Основы человечности. Работа над ошибками

Глава 10. Танцы индийских слонов

— Это всё? — хрипло спросила Ксюша, когда пауза затянулась.

Последние несколько минут она сидела на диване с закрытыми глазами и таким каменным лицом, словно строчки из дневника не имели к ней совершенно никакого отношения. Только пальцы машинально перебирали волчью шерсть: иногда гладили, иногда нервно дёргали, но Людвиг покорно терпел, не пытаясь отстраниться.

— Нет, просто дальше пустые страницы. Несколько. — Тимур зачем-то пересчитал — получилось три штуки. Следом опять начинался текст, но строчки в нём шли такой безумной кардиограммой, что ухватить начало предложения никак не получалось. Почерк у Нади оказался воистину медицинский, поэтому почётная роль чтеца в итоге именно досталась Тимуру — у него было больше опыта в расшифровывании ученических каракулей. — И я бы перерыв сделал. На чай. Если вы не против.

Ксюша и Людвиг были не против.

Или против.

На безучастном лице и такой же безучастной морде не проступило ни одной эмоции.

— Да скажите вы хоть что-нибудь! — не выдержал Тимур. Молчать и в одиночку прокручивать в голове написанное оказалось тяжелее, чем читать вслух чужие мысли.

— Что-нибудь, — мрачно пробормотал Людвиг, возвращаясь в человеческий облик.

Теперь Ксюша держала его за футболку, вцепившись так, что ткань грозила вот-вот порваться.

— А как твоего отца зовут? — тихо спросила она, всё так же не открывая глаз.

— Валентин.

— Ясно.

— Я не знал, — сказал Тимур. Почему-то вдруг показалось очень важным это произнести. Объяснить. Заверить, что именно эту часть истории он никогда раньше не слышал.

— Не знал, что он Валентин? — усмехнулся Людвиг.

— Не знал, что Надя с ним… Господи, ему же тогда под полтинник было, а ей — едва восемнадцать. Вот му…

— А мне вы его так называть запретили, — напомнила Ксюша и неуверенно улыбнулась. И открыла глаза, словно наконец-то решилась посмотреть прямо в лицо новой реальности. — Ладно, не самый плохой вариант.

— Могло быть хуже?

— Запросто! Вместо вполне известного нам всем В. мог обнаружиться какой-нибудь совершенно абстрактный Г. или Ж., которого мы бы в жизни не нашли.

— А вдруг это какой-то другой В.? Бывают же совпадения? — осторожно предположил Тимур.

— Ты сам-то в это веришь? — Людвиг аккуратно отцепил пальцы Ксюши от своей (вообще-то — всё ещё Тимуровой!) футболки и похромал на кухню. Видеть Тимура он оттуда не мог, но тот всё равно покачал головой.

Конечно он не верил, что существует какой-то другой, совершенно посторонний В., который пришёл к Диане с вопросами сразу после исчезновения Людвига, а потом, погоревав для приличия пару дней, немедленно озаботился поиском нового наследника. Всё это было вполне в духе Гаврилова.

Но выглядело слишком мерзко даже для него.

Настолько мерзко, что факты, к которым привык Тимур, никак не хотели стыковаться с фактами из старой тетрадки.

— Так ты не знала, кто твой отец? — тихо спросил он.

— Кто бы мне сказал? — пожала плечами Ксюша. — Я знала только, что он существует. Спасибо бабушке хотя бы за то, что обошлась безо всяких тупых «он был лётчик и разбился» и «он был разведчик и заблудился».

— А она сама-то знала?

— Вряд ли. Она бы его прибила, если бы узнала. Или на деньги раскрутила. Но мама ей, видимо, ни имя не назвала, ни фото не показала. Так что по семейной версии мой папаша — просто некий безответственный гад, козлина, скотина и наверняка женат на другой. Ну, в целом портрет совпадает.

— Мы, кстати, не уверены, что это он. Судя по записям, они с Надей не… — Тимур чувствовал себя ужасным занудой и меньше всего хотел указывать на очевидное, но… — Они же не спали.

— Там ещё несколько страниц впереди. Успеют, — буркнул Людвиг. Из-за приоткрытой кухонной двери потянуло табаком.

— Ты хотя бы у меня в квартире можешь не курить?

