, помните? Когда всех повезли за город, мусор убирать. У меня лифчик расстегнулся, и я зашла за дерево, чтобы его поправить. Не знаю, зачем Буранов за мной потащился. То есть догадываюсь, конечно. Потому что придурок. В общем, я его тогда не заметила даже. А вечером он прислал мне эту фотку и сказал, что теперь я должна ему денег, иначе он всем её покажет. А это… вы же понимаете. Нельзя такое показывать.

— И ты ему заплатила? — спросила Ксюша. Кажется, этот вопрос беспокоил её больше, чем факт рисунков на теле подруги. Зато Людвиг, убедившись, что на телефон никто не претендует, немедленно заграбастал его себе и увеличил изображение, разглядывая узоры.

— Заплатила. — Инга беспомощно развела руками. — Даже несколько раз, он иначе не отставал. Сказала папе, что мы с ребятами решили скинуться на подарки ко Дню учителя и на новые шторы в кабинете… Он никогда не запоминает, сколько и на что мы собираем, поэтому дал не спрашивая. Но всё равно страшно было, вдруг Буранову однажды понадобятся от меня не деньги, а что-то другое. Ну и вот, понадобилось.

— Козлина! — прорычала Ксюша.

— Он долбаный гений, — выдохнул Людвиг. И вряд ли это относилось к Буранову. — С ума сойти можно! Надо быть полностью отбитым, чтобы вообще до такого додуматься. А более чёткое фото есть? Или… Ты не против, если я посмотрю вживую? Это же… Я же правильно понял, что это?

Инга кивнула.

Ксюша вопросительно посмотрела на Тимура, но он только пожал плечами. Лично он ничего не понял, и вообще слабо представлял, как Людвиг ухитрился что-то разглядеть на не особенно чёткой фотографии.

Ясно было лишь одно: Инга не просто так боялась, что фото увидит кто-то посторонний — слишком уж много неприятных вопросов оно могло вызвать. И к ней, и к её родителям.

Даже Тимур — взрослый, казалось бы, человек — татуировки в школе старался особо не светить. Получалось не очень, все о них знали, а некоторые даже видели. К счастью, только у Ксюши хватило наглости пристать с просьбой показать и рассказать, что означают странные узоры.

Тихой отличнице из восьмого класса отвертеться от вопросов было бы гораздо сложнее.

Зато сразу стал понятен её привычный выбор одежды: свободные свитера и кофты с длинными рукавами, длинные юбки, плотные колготки, джинсы… Что-то подсказывало, что спиной дело не ограничилось. Скорее всего, на руках и ногах тоже есть узоры.

Но… зачем?

Понятно, что это сделал Гаврилов (не собственноручно, конечно, но идея и расчёты точно его), но… зачем… на ребёнке?! Сколько лет она уже с этим живёт? И как собирается жить дальше?

Инга стянула через голову свитер, оставшись в коротком топике. Тимур поспешно отвернулся, но успел заметить линии татуировок под ключицами и на руках выше локтей.

Желание набить Гаврилову морду всколыхнулось с новой силой. И не только морду. Отпинать ногами, скинуть с моста, заставить прыгать в луже с голым задом.

Или просто убить.

Поймав себя на последней мысли, Тимур торопливо зажмурился и тряхнул головой. Нет-нет-нет, никаких убийств! Достаточно! Даже думать о таком нельзя, иначе чем он лучше того же Гаврилова? Тем более что тот никого собственноручно не убивал.

Но вот отпинать — да, отпинать можно!

— Я не знаю, что сказать, — призналась Ксюша.

Ну, если даже у неё слов нет — то что с остальных взять?

— Очень противно выглядит, да? — вздохнула Инга. — Ты больше не захочешь со мной общаться?

— Что?! Нет, нет! Вообще не противно, даже красиво! Просто… я не могла представить. Больно было?

— Очень. Но лучше один раз потерпеть, чем постоянно рисовать заново. Временные рисунки сильнее жгутся, чешутся, размазываются. А с татуировками можно хотя бы не бояться, что подведут в самый ответственный момент.

