Основы человечности. Работа над ошибками

Глава 12. Особенности питания боггартов

Дома никого не было.

Тимур до последнего надеялся, что, переступив порог, обнаружит Ксюшу с Людвигом, которые опять занимаются какой-то ерундой, но в этот раз квартира оказалась пуста. Даже грязной посуды в раковине не прибавилось.

Диана и Стас укатили по своим предсвадебным делам, напоследок взяв с Тимура обещание, что больше он сегодня никуда не пойдёт и вообще будет спокойно сидеть (а лучше — лежать) дома и пить минералку. И даже бутылку с собой дали — завалялась в машине.

И вот теперь он стоял посреди комнаты, сжимая в одной руке эту бутылку, а в другой — распечатки с фотографиями, и совершенно не представлял, что делать дальше. Мелькнула даже мысль позвонить Ольге Степановне и спросить, не знает ли она, где Ксюша, но этот вариант он решил отложить на самый крайний случай. Мало ли, вдруг девчонка прямо сейчас школу прогуливает, а Тимур её ненароком выдаст.

Была ли она вообще сегодня на уроках? Не в учительском же чате про такое спрашивать, в самом деле!

Заставив себя не бежать впереди паровоза и действовать последовательно, Тимур разложил на столе распечатки и задумчиво на них уставился. Зачем вообще было печатать фотографии, да ещё и на обычном принтере? Почему не скинуть по электронной почте, ведь с точки зрения анонимности так намного проще и безопаснее?

Правда, для этого надо знать личную почту Елены Михайловны (не то чтобы тайна, но поискать придётся) или использовать официальный ящик школы, который проверяют все, кому не лень (то есть и Ведьма, и завучи).

Значит, неизвестный шантажист всё же не хотел, чтобы снимки увидел кто-то посторонний?

Да и, кстати, не шантажист он вовсе! Требований никаких не предъявлял, просто сделал гадость и пошёл дальше по своим делам довольный. Наверняка школьник, больше некому.

В голову, конечно, сразу пришёл Буранов. Он мог! И даже сфотографировать мог, на фудкорте так уж точно, там вечно школьники толпами ходят. И, кажется…

Тимур прикрыл глаза, вспоминая обстановку. Ну да, примерно в той стороне, откуда был снят кадр, чуть левее Тимура, сидела целая толпа мальчишек, Ксюша ещё на них косилась постоянно и при этом, кажется, едва сдерживалась, чтобы стаканчиком не швырнуть.

А вот зачем этот балбес под окнами караулил и что успел увидеть? И с кем ещё поделился фотографиями?

И ведь напрямую не спросить, будет отпираться до последнего.

Телефон коротко звякнул. Тимур схватился за него, как за спасательный круг, но сообщение оказалось не от Ксюши, а от Дианы: «Блохастый у тебя? Если да, пусть заварит что-нибудь успокоительное. Только сам в травы не лезь, а то опять насыплешь либо не то, либо не туда».

Да что же она вечно с ним как с маленьким-то?! Можно подумать, он совсем безрукий!

«Я в состоянии сделать себе чай!» — напечатал Тимур, но сразу же стёр и вместо этого ответил: «Нет его. Бегает где-то, или спит».

Диане они про волчье логово в желудке боггарта, конечно, не рассказали. Вообще ничего ей не рассказали, и она до сих пор считала Людвига страшным убийцей, заслуживающим наказания, но…

«Ты больше не боишься оставлять меня с ним наедине? А кто меня уверял, что он опасен?» — спросил Тимур, не дожидаясь очередной порции нравоучений.

«Похоже, он опасен для всех, кроме тебя. Но не думай, что я его простила и всё забыла. И он пусть не думает. Мы обязательно поговорим, но позже».

«Позже», скорее всего, означало «после свадьбы». Сейчас у них все временные рамки делились на до и после свадьбы, как будто от штампа в паспорте что-то всерьёз зависело. Хотя на самом деле Диана даже фамилию менять не собиралась, чтобы не переделывать ворох документов. И салон закрывать тоже не планировала. А Стас, насколько понял Тимур, не планировал уезжать из Москвы.

Как они вообще жить собираются?

И как… Тимур хмыкнул от внезапной мысли, но задавать вопрос Диане не стал. Но всё же: как Стас относится к тому, что прямо сейчас, пока он ведёт машину, его невеста переписывается со своим бывшим?

