Основы человечности. Работа над ошибками

Глава 9. Вокруг да около

Перед глазами на мгновение всё смазалось, от резкой смены ракурса закружилась голова. Тимур подался назад, привалился спиной к яблоне и кое-как вдохнул. Воздуха не хватало, ноги дрожали, грудь жгло так, будто сигилла не просто нагрелась, а отпечаталась на коже раскалённым клеймом.

Но горелым вроде бы не пахло. И на том спасибо.

К счастью, попытки Тимура прийти в себя прошли незамеченными — все смотрели на Васю, который оторопело хлопал глазами, даже не пытаясь подняться. Но слюни вроде не пускал, в судорогах не бился, да и вообще выглядел довольно адекватным, разве что ошарашенным.

— Васёк, ты чего это? — удивился его товарищ, присаживаясь рядом на корточки. — Ты реально что ли в обморок грохнулся? Да не молчи ты, блин!

— Ну-ка посмотри на меня, — присоединился Стас. — Голова кружится? Тошнит? Болит что-то?

— Да чего ты ко мне пристал? — с трудом прохрипел Вася и, отмахнувшись от помощи, переполз в сидячее положение.

— Я же врач!

— Ты дебил. Ничего у меня не болит. Просто…

— Что?

— Упал.

— Просто так люди не падают.

— Ну, может, давление. Магнитные бури. Откуда я знаю?

— Встать сможешь? Или скорую вызвать?

— Да отвали ты, гиппократ. Ничего у меня не болит, иди своей дорогой.

— Может, правда скорую? — вмешался второй мужик.

— Ты-то хоть не лезь. Ща, погоди, отдышусь немного и домой поеду. Я Ленке обещал, что к ужину буду, а время уже… А ты чего пялишься? — Вася злобно зыркнул на Тимура.

— Ничего. Просто…

— Вот и захлопнись, раз просто.

— Ладно. — Тимур с трудом отлип от яблони и осторожно тронул Стаса за плечо: — Пошли отсюда.

— Сейчас, погоди, — не глядя ответил тот. — Вась, слушай, не хочешь скорую — дойди хотя бы до ближайшей аптеки, у них обычно тонометр есть. И чаю сладкого выпей обязательно. И кровь бы ещё сдать…

— Просто свалите отсюда оба! — взревел Вася. Судя по громкости голоса, ему только что резко полегчало, даже румянец на щеках появился.

На самом-то деле физически он был в полном порядке, только запаниковал, осознав, что руки-ноги его не слушаются. Любой бы запаниковал! Главное, чтобы не связал внезапное падение с драчливым «таджиком», но это вряд ли. Да если и свяжет — кто ему поверит?

Но Тимуру всё равно было стыдно. Вот так нагло перехватил контроль над чужим телом, перепугал человека до полусмерти, потом уронил… Лучше бы ещё раз в нос дал. В нос — это психологически как-то проще. Понятнее.

— Пошли, — повторил он.

Стас наконец-то обернулся — и удивлённо округлил глаза.

Возможно, будь рядом Ксюша, она бы смогла расшифровать невысказанный вопрос, но Тимур только недоумённо уставился в ответ. Стас, видимо, осознал, что телепатией здесь никто не владеет, поэтому цепко ухватил Тимура чуть выше локтя и потащил к выходу из двора, крикнув напоследок:

— Гемоглобин проверь! И витаминки купи!

— Пошёл ты… — огрызнулся Вася и зашаркал в противоположном направлении.

— И вот так всегда: хочешь как лучше, а на тебя ещё и ругаются, — вздохнул Стас и снова переключил внимание на Тимура. — Так, а с тобой что?

— А что со мной?

— Ты аж зелёный.

— Это свет так падает.

— За идиота-то меня не держи. И не пытайся врать, что тебе плохо от вида крови или что-то типа, всё равно не поверю.

Тимур неопределённо пожал плечами. Чувствовал он себя действительно паршиво: заклинание высосало все силы, татуировка на груди ныла и чесалась, чуть ниже неё, похоже, наливался неплохой синяк, а простуда, загнанная таблетками вглубь организма, снова дала о себе знать головной болью и насморком.

— Да всё нормально, честно. Просто я же вроде как болею, а тут поднапрягся слегка, вот и… Ничего, пройдёт.

— Точно? Не упадёшь, если я тебя отпущу?

— Не… — Они наконец-то вышли из двора через низкую тёмную арку, и Тимур с наслаждением вдохнул свежий вечерний воздух. — Ты сам-то как?

— Да ничего, терпимо. — Стас осторожно потрогал пальцем разбитую губу, слизнул кровь. — Сказал бы, что до свадьбы заживёт, но может и не успеть. Ты придёшь, кстати?

Назначенная дата неуклонно приближалась, и дело обстояло примерно как с юбилеем Васиной тёщи: проще прийти, чем объяснить, почему нет.