— И что они делают? Для чего это всё? Для всего подряд, как у Тимура Игоревича?

Людвиг хмыкнул настолько отчётливо, что слышно было, кажется, во всех уголках Дома. Уж он-то точно знал, что татуировки Тимура были созданы не «для всего подряд», а в основном для драк и, в более узком смысле, для ловли одного конкретного оборотня.

А у Инги, насколько Тимур успел разглядеть, ничего подобного не было. По сути, всё её тело покрывала одна большая татуировка, но вот её назначение сходу разгадать не получилось.

— Ну что, Тимур Игоревич, хочешь рассмотреть этот магический шедевр поближе? — вкрадчиво предложил Людвиг, как будто прочитав его мысли. Слышать от него собственное отчество было странно: вроде и забавно, и неловко, и просто непривычно.

— С ума сошёл? Она моя ученица! Меня и так уже в чём только не подозревают…

— Так она же не голая. Некоторые летом по улицам более раздетыми ходят!

— Ты её брат — ты и изучай. Я всё равно половину не пойму, а вторую перепутаю, — упрямо ответил Тимур.

— Да я, в общем-то, уже изучил. Просто хотел тебе показать несколько любопытных мест. И посоветоваться, что из этого можно озвучивать.

— Всё! — неожиданно твёрдо сказала Инга. Даже, пожалуй, приказала. — Говори всё как есть. Я больше ничего не хочу скрывать. Ни от кого из вас! Ты — мой брат, Ксю — моя лучшая подруга, Тимур Игоревич… он… просто хороший человек. Вот как видишь — так и говори.

— Как вижу… — Людвиг осёкся, у него даже голос слегка сел от волнения, хотя Тимуру было сложно представить, что могло смутить этого неугомонного. Кажется, он очень не хотел говорить о назначении татуировки. Может, и Тимуру поэтому предлагал оглянуться — чтобы тот сам посмотрел и не пришлось вслух обсуждать? — Этот… он… сделал из тебя магический аккумулятор. Ты не можешь так, как я, добровольно отдавать свою силу в произвольный момент. Кроме того, похоже, у тебя её либо совсем мало, либо вообще нет. Извини, я сейчас слабо чувствую такие штуки.

— Ничего у меня нет, — подтвердила Инга. — Ни капли своей магии. Абсолютная пустышка.

Тимур едва удержался от злорадного смешка. Не в отношении Инги, конечно. А вот Гаврилов, кажется, карму себе знатно подпортил! Так хотел заполучить новый источник силы, аж двух дочек завёл — и ни одна не унаследовала его магию. Такое, конечно, случалось: генетику и законы Менделя никто не отменял. Но всё же…

Стоп!

— А как же ты тогда пользуешься магией? — спросила Ксюша, на мгновение опередив Тимура. — Ты же ей пользуешься?

— Иногда. Немножко. Но это не моя магия. Людвиг правильно сказал, я — аккумулятор. Меня можно зарядить.

— Чтобы потом в любой момент разрядить?

— Да.

— Господи… — прошептал Тимур. — Он тебя совсем за человека не считает, что ли?

— Он… Я… — Инга замолчала, явно собираясь с мыслями. Судя по тому, что тени Дома выползли из углов и заметно сгустились, мысли были невесёлые. — Он меня не заставляет. Всегда спрашивает разрешения.

— И ты всегда разрешаешь, — добавил Людвиг. — Ты хоть раз пробовала ему отказать?

— А ты?

— А я… ну… Мне же несложно было помочь.

Тимур не выдержал и всё-таки обернулся — сил больше не было изучать стену и додумывать жесты и выражения лиц.

Впрочем, лицо у Людвига оказалось как раз такое, какое Тимур себе вообразил, — чуточку растерянное, слегка виноватое и почему-то очень юное, как будто вопрос Инги разом вернул его на много лет назад.

Дети! Какие же они все ещё дети!

Даже если понимают, что их откровенно используют, всё равно не могут решиться отказать взрослому. А этот взрослый вертит ими как хочет, давит авторитетом, вытягивает все силы — во всех смыслах. Ну и кто он после этого?

