Основы человечности. Работа над ошибками

Глава 14. Крепкий орешек

Отговорить Людвига от визита к Ольге Степановне, конечно, не удалось.

Не то чтобы Тимур всерьёз надеялся… Он прекрасно знал, что переубедить упрямого оборотня невозможно, просто боялся, что пятиминутный поход до Ксюшиной квартиры может привлечь лишнее внимание. Мало им было магов, многие из которых до сих пор мечтали увидеть Людвига в гробу, так теперь ещё и фотограф добавился!

— Если буду в волчьем облике, то никто даже внимания не обратит! — легкомысленно отмахнулся от всех предостережений Людвиг.

— Кроме соседки, которая уже допытывалась, чья это собака тут бегает, — припомнил Тимур.

— Скажи, что твоя.

— Уже сказал, что чужая.

— Ну, мало ли что в жизни случается. Тогда была чужая, а теперь стала твоя.

— Ты точно хочешь, чтобы я выгуливал тебя на поводке и в наморднике?

— Так у тебя же нет намордника! — нашёлся Людвиг и разве что хвостом не завилял, предвкушая возможность размять лапы. А может и завилял — в человеческом теле же не видно.

— Нет намордника — нет прогулки! — обрубил Тимур. — Сиди дома. Или в Доме.

— Да ладно вам. — Ксюша отвернулась от зеркала, перед которым крутилась уже минут пять, печально разглядывая остатки причёски. Тимур следил за ней краем глаза: казалось, стоит на мгновение отвести взгляд, и девочка, поддавшись настроению, обрежет остальные волосы. Мастерицам Дианы её показать, что ли? Пусть наколдуют какую-нибудь приличную стрижку. Говорят, бритые виски — это сейчас модно. — Мы же можем просто переместиться!

— Прямо в квартиру? Не слишком нагло?

— В подъезд. Я ведь сегодня прыгала оттуда в Дом, значит, и обратно можно. Позвоним в дверь, как приличные люди, и будем смиренно ждать, пока впустят.

Звучало довольно логично.

Людвиг, правда, слегка приуныл — кажется, ему действительно надоело сидеть в четырёх стенах, и нерастраченная энергия настойчиво требовала выхода. В лес его отвезти, что ли? Так для этого машина нужна, а у Тимура её нет, и у Фёдора только мотоцикл… Не Стаса же просить, в самом деле!

Впрочем, уныния этому неугомонному хватило меньше чем на минуту. Вскоре он уже обнял Ксюшу за плечи, не то подбадривая, не то поторапливая:

— Ну что, погнали? Чего время тянуть!

— Ага. — Девочка рывком натянула шапку до самых бровей и подала Тимуру руку. — Хватайтесь, вас же тоже переместить надо.

— И как я после этого буду доказывать Ольге Степановне, что пальцем тебя не трогал?

— Однажды вам придётся научиться врать.

— Нет-нет, мы же договорились! Сегодня говорим правду! — вмешался Людвиг.

Ксюша спорить не стала, но посмотрела на него с обречённостью приговорённого к смертной казни. Похоже, она считала, что в правду бабушка никогда не поверит, только разозлится ещё сильнее. Тимур был с ней абсолютно согласен, однако необходимости пойти и объясниться это не отменяло.

Перемещаться пришлось в два этапа — сперва в Дом, а затем в подъезд, на этаж ниже квартиры Фроловых. Первый скачок получился довольно простым, Тимур даже не оступился, разве что слегка пошатнулся от неожиданности, а вот со вторым вышла неувязка: Ксюша, похоже, прыгнула в Дом прямо с лестницы и сейчас вернулась в ту же точку. Вернее, на ту же ступеньку. Только вот теперь девочка была не одна!

Естественно, на одной ступеньке вся троица не поместилась: Тимур стукнулся коленкой о перила, Ксюша зависла одной ногой в воздухе, а Людвиг вообще полетел носом вперёд, приземлился на четыре лапы, пробежал несколько шагов вниз по инерции и недовольно рыкнул.