Вряд ли такая ситуация покажется нормальным людям совершенно обыденной. С другой стороны — где вы здесь нормальных людей видели? Диана так и вовсе не человек. О чём Стас, опять же, не знает.

Тимуру не нравилась эта недосказанность между ними. Точнее, не нравились возможные последствия этой недосказанности, и даже привычная мысль, что это не его дело, не особо помогала. Диана — его близкая подруга. Естественно, ему есть дело до её благополучия!

Он даже подумал написать ей об этом, но…

— Пошли, ты мне нужен! — раздалось из-за спины.

Тимур едва не подпрыгнул. Телефон выскользнул из руки на стол.

— Людвиг, блин! Ты меня до инфаркта доведёшь!

— Вряд ли. Это нервы у тебя паршивые, а сердце вроде ничего, нормально работает. — Оборотень говорил в привычном полушутливом тоне, но выглядел встревоженным и взъерошенным. В смысле ещё более взъерошенным, чем обычно. — Пошли, — повторил он.

— Что случи… — начал Тимур, но тут его совершенно бесцеремонным образом схватили за руку и дёрнули в никуда.

То есть понятно куда, конечно, но в первый момент дезориентация от неожиданного перемещения совершенно выбила из колеи. Дополнительная неожиданность состояла в том, что до этого Людвиг наотрез отказывался пускать друга в своё логово.

Не то чтобы Тимур активно об этом просил, просто намекнул, что было бы любопытно побывать внутри боггарта. Людвиг в ответ буркнул что-то в духе «тебе не понравится» и, наверное, у него имелись для этого веские причины, но пока что ничего страшного не произошло: Тимур вполне уверенно приземлился на ноги и с любопытством осмотрелся.

По описанию он примерно так всё и представлял: комната без окон, шкуры, камин, кресла… и извилистая тень, стелющаяся по полу. На первый взгляд тень казалась неподвижной, но Тимур готов был поклясться, что буквально пару секунд назад она была намного дальше от его ноги.

— Фу, брысь! Потом попробуешь, не до тебя сейчас, — прикрикнул на тень Людвиг.

И сразу же подтолкнул Тимура к двери, которая пестрела хаотичными яркими пятнами, будто картина авангардиста.

Все двери здесь были разными, причём ни одна не вписывалась в интерьер. Из-за ближайшей приятно пахло фруктовым мылом, от следующей почему-то веяло холодом, самая обшарпанная, похоже, вела на кухню, ну а цветная, судя по всему, в комнату Ксюши.

— Вот, — кивнул на неё Людвиг.

— Что? — не понял Тимур.

— Она там заперлась, не открывает и ревёт.

— Ксюша? Что случилось?

— Я не знаю. Она не отвечает. — Людвиг — находчивый, самоуверенный, почти всемогущий — выглядел испуганным. — Сам разберись, ты же лучше умеешь с детьми общаться.

— Общаться, а не успокаивать. При мне они обычно не рыдают… — Тимур осторожно подошёл к двери и прислушался. Из комнаты действительно раздавались всхлипы — глухие, хриплые, какие получаются, когда сил на слёзы уже не осталось, но и остановиться никак не выходит. — Ксюш, это я. Можно войти?

С обратной стороны в дверь что-то гулко стукнуло и шлёпнулось на пол. Видимо, это означало «нельзя».

— Кроссовка, — принюхавшись, сообщил Людвиг.

— Давно она там?

— Кроссовка?

— Люд! — настроение было, мягко говоря, неподходящее для шуток. И так с утра день не задался, а теперь ещё и это.

— Ладно-ладно, не смотри так сурово. Минут двадцать-тридцать. Не засекал. Думал, поревёт, успокоится и выйдет, а она всё никак. Я ничего не делал, честно! В смысле, с ней. Мы даже не говорили, она уже такая пришла и сразу в комнату убежала.

— Если ничего не делал, то зачем оправдываешься?

Вид у оборотня действительно был донельзя виноватый — как у собаки, которая погрызла хозяйский ботинок и теперь точно знает, что ей вот-вот попадёт.

— Я не оправдываюсь. Просто… А вдруг она расстроилась из-за моей семьи, которая вроде как и её семья тоже? Из-за того, что я сын этого? Вдруг она разочаровалась и теперь не хочет меня видеть?