— Тимур Игоревич, сделайте лицо попроще, а то они что-нибудь заподозрят, — шепнула Ксюша.

— Не могу, — вздохнул Тимур. — Не получается.

Людвиг с Ингой, кажется, вовсе не заметили их перешёптываний, они просто стояли и сочувственно смотрели друг на друга. И, кстати, зря Тимур стеснялся: топик действительно закрывал всё, что нужно было скрыть от посторонних глаз, а под юбку Людвиг либо не полез, либо уже вернул всё на место. Но смотреть, как чёрные линии змеятся по бледной девичьей коже, было больно.

Нет, если бы Инга сама, добровольно приняла решение сделать татуировки и подождала с воплощением до совершеннолетия, все претензии моментально исчезли бы. Это её личное дело, и уж точно не Тимуру её осуждать.

Но она не хотела. Она стеснялась. Она не выбирала такую жизнь! Даже если Гаврилов действительно соблаговолил поинтересоваться мнением дочери — все знают, что на его вопрос мог быть только один вариант ответа.

— Почему ты не отказалась?! — спросила Ксюша, снова опередив Тимура (или просто озвучив его мысли). — Почему? Если ты говоришь, что он всегда спрашивал разрешения, что всё было добровольно, — то почему ты вообще на такое согласилась?

Инга пожала плечами. Не потому, что не знала. Знала, конечно. Просто не была уверена, стоит ли озвучивать причину.

— Я боялась, что он меня выгонит, — наконец созналась она. — Если я откажусь, если перестану быть полезной, то зачем я ему вообще?

— Да как можно выгнать собственного ребёнка?! — не сдержался Тимур.

Инга вместо ответа почему-то обернулась на Людвига. А Людвиг — посмотрел на её поясницу. Обвёл пальцем один из фрагментов татуировки, а потом легонько подтолкнул девочку вперёд и велел:

— Скажи им. Сама же хотела, чтобы никаких секретов.

— А я думала, заметишь ты или нет.

— Я заметил. Но сказать ты должна сама.

— Ладно… — Инга зябко обхватила себя за плечи, хотя в комнате было тепло, даже жарковато. Или просто Тимур до сих пор не снял тёплый свитер. — Я на самом деле не его ребёнок. Мы даже не родня. Я приёмная.

— О-о-о, — многозначительно протянула Ксюша.

Тимур не сказал ничего, потому что на язык лезли исключительно слова, которые в присутствии детей говорить нельзя. Даже если эти дети сами иногда изъясняются теми же словами.

— Меня удочерили совсем маленькой и всем всегда говорили, что я родная. Но мне рассказали правду довольно рано. Папа очень просил никому не говорить, даже на всякий случай заклинание сдерживающее наложил, чтобы я нечаянно не проболталась. Простенькое, я его быстро взломала. Думала, он меня либо похвалит за хорошую работу, либо отругает за самоуправство, но он, кажется, даже не заметил. Он вообще не слишком часто обращает на меня внимание. Это логично: ему нужен был не ребёнок, а сосуд для магии.

— Он так и сказал? — Тимур никак не мог справиться с эмоциями, из-за чего говорил резче, чем обычно.

Он даже кота не заводил, потому что всегда считал, что не сможет уделять ему достаточно внимания, а кто-то детей заводит ради дополнительного магического резерва. С ума сойти!

Впрочем, ничего нового: Людвига Гаврилов тоже не из-за внезапно вспыхнувшей отцовской любви из Германии притащил. А уж про ситуацию с Ксюшей и говорить нечего.

— Он всегда выражался мягче. Говорил, что ему нужен помощник. Поддержка и опора. Наследник и ученик. Правая рука.

— Короче, новая батарейка, — буркнул Людвиг.

Инга кивнула.

— А как же твоя мама? — удивилась Ксюша. — Ты ведь и её дочь тоже. Пусть приёмная, но всё равно член семьи!