— Могу. Но на лестницу я сегодня уже выбирался, и меня оттуда какая-то склочная бабка выгнала полотенцем. А к себе… тоже, конечно, могу ненадолго смотаться, но там боггарт злится, когда я курю.

— Не уходи! — вскочила с дивана Ксюша.

— Вот! И сестрёнка не отпускает. Кстати, я уже говорил, что у меня самая крутая сестра?

— Пока нет, — хмыкнул Тимур. — Так что докуривай и возвращайся говорить, пока она по тебе не соскучилась.

Всерьёз злиться на Людвига не получалось. Да и было бы на что злиться. Ну покурит в форточку, ерунда какая, люстра от этого не рухнет. Диана бы, конечно, высказала всё, что думает о курении вообще и прокуривании квартиры в частности, но её же здесь нет.

— Я уже соскучилась, — объявила Ксюша. — А что, правда самая-самая? Про Ингу ты так не говорил.

— Потому что Инга не самая. Она за меня драться не полезла, а ты — полезла. А позавчера ты мне, вообще-то, жизнь спасла. — Людвиг наконец-то вышел из кухни и резко сменил тон с шутливого на заботливый. — Ребёнок, ты как, в порядке? Только честно?

На слове «честно» Ксюша, уже открывшая было рот, закрыла его обратно. Помолчала немного, явно формулируя мысли, и наконец призналась:

— Не уверена. Мне странно. Зато теперь стало понятно, что со мной не так.

— В смысле «не так»? Всё с тобой так!

— Не всё. Я просто всегда думала: почему он меня бросил? Должна же быть хоть какая-то причина, да? Обычно же как: либо отец вообще не в курсе, что у него есть ребёнок, либо в курсе и сознательно от ребёнка отказался. И вот по бабушкиным рассказам выходило… То есть она же сама точно не знала, но, видимо, по каким-то маминым словам решила, что… В общем, она сделала вывод, что мой отец про меня знал, но я ему не нужна. И он действительно ни разу не появлялся в моей жизни, не пытался общаться и всякое такое. Но я никогда не понимала — почему? Бабушка считала: это из-за того, что он женат. А я думала: какая разница, женат или нет? Жене же не обязательно говорить о моём существовании, пусть она там сама по себе живёт. Но неужели ему совершенно не интересно со мной познакомиться? Не любопытно? Мне вот любопытно. То есть сначала было любопытно, а потом стало обидно. Потому что… Ну, раз я ему совсем не нужна, значит со мной, наверное, что-то не так. Значит, я какая-то неправильная и от меня у всех одни неприятности. Вот он сразу понял, что от меня будут одни неприятности, — и ушёл… — Ксюша говорила сбивчиво, торопливо, но при этом почти без эмоций. Точнее, на первый взгляд казалось, что без эмоций, но Тимур чувствовал: одно случайное слово, неосторожный жест — и эту плотину прорвёт. — Теперь-то всё ясно. Ему просто нужна была новая батарейка, а я — пустышка. Во мне нет магии. Поэтому про меня можно забыть и заняться своими делами. Я… ну, вроде как неполноценная. Бесполезная. Ненужная.

— Ксю, да ты что? — не выдержал Людвиг. — Прекрати глупости говорить! Ты самая лучшая! Ты умница! Он просто не заслуживает тебя.

— А мама?

— А что мама?

— Я ведь и ей не нужна. Иначе разве бы она меня бросила?

А вот эту часть истории Тимур знал. По слухам, разумеется. Но что сказать в утешение — понятия не имел. У него и раньше-то не получалось представить, как можно просто бросить собственного ребёнка. Оставить — и уехать. Исчезнуть на долгие годы. Не знать, что у тебя растёт такая замечательная дочь. Не интересоваться её жизнью. Не провожать в первый класс. Не обсуждать книжки. Не спорить из-за дурацкого молодёжного сленга и цветных волос. Не поздравлять с днём рождения.

Как? Как такое вообще возможно?!

Людвиг, видимо, тоже не мог понять — как? Он даже не попытался что-то сказать, только виновато улыбнулся и потянул новообретённую сестру к себе. Этот тактильный волчара явно считал объятия лучшим средством от душевной боли.

— Я пойду домой, — решила Ксюша, отстраняясь. — Поздно уже.

— А дневник? — Тимур кивнул на тетрадку.