— Ксю! — возмутился он, вернув человеческий облик. — Неужели нельзя выбирать места попросторнее? То лестница, то туалет. В следующий раз в лифт меня затащишь или в древесное дупло?

— Если будешь плохо себя вести, — хмыкнула Ксюша, но сразу же сменила тон. — Извини, не подумала. Так, ладно… В общем… — Она нерешительно потопталась на месте, не торопясь подниматься к родной квартире. — Тимур Игоревич, а можно вы сами с ней поговорите, а я здесь подожду?

— Эй, выше нос! — попытался приободрить её Тимур. — Не съест же она тебя.

— Ага, только понадкусывает. Ну что вам, жалко, что ли?

Жалко, конечно, не было. Было… стрёмно. Некомфортно.

Утренний разговор с директрисой получился непростой, но даже он не ощущался таким минным полем, как беседа с Ольгой Степановной. Михайловна была прямая, как школьная указка: хвалила бурно, ругала громко и молниеносно переключалась из одного состояния в другое под действием фактов. А вот Ксюшина бабушка… тут голыми фактами не обойдёшься, надо что-то другое придумать. И желательно поскорее, чтобы объяснение не превратилось в нерешительное блеяние.

А оно могло!

Тимур в красках представлял, как он звонит в дверь, как на пороге возникает Ольга Степановна, скрещивает руки на груди, хмурит брови и вперивает в несчастного учителя суровый взгляд поверх очков. И говорит слегка надменно:

— Явились наконец-то!

Голос прозвучал настолько явственно, что Тимур вздрогнул. И только когда Ксюша с Людвигом синхронно посмотрели наверх, до него дошло, что фраза ему не почудилась.

— Добрый день, — кое-как выдавил он. (А вот и нерешительное блеяние подоспело!)

— Добрый? — Ольга Степановна стояла на верхней ступеньке лестницы: в брючном костюме, накрашенная, прямая, как копьё. И такая же бронебойная, проламывающая любые доспехи одним только взглядом. Разве что домашние тапочки чуточку дисгармонировали с образом стальной леди. — Разгалделись на весь подъезд! Марш в квартиру!

Таким командным тоном к Тимуру давненько не обращались. Пожалуй, с самого детства.

Наверное, стоило вспомнить, что детство давным-давно закончилось и сейчас он — взрослый серьёзный человек, учитель и (иногда) пример для подражания, но вместо этого Тимур опустил голову и покорно сделал шаг наверх. А потом ещё один.

Ксюша шла следом — с той же скоростью и, возможно, с тем же выражением лица. А потом вдруг рванула вперёд, поравнялась с Тимуром и взяла его за руку. В голубых глазах зажглись явственные огоньки протеста.

— А почему сразу в квартиру? Нельзя тут поговорить? Боишься, что все опять услышат твою истерику? — почти выкрикнула она. — Что снова слухи пойдут?

— Быстро домой, кому сказано! И отойди от него! Немедленно!

Тимур почувствовал, что Ксюша уже не держит его за руку, а держится за неё. Цепляется со всей силы, как за спасательный круг. Ну разве можно было в такой ситуации разжать пальцы?

— Ольга Степановна, вы только не кричите. Успокойтесь. Это не то, что вы подумали.

— Тебя вообще не спрашивали. И не звали. Думаешь, я тебя похвалю, что эту дурёху домой привёл? Скажи спасибо, что ментам не сдала. Так что всё, вали, и чтоб я тебя больше не видела.

Слышать обращение на «ты» было непривычно. Раньше Ольга Степановна за рамки приличия не выходила. Скорее, наоборот, охраняла эти рамки со всем тщанием.

— Послушайте…

— Убирайся с глаз моих!

— Нет! — рявкнула Ксюша. — Он никуда не пойдёт. И ты его выслушаешь.

— Не ори на меня! — Её бабушка тоже повысила голос. Да уж, они определённо друг друга стоили.

— Почему тебе можно, а мне — нет?

— Потому что я старше и умнее!

— Так, леди, ну-ка сбавьте обороты, — вклинился между ними Людвиг. — Давайте сразу проясним один момент.