Сперва Тимур действительно хотел демонстративно запереться в квартире, задёрнуть шторы и выключить телефон. Пусть веселятся, если им так приспичило, а ему и дома неплохо. Что он там забыл? Весь вечер слушать фальшивые «Ой, да не расстраивайся, найдёшь себе другую красавицу» — так себе удовольствие, а наблюдать, как все вокруг сравнивают его со Стасом и шушукаются за спиной, — ещё хуже.

Потом кто-нибудь со стороны Рыбниковых, конечно, начнёт причитать: «Ох, как же так? Куда мир катится? Чтоб наша кровиночка — и шла замуж за чистокровного человека, да ещё и не мага?!» Будто не они эту кровиночку когда-то из дома выгнали… Хорошо, если не полезут к Стасу с тупыми претензиями. Он же, бедняга, даже не представляет, что скоро станет частью целого волчьего клана.

А если он начнёт с ними спорить или опять в какую-нибудь драку встрянет? Тогда Диана, конечно, полезет его защищать и снова разругается с роднёй. И где гарантия, что разборка не перерастёт в спонтанный оборотневый каминг-аут?

Ну и как в такой момент дома сидеть? Это же с ума сойти можно от волнения!

— Куда я от вас денусь, — улыбнулся Тимур. — Всё-таки не каждый день моя девушка выходит замуж.

— Извини, я… Слушай, я правда… — Стас неловко замер, затем ухватил Тимура за плечи и развернул к себе лицом. Роста они были почти одинакового, так что теперь смотрели друг другу прямо в глаза. — Я бы никогда не стал с ней встречаться, если бы она сказала, что у неё кто-то есть. Да мы же сперва и не встречались, просто общались, переписывались. Она говорила, что живёт у друга, потому что у родителей ей некомфортно, а одной — скучно, и я думал, что… Ну, всякое бывает. Друг — значит, просто друг. Тупо звучит, да, любой дурак бы догадался, что не бывает просто дружбы, когда вы в одной квартире живёте. Но я сам долго жил с девушкой… Так получилось, она всегда была мне как младшая сестра, и никакой романтики между нами не было. И я решил, что тут похожая ситуация, поэтому даже не спрашивал о подробностях, а Динка сама не рассказывала. Но, честно, я никогда не планировал её отбивать у тебя или чем-то таким заниматься. Я бы никогда…

Не требовалось никакой эмпатии, чтобы понять: Стас говорит правду. И ему действительно важно, чтобы ему поверили.

А ещё Тимур только сейчас, стоя лицом к лицу, заметил у него морщины — в уголках глаз, между бровей, возле губ — и с удивлением вспомнил, что Стас уже давно не мальчик, ему где-то под сорок, просто настоящий возраст надёжно спрятался за цветными носками, светлой улыбкой и лёгким характером. Наверное, такой человек и нужен был Диане — взрослый, состоявшийся, но сохранивший искренность, умение дурачиться и радоваться жизни.

— Всё нормально, — перебил Тимур его сбивчивую исповедь. — Когда вы с Дианой познакомились, между нами действительно уже ничего не было. И я очень рад, что вы встретились. Мне кажется, вы друг другу подходите.

Признание далось неожиданно легко. Ревность, до этого неприятно свербевшая внутри, заметно утихла — возможно, её зашибло в драке. К слову, о драке!

— А что ты не поделил с этими… Васей и вторым.

— Это не я с ними, а они со мной, — поморщился Стас. — Спасибо за помощь, кстати. Очень выручил. Часто у вас тут такое?

«Нет», — хотел ответить Тимур, а потом вспомнил про давешних гопников и быстро исправился:

— Случается, но редко. Поэтому и любопытно, с чего они вдруг на тебя наехали.

— Да я сам не знаю, прицепились что-то. Я на перекрёстке затупил немножко, не мог сообразить, пора уже сворачивать или ещё нет. Ну, на машине. Они мне в спину посигналили, потом обогнали и обозвали идиотом, я ответил, что просто не местный. Они меня подрезали, тут уже я на них наорал… В общем, слово за слово, вышли из машины и позвали поговорить. А я в таких разговорах, знаешь, не силён. Немножко не тот профиль, я лекарь, а не калекарь. Кстати, машина где-то там осталась… — Стас махнул рукой назад. — Может, лучше к ней вернуться? Куда мы вообще идём?

— Туда. — Тимур ткнул пальцем в направлении салона, до которого осталось минуты три, не больше. Из-за поворота уже виднелся угол нужного дома.

— Ни за что! Во-первых, я оттуда только недавно вышел, а во-вторых, если Динка заметит меня в таком виде… ну, ты её дольше меня знаешь, сам представляешь, что случится. Сначала наорёт, потом залечит, а потом побежит искать тех, кто меня отделал.

— И найдёт.

— И прибьёт. А потом её поймают, посадят, а мне придётся ей передачки в тюрьму таскать. Я на такое не подписывался, мы ещё даже пожениться не успели!