— Маме наплевать. Я никогда не была её дочерью, она никогда не относилась ко мне как к дочери. Я на неё даже не похожа. Она и родных-то детей никогда не хотела, это же лишние хлопоты, траты и перерыв в карьере. Она была против идеи с татуировками, но только потому, что это неэстетично и посторонние могут заметить. Не знаю, как папа её переупрямил. Но в целом — ей наплевать. На меня, в принципе, всем наплевать.

— Ясно, — сказала Ксюша. А потом вдруг стремительно подбежала к Инге, обняла её и торопливо зашептала: — Мне не наплевать! И я верю, что никому здесь на тебя не наплевать. Ты не батарейка, не вещь, ты личность. И хватит притворяться, будто у тебя нет собственного мнения. Скажи всем, что на самом деле думаешь! Покажи им всем!

— Что? — тихо спросила Инга.

— Что хочешь! Давай тебе тоже волосы покрасим? Или пирсинг какой-нибудь бахнем!

— Не хочу пирсинг, мне не нравится.

— А что нравится?

Несмотря на год разницы, девочки были почти одного роста, а Ксюша — резкая, импульсивная — иногда казалась даже младше более серьёзной подруги. Но иногда сквозь всю её хаотичность проглядывало что-то неожиданно взрослое.

Вот и сейчас она обхватила Ингу за плечи, чуть ли не силой заставила смотреть себе в глаза и с нажимом повторила:

— Что тебе нравится? Прямо сейчас назови одну вещь, которую ты хочешь сделать или попробовать. Если стесняешься, на ухо мне скажи. Или вообще напиши на бумажке и никому не показывай. Но сама для себя реши: чего ты хочешь?

— Я видела, как некоторые клеят на лицо такие звёздочки блестящие. Или просто блёстками мажут. Очень здорово смотрится. Но мне, наверное, не пойдёт, у меня щёки и очки…

— Не попробуешь — не узнаешь! Так, ясно, завтра сразу после школы идём покупать глиттер и мазаться.

— И пить кофе с мороженым, — робко добавила Инга.

— Любишь кофе с мороженым?

— Никогда не пробовала. То есть мороженое, конечно, пробовала, а вот кофе — вообще никогда.

— Ни разу? Как так?

— Мама всегда говорит, что кофе детям нельзя. Вот мне и не разрешают. Но мне так запах нравится! И почему-то кажется, с мороженым должно быть очень вкусно. А даже если и нет — я ведь могу хотя бы попробовать?

— Одну порцию можно. Разрешаю на правах старшего брата! — улыбнулся Людвиг.

Инга… нет, не покраснела. Просто обернулась и долго смотрела на Людвига. Потом придвинулась к нему почти вплотную и снова долго смотрела, задрав голову. И наконец спросила:

— Ты правда согласен быть моим старшим братом? Даже теперь, когда выяснил, что мы не родственники? Ты же меня совсем не знаешь.

— Вот заодно и познакомимся. Может, ты и сама во мне разочаруешься и больше никогда не захочешь общаться.

— Нет! То есть… Да, я понимаю, что всякое может быть. Что реальный ты можешь сильно отличаться от того образа, который у меня в голове. Но я всю жизнь мечтала, что ты вернёшься. Не прогоняй меня, пожалуйста.

— Даже не собирался, — обнадёжил Людвиг. И тут висящие на стене часы издали душераздирающий скрежет. Видимо, в этот момент кукушка должна была выглянуть из дверки и произнести торжественное «ку-ку», но она и так торчала снаружи, поэтому только бестолково дёрнулась и снова повисла вниз головой. Стрелки лязгнули, сойдясь в одной точке. Наступила полночь. — Хотя… Прямо сейчас, наверное, всё же прогоню. Мне кажется, тебе действительно пора домой, если не хочешь завтра проспать школу.

Инга грустно кивнула. Уходить ей не хотелось, но и задерживаться не стоило.