— А это кто? Моральная поддержка? — Ольга Степановна демонстративно оглядела его с ног до головы, и увиденное ей, судя по всему, не понравилось. Ну да, на первый взгляд босой взъерошенный татуированный парень со вчерашней щетиной и в мятой домашней одежде особого доверия не вызывал. На любой другой взгляд — тоже.

Что интересно, вопрос Ксюшина бабушка адресовала не самому Людвигу и не Тимуру (их мнение её явно не интересовало), а собственной внучке. То есть всё-таки готова была её слушать. Хотя бы теоретически.

— Друг, — не моргнув глазом ответила внучка. — Точнее, не только друг.

Ксюша наверняка имела в виду их непростые родственные связи (обещала же говорить только правду), но Ольга Степановна, конечно, фразу истолковала по-своему:

— Мала ты ещё для таких друзей! Вы втроём, что ли, развлекались? — Сейчас она даже не кричала, но голос сочился таким ядом, что Тимуру немедленно захотелось провалиться под землю от стыда, несмотря на то, что обвинения были совершенно абсурдными.

Ладно он сам, тупица, пропустил момент, когда про них с Ксюшей начали ходить слухи, но Людвиг… Людвиг, который даже Диану раз за разом отправлял подрасти, хотя она откровенно на него вешалась. Он бы точно никогда не позволил себе лишнего в отношении пятнадцатилетней девочки. А уж когда выяснилось, что эта девочка — его сестра…

— Хорошо, уговорили! — лучезарно улыбнулся оборотень, игнорируя все попытки его устыдить или обвинить. — Прояснить придётся не один момент, а целых три. Во-первых, вы напридумывали себе ерунды и совершенно зря наезжаете на этого очкарика, который уже пять минут изображает помидор. Какой из него совратитель несовершеннолетних, он даже слово «секс» произнести стесняется!

— Не стесняюсь, — буркнул Тимур.

— Докажи! Ну, давай громко!

— Прекрати. Я не буду этого делать.

— Говорю же: стесняется, — развёл руками Людвиг. — А что до меня, то посмотрите в мои честные глаза! Если бы мне нравилась ваша внучка — я бы так и сказал. То есть она мне, конечно, нравится, но не в том смысле. Ксю правильно сказала — мы друзья. И не только. Но это уже «в-третьих», а я всё никак до «во-вторых» не дойду. Кстати, вы точно хотите обсуждать это всё, стоя на лестнице? Честное слово, в квартире будет намного удобнее. Я, конечно, не напрашиваюсь…

Ольга Степановна, сражённая этим напором, не сразу поняла, что возникла пауза и все ждут её ответа.

— Нахал, — бросила она, справившись с собой.

— Не без этого, — не смутился Людвиг. — Ну так что, пригласите в гости?

Вместо ответа Ольга Степановна поджала губы, резко развернулась и пошла в квартиру. Видимо, это и было приглашение. Или разрешение.

В любом случае Людвиг двинулся за ней, и Тимуру ничего не осталось, кроме как направиться следом. Ксюша задержалась ненадолго, старательно изучая лестничные перила и обшарпанные ступеньки, но всё же пошла за ними. Медленно и печально, как будто не домой, а на эшафот.

На одной из дверей сверкнул глазок, за другой что-то скрипнуло — соседи всё-таки заинтересовались разговором на повышенных тонах.

— Ну и зачем тебе понадобились лишние свидетели? — шёпотом спросил Тимур. В том, что Ксюша не просто так орала на весь подъезд, он почти не сомневался. — Могли бы сразу в квартиру пройти.

— Она бы вас не впустила. Только меня.

— Мы бы тебя не отдали.

— Перетягивали бы, как канат?

— Людвиг бы что-нибудь придумал. — В собственном умении решать проблемы Тимур сильно сомневался.

— Так он и придумал, — пожала плечами Ксюша. — Зато теперь, если со мной что-то случится, все скажут, что вы пытались меня защитить, а инициатором конфликта была она.

«Инициатором конфликта?» Интересно, из какой книжки она таких заумных терминов нахваталась?