Стас шутил и, похоже, сам не представлял, насколько его шутки близки к правде. С Дианы действительно сталось бы отыскать обидчиков по запаху, а потом откусить им что-нибудь жизненно важное и скрыться незамеченной. И кто её поймает? Обычная полиция не станет гоняться за бродячей собакой, даже если она кого-то изувечит, а Рыбников, если вдруг узнает, ничего собственной дочери не сделает. За такое — точно не сделает.

Да и почему его вообще должно заботить здоровье каких-то посторонних драчливых идиотов? Ему за это не платят. Вот если бы заплатили — тогда другое дело.

У магов не было каких-то особых законов, отличных от человеческих. И, соответственно, никакой специальной магической полиции тоже не было. Но иногда конфликты всё же случались, а значит — требовались те, кто способен эти конфликты урегулировать или, если не сложилось, найти и покарать виновных. Традиционно такой работой занимались оборотни.

С предотвращением конфликтов у них было так себе (обычно они придерживались принципа «когда убьют — тогда и приходите»), но нюх и физическая сила прекрасно помогали ловить преступников. Плюс некоторые из них вполне официально работали в органах или частной охране, имели доступ к оружию, базам данных и документам.

Неудивительно, что многие маги в поисках справедливости шли именно к Рыбникову — всё же глава самого крупного клана в городе. Впрочем, понятия о справедливости у него были своеобразные, крепко завязанные на собственных интересах, дружеских связях и переменчивом волчьем настроении. Тимур с трудом мог представить себе ситуацию, в которой рискнул бы обратиться за помощью к отцу Дианы. Пожалуй, и сама Диана бы не рискнула, особенно после некоторых событий.

Но про драку ей в любом случае знать не стоило. Хотя бы до тех пор, пока Вася и его товарищ не уйдут подальше.

— Она нас не увидит, — заверил Тимур, всё дальше уводя Стаса от машины. — Зайдём с другой стороны, там обитает прекрасный человек, который не задаёт глупых вопросов. У него отдельный вход и точно есть аптечка.

* * *

Глупых вопросов Фёдор и правда задавать не стал и даже за аптечкой полез раньше, чем Тимур его попросил. Только бросил отрывисто:

— Верхнюю одежду — туда! И бахилы не забудьте. Или можете вообще обувь снять, у меня гостевые сланцы есть всех размеров. Там, в ящике.

— Предусмотрительно! — Тимур послушно выудил из разноцветной кучи тёмные шлёпки.

В мастерской после ремонта он ещё не был. Раньше Фёдор снимал малюсенький кабинет на соседней улице, в помещении без окон, где из подвала вечно несло болотом и в любое время года стаями летали комары. А здесь было сухо, просторно и светло, в углу стоял кулер, рядом — небольшой диванчик, на столике красовалась вазочка с карамельками и стопкой высились каталоги с эскизами и фотографиями готовых работ.

Магических росписей, украшавших тело Тимура, в каталогах, конечно, не было, хотя фотографии где-то в закромах лежали, Фёдор делал себе на память.

— А то! — Татуировщик гордо обвёл рукой свои владения. — Тут люди иногда по полдня сидят. Что им, в ботинках париться? Да и если на ногах что-то бить, тоже разуваться надо. Я сначала вообще хотел пол с подогревом сделать, а потом передумал.

— Дорого?

— Глупо. Придёт какой-нибудь суровый байкер за суровой татухой на всю спину, а у меня пол с подогревом! Осталось ещё цветочки на подоконнике завести и шторки плюшевые повесить.

— Думаешь, суровые байкеры не оценят цветочки? — спросил Стас, запихивая куртку в шкаф. Тимур в очередной раз удивился, как он умудряется так просто и естественно сходу переходить на ты.

— Думаю, они здесь жить останутся, прямо между фикусом и геранью. А на хрена мне такое счастье? — хохотнул Фёдор. — Ладно, шучу. Реально дороговато получалось. Не потянул. Короче, смотри, вот тебе перекись, вот тебе ватка, за той дверью сортир, там умыться можно, ссадины обработать и всякое такое. Если надо будет помочь — зови. Джинсы, наверное, лучше застирать, или отжать хотя бы, чтоб с них не капало. На батарею бросим, подсохнут, или я у девчонок фен одолжу. У меня, правда, одежды запасной нет, да ты в моей и утонул бы, ну ничего, в трусах походишь, тут все свои. Кстати, я Федя!

— Стас.

— Да я узнал, на фотках у Динки видел.

— Извини, что мы так внезапно ввалились…

— Это ты внезапно, а Тимку я уже полчаса жду. Вы только скажите честно, не друг с другом хоть подрались? А то знаю я этого очкарика, он только с виду такой пай-мальчик, а бить умеет. Потом, правда, сам пугается, что слишком сильно ударил…

— Федь, ну… — начал было Тимур, но осёкся. Потому что а как тут поспоришь, если буквально позавчера он именно так и поступил: сначала врезал Людвигу, потом сам же его в чувство приводил. А несколько дней назад двинул Динкиному брату… как же его? Лёха, вроде. Да ещё и столб этот возле гаража снёс ненароком. Потом думал, что Диана его прибьёт, и не знал, как бы потактичнее написать, спросить, всё ли в порядке.