На самом деле проблема была не только в позднем времени. Тимур успел заметить, что за последние несколько минут комната начала выглядеть гораздо мрачнее. Тени в углах стали густыми и резкими, огонь в камине потрескивал угрожающе, а нечто тёмное и неоформленное стелилось по полу, всё ближе подбираясь к ботинкам Инги. И попросту отшвырнуть боггарта ногой уже не получалось: он наметил себе новую жертву и всерьёз собирался ей полакомиться.

В общем, девочку надо было уводить.

— У нас есть какой-нибудь выход поближе к дому Инги? — спросил Тимур. Сам он мог переместиться отсюда разве что в родную квартиру, в подъезд Ксюши или вот теперь к старому детскому саду, но все эти точки располагались в одном квартале, рядом со школой. Далековато от жилища Гавриловых!

Ксюша и Людвиг слаженно замотали головами.

— Значит, на такси покатаемся. — Тимур потянулся за дублёнкой. — Инга, собирайся. Ксюш, тебя подбросить?

— Не надо, я сразу отсюда домой прыгну.

— Не засиживайся долго. Тебе тоже иногда нужно спать!

— Да я сегодня полдня проспала. Ничего страшного не случится, если мы с Людвигом поболтаем ещё пару минуточек. Спокойной ночи!

Тимур обречённо прикрыл глаза. Не требовалось обладать пророческим даром, чтобы предсказать, что произойдёт, как только они с Ингой выберутся в реальный мир.

Вопрос был исключительно в том, как отреагирует Людвиг, когда Ксюша начнёт расспрашивать его о заклинаниях, позволяющих Инге использовать магию. Конечно, она захочет так же. Хотя бы попробовать. «Один разик. Или два. Ну пожалуйста! В качестве эксперимента! Нет-нет, никаких татуировок, мы просто тренируемся! Неужели тебе самому не интересно?»

Откажется Людвиг или согласится?

Глупый вопрос.

* * *

Когда Тимур вернулся в Дом, там царил полный хаос. Стол и диван оказались завалены рисунками, чертежами и заметками, подлокотник кресла украшала свежая подпалина, на полу виднелись пятна от пролитого сока, шкуры сдвинули в угол, руки Ксюши и Людвига, склонившихся над записями, пестрели следами от чернил и ещё какими-то малопонятными линиями и завитками, боггарт прятался в дальнем углу комнаты и делал вид, что он этих безумных людей вообще не знает.

— Ой, Тимур Игоревич, а мы думали, вы сегодня уже не придёте! — воскликнула Ксюша, торопливо одёргивая рукав, чтобы скрыть символы на предплечье.

— Сегодня уже завтра, — заметил Тимур. — Я просто хотел сказать, что… не надо.

— Что не надо? — Людвиг склонил голову набок.

— Вот этого не надо. — Тимур кивнул на заготовки заклинаний. — Не надо повторять за Гавриловым и превращать живых людей в сосуды для магии.

— Я не повторяю. Это моя личная разработка, я её ещё вчера набросал, только проверить не успел. И не был уверен, что получится, но если у этого работает, то чем я хуже? У него, кстати, всё намного сложнее, потому что передача силы происходит без кровного родства. Нам с Ксюхой так выпендриваться не надо, главное — удержать магию внутри неё.

— Ну и как, удержали?

— Мы над этим работаем. — Ксюша очень старалась не смотреть на прогоревшую обивку кресла. Людвиг, напротив, изучал подпалину с таким видом, будто пытался найти в тёмных пятнах способ сделать передачу силы максимально безопасной.

— Серьёзно, шли бы вы спать, — вздохнул Тимур, хотя сам он спать не хотел: слишком насыщенный получился вечер, и теперь мысли зудели в голове беспокойным роем.

— Ты только ради этого пришёл? Чтобы нас спать отправить? — Людвиг устало потёр ногу и опустился на диван, бесцеремонно сдвинув бумаги в сторону. Ксюша сразу же плюхнулась рядом и устроилась под боком у брата. Тимур остался нависать над ними, чувствуя себя самым ответственным в этом дурдоме.

— Должен же кто-то взрослый проконтролировать, чтобы вы не наделали глупостей, — сказал он.