Но ситуация была не слишком подходящая для подобных вопросов, поэтому Тимур просто ободряюще улыбнулся:

— Всё будет хорошо. Вот увидишь.

— Вы сами в это не верите.

К сожалению, девочка была права. В мыслях Тимура результат беседы варьировался от паршивого до отвратительного, и конфликт казался совершенно неразрешимым. Если бы не одно маленькое «но»:

— Я верю в Людвига. Если он сказал, что всё уладит, — значит, уладит.

Оборотень, не оглядываясь, показал Тимуру большой палец. Слух у него был отличный в обеих ипостасях.

* * *

Дальше коридора их явно пускать не собирались. Ольга Степановна закрыла дверь и встала так, чтобы видеть всех троих.

— Ну? — сурово спросила она.

Ксюша посмотрела на Людвига. Тимур посмотрел на Людвига. Людвиг посмотрел в висящее на стене зеркало и с протяжным «Мда-а-а» попытался пригладить растрёпанные волосы. Получилось так себе.

— Так, на чём мы остановились? — спросил он, обнаружив, что находится в центре внимания.

— На том, кто вы, собственно, такой, — подсказала Ольга Степановна. Сейчас она старалась говорить спокойно, но в голосе всё равно проскакивали самые разные эмоции — от ненависти до брезгливости. И страх за внучку, конечно, в первую очередь.

Если даже обычный человек мог расслышать все эти оттенки, то Ксюша и подавно. Неудивительно, что её так колбасило: эмоциональная перегрузка била по эмпатам примерно так же, как магическая — по Тимуру.

Он не выдержал и снова взял девочку за руку, поддерживая и успокаивая. Пальцы у неё были ледяные и мелко дрожали. Бедный ребёнок!

— Нет, подождите, не путайте! Давайте сначала с «во-вторых» разберёмся. Ваше? — Людвиг задрал футболку и вытащил из-за пояса тетрадку. Тот самый дневник Нади.

Тимур поперхнулся воздухом и едва сдержался, чтобы не раскашляться всерьёз. Признаться, он ожидал от беседы чего угодно, но только не этого. При чём здесь вообще дневник? В какой момент Людвиг успел прихватить его с собой? И почему именно сейчас достал?

Ольгу Степановну внезапное появление тетради тоже ошарашило.

— Откуда? — выдохнула она и этим немедленно выдала себя с потрохами. Обычный человек, увидевший тетрадь впервые, спросил бы «Что это?», но Ксюшина бабушка даже не потрудилась вчитаться в надпись на обложке — она и без того прекрасно знала, что там написано.

Не требовалось быть великим детективом, чтобы понять, что тетрадка ей знакома. А значит, и её содержимое тоже. В то, что эта женщина проявит такт и не станет читать дневник собственной дочери, Тимур не верил. Хотел бы поверить — но никак не получалось.

— А чего вы так удивляетесь? Вы же сами нам её подкинули. То есть ему. — Людвиг кивнул на Тимура.

— Ты подкинула? — захлопала глазами Ксюша. — Но как?

— Руками, — недовольно выдавила её бабушка.

— Чужими, — добавил Людвиг. — Я поэтому не сразу сообразил. Слишком много запахов намешано… и хранили явно не дома.

— На работе, в сейфе, с другими бумагами, — не стала скрывать Ольга Степановна. — А доставку заказала курьером, с пометкой «оставить у двери». Не самой же мне по чужим подъездам бегать!

Это походило на сцену из классического детектива: когда полицейский предъявляет преступнику, неопровержимые улики, а преступник слишком умён, чтобы истерично отпираться, и слишком горд своим преступлением, чтобы скрывать, как именно он его совершил, поэтому выкладывает всё как есть. Почти монолог злодея.

Только вот Ольга Степановна не была ни злодеем, ни преступником, и никакой вины за собой явно не ощущала. Да, подбросила тетрадь — и что такого? С каждым может случиться.

— А почему ты мне её дома не отдала? — удивилась Ксюша.