— Оставьте у себя. Только не открывайте без меня, ладно? Завтра дочитаем. А то вдруг бабушка найдёт… Да и я не… Не хочу одна с ней… — Плотина явно доживала последние секунды. Ксюша часто заморгала, отвернулась к стенке…

— Ксю! — окликнул Людвиг.

…и исчезла.

* * *

— Не хочешь её догнать? — спросил Тимур, изучая возникшую пустоту. — Если я правильно понимаю механизм ваших перемещений, она должна сначала к боггарту попасть, и уже оттуда — к себе домой?

— Да, но… — Людвиг плюхнулся на диван и прикрыл глаза. — Мне кажется, ей сейчас надо побыть одной. Выплакаться, может… Стенку кулаками побить. Поорать на пауков. Да и чем я ей помогу? Она ведь всё правильно сказала: без магии она для этого — пустое место. Меня он тоже только ради дармовой энергии сюда привёз. Думаю, мама догадывалась, что он за человек, поэтому и молчала про меня до последнего.

— Ты так говоришь, будто она знала, что умрёт.

— Иногда мне правда так кажется. Глупо, конечно. Но, кстати… Вообще-то вероятность того, что случайный грабитель, забравшись в дом, ненароком убьёт взрослую волчицу… Ну, не самая высокая. И если представить, что она подозревала такое развитие событий, и хотела обезопасить меня, вывезти из страны, тогда в её последнем письме есть смысл.

— Но кто мог ей угрожать?

— Понятия не имею. Да и это ведь так, домыслы. Может, мне просто хотелось найти какую-то причину. Знаешь, в детстве сложно поверить, что люди иногда умирают просто так.

Тимур стянул очки и начал тщательно протирать их краем футболки, чтобы хоть как-то заполнить возникшую паузу. Было странно. Непривычно. Конечно, он в жизни видел разные семьи, но каждый раз удивлялся заново.

Его родители хоть и не были идеальными, но всё же любили друг друга и собственного сына. У маленького Тимура никогда даже мысли не возникало о том, что он в семье лишний. Да, его не всегда понимали и не все его поступки одобряли, иногда слишком опекали и чересчур контролировали, но, несомненно, очень любили. Не за что-то конкретное, а просто по факту.

И многочисленные истории детей, которые чувствовали себя ненужными и пытались оценками или поступками заслужить родительскую любовь, каждый раз воспринимались как что-то неправильное. Да тот же хулиган Буранов… Придурок, конечно, но ведь не от хорошей жизни он таким стал. Наверное.

— Ты, кстати, чай обещал! — напомнил Людвиг.

— Вот сам бы и сделал, пока курил.

— Он бы тогда табаком пропах. Ладно, сейчас сделаю. Малину добавить? А то знаю я тебя, просто кинешь в чашку пакетик с заваркой и скажешь, что всё готово, да?

Тимур пожал плечами. Потому что именно так он обычно и делал: швырял в кружку пакетированный чай или растворимый кофе (который Диана упрямо называла «оно») и выпивал залпом, не особо чувствуя вкус и аромат.

Людвиг встал, но вместо того, чтобы отправиться на кухню, подошёл к Тимуру почти вплотную и чуть склонил голову набок, как большая наблюдательная собака.

— Ты чего такой раздражённый?

— Голова болит, — неожиданно для себя сознался Тимур. — И нос заложен, такое чувство, что вместо мозгов сплошные сопли. А тут этот дневник, и Стас, и Инга, и вообще…

— И я, — понимающе кивнул Людвиг.

— И ты. Не в том смысле, что ты мешаешься, не подумай. Просто… — Тимур сделал паузу, пытаясь лучше сформулировать собственные ощущения, чтобы не ляпнуть ненароком какую-нибудь глупость. — С тобой лучше, чем без тебя. Но сложно. Я постоянно пытаюсь придумать, что делать дальше, но ничего не получается, и я злюсь. Не на тебя, а на себя.

— Зря.

— Наверное. Но по-другому не получается. И ещё… — Сознаваться было неловко, но такие вещи лучше говорить сразу, чтобы потом не всплыли в самый неподходящий момент. — Я Фёдору про тебя рассказал. Иносказательно, конечно, без имён, но он сразу понял, о ком речь. И о чём. Он вообще такой, знаешь, как «Большая советская энциклопедия».

— Такой же умный?

— Такой же весомый. Надо вас познакомить.