Сказал — и подумал, что на самом-то деле он вернулся в Дом совсем не для этого. Или не только для этого. Просто не захотел оставаться один.

Казалось, Людвиг одним своим присутствием разгоняет кошмары и заглушает внутреннюю панику, а рядом с Ксюшей было стыдно ныть и жаловаться на жизнь. Она ребёнок, и она справляется со своими проблемами, а он взрослый — значит, тем более должен справиться.

— Тимур Игоревич, поверьте, если мы действительно решим наделать глупостей, вы вряд ли сможете нас остановить, — серьёзно ответила Ксюша.

— Я знаю. Поэтому хочу убедиться, что вы сумеете остановиться сами. И мне любопытно, как вы решите проблему с передачей силы. Очень хочется стать первым, кому вы покажете результат!

Как там говорят? «Не можешь предотвратить — возглавь»?

Конечно, эти двое не прекратят свои эксперименты, но могут хотя бы их не скрывать .

— Садись! — Людвиг похлопал по дивану рядом с собой. Тимур подумал и сел, кое-как втиснувшись между другом и его записями. — Честно говоря, показывать пока нечего. Либо я где-то накосячил в расчётах, либо что-то не учёл. Надо будет поближе пообщаться с Ингой и рассмотреть её повнимательнее, но сегодня, кажется, был не лучший день, чтобы вертеть её во все стороны и перерисовывать сигиллы.

— Точно не лучший, — поддержала Ксюша. — И это мы ей ещё про меня не сказали. В смысле, про то, что мы с ней сёстры. Или не сёстры. Как это вообще называется? Сводные?

— Если и про тебя рассказывать — точно получилось бы многовато впечатлений для одного дня. Но сказать надо.

— Надо. — Ксюша прижалась к Людвигу и опустила голову ему на плечо. — Но вообще, это так странно. Я два дня пыталась убедить себя, что она моя сестра. Пыталась прочувствовать это — но у меня никак не получалось. А теперь, когда выяснилось, что она Гаврилову и не дочь вовсе, я вдруг начала думать о ней как о сестрёнке. То есть о настоящей сестрёнке. А я всегда мечтала… Ну, не всегда. В детстве. Мечтала о старшем брате, чтобы он меня защищал, и о младшей сестре, чтобы я могла защищать её. Но это была такая мечта, про которую сразу понимаешь, что она никогда не сбудется. Типа как «я бы хотела родиться принцессой» или «хочу быть высокой и зеленоглазой». И вот прошло несколько лет, а у меня действительно есть старший брат и младшая сестра, и от этого такое чувство, как будто Дед Мороз решил принести подарки за несколько пропущенных лет.

— И как ощущения? Радуешься? — уточнил Людвиг. Настороженно, потому что голос у Ксюши был какой-то совсем не радостный.

— Волнуюсь, — призналась она. — А вдруг обратно отнимет? Вдруг Инга только тебя с детства ждала, а я ей и не нужна вовсе?

Тимур невольно хмыкнул, вспомнив, как Инга совсем недавно боялась, что Ксюша от неё отвернётся. «Не нужна», как же! Да они теперь вообще друг от друга не отлипнут! Правда, что ли, попросить у Дианы и Стаса лишний пригласительный на свадьбу? Пусть девчонки вместе отдохнут!

— Я тоже волновался, — сознался Людвиг. — И с Ингой разговаривать о родстве боялся, и с тобой. А уж бабушка твоя — это вообще полный конец света. Но видишь — всё же хорошо, все друг друга поняли, все друг друга любят. Значит, и у тебя всё получится. Да и какая разница, родные вы, сводные, приёмные или просто подруги? Всем нужны друзья, семья и дом!

Дом одобрительно заворчал из всех углов разом.

— Да я не про тебя, обжора!

Тимур снова поймал себя на мысли, что боггарт похож на здоровенного наглого кота, и прямо сейчас этот кот сидит и пялится огромными жёлтыми глазами на холодильник. А в холодильнике три вкусных котлеты: одна из волчатины и две из человечины — полноценный обед.