Бабушка промолчала. Затем оглядела гостей, уделив особое внимание внучке, вцепившейся в Тимура, поморщилась и предложила:

— Чаю? — В воздухе повисло неозвученное «раз уж припёрлись», но в беседе явно наметился прогресс — теперь их хотя бы не выгоняли и не пугали полицией. — Не забудьте разуться.

— Это будет немного проблематично! — Людвиг почесал одну босую ногу о другую. Действительно, перемещались-то они из квартиры, и никому даже в голову не пришло переодеться. Тимур хотя бы был в тапочках… — Мы, правда, к чаю ничего не принесли, но могу за шоколадкой сгонять. Если осталась… Ксю, а у нас шоколадка осталась?

Тимур ощутил навязчивое желание закатить глаза. Происходящее всё сильнее напоминало цирк. Волки в нём, если верить мемам, не выступают, но одному дурному оборотню этот факт явно сообщить забыли.

— Шоколадка? — Ксюша вытащила из кармана толстовки ополовиненную плитку и уставилась на неё так, словно видела впервые в жизни. — Совсем про неё забыла. Только она подтаяла, надо в холодильник положить, иначе её придётся ложкой из обёртки выскребать.

Продолжая отстранённо вертеть шоколадку в руках, девочка отправилась на кухню. За ней прошествовала бабушка. Прошлёпал, очень стараясь не хромать, Людвиг.

— Тимур Игоревич, вам особое приглашение надо? — прикрикнула Ольга Степановна, расставляя чашки.

Кажется, они снова были на «вы», и Тимур не мог сходу понять, хороший ли это знак.

— Иду, — откликнулся он. И зачем-то сразу добавил то, ради чего и пришёл: — Я просто хотел сказать… про фотографии… Не ругайте Ксюшу, она умница и никогда бы не стала… со мной… ну, встречаться. И я бы с ней никогда. Вас ввели в заблуждение, намеренно. И я найду того, кто это сделал.

Говорить вот так, глядя не в лицо, а на календарь, висящий на кухонной двери, оказалось намного проще. Хотя, наверное, в таком исполнении оправдания звучали вдвойне глупо и беспомощно. Кто поверит человеку, который боится посмотреть собеседнику в глаза?

— Да поняла я, — отмахнулась Ольга Степановна. — Не поняла только, в каком заповеднике вы такой выросли, но, возможно, это врождённое. А курил при ребёнке кто?

— Я, — не стал отпираться Людвиг. — Извините, больше не буду.

— Врёте ведь, молодой человек.

— Вру.

— Не поможете вон ту мисочку достать, чтобы я по стульям не прыгала?

— Да легко. — Людвиг снял с верхней полки фарфоровую пиалу, и в неё немедленно сыпанули горсть конфет. Вода в чайнике уже начинала закипать. На столе, как по мановению волшебной палочки, появлялись чашки, блюдца, печенье, колбасная нарезка и салат из крабовых палочек.

— Вчерашний. Доедать надо, пока не пропал, — прокомментировала Ольга Степановна.

«Прекратите! — хотел крикнуть Тимур. — Перестаньте вести себя так, будто всё в порядке. Будто ничего странного не произошло. Будто никто не ссорился сегодня утром. Будто никто не орал друг на друга всего пять минут назад!»

Но вместо этого он послушно уселся на треногую табуретку и приготовился досматривать цирковое представление до конца. Ксюша устроилась рядом, беззаботно болтая ногами, но жесты выглядели деревянными, а улыбка — натянутой.

— Не бойся, — шепнул Тимур.

— Это не я. — Девочка обвела пальцем узор на скатерти. Палец подрагивал, скатерть едва слышно шуршала. — Я волнуюсь, но не боюсь. Людвиг был прав, это не мой страх.

И тут Ольга Степановна уронила сахарницу.

А потом рухнула рядом с ней на колени — и зарыдала. Громко, искренне, как будто стальная броня, сковывавшая её с головы до ног, наконец-то лопнула, обнажив мягкую сердцевину.