— Если бы она не хотела тебя видеть, она не пришла бы к тебе рыдать, — заметил Тимур. Сам он почти не сомневался, что истерика Ксюши связана не с откровениями из дневника, а всё с теми же фотками. Похоже, директорским кабинетом рассылка компромата не ограничилась. — Ксюш, мне очень надо с тобой поговорить. Меня сегодня Михайловна к себе вызывала.

В непрерывной череде всхлипов возникла пауза, но вскоре рыдания возобновились с удвоенной силой.

Людвиг заинтересованно навострил уши (в человеческом облике это было незаметно, но почему-то всё равно угадывалось) и подобрался поближе. Он, конечно, понятия не имел, кто такая Михайловна, но вслух спрашивать не стал, и правильно сделал.

— Ксюш… Я идиот и очень тебя подставил, — продолжил Тимур. — Мне стоило быть внимательнее. Нужно было думать о последствиях. Я… я опять накосячил. Но, пожалуйста, открой дверь, нам очень надо поговорить. Или… хочешь, стукни меня чем-нибудь. Можно даже сумкой, как Буранова. Обещаю, что не буду сопротивляться.

Он не особо верил, что эта речь поможет, но из комнаты послышались шаги, что-то тихонько звякнуло, и дверь распахнулась. На пороге возникла Ксюша: в вязаной шапке с помпоном, в куртке нараспашку и в одной кроссовке. Вторая валялась рядом.

Вид у девочки был крайне несчастный — заплаканное лицо, потухшие глаза и ни капли привычного задора. Бить Тимура она, похоже, не собиралась. Наоборот, уставилась в пол и, кое-как вместив слова между всхлипами, прошептала:

— Простите. Я не хотела.

— Ты-то здесь при чём? — опешил Тимур. Очень хотелось немедленно обнять этого горемычного ребёнка, но он заставил себя убрать руки за спину. Здесь, конечно, никто компромат снимать не станет, но и того, что есть, вполне достаточно. Так что всё, хватит! Должна же быть хоть какая-то социальная дистанция!

А вот Людвигу на социальную дистанцию всегда было наплевать, поэтому он немедленно притянул Ксюшу к себе, обхватил обеими руками и даже подбородок уложил сверху на помпон шапки, словно стараясь закрыть сестру от суровой реальности со всех сторон сразу. Но в разговор лезть не стал, и за это Тимур был очень благодарен.

— Это всё из-за меня, — всхлипнула Ксюша в футболку Людвига. — Я должна была вести себя осторожнее.

— Прекрати, — отмахнулся Тимур. — Это только моя вина. Я взрослый, и именно я должен был подумать о последствиях. Нам вообще не стоило сближаться. А теперь у тебя проблемы.

— Не у меня. У вас. Это же вас могут уволить. Мне-то как раз никто ничего не сделает. Бабушка поорёт и перестанет, в школе тоже посудачат и забудут. Все и раньше считали, что мы встречаемся, а теперь просто получили подтверждение.

— Они так считали? — Кажется, сегодняшний день решил окончательно добить Тимура. Вернее, то, что от него осталось.

— Ну да. Вы не знали? — Ксюша высунула нос из волчьих объятий.

Тимур покачал головой. Наверное, он должен был догадаться, но у него даже мысли не возникало, что кто-то может подумать о чём-то подобном. Он вот никогда не думал. И дело было не только в этических и уголовных запретах. Он вообще не рассматривал никого из учениц с точки зрения романтики, даже самых длинноногих и фигуристых старшеклассниц.

Не потому, что запрещено, а потому, что просто в голову не приходило. И в другие части тела тоже.

Они же дети!

— Поэтому я и говорю, что это моя вина, — вздохнула Ксюша. — Я-то знала. А вы просто слишком хороший, чтобы о таком думать и слушать глупые сплетни.

— Я — взрослый. И учитель. И… — Вот уж хорошим Тимур бы себя точно не назвал, но подумал, что если продолжит отпираться в том же духе, то со стороны это будет выглядеть как пустое нытьё и самобичевание. Но мысль до конца всё же довёл: — Я не должен был переступать границы… Я… наверное, вообще не гожусь в учителя. Может, и правильно, если уволят!

— Да вы что, с ума сошли?! Я, может, только ради ваших уроков вообще в школу ходила! И не только я, между прочим!