Хорошо хоть Ингу домой отправили. А то мало ли что этот проглот мог вытащить из её подсознания после сегодняшних приключений.

Кстати, о приключениях!

— Слушай… — начал Тимур, но Людвиг внезапно шикнул на него и кивнул в сторону Ксюши.

Девочка дремала, привалившись к брату, а он тихонько гладил её по голове и улыбался. И было в этом что-то такое тёплое, душевное, семейное. На мгновение Тимуру захотелось снова стать ребёнком, и чтобы его так же гладили по голове, но он поспешно отогнал это наивное желание и тихо, чтобы не разбудить Ксюшу, прошептал:

— Думаешь, Буранов действительно удалит фото?

— Будем надеяться.

— Но ведь приказ Инги… он же на самом деле не гарантирует полного подчинения. Я имею в виду, что действие заклинания было ограничено периметром беседки и закончилось, как только Буранов из неё вышел. Правильно?

— Да.

— Тогда почему он не проигнорировал приказ?

— То есть?

— Он вышел из беседки — но продолжил прыгать, допрыгал до лужи, сделал всё, как ему велели. Хотя в этот момент магия уже не действовала, и он запросто мог пойти домой.

— Технически — мог. Но он же не знал об этом. Наверняка ещё в беседке несколько раз попробовал сопротивляться действию магии, у него не вышло, а то и больно стало, и он решил больше не пытаться, чтобы снова не стало больно. Так часто бывает, есть даже такое понятие — «выученная беспомощность». Это когда человек вроде и хочет что-то сделать, но даже не пытается, потому что заранее уверен, что у него не получится. Почитай в интернете, если интересно.

— А ты откуда такие штуки знаешь? — удивился Тимур. Раньше Людвиг не был замечен в любви к психологии и странным терминам.

— Я думал… — Людвиг опустил взгляд, сглотнул, но всё же договорил. — Я долго думал, почему столько лет не мог уйти от этого. Не просто в другую квартиру переехать, а совсем уйти, навсегда. Физически вроде мог, а морально не мог. Даже не представлял, как вообще можно на такое решиться. А потом наткнулся на пару статей на эту тему… и не только на эту, там много всякого было. Почитал, проникся, кое-что понял. Про себя и вообще. Жалко, что поздно понял.

— Ещё один Герасим?

— В видовом отношении я вроде как ближе к Муму. Только топить меня не надо, пожалуйста!

— Тебя, пожалуй, утопишь! — хмыкнул Тимур. — А с Бурановым-то что делать? Просто ждать?

— Ну да. А что тут ещё сделаешь? Мы же не в старом шпионском боевике, где достаточно выкрасть плёнку с компроматом, и все проблемы решатся сами собой. Предсказать, что будет дальше, мы не можем, поэтому просто сидим и ждём. Хотя, конечно, не нравится мне этот ваш Буранов…

— Да кому он вообще нравится?!

— Это другое. Тебе он не нравится потому, что делает гадости всем вокруг. У меня тоже веская причина его не любить — он надо мной ржал, когда я в леске запутался. Но если от всего этого абстрагироваться… не знаю, как объяснить. Ощущение от него неприятное. Или запах.

— А с запахом что не так?

— Он есть, — лаконично буркнул Людвиг.

— И? Что ты имеешь в виду?

— Не могу объяснить. Мне надо подумать. Ты только напомни, это же всё в один день произошло: сначала Ксюху перехватила Диана, а потом на вас напали те мальчишки, которых Буранов попросил тебя ограбить?

— Да, а что?

— И первые фотки сделаны в тот же день?

— Да… — Тимур напрягся. Он не вполне понимал, к чему клонит Людвиг, но готов был услышать любой, даже самый парадоксальный вывод. — Думаешь, это всё как-то связано?

— Пока не знаю.

— Вот о чём надо было Буранова спрашивать, а не о школьных пакостях!

— Поздно. — Людвиг откинул голову на спинку дивана и прикрыл глаза. — Надо подумать. И поспать.

— И Ксюшу разбудить, пусть домой идёт, — напомнил Тимур.