В итоге Диана написала сама, с кучей капслока, гневных смайликов и восклицательных знаков. Спрашивала, сколько ещё Тимур собирается строить из себя героя и спасителя несчастных девиц, и уверяла, что ничего бы с его ученицей не сделалось, поговорили бы и отпустили.

Ага, видел он, как они разговаривают! С заклинанием подчинения наготове!

Конечно, не убили бы, и даже не покалечили, Диана никогда не была жестокой. Но всё же Рыбниковы — это диагноз! А ещё — синоним спонтанности и непредсказуемости.

Впрочем, он и сам не лучше. Только что чуть не довёл человека до панической атаки — и пошёл себе довольный.

Да, это была самооборона, но неужели нельзя было более гуманное заклинание подобрать? Или вообще обойтись без магии?

Сейчас Тимуру казалось, что он непременно справился бы своими силами, если бы был чуть быстрее, ловчее, умнее. Не настолько критическая сложилась ситуация, чтобы ломать чужую волю, подчинять тело, да ещё и выглядеть при этом так самодовольно.

Он украдкой заглянул в зеркальную дверцу шкафа. Тимур из зазеркалья был похож на встрёпанного воробья, побывавшего в грязной луже, — всё как обычно, и никакой мрачной решимости. И на том спасибо!

— Да красивый, красивый! — поддел Фёдор, всё-таки заметивший, как друг изучает собственное отражение.

— Ну тебя… Я не то… Посмотрел просто.

— Выдохни. Я понял, что не просто так любуешься. Синяки пересчитываешь? Вроде снаружи не заметно ничего. Хотя… Погоди, а с рукой что?

— Поцарапался.

— Ничего себе поцарапался, вся ладонь в крови. На-ка, протри хотя бы. — Фёдор почти силой впихнул ему спиртовую салфетку. — А теперь футболку задери.

Пока Тимур занимался самокопанием, Стас успел скрыться в туалете вместе с аптечкой и, судя по шуму воды, обратно пока не собирался, так что стесняться было особо некого. Ну не Фёдора же, в самом деле! Он друга и в гораздо более побитом состоянии видел.

Зеркало послушно отразило то, что Тимур и так неплохо представлял: кожа вокруг активированной сигиллы была красноватой и слегка припухшей, а чуть ниже красовался здоровенный синяк.

— Чем это тебя так? — присвистнул Фёдор, демонстративно игнорируя состояние татуировки.

— Не поверишь, кулаком. Вроде бы. Я, честно говоря, не разглядел.

— Хорошо, что не кастетом. Рёбра целы?

— Надеюсь. Не хрустят, не болят…

— У меня мазь от ушибов есть. Где-то там. — Фёдор кивнул в направлении Стаса, аптечки и туалета. — Ну вы как с ним? Реально не поругались?

— Да как с ним вообще ругаться? Захочешь к чему-то придраться — и то не получится. Какой-то удивительно комфортный мужик.

— Ну, тогда посочувствуем ему от всей души. С Динкой нелегко будет.

— А кому сейчас легко? — Тимур одёрнул футболку и снова покосился в зеркало. — Слушай, Федь, я разве похож на таджика?

— Вроде нет, но я в определении национальностей не силён. А что?

— Пытаюсь понять, почему некоторые люди используют это слово как оскорбление. Как будто таджик — это что-то плохое.

— Люди из любого слова могут сделать оскорбление: из национальности, из профессии, из пола, из цвета кожи. Просто из цвета. Ну и что теперь, на всех идиотов внимание обращать?

В этом был весь Фёдор — непоколебимое спокойствие и уверенность в собственных словах. Спорить с ним было совершенно невозможно, поэтому Тимур никогда даже не пытался заниматься подобной ерундой.

С другой стороны, он не мог вспомнить ни одного случая, когда Фёдор ошибался. Если он чего-то не знал, то так и говорил: «не знаю», «не думал об этом», «не разбираюсь в таких вещах». Но уж если что-то утверждал — значит, именно так всё и было.

— Федь, — осторожно начал Тимур. — Кажется, мне нужен твой совет.

— Прямо сейчас? Или время терпит? А то, судя по твоему лицу, к этому совету надо морально подготовиться и пивом закупиться.

— Не совсем сейчас… Когда Стас уйдёт.

— То есть на него пива не брать? Отлично, тогда я добегу до магазина, а вы тут общайтесь, отмывайтесь, сушитесь… В общем, ведите себя хорошо. Если что — звони.

Слова с делами у Фёдора никогда не расходились. Вот и сейчас Тимур опомниться не успел, а входная дверь уже хлопнула, выпустив татуировщика на улицу.

Осталось только сесть на гостевой диванчик и задумчиво пробормотать: «Я ж пить не собирался». Но не кричать же вдогонку, чтобы безалкогольное брал.