— Обязательно. — Людвиг облизнулся. Скорее всего, машинально, но из-за этого совершенно невинное слово приобрело немного кровожадный оттенок. — И что твоя энциклопедия про меня решила?

— Что надо подумать, но потом, а пока можно забить.

— Вот! Поверь умным словам весомого человека — забей. Как-нибудь выкрутимся.

— Тебя слишком многие видели: Диана, Инга, Стас. Соседка с полотенцем. Другая соседка, которая с ребёнком днём гуляла. Если Диана столкнётся с кем-то из родни, то они сразу почувствуют запах…

— Ой, ерунда, поверь, уж отбить запах она при необходимости сумеет: любой оборотень с детства знает, какой травкой натереться, чтобы мама не просекла, где ты ползал и с кем общался. — Людвиг легонько щёлкнул его по носу и всё-таки отправился на кухню, где немедленно начал шуршать пакетиками и греметь банками, смешивая очередное неведомое зелье. Тимур не отрываясь следил за его действиями — приготовление чая на глазок казалось более магическим процессом, чем вычерчивание сигилл с помощью циркуля и линейки. — Расскажи лучше, как у вас с Динкой вообще это всё получилось?

— В смысле?

— В коромысле. Я про то, как вы съехались. Судя по дневнику, явно не по любви великой. — Людвиг залил зелье кипятком и полез за чашками. — Ей сильно влетело из-за того, что я удрал, да?

— А ты как считаешь? — Тимур не собирался огрызаться, но вспомнил избитую, испуганную Диану — и не смог удержаться от резкости. — Ты вообще о ней не подумал, да?

— Не подумал. — повинился оборотень. — Я не хотел, чтобы моё исчезновение свалили на неё. Кто же знал, что она именно в этот момент решит в гости заглянуть? Но если она до сих пор на меня злится, то пусть скажет об этом сама. Это во-первых. А во-вторых, своим заклинанием подчинения она достаточно мне отомстила. Так что не ворчи, а рассказывай нормально, что там случилось?

— Да ничего особенного. То есть… ничего неожиданного, всё закономерно. Рыбников обнаружил, что ты сбежал, разозлился и выместил злобу на том, кто под руку подвернулся. Подвернулась Диана. А рука у него тяжёлая, сам знаешь.

— Да уж, догадываюсь, — Людвиг уныло потёр бок. Тимур припомнил, что именно в этом месте видел шрамы от волчьих когтей.

— Думаю, любому влетело бы в такой ситуации, но Диане же ещё и в камеру заходить запрещали, она тайком пробралась. Сначала меня провела, потом — сама. Так что попало ей не только за то, что ты сбежал, но и за то, что она нарушила отцовский запрет. В общем, отделал он её по полной программе, живого места не было. Я понимаю, что оборотни быстро восстанавливаются, но всё равно… — Тимура передёрнуло от воспоминаний. Самого наказания он, конечно, не видел, но помогал Диане обрабатывать синяки и ссадины. А она не плакала и ни разу не сказала, что ей больно. Только шипела сквозь зубы, ругалась на отца, костерила сбежавшего Людвига — но не плакала. — Ты же знаешь, она упрямая. Покидала вещи в сумку, заявила семье: «Я больше с вами в одном доме жить не буду» и ушла. Не очень далеко, до соседнего дома.

— Слушай, а Рыбниковы что, до сих пор где-то здесь живут? — Людвиг настороженно завертел головой, словно опасаясь, что сейчас вожак стаи выйдет прямо из холодильника. Опомнился-таки!

— Расслабься, они давным-давно съехали. Особняк отгрохали за городом. Не та дача с подвалом, где тебя держали, а нормальный дом, жилой, но тоже неподалёку. Обитают там теперь всем кланом, только Диана отдельно. Хотя её тоже звали, конечно. Потом, уже когда все помирились. А сначала она пришла ко мне. Не знаю, почему именно ко мне. Может, просто ближе всего было. Она потом говорила, что не собиралась у меня надолго оставаться, хотела только переждать немного, выдохнуть, а потом куда-нибудь к подружкам перебраться или квартиру снять. Но мама же сердобольная, она как увидела её — сразу захлопотала вокруг: «Ой, Дианочка! Да как же так можно с родным ребёнком поступать? Вот же нелюди! Никому я тебя не отдам, живи здесь, места хватит!» И она осталась у нас на пару дней, потом ещё на неделю, потом на месяц… По хозяйству помогала, училась. Меня немножко учила, тебя-то не было. Вот и вся история.