— И Ксюшу, — сонно пробормотал оборотень. Кажется, он всерьёз собирался вырубиться прямо сейчас.

— Людвиг… — снова окликнул его Тимур.

— Что ещё?

— Я в кустах за беседкой складной стульчик забыл.

— А голову ты дома не забыл? — фыркнул Людвиг и, не открывая глаз, ткнул пальцем в грудь друга, где под свитером скрывалась футболка с этой самой надписью. — Иди забирай, пока какие-нибудь бомжи не спёрли!

* * *

Не спалось.

Тимур забрал стульчик, на который за это время не успели покуситься бомжи и бродячие собаки, бесцельно послонялся по комнате, сходил в душ, полистал ленты в соцсетях, убедился, что Ксюша вернулась домой (была онлайн в 01:47), залез в школьный электронный журнал, потом долго выбирал, какой сериал посмотреть, но так и не выбрал.

Под утро он поймал себя на желании заказать продукты и испечь блинчики и начал искать рецепты.

А спустя ещё полчаса внезапно написал маме «Я тебя люблю».

Она перезвонила сразу же. Сходу затараторила в трубку:

— Тимочка, ты чего? Что случилось? Ты заболел? Мне приехать?

— Нет, всё в порядке, — торопливо ответил Тимур и подумал, что это как-то неправильно, когда на обычное сообщение так нервно реагируют. Надо почаще звонить, что ли, а не только фотки в мессенджере кидать. — Я просто соскучился.

— Я тоже по тебе скучаю, дорогой. — Чувствовалось, что мама улыбнулась, произнося это, но голос всё равно звучал напряжённо. — Но у вас сейчас… сколько? Пять утра?

— Я тебя разбудил? Прости…

— Всё нормально, у нас-то уже семь. — Да, мама всегда вставала рано. Перед тем, как разбудить Тимура в школу, она успевала уложить волосы, накраситься, приготовить завтрак. Причём иногда это был весьма плотный завтрак. — Что случилось? Только честно, а то я буду волноваться.

— Да ничего особенного… — (Я убил двенадцать человек!) — Немного простыл, но уже в норме. — (Я убил папу…) — Дети опять с ума сходят, Фролова подралась с Бурановым. — (Людвиг вернулся.) — Диана выходит замуж. — (Я не знаю, что делать!) — Я не знаю, что делать…

— Солнышко, — вздохнула мама, и тепло её голоса коснулось Тимура через все километры, границы и часовые пояса. — Как же так? Почему ты не говорил, что вы поссорились?

— Потому что мы не ссорились. Так получилось. Не спрашивай, пожалуйста, я тебе потом всё расскажу. У неё всё хорошо, она счастлива. Её жених — хороший человек, я с ним недавно познакомился. Так что я на Диану не в обиде, и ты тоже не обижайся. Она всё правильно сделала.

— Но как же ты?

— А что я? У меня всё нормально. Я же не приложение к ней, а самостоятельный взрослый человек. Мне тридцать с лишним лет, мам!

— Вот именно что… — Тимур почти услышал её вечные сетования на тему «тридцать лет — ума нет», а ей бы ещё внуков понянчить, но мама вдруг резко сменила тон. — Я тоже тебя люблю, милый. Если тебе хорошо — то и мне хорошо. Так что живи как хочешь. Главное — будь счастлив.

— Спасибо. И ты тоже.

— Если что — звони. Хоть в пять утра, хоть в час ночи. Понял?

— Понял, — кивнул Тимур. И почувствовал, что неудержимо улыбается. Широко, искренне и, кажется, впервые за последние несколько дней. Что-то тяжёлое внутри разжалось, позволив наконец-то вдохнуть полной грудью.

— Всё, Тимочка, извини, мне на работу пора. Давай вечером поболтаем? Я позвоню, да? Береги себя!

— Ты тоже будь осторожна. Хорошего дня.

Некоторое время Тимур ещё смотрел на отключившийся телефон.

А потом наконец-то лёг спать.

И ничего плохого ему в этот раз не снилось.