* * *

К тому моменту, как Стас наконец-то отправился по своим делам, Тимур понял, что слегка переоценил силы.

Таблетка, выпитая перед выходом из дома, перестала действовать, и в голове снова стало тяжело и мутно. Адреналин тоже схлынул, и тело наконец-то в полной мере осознало последствия короткой драки: мышцы ныли, синяки болели (их, конечно, оказалось больше одного, причём Тимур совершенно не помнил, как умудрился получить остальные), подживающая царапина на ладони зудела и чесалась. Хотелось лечь и вырубиться, а не изливать душу Фёдору, но тот уже водрузил на столик две банки пива, пачку чипсов, упаковку острых сухариков и пакетик с мармеладными мишками, которые в понятие «закуска» не очень вписывались, но выглядели куда привлекательнее, чем всё остальное.

Тимур вытащил зелёного медвежонка и нерешительно повертел его в пальцах.

Надо было с чего-то начать, но большинство слов потерялось, а те, что остались, никак не хотели складываться в связное предложение.

— Смеркалось, — раздался сверху зычный голос. Фёдор и так-то был основательно выше, а сейчас ещё и сидел на стуле, в то время как Тимур сгорбился на диване, и давящее ощущение от этого только крепло.

— А?

— В детстве, ещё до того, как мы познакомились, я пытался рассказы писать. Идей была куча, но вот с первым предложением вечно не клеилось. Я часами на пустой лист смотрел и страдал, потом наконец-то находил нужную фразу — и тогда уже писал дальше. Мог за ночь тетрадку исписать, а то и больше. Нашёл вот недавно эти тетрадки, перечитал. Внутри ерунда, конечно, полнейшая, но зато каждый — реально, каждый — рассказ начинается со слова «смеркалось». Ну так вот, смеркалось. А дальше?

«Смеркалось, — мысленно повторил Тимур. — Смеркалось, мы сидели на диване, и Людвиг рассказывал мне, как…»

— Представь, что ты сделал что-то плохое, а твой друг взял вину на себя, — выпалил он, не давая себе сбежать от разговора.

— И что именно плохое ты сделал? — немедленно уточнил Фёдор.

— Я не… Ничего. Это же просто теоретически.

— Ладно, а насколько плохую вещь ты теоретически сделал?

— Не сделал, — зачем-то упрямо буркнул Тимур.

— Окей, ты не сделал ничего плохого, но всё же, теоретически…

— Фёдор!

— Извини, но у тебя был такой серьёзный вид, что пришлось срочно разрядить обстановку.

— Разрядил, блин… — Изливать душу, пусть даже иносказательно, немедленно расхотелось. Но слова (те самые, потерявшиеся, а потом внезапно нашедшиеся) метались внутри и жаждали прорваться наружу.

Говорить было больно, но молчать — ещё больнее.

«А пойти всё равно больше не к кому», - обречённо подумал Тимур.

— Ну прости, виноват, — примирительно вскинул руки Фёдор. — Ладно, излагай как умеешь, я слушаю. Или пива глотни, вдруг поможет. Хорошее, кстати, пиво, крафтовое. У нас тут за углом магазинчик недавно открыли.

— Федь, это правда важно. Давай я сначала расскажу, а потом уже пиво.

— Ладно, не хочешь пить — вот тебе замена. — Фёдор вытащил из кулера пустой пластиковый стаканчик и поставил перед Тимуром. — Терзай его и прекрати мучить несчастного медведя.

Кусок мармелада, раздавленный пальцами, на медведя уже совсем не походил. Руки теперь все были липкие и пахли химическим ароматизатором. Яблочным.

И кровью.

Казалось, они теперь всю жизнь будут пахнуть кровью.

— Извини, — Тимур дотянулся до салфетки и тщательно стёр ей остатки медвежонка. — Так вот, представь… просто теоретически представь, что… Жили-были два друга. Условные такие Биба и Боба. И один из них крупно накосячил, а второй взял вину на себя, и его посадили в тюрьму.

— А первый — совсем идиот? Или трус? Он за друга вступиться не захотел?

— Он не знал. Идиот, да, идиот и трус, но он правда не знал, что виноват. Так привык верить другу, что когда тот сказал: «Это всё я сделал!», он сразу же ему поверил. И жил дальше с мыслью, что друг-то у него, оказывается, тот ещё козёл, и надо было раньше догадаться, что не стоит с ним связываться. А однажды друг сбежал из тюрьмы, и правда всплыла. И…

— И? — Фёдор уже не шутил, смотрел чуть сощурившись, как на эскиз будущей татуировки. Словно прикидывал масштаб работы.

— И вот этот человек… он вдруг осознал, что именно он — настоящий козёл. И теперь он не знает, что делать. И ему плохо. Вот и всё.

— А обязательно что-то делать? Нельзя просто забить?

— Не получится. Если ничего не делать, то рано или поздно друга найдут и посадят обратно в тюрьму, и это уже совсем никуда не годится. Он же не виноват! А если честно во всём признаться, то друга, конечно, не тронут, но посадят второго. Первого. Ну… того, который накосячил на самом деле.