* * *

Тимур уже успел в красках представить себе полноценную истерику, но Ольга Степановна быстро успокоилась сама. Решительным жестом вытерла слёзы, махнула рукой на чайник (пейте, мол, не ждите) и ушла умываться.

— Ну наконец-то! — прокомментировала Ксюша, наливая себе чай.

— Довела бабушку — и радуешься? — поддел её Людвиг.

Ксюша действительно улыбалась, и не вымученно, как до этого, а совершенно естественно.

— Я бы ещё поспорила, кто её на самом деле довёл, — усмехнулась она.

— Да, я старался! — Оборотень подтянул ближе к себе миску с салатом, словно и не слопал половину пиццы меньше часа назад. — Она у тебя крепкий орешек.

— А теперь объясни, зачем ты этот дурдом устроил? — потребовал Тимур. Ему, наоборот, кусок в горло не лез. Люди в слезах всегда вызывали у него оторопь, а уж пожилой человек — тем более.

— Просто напомнил, что кроме выдуманных проблем с внучкой у неё есть вполне реальные проблемы с дочерью, причём нерешённые. В принципе, она про них и не забывала, даже дневник хранила, но что-то конкретное делать, как я понимаю, не планировала.

— С чего ты вообще взял, что это она подбросила дневник?

— Так она же сама созналась.

— А до того, как созналась? Ты же не просто так его с собой прихватил.

— Считай, что это было озарение. Я просто подумал… Салат, кстати, вкусный! Зря не ешь. Ну так вот, я подумал, что если Надю действительно выгнали из дома без вещей, в одном халате, то вряд ли она успела забрать дневник. Это, в принципе, не та вещь, которую хватаешь в первую очередь. Значит, всё это время он лежал дома.

— Тогда я бы давно его нашла! — влезла Ксюша.

— Именно! А раз не нашла, значит, твоя бабушка его куда-то спрятала. И хранила всё это время вне дома. Поэтому и запах такой странный, настоящая сборная солянка. Если бы я хоть раз с ней до этого вживую пообщался — опознал бы, но я ведь её собственный запах знал только через тебя… В общем, я решил понюхать бабушку. А тетрадку прихватил на всякий случай. И ведь пригодилась же!

— Осталось выяснить, зачем было подбрасывать её мне таким хитрым способом.

— Сейчас спросим. Кстати, у неё там точно всё в порядке?

Все, не сговариваясь, обернулись к маленькому окошку в стене между кухней и ванной. У Тимура дома было точно такое же и с детства вызывало вопрос, зачем строители придумали этот совершенно бесполезный архитектурный элемент. Мама считала, что для дополнительной вентиляции, папа — что для освещения. Обе версии казались сомнительными, а потом этот архитектурный атавизм и вовсе загородили шкафом и вопрос отпал сам собой.

Дома у Ксюши окошко осталось открытым, аккурат над холодильником, и из него не доносилось ни звука.

— Повода топиться у неё вроде бы нет, — осторожно предположил Людвиг.

— Мало ли… Возраст всё-таки, а тут такие потрясения. — Меньше всего Тимуру хотелось думать о статистике инсультов и инфарктов у людей старше пятидесяти, но оно как-то само думалось.

— Да она мне каждый день такие потрясения устраивает — и ничего, — буркнула Ксюша, но всё-таки встала и подошла к стене. Осторожно дотронулась до неё ладонью, потом прижалась лбом и замерла в такой позе.

— Ну что? — нетерпеливо спросил Людвиг.

— Да нормально всё. Даже хорошо. Уже не плачет, просто думает. Вроде как собирается с духом, чтобы выйти.

— Ты настолько хорошо её слышишь? — удивился Тимур.

— Сама удивляюсь. — Ксюша отлипла от стены, вернулась за стол и перетащила поближе к себе остатки салата, а то миска уже показала дно. — Раньше вообще не слышала, но сейчас она наконец-то расслабилась и эмоции стали нормальные, человеческие. Разборчивые. Такое чувство, будто она даже хочет быть услышанной. Хочет, чтобы я её поняла.

— А до этого не хотела?