Тимур развёл руками. Ну а что ещё рассказать? Как объяснить, что они с Дианой буквально вцепились друг в друга, потому что им больше не за что было цепляться? Как они молчали часами, без слов понимая мысли и чувства друг друга? Как пытались искать пропавшего Людвига — нюхом, магией или просто на удачу прочёсывая улицы — но так и не нашли ни следа?

Да как о таком расскажешь?

Со своим парнем Диана рассталась, как только его выписали из больницы, потом долго ни с кем больше не встречалась. И даже с Тимуром у них первое время ничего не было, хотя его мама считала, что дети просто стесняются признаться.

Спустя несколько лет, переезжая на историческую родину, в Казахстан, она так и сказала (Диане сказала! Не Тимуру!): «Присматривай за ним. И на свадьбу позвать не забудь».

Но никакой свадьбы не получилось. Точнее, получилась, но не та.

— Держи! — перед Тимуром поставили чашку с горячим чаем. Пахло приятно, даже в голове слегка прояснилось. — Я малину добавил.

— Спасибо.

Людвиг со своей чашкой уселся напротив, но пить не спешил, просто уткнулся в неё носом, вдыхая ароматный пар. А потом сказал туда же, в чашку:

— Интересно, а этот вообще знает?

— Что? — не понял Тимур. Перескок темы с Дианы на Гаврилова получился слишком резким.

— Что у него есть ребёнок. В смысле… не какой-то абстрактный, а вполне конкретный ребёнок. Который, вообще-то, с его дочерью дружит. То есть… они обе — его дочери, только Ксюха теперь об этом знает, а Инга — ещё нет. Я надеюсь, что нет. Но, по правде говоря, у меня голова кругом от этой Санта-Барбары.

— У меня тоже. — Тимур отхлебнул чая и честно попытался подумать над вопросом. Получилось так себе, имеющейся информации не хватало. Но дочитывать дневник без Ксюши было бы нечестно, да и не факт, что там нашлось бы что-то полезное. — Но, если рассуждать логически, Гаврилов должен был как минимум увидеть ребёнка Нади. Если Ксюша права и он отказался от неё именно из-за того, что в ней нет магии, — он должен был сначала это выяснить, а значит, как следует изучить младенца.

— Не обязательно. Вроде бы на поздних сроках беременности уже понятно, что у ребёнка потенциал есть. А вот если его нет… Да, ты прав, должен был дождаться и выяснить точно.

— То есть он подержал Ксюшу в руках, сказал: «Ой, какая милашка», а потом вернул её матери и добавил: «Но она мне не подходит, можешь идти»? Так, получается? — Даже говорить это было странно. Так же странно, как бывает, когда откусываешь от бутерброда — и сначала не понимаешь, в чём подвох. Тебе не гадко, не противно, просто странно. А потом ощущения раскрываются в полной мере, и ты осознаёшь, что на хлебной корке уже выросла пушистая цивилизация пенициллина, и долго плюёшься, и полощешь рот в ванной, и не знаешь, как избавиться от этого привкуса, который теперь мерещится в любой еде.

Сейчас Тимуру было именно странно. Он крутил это ощущение в голове и никак не мог его осознать. Распробовать.

Оно было кисловато-горьким, вяжущим, тяжёлым.

От него тоже хотелось прополоскать рот. Или хотя бы глотнуть чаю.

— Он мог, — вздохнул Людвиг.

— Нормальные люди так не поступают.

— Открой глаза: люди постоянно так поступают! Да и с чего ты взял, что он — нормальный?

— Я удивляюсь, как ты-то с таким отцом нормальным вырос…

— Видимо, мамины гены оказались сильнее. Но всё же, возвращаясь к вопросу: как думаешь, он знает про Ксюху?

Тимур понимал, почему вопрос адресован именно ему. Сам-то Людвиг отца шестнадцать лет не видел, а Тимур с ним хоть изредка, но пересекался в школе. Правда, обычно всё их общение сводилось к короткому приветствию, а то и вовсе к лёгкому кивку.

Но мог ли Гаврилов опознать Ксюшу?

— Ну смотри… Фамилия у неё мамина, но довольно распространённая. Это Майер у нас в городе один-единственный, а вот Фроловых — целый воз. Даже если он знал фамилию Нади, то запросто мог не вспомнить о ней, случайно услышав фамилию Ксюши. Да и где бы он её услышал? Они с Ингой в разных классах и дружить начали совсем недавно.

— Когда я был маленьким, его больше заботили мои оценки и магические успехи, чем друзья и их фамилии, — вспомнил Людвиг.

— Вот именно! Но, с другой стороны, если он точно знает, что у него есть дочь на год старше Инги, с такой-то фамилией, живущая по такому-то адресу…

— Адрес он может и не знать. Он Надю на остановке караулил.

— Допустим. Но район-то знает. И девочка, живущая в этом районе, должна была пойти в нашу школу. А вот Инга совсем из другого района. Если помнишь, до квартиры Гаврилова отсюда пилить и пилить. — Вывод из всего этого напрашивался только один, и он Тимуру совсем не нравился.

— Хочешь сказать, что Инга должна была учиться в другой школе? — нахмурился Людвиг. Кажется, он тоже понял.

— Да. У нас не лицей и не гимназия, куда есть смысл через полгорода ездить. Обычная школа, не элитная, без особых понтов. У Гаврилова не было никаких причин отдавать дочь именно к нам.

— Может, рассчитывал, что ты за ней присмотришь?

— Да брось, он про меня не вспоминал, пока мы случайно в коридоре не столкнулись.

— То есть получается… — Людвиг вытащил из кармана мятую сигаретную пачку и нерешительно покрутил её в руках.

— Кури, фиг с тобой, — разрешил Тимур. Ну а что делать, не выгонять же из квартиры посреди разговора? Да и для лекций о вреде курения время не самое подходящее.

— Спасибо. Так вот, получается, что этому просто понадобился повод хотя бы иногда наведываться в твою школу. Именно в твою. И лично мне в голову приходит только одно…

— Он знает про Ксюшу.

— Именно! — Людвиг жадно затянулся. — Знает, но ей не говорит. Реально Санта-Барбара какая-то получается. Или индийская мелодрама: вот так исчезнешь на шестнадцать лет, потом вернёшься, а у тебя две сестры, которые только пару дней назад друг с другом познакомились.

— Для полноценной индийской мелодрамы не хватает слонов и танцев. А в финале непременно нужна свадьба, на которой родственники устроят разборку с истериками и мордобоем.

— Надеюсь, тебе пророческий дар по наследству не передался?

— От кого? — машинально спросил Тимур, и сразу же вспомнил старую историю с призраком, заявившимся на рабочее совещание. — Так ведь то пророчество всё равно не сбылось. Стройка, конечно, сорвалась, но уж точно не из-за лжи и ржи.

А было бы неплохо свалить всё произошедшее на дурацкое предсказание.

Тимур даже пытался. Ну, когда ещё не знал, что настоящий виновник — именно он.

Да и другие тоже пытались, очень уж много шума наделало в своё время внезапное пророчество. Но если ложь ещё получалось как-то притянуть к Людвигу, то ни ржа, ни рожь в ситуацию совершенно не вписывались. Ничего туда не вписывалось, кроме подростковой глупости и самоуверенности.

Если бы можно было открутить время назад, поймать самого себя за руку, настучать по голове, наорать…

Орать на детей, конечно, непедагогично, но вот на прошлого себя Тимуру хотелось орать долго, громко, до сорванного голоса, до красной пелены перед глазами. Орать, материться и топать ногами, чтобы дошло наконец-то, что магия — не игрушки, что от желания выпендриться — одни проблемы, что не надо торопиться, не надо пытаться быть лучше других, когда объективно ты ни капельки не лучше, вообще не надо быть…

Иногда просто не надо быть.

Лучше бы его никогда не было.

— Моргни, если тебя снова захватили в заложники демоны самокопания, — вкрадчиво прошептал Людвиг в самое ухо. И когда только успел подойти?

Тимур, конечно, сразу же моргнул. Просто от неожиданности, но этого хватило, чтобы немедленно оказаться в волчьих объятиях.

— Отпусти, — попросил он.

— Когда с моста падали — не отпустил, и сейчас не отпущу. Лучше чай пей, пока не остыл. И ложись спать, утро вечера мудренее.