— А наш условный Биба в тюрьму, конечно, не хочет.

— Не хочет. Хоть и заслужил. Он же трус и идиот, помнишь? И ещё друг… который Боба, тоже не хочет, чтобы Биба сел в тюрьму. И говорит, что… типа, тогда получится, что он зря сдавался и брал всё на себя. Какой в этом смысл, если в итоге наказание достанется обоим?

— Да, так себе ситуация. А от меня-то тебе что нужно?

— Совет.

— Исходных данных маловато. — Фёдор покрутил в руках свою банку, словно надеялся вычитать недостающую информацию на пивной этикетке. — Но если думать отстранённо, то я бы предложил твоему другу…

— Не моему. Абстрактному другу.

— Не твоему абстрактному другу я бы предложил сбежать куда-то, где его не найдут. Если такое место существует, конечно. А Биба наш пусть дальше живёт как жил, всё равно вряд ли какая-то тюрьма сделает ему больнее, чем собственная совесть.

Тимур вздохнул. Где-то в глубине души он надеялся на обратное: что расскажет всем правду — и его наконец-то отпустит. Тайна, живущая внутри, жгла, скреблась и просилась наружу. Ненадолго помогали дружеские беседы и физическая активность, но после передышки становилось только хуже, и не верилось, что со временем будет легче.

Да и не надо. Не заслужил.

— Я не выдержу, Федь. Ещё немножко потерплю, конечно. До свадьбы, чтобы никому праздник не испортить. А потом, если больше ничего не придумаю, пойду сдаваться. Лучше так, чем в окно или с какого-нибудь моста.

— Дурак, что ли?

— А что мне ещё остаётся? Если я не признаюсь, никто его невиновность не докажет!

— Ладно, давай так: допустим, посадят тебя в тюрьму. Ну, или каким-то другим образом накажут. Я не знаю, как у вас там наказывают: подвесят над кипящим вулканом, заставят смотреть все сезоны «Сверхъестественного», клеймо позорное выжгут. Но кому в результате станет лучше?

— Мне! — убеждённо выкрикнул Тимур.

— Почему?

— Потому что я преступник и должен быть наказан.

— Сомневаюсь.

— Ты просто не знаешь, что я сделал.

— Не знаю, и не уверен, что хочу знать. Но сейчас — живой и свободный — ты всё же какую-никакую пользу людям приносишь, детей учишь. Они тебя любят. Хочешь, чтобы они разочаровались в тебе и во всём, чему ты их учил?

— Ну… нет… Но они же ничего не узнают. Подумают, что я просто уволился.

— Вот-вот, уволился, бросил их на произвол судьбы.

— Ты утрируешь.

— Нет, пытаюсь воззвать к твоему чувству социальной ответственности.

— То есть давишь на жалость.

— Да! — Фёдор отхлебнул пива. — Кто-то же должен. Когда ты начинаешь думать о других, то перестаёшь загоняться. Так что подумай о детях. Про Ксюху твою разноцветную, например, подумай — к кому она за советом пойдёт, если тебя не будет?

— К Людвигу. Ничего, как-нибудь без меня разберутся.

Фёдор, услышав имя, не выдал удивление ни единым жестом. Даже глазом не моргнул.

Про Людвига он, конечно, знал — но ровно то, что Тимур счёл возможным рассказать. Правда, рассказывал он обычно на эмоциях, так что мог и ляпнуть что-то лишнее ненароком, но Фёдор, как водится, старательно пропускал мимо ушей все нестыковки и отклонения от официальной версии.

Не то чтобы она так уж сильно отличалась от реальности. В ней тоже фигурировал Людвиг Майер, сын отцовского компаньона, который помогал Тимуру с математикой, физикой и прочими точными науками, да и вообще был кем-то средним между старшим братом, лучшим другом и примером для подражания. Почти как сын маминой подруги, только папиного друга.

Потом случилась трагедия на стройке — и пример для подражания исчез в неизвестном направлении. Полиция так и не определилась, считать его главным подозреваемым или важным свидетелем, которого аккуратно устранили. Ситуацию покрутили в разные стороны, сравнили версии, опросили очевидцев, призвали на помощь экспертов — да и списали всё на несчастный случай при работе с пиротехникой. Мол, солнечный лучик неудачно преломился через какую-то стекляшку и ещё более неудачно подпалил фитиль одного из фейерверков, а дальше началась неконтролируемая цепная реакция.

Версия выглядела откровенно бредовой, но эксперты, настаивавшие на ней, клялись и божились, что именно так всё и было. Ещё бы, после общения с лучшими менталистами города!

Тимур, конечно, не мог рассказать Фёдору, что произошло на самом деле, поэтому ограничился тем, что вслух костерил пропавшего Людвига и желал ему всяческих кар.

В общем-то, легко было догадаться, кто скрывался под именем условного Бобы, возникшего из небытия.

— Вот-вот, и про Людвига тоже подумай, — серьёзно кивнул Фёдор. — Сам же сказал, что он бы не хотел…

— Всё, хватит, я понял, — перебил его Тимур. — А то сейчас мы дойдём до того, что и ты бы не хотел…

— Дойдём, конечно. Знаешь, если у меня будет выбор между тобой и человеком, о котором я только слышал, причём в основном плохое… Ну как думаешь, кого я выберу? Так что мне бы, конечно, не хотелось видеть тебя за решёткой, хоть за железной, хоть за магической.

Тимур сначала даже не сообразил, что его в этой фразе зацепило. Не обрадовало, не огорчило, не смутило, а просто странным образом царапнуло слух своей чуждостью.

Потом понял:

— Ты впервые произнёс вслух слово «магический» применительно к реальности!

— Сорян, больше не буду.

— Да почему? Почему ты так старательно игнорируешь магию?

— Потому что вы с Динкой так же старательно меня от неё отгораживаете. А я, знаешь ли, не слепой. Но и не тупой. Если вам надо, чтобы я ничего не замечал, я согласен не замечать. Нервы целее будут.

— Меньше знаешь — крепче спишь?

— И это тоже. А ещё — должен же среди твоих друзей быть хоть один нормальный человек. И, кстати, как друг, я от души советую… — Фёдор пересел на диван, подперев Тимура, осторожно вытащил из его рук остатки пластикового стаканчика и вставил вместо него банку пива. — Пей! Пей, хуже уже не будет. И не раскисай раньше времени. Сдаться всегда успеешь. Попробуй для разнообразия побороться.

— Как?

— Не знаю. Сейчас — не знаю. Но постараюсь об этом подумать. Вдруг есть другие варианты, о которых я не в курсе.

— Ты много о чём не в курсе, — вздохнул Тимур. — Я могу рассказать, но…

— Не надо, — остановил Фёдор. — Пока что — не надо. Попробую посмотреть на эту историю со стороны, независимым взглядом. И, кстати… вот мы тут обсуждаем, что сначала все думали, что виноват он, теперь выяснили, что виноват ты… А не может быть виноват кто-то третий?

— Да там же больше никого не было!

— Точно? Или ты не видел? И обязательно ли физическое присутствие?

— Я… не знаю. Не думал об этом.

— Подумай. Это просто гипотеза, причём высказанная наобум. Но всё же — подумай. Хоть отвлечёшься немножко от самокопания.

— Спасибо. Я попробую. — Прямо сейчас думать не получалось, такие штуки Тимуру всегда лучше удавались в одиночестве, поэтому он всё-таки отхлебнул из банки. Пиво оказалось действительно неплохое, только успело слегка нагреться за время разговора. — А про твою первую идею… Про сбежать…

— Ну?

— У тебя случайно нет знакомых, которые могут сделать документы?

— Разве что справку от нарколога. А твоему другу, я так понимаю, что-то посерьёзнее надо.

— Да, у него сейчас вообще ничего нет. — И даже если бы было — год рождения явно портил впечатление. Всё же на сорокалетнего Людвиг ну никак не тянул.— Паспорт нужен: обычный и загран. И виза. — Хотя, если вдуматься, зачем волку виза? Животных на границе не досматривают. Но не будет же он вечно в звериной шкуре бегать? Всё равно придётся как-то легализоваться… Вот только как убедить его сбежать?

Почему-то Тимур был уверен: уезжать Людвиг не захочет.

Впрочем, это же не повод не спросить.

* * *

Из недр квартиры раздавались звуки драки.

Не те, что в проходном дворе несколько часов назад. В этот раз драка звучала как клацанье по клавишам, клики мышкой, сдавленное «Да чтоб тебя!», азартное «Прыгай, прыгай! На пробел жми!» и целый ворох звуковых эффектов из колонок.

— Долбаная жестянка! — рыкнул Людвиг, в порыве чувств бросив мышку на стол.

— Эй, технику мне не разбей. — Тимур торопливо разулся и отправился разбираться, что происходит.

Происходила та самая китайская игрушка, про которую Ксюша периодически азартно рассказывала и название которой Тимур никак не мог запомнить (да и не особо стремился, чего уж там). Правда, в этот раз персонажи на экране почему-то говорили по-английски, а субтитры шли на немецком.

— А я тут решила Людвигу «Геншин» показать. И заодно языки подучить, — сразу же опередила все вопросы Ксюша.

Ну да, не «Варкрафт» же ему показывать, что он в нём не видел? Тем более что там за последние годы, кажется, даже интерфейс не изменился.

— Я думаю, он и так достаточно неплохо знает и немецкий, и английский. Так что для подучивания языков тебе надо в своём аккаунте перевод менять, а не в его.

— А вдруг это мой?

— С неоткрытыми кусками карты и персонажами двадцатого уровня? Не смеши!

— Мы разбирали обиходные фразы, — вступился за девочку Людвиг. — Сама она в здешних текстах без перевода мало что поймёт, очень уж они… китайские. А ты как? Нагулялся?

— Более чем.

Людвиг поставил игру на паузу, обернулся и задумчиво оглядел Тимура. Подошёл, ухватил за руку, внимательно изучил и ощупал (разве что не обнюхал) слегка покрасневшие костяшки пальцев. Аккуратно коснулся затылка, но сразу же убрал руку с раздражённым «Блин, забыл, что ничего не чувствую».

— Совсем ничего? — немедленно уточнила Ксюша.

— Не совсем, — отмахнулся Людвиг и недовольно уставился на Тимура. — Когда ты подраться-то успел? Да ещё с магией?

Тимур внутренне напрягся. Ну неужели так сложно было промолчать, даже если заметил?! Потом бы обсудили спокойно, а то сейчас начнётся…

— Вы опять уронили на кого-то бетонную плиту? — вскочила Ксюша. В глазах плескались восторг и неуёмное подростковое любопытство.

— Да не ронял я её! Только столб сшиб, а дальше она сама… А в этот раз, к счастью, вообще ничего не ронял. — Только несчастного Васю, но он же не «что». — Ладно, ерунда.

— Ничего себе — ерунда! На вас кто-то напал? Их было много?

— Никто на меня не нападал…

— Значит, вы сами на кого-то напали? Ну нет, это не в вашем стиле!

Развивать тему не хотелось, и Тимуру пришёл в голову один-единственный способ отвлечь Ксюшу от перебора вариантов. Не очень этичный, но…

— Я думал, что ты завтра зайдёшь, но раз уж ты здесь… Только не удивляйся. Мне вчера под дверь подкинули. Вот. — Дневник Нади лёг на стол рядом с клавиатурой. — Просили передать тебе.

Ксюша с любопытством потянулась к тетради, но вдруг резко отдёрнула руку. Перечитала надпись на обложке. Подняла взгляд на Тимура:

— Это то, о чём я думаю?

— Да. Наверное. Я-то чужие мысли читать не умею. Но скорее всего — да.

Ксюша отступила на шаг и, кажется, едва сдерживалась, чтобы не отбежать ещё дальше.

На тетрадку она смотрела, как на гадюку или на скорпиона. Или, скорее, как на сольпугу, потому что змеи и скорпионы действительно опасные существа, а вот сольпугу Тимур как-то раз видел на раскопках, и она вызвала именно ту реакцию, которая сейчас отразилась на лице Ксюши: «Господи, просто уберите эту гадость подальше от меня, пусть она исчезнет. Плевать, что эта дрянь не ядовита, можно она немедленно сдохнет? Кто-нибудь, уроните на неё кирпич!»

Удар кирпичом сольпуга, кстати, пережила и, недовольно клацнув мощными челюстями, уползла по своим сольпужьим делам, а весь студенческий отряд после этого ещё несколько дней вздрагивал от любого шевеления в траве, не оставлял палатки открытыми и тщательно проверял обувь, прежде чем засунуть в неё ногу.

— Вы это читали?

«Это» было произнесено ровно с той же долей настороженности и брезгливости, с которой Людвиг обычно говорил про своего отца, и очередное сходство заставило Тимура вздрогнуть.

— Читали, — не стал скрывать Людвиг. — Но не до конца. Так, пару страничек, а дальше у Тимура совесть проснулась.

— А можно… — Ксюша нервно сглотнула и с трудом отвела взгляд от тетради. Теперь она смотрела куда-то в стену, аккурат между Тимуром и Людвигом. — Можно вы прочитаете до конца, а потом перескажете основное? Или просто кто-то начнёт читать вслух, но если я скажу «хватит», то значит — хватит? Или… я не знаю. Придумайте что-нибудь.

— Да что с ним не так, с этим дневником? — Людвиг сцапал тетрадку и потряс ей в воздухе. — Он же не кусается! Это просто текст! И, сдаётся мне, вы оба прекрасно представляете, о чём в этом тексте говорится. Зачем такие сложности?

— Я не буду это читать! — выкрикнула Ксюша, сжимая кулаки.

Тимуру показалось, что она сейчас сбежит — хлопнет дверью или растворится в воздухе — но Людвиг ухватил девочку за руку, прижал к себе и тихо, без капли ехидства в голосе повторил:

— Он не кусается. Если хочешь, я прочитаю для тебя. Прямо сейчас, или завтра, или когда будешь готова. Только пообещай, что не станешь делать поспешных выводов. Мы не знаем, кто оставил этот дневник и зачем он это сделал: может, именно для того, чтобы выбить тебя из колеи, а может, наоборот, чтобы ты наконец-то успокоилась и перестала шарахаться от любых расспросов о родителях.

— Я не шарахаюсь.

— Ещё как шарахаешься, я же не слепой. Ну так что? Читаем?

Ксюша зажмурилась, уткнулась лицом в плечо Людвига и что-то неразборчиво пробормотала. Кажется, это всё-таки означало «да».