— Так! У меня вопрос! — вмешался Людвиг. И немедленно зафыркал, отплёвываясь от шерстяных ниток, попавших в рот. — Точнее, один вопрос и одна просьба. Во-первых, ребёнок, сними шапку, здесь же тепло. А во-вторых, что вообще произошло? Я явно пропустил что-то интересное.

— Не то чтобы очень интересное, — вздохнула Ксюша. — Я бы этому бразильскому сериалу поставила три балла из десяти, да и то за персонажей.

— Подожди! Буквально вчера вечером наш сериал был индийским ремейком Санта-Барбары!

— А утром превратился в бразильскую мелодраму. Вот как бабушка в почтовый ящик заглянула — так и превратился. Потому что в ящике лежало письмо. Ну, не совсем письмо… просто конверт такой белый, неподписанный. А в нём фотки. А на фотках — мы с Тимуром Игоревичем во всяких двусмысленных ситуациях. Если не знать, в чём дело, то можно подумать, что мы на свидании, или что-то типа. В общем, бабушка в итоге даже на работу не пошла, ворвалась обратно в квартиру и устроила мне разнос. Часа два орала. Я пыталась ей объяснить, что в школу опаздываю, а она сказала, что ни в какую школу я сегодня не пойду, и вообще никуда больше не пойду, буду дома сидеть, под присмотром. К батарее она меня, конечно, не приковала, но полдня ходила за мной хвостом, буквально глаз не сводила. Не при ней же сюда перемещаться, такого она точно не переживёт. Пришлось с боем прорываться в подъезд, и оттуда… — Ксюша снова вздохнула.

Носом она уже почти не шмыгала, но Тимур понимал, что это временно. За лаконичным «часа два орала» явно пряталось много злых и обидных слов и ещё больше — эмоций.

— Она тебе не поверила? — спросил он, прекрасно зная, каким будет ответ.

— Она меня даже не слушала. Слова вставить не дала. Ей же лучше знать, с кем я сплю. Как заладила своё «вся в мать» — так и понеслось. А у вас что?

— А у меня Елена Михайловна. И тоже фотографии, уж не знаю, в конверте или нет, но подозреваю, что те же самые. Так что на меня тоже с утра поорали, но в итоге всё-таки выслушали и даже поверили.

— Значит, не уволят? — с надеждой спросила Ксюша.

— Не знаю. Пока нет, но если фотки всплывут где-то ещё, то… А есть у меня подозрение, что они рано или поздно всплывут.

— Бред какой-то! — Людвиг наконец-то выпустил сестру и вдруг резко развернулся к Тимуру и рявкнул: — Кому сказал, не трогать!

Тимур вздрогнул всем телом. Что-то тёмное и бесформенное пронеслось мимо него и с разгона нырнуло под кресло.

— Это он и есть? Боггарт?

— Да. Зараза ненасытная.

— Ему тяжело сдерживаться, потому что вы незнакомый и вкусный, — тихо, словно извиняясь, произнесла Ксюша.

— А ты откуда знаешь?

— Он очень громко думает. То есть не совсем думает, не так, как люди. Просто транслирует эмоции и ощущения. Иногда, когда хочет, чтобы его услышали. И сейчас он очень хочет вас попробовать.

— Так и знал, что этим кончится, — недовольно пробурчал Людвиг. — Пошли-ка в реальный мир, а то действительно не сдержится.

— А может, пускай… — предложил Тимур. — Пусть попробует, переживу как-нибудь. Я же правильно понимаю, что ты не сможешь дать мне ключ от этого места, пока его хозяин меня не признает?

— Дать-то смогу, мне не жалко, но он всё равно работать не будет, пока ты не… как бы сказать-то… пока боггарт не насытится твоими эмоциями. То есть, понимаешь, он не просто надкусит и попробует, он в тебя вцепится и не отпустит, пока не доберётся до самого потаённого страха. И только если этот страх придётся ему по вкусу — тогда и… Впрочем, я уверен, что ему понравится. Но боюсь, что не понравится тебе.

Звучало, вопреки смыслу сказанного, не так уж и жутко.

Тимур всё время чего-то боялся, он привык бояться. С возрастом научился прятать постоянную тревогу и сохранять хотя бы видимость спокойствия, но внутри всё каждый раз сжималось от затаённых «А вдруг случится что-то плохое? А вдруг что-то уже случилось, просто я пока об этом не знаю?».

Из-под кресла заинтересованно высунулся клочок темноты. Потоптался на месте и осторожно двинулся вперёд. У боггарта не было формы и чётких границ, но своими повадками он напоминал настороженного кота. Или, скорее, распушившегося манула.

— Я согласен, — решил Тимур.

— Точно? — Людвиг покосился на теневого манула, но в этот раз прогонять не стал. — Это действительно неприятно. Ксюха, вон, на весь Дом орала.

— Я орала? Мне показалось, просто падала… — Ксюша вздрогнула от воспоминаний и поморщилась. Кажется, ей до сих пор было не по себе от пережитого.

Тимур едва сдержался, чтобы не погладить её по спине, успокаивая, и на всякий случай сделал шаг назад.

— Я постараюсь не орать, но можно вы не будете подглядывать и ржать?

— Да мы и не планировали. — Судя по смущённым взглядам, ржать эти двое, может, и не планировали, а вот подглядывать — очень даже.

— И на видео не снимать, — добавил Тимур. — Хватит с меня компромата на сегодня.

— Тимур Игоревич, вы действительно думаете, что мы на такое способны?

— Я думаю, что вы и не на такое способны. Поэтому, пожалуйста…

— Дурак ты, Тима, — вздохнул Людвиг. — Я просто хотел рядом посидеть. Когда кто-то рядом — не так страшно.

— Не надо, я справлюсь. Ты же сам сказал, что сердце у меня крепкое.

— А нервам хуже уже не будет? Да, пожалуй, так и есть. Ладно, общайтесь. Но потом не говори, что я тебя не предупреждал. Ксю, пошли чаю дёрнем. И сними, наконец, шапку.

* * *

Тимур думал, что боггарт набросится на него, как только они останутся наедине. Но кухонная дверь захлопнулась — и ничего не произошло. Вообще ничего.

Он стоял посреди комнаты, как дурак, ждал и готовился, убеждал себя не бояться — но пока что бояться было ровным счётом нечего. По стенам не бегали подозрительные тени, пламя в камине горело ровно, мебель не скрипела, сквозняк не холодил кожу. Полнейшая тишина и спокойствие!

Тимур оглянулся на боггарта — и не нашёл его на прежнем месте. Чувствуя себя донельзя глупо, встал на четвереньки и заглянул под кресло — но и там ничего подозрительного не обнаружилось. И под вторым креслом темнота тоже оказалась совершенно обычной и ничуть не страшной.

— Эй, боггарт, ты где? — шёпотом позвал Тимур.

Из-за кухонной двери раздались смешки. Смеялись, конечно, не над ним (по крайней мере, очень хотелось верить, что эти двое и правда не подглядывают), но всё равно стало немножко обидно. Он-то думал, что они за него волноваться будут, а не анекдоты травить.

А с другой стороны — чего волноваться-то? Ведь они оба прекрасно пережили сеанс пугания и точно знают, что от этого не умирают. Интересно, а поседеть можно? Или заикой остаться? Было бы неприятно.

И всё же — когда уже хоть что-то начнётся? Или весь ужас заключается в том, чтобы ползать по комнате на четвереньках, выискивая злобного духа?

За дверью уже ржали в голос. Кажется, Людвиг рассказывал какую-то байку. Пару раз прозвучало имя Тимура — он не подслушивал, но двери и стены в волчьем логове оказались не толще, чем в обычной хрущёвке. Соблазн подкрасться поближе и узнать, о чём речь, был велик, но Тимур всё же сдержался. Да, на кухне наверняка обсуждают какую-нибудь из тех дурацких ситуаций, в которые он постоянно попадал в детстве, но сейчас он достаточно взрослый, чтобы не обижаться на такие истории, а посмеяться вместе со всеми.

Хотя, конечно, любопытно. Но если он подкрадётся к двери, а потом внезапно получит ей по лбу, у Людвига немедленно появится новая история о том, какой дурень этот Смолянский. И кому оно надо?

Как выяснилось, Тимур поступил правильно, потому что буквально через несколько секунд кухонная дверь медленно приоткрылась, скрипя петлями, и в щели показались два любопытных лица.

— Ну ты как, живой? — спросил Людвиг.

— Слишком живой, — развёл руками Тимур. — Я, честно говоря, не понял, в чём дело, но… ничего не случилось. Я ждал — и ничего.

Оборотень заинтересованно приблизился, обошёл друга по кругу и, кажется, принюхался. После чего осторожно предположил:

— Подозреваю, ты ему не понравился.

— А так бывает? — удивилась Ксюша, тоже подбираясь ближе. — То есть… разве боггарту не всё равно, кого пугать?

— Человекам, теоретически, тоже всё равно, чем питаться, лишь бы не ядовитое, но кого-то тошнит от брокколи, а кто-то ненавидит манную кашу. Видимо, Тимур у нас — брокколи!

Ксюша прыснула со смеху. Тимур и сам улыбнулся, представив себя зелёным и растительным, но улыбка вышла невесёлая. Понимание, что твоя внутренняя сущность не интересует даже потенциально всеядную нечисть, не радовало.

— Ну а серьёзно, что теперь делать-то? — спросил он.

— Смириться. — Людвиг пожал плечами. Кажется, его даже обрадовало, что больше никто не нагрянет в его логово без приглашения. — Всё-таки магия — это не твоё. Пожалуй, даже лучше, что ты останешься без ключа: а то вдруг нарисуешь неправильно, активируешь — и прилетишь сюда по частям. Получится обидно.

Тимуру уже было обидно. Он, конечно, выдавил ещё одну улыбку, но торопливо отвернулся, чтобы не выдать ненароком своё расстройство.

А с другой стороны, Людвиг ведь прав: накосячить даже с элементарным символом можно запросто! Особенно если спросонья или второпях.

— Да ладно тебе, — влезла Ксюша. — Он же не виноват, что без шпаргалки сигиллы чертить не умеет. Просто его слишком поздно учить начали.

Если это была попытка утешить, то не слишком удачная. Да и ответ на неё прозвучал вполне логичный:

— Ксю, солнышко, ты сейчас старше, чем он в начале обучения, и ничего, как-то справляешься. О, кстати! Покажешь ему?

— Да, конечно! — просияла девочка. — Тимур Игоревич, вы же ещё не знаете! Мы придумали, как я могу пользоваться магией Людвига. Точнее, он придумал, как сделать, чтобы я не выкачивала его целиком, а брала ровно столько, сколько нужно для активации заклинания. Смотрите!

Она вытащила из кармана кусочек мела, отшвырнула с пола одну из шкур и нарисовала на досках магический символ. Получилось на удивление быстро и аккуратно, Тимур даже залюбовался. У него символы всегда выходили кривыми и косыми, будто он рисовал их с закрытыми глазами. Попытки что-то исправить делали только хуже, приходилось перерисовывать заново, иногда несколько раз, а в результате всё равно получалась ерунда. В лучшем случае. В худшем — из-за волнения сила снова выходила из-под контроля, и перегруженные магией знаки загорались, грозя устроить натуральный пожар.

Тимур с трудом представлял, как ему удалось вычистить подчиняющие чары и из Ксюши, и из Людвига, и при этом не спалить ни их, ни квартиру. От шока, не иначе.

У Ксюши, похоже, таких проблем вовсе не было. Она нарисовала ещё один символ — в этот раз маркером на собственной ладони — и взяла Людвига за руку. Ненадолго прикрыла глаза, собираясь с духом, облизнула губы (она всегда так делала, когда выходила отвечать к доске) и осторожно коснулась меловых линий. Узор мягко засветился, и над ним соткался из воздуха иллюзорный многогранник.

Практического применения у этого заклинания не было, просто учебная задачка на распределение энергии: углы и рёбра должны получиться чёткими, грани — одинаковыми по толщине и без проплешин, а цвет, так уж и быть, можно выбрать по настроению.

Тимур очень долго не мог создать даже банальный чёрный куб или белую пирамиду, не говоря уж про какой-нибудь октаэдр. Ксюша же сходу выдала многолучевую звезду, сияющую всеми цветами радуги. Причём «сияющую» в самом прямом смысле: по поверхности фигуры то и дело пробегали искры — от центра до кончиков лучей, а потом обратно.

— Талантище же! — объявил Людвиг и порывисто чмокнул ученицу в макушку. Успехам Тимура он никогда так не радовался. Да и много ли было тех успехов?

— Мне просто достался хороший учитель. — Ксюша развеяла звезду, выпустила руку Людвига и почесала ладонь — после передачи силы рисунок на ней наверняка нагрелся и слегка жёг кожу.

Да, конечно, дело было именно в учителе, но не столько в его педагогическом таланте, сколько в личном отношении к ученику. Например, Тимура Людвиг так и не смог ничему толком научить, как ни старался, а вот Ксюшу как-то ухитрился заинтересовать. Она и в школе нормально занималась только на тех уроках, которые ей нравились, и напрочь игнорировала все остальные. Та же математика явно не была для неё слишком сложной, девочка просто ленилась учить формулы.

Однако без знания формул и всяких там косинусов не получилось бы спроектировать сложную магическую фигуру. А значит — может, когда хочет!

— Гены тебе хорошие достались, — хмыкнул Людвиг. — Папаша наш, конечно, не самый приятный человек в мире, но голова у него варит отлично.

— Ещё бы он использовал её для чего-то дельного, а не чтобы молодым девчонкам мозги пудрить, — буркнул Тимур.

— Он использовал. Строительную фирму с нуля открыть — это, знаешь, не самый простой квест. Если бы кое-кто нам сдачу первого дома не сорвал, мы бы уже пару районов заселили.

Действительно, кто бы это мог быть…

Наверное, на подначку нужно было как-то ответить, но Тимур привычно задавил в себе нарастающую обиду. Да, фраза Людвига явно подразумевала сарказм, но голос его звучал совершенно нейтрально. Может, он даже не понял, что своими словами сделал больно. Ну и какой тогда смысл впустую огрызаться?

— Ты сам говорил, что львиная доля успеха состояла в том, что он дурил журналистов с помощью магии, — миролюбиво заметил Тимур.

— Так ведь дурил, а не убивал. В отличие от некоторых.

А вот это прозвучало уже совсем не нейтрально.

Тимур почувствовал себя так, будто ему в грудь ударил средневековый таран. Воздух вышибло из лёгких, пол ушёл из-под ног, во рту почудился отчётливый привкус крови… и ничего не произошло. Мир не рухнул. Даже сам Тимур не рухнул, остался стоять, хотя больше всего хотелось упасть, сжаться в комок и разрыдаться. Или врезать Людвигу изо всех сил прямо по наглой роже — а разрыдаться уже потом.

— Замолчи, — тихо сказал он вместо этого.

— Да ладно тебе, это же правда. Либо ты сможешь её принять, не впадая каждый раз в истерику, либо свихнёшься окончательно и бесповоротно.

— Я не псих.

— Это тебе в школе на медосмотре сказали?

— Я нормальный, — упрямо произнёс Тимур, хотя всё в нём кричало, вопило, настаивало, что это просто глупый и бессмысленный самообман. Что он никогда в жизни не был нормальным. Все вокруг — одноклассники, родители, случайные знакомые — с детства говорили, что он странный, чудной. Нервный, трусливый, проблемный, плакса. Истеричка.

— Ты истеричка. — Людвиг просто констатировал факт. — И не надо так сурово пучить на меня глаза, всё равно круглыми не станут. Ну вот на что ты сейчас обиделся?

А действительно, на что?

На то, что Ксюша талантливее его? На честную и объективную оценку характера? На напоминание о его глупых ошибках, из-за которых погибли люди?

Вот и получается, что, если уж обижаться, то не на Людвига, а на самого себя!

— Выпусти меня отсюда, — попросил Тимур.

— Побежишь жаловаться Диане и требовать, чтобы меня посадили обратно в подвал?

— Не побегу. Просто выпусти. Пожалуйста. Мне надо побыть одному.

— Поплакать, — подсказала Ксюша, снова заглянувшая в чужие мысли без разрешения. И вот кто её просил?!

— А что, нельзя? — огрызнулся Тимур. — Только тебе можно показательно запираться в комнате и там реветь? А другие молча терпеть должны? Я живой человек, между прочим!

Надо было промолчать, но слова рвались наружу — злые, резкие. И совершенно беспомощные перед очередной правдой.

— Вы взрослый. А ведёте себя как пятилетка, который знает только слово «хочу». — Она и смотрела на него, как на пятилетку — взглядом человека, уставшего от чужих истерик. — Привыкли, что вам всё прощают, что о вас заботятся. А нести ответственность за свои поступки кто будет? Помните, как вы меня чуть насмерть не перепугали, когда отключили зрение и слух? Помните, по глазам вижу! И я вас после этого простила. А вы чем отплатили? Тем, что подставили нас обоих с этими дурацкими фотками. Это, по-вашему, взрослое поведение?

— Ты же сказала, что не сердишься…

— А что я должна была сказать? Что я в ярости? А смысл? Мне надо, чтобы вы решили проблему, а не полезли с горя под мост, на мост или ещё в какое-нибудь травмоопасное место. Но раз вы всё равно решать ничего не собираетесь…

— Я собираюсь! Я хотел, чтобы Людвиг понюхал…

— Опять Людвиг, — вздохнула Ксюша. — А вы? Что вы собираетесь делать?

— Да что вы ко мне прицепились? Отпустите меня!

— Можно подумать, тебя кто-то держит, — усмехнулся Людвиг. — Это ты за мной всегда бегал, как привязанный. А я с тобой и общаться-то начал исключительно из жалости. Ну и немножко из необходимости. Влияние на твоего отца, помнишь? Этот же тебе прямым текстом говорил.

Действительно, говорил. Давным-давно, ещё в детстве. Только вот…

— А ты откуда знаешь? — спросил Тимур. Спросил — и почувствовал, как губы дёрнулись в нерешительном подобии улыбки.

Да, делать морду кирпичом и скрывать эмоции он никогда не умел, вот и сейчас не смог. Слишком обрадовался, что подловил-таки наглую нечисть.

— Что? — удивилась нечисть голосом Людвига.

— Мы разговаривали с Гавриловым наедине, рядом никого не было.

— Я… — Лицо собеседника стало растерянным и как будто немного размытым. Расфокусированным. Но только на мгновение. — Я просто знаю. Он мне сам об этом сказал.

— Вот так просто пришёл и сказал? И как же это случилось?

— Я что, перед тобой отчитываться должен?

— Не должен. Но мог бы убедительно соврать. Но ты, видимо, как я — совсем врать не умеешь. В отличие от Гаврилова. В отличие от всех Гавриловых, которых я знаю. Уж они бы мгновенно придумали, что мне ответить!

Людвиг (настоящий Людвиг), возможно, обиделся бы на такое заявление. Он очень не любил сравнений с отцом и не хотел иметь с ним ничего общего, даже фамилии. Но всё же умение врать и выкручиваться из неудобных ситуаций в их семействе явно передавалось по наследству. Разве что Инге, кажется, не досталось.

— Когда ты догадался?

Тимур задумался. Он и сам не вполне понимал, в какой момент всё стало кристально ясно. Разве что…

— Людвиг никогда не причинит мне вреда. Словами тоже. Я… наверное, просто знал. Всё это время знал, что говорю сам с собой.

Образ комнаты подёрнулся дымкой, как будто Тимур вдруг очутился в густом сером тумане. От тумана щекотало в носу, першило в горле и слезились глаза.

Когда-то давно на раскопках они с ребятами застали пожар в степи. Огонь шёл низко, по жухлой траве, но дымило так, словно рядом полыхал целый лес. Наперерез пламени прокопали неглубокую канавку, затоптали и пролили водой отдельные тлеющие участки — и этого оказалось достаточно, чтобы пожар не пошёл дальше, даже палатки переставлять не пришлось. Но весь вечер и весь следующий день над лагерем стоял такой же неприятный туман, а вся еда и вода отдавали гарью.

Сейчас гарью не пахло, но Тимур всё равно раскашлялся, да так сильно, что едва устоял на ногах. Голову опять повело. Он шагнул к ближайшему креслу, надеясь на него опереться, но не дотянулся и осел рядом. Не упал, просто тихонько сполз на пол, отдышался немного, а потом лёг на спину и уставился в деревянный потолок.

И смотрел до тех пор, пока в поле зрения не ворвалась лохматая голова Людвига.

— Тима, ты как? Живой?

— А ты? — спросил Тимур.

— Я? При чём здесь я?

— Ты точно живой? В смысле, настоящий?

— Так… — Людвиг присел рядом, махнул рукой в сторону кухни, видимо, привлекая внимание Ксюши. — Он тебе что, мой труп показал?

— К счастью, нет.

— Тогда рассказывай