— Видимо, нет. Раньше она всегда была словно за стеной, в саркофаге каком-то. С ней говорить совершенно невозможно было, как со статуей общаться. Иногда — с орущей статуей, но всё равно. Я поэтому про её страх сразу и не догадалась, даже не подумала, что такое может быть. А сейчас… да, ей всё ещё страшно и больно, но это нормально. С ней наконец-то всё нормально. Правда, мне кажется, это ненадолго… — Ксюша на мгновение прикрыла глаза. — Ну вот, опять закуклилась. Значит, сейчас выйдет. Ну-ка все быстро сделали умные серьёзные лица!

Тимур поспешно выпрямился на стуле и убрал локти со стола. Людвиг, наоборот, растёкся по скатерти взъерошенной кляксой.

Когда Ольга Степановна вновь появилась на кухне, о моменте эмоциональной открытости уже ничто не напоминало, выглядела она как обычно: надменный взгляд, поджатые губы и безупречный макияж. И домашние тапочки.

— Продолжим беседу? — Она села на стул и закинула ногу на ногу. Правый тапочек нетерпеливо качнулся.

— Салат очень вкусный, спасибо, — вежливо ответил Людвиг. И с той же интонацией продолжил: — Зачем вы подбросили нам дневник?

Внезапной смене темы удивился, кажется, только Тимур. Ольга Степановна даже глазом не моргнула.

— Не вам, а Ксении. О вашем существовании я вообще узнала только сейчас и до сих пор не понимаю, зачем пустила вас на порог. Но, как я вижу, записи вы читали?

— Не до конца. Но вроде там не очень много осталось.

— Печально. Я надеялась, что Тимуру Игоревичу хватит такта не лезть в чужую тетрадь.

— Ему хватило.

— Судя по лицу, не хватило.

Собственное лицо Тимур не видел, но очень неплохо представлял. Он опять сидел красный, как помидор, и жалел, что в чашке горячий чай, а не холодная минералка. Сейчас бы не помешало. И ещё за шиворот льда кинуть, для верности.

— Я им разрешила, — заступилась Ксюша. До этого она следила за беседой с осторожной заинтересованностью, позволив Людвигу рулить представлением, но тут, видимо, решила вмешаться. — И вообще, Тимур Игоревич читал вслух, потому что я не могла разобрать почерк.

Ольга Степановна грустно усмехнулась. Поверила? Нет?

Почерк у Нади действительно балансировал между неразборчивым и совершенно нечитаемым, причём в моменты эмоциональной нестабильности преобладал второй вариант. А с эмоциональной стабильностью в дневнике было плохо. Когда всё хорошо и на душе спокойно, люди чувства на бумагу не изливают.

— Вы сами-то читали? — в лоб спросил Людвиг.

— Вам-то какое дело?

— Значит, читали. И решили, что Ксюхе тоже надо. А лично отдавать побоялись, потому что… Ну, мы оба знаем вашу внучку: с неё бы сталось чисто из чувства противоречия выбросить тетрадку в окно, да ещё и обидеться, что её долго прятали. — Людвиг не спрашивал, просто перечислял факты. Достаточно очевидные факты, с ними даже сама Ксюша не спорила.

Тимур вспомнил, как она смотрела на тетрадь, когда впервые её увидела, — и кивнул. Действительно, выбросила бы, даже не открыв. А то и разорвала сгоряча.

— Я хотела её предостеречь. Наглядно показать, почему стоит быть осторожнее. — Ольга Степановна вздохнула и бесцельно поболтала ложечкой в чашке. — Она в последнее время вела себя странно. Хамила больше обычного. Постоянно где-то пропадала.

— А что, я должна весь день в четырёх стенах сидеть? — буркнула Ксюша.

— Достаточно просто сообщать, куда ты пошла и когда вернёшься. Не так уж и сложно.

— То есть личной жизни у меня быть не может? Обязательно отчитываться за каждый шаг?!

— Не кипятись. Помнишь, как ты ругалась, когда я ушёл и не предупредил? Ну вот, в обратную сторону это тоже работает. — Людвиг погладил сестру по спине совершенно машинально, как будто успокаивал испуганного щенка. И она действительно почти сразу присмирела, даже взгляд стал не таким затравленным.

Зато Ольга Степановна, напротив, напряглась. Да, со стороны жест действительно выглядел странно. Многозначительно. Не хуже пресловутых фотографий.

— Не трогайте мою внучку, — прошипела она.

— Почему? — спокойно спросил Людвиг.

— Ей пятнадцать!

— И что? В этом возрасте детей трогать нельзя? Утешать нельзя? Обнимать нельзя?

— Посторонним — нельзя!

— Он не посторонний! — Ксюша вскочила со стула и прижалась к Людвигу со спины, не то прячась за ним, не то подпирая. — И не такой чёрствый сухарь, как ты. Ты-то меня когда в последний раз обнимала? В первом классе?

— В третьем, когда ты болела. — Ольга Степановна поджала губы. Стук ложечки о края чашки приобрёл угрожающий оттенок. — Отойди от него немедленно.

— А если не отойду?

— Только попробуй! Ты у меня неделю сидеть не сможешь!

— Вы же понимаете, что ваша дочь не сумасшедшая? — невпопад спросил Людвиг.

Впрочем, Тимур давно уяснил, что любое «невпопад» у него происходило в нужный момент и с некой целью. Вот и сейчас Ксюшина бабушка удивлённо вздрогнула и отложила ложку.

— Что?

— Вы читали её дневник. Думаю, полностью и не один раз. У вас была уйма времени, чтобы осознать написанное. Вы помните историю знакомства Нади с этим её В.? Помните её мысли про остановленную на ходу машину и про магию? Что вы подумали в этот момент? Что ваша дочь сошла с ума? Что ей навешали лапши на уши? Или подсыпали какой-то наркотик?

Ольга Степановна промолчала.

Зато Ксюша, прислушавшись к её молчанию, уверенно прошептала: «Да». Тимур, правда, не был уверен, к какому из предположений относилось это «да». Возможно, ко всем сразу.

— Так, всё, мне надоело! — Ольга Степановна, кажется, разозлилась всерьёз. Или очень талантливо скрыла за злостью испуг. — Если вы сейчас же не оставите в покое Ксению и не ответите, кто вы такой, я вызываю полицию! Хотя нет, я в любом случае вызываю полицию!

— Не надо, вам же потом обидно будет, что не дослушали. Мы и так наконец-то переходим к пункту «в-третьих». Я же не обсчитался, это было «в-третьих»? Ну, когда мы на лестнице стояли. В общем, разрешите представиться, меня зовут Людвиг Майер. Людвиг Валентинович, если хотите. Кстати, «В.» в дневнике Нади — это Валентин.

Тимур опять не знал, смеяться или плакать.

И этот человек скрывается от правосудия! Да ему осталось только значок с собственным именем на грудь повесить и в таком виде на улицу выйти, или в интернет выложить фото с координатами.

Ксюша за спиной Людвига удивлённо распахнула глаза. Она явно не ожидала, что план «объяснить, как всё было на самом деле» включает и рассказ о внезапно обретённой родне.

Однако польза от неожиданного признания всё же была: Ольге Степановне, кажется, резко стало не до полиции.

— Доказательства? — строго спросила она.

— Знаете, у меня паспорта с собой нет, и никакого теста ДНК тоже никто не делал, но… — Людвиг ненадолго задумался. Настолько ненадолго, что сразу стало понятно: следующая фраза заготовлена давным-давно. — Усы, лапы и хвост — вот мои документы.

— Людвиг, нет! — рявкнул Тимур. Даже сам от себя не ожидал такого командного голоса.

— Людвиг — да! — фыркнул несносный оборотень, после чего встряхнулся, приземлился на четыре лапы и приветливо завилял хвостом.

— Извините, он не всегда такой придурок, — вздохнул Тимур.

— Кажется, мне нужны объяснения, — пробормотала Ольга Степановна.

— И валерьянка? —догадливо уточнила Ксюша.

— Да, пожалуй, тоже не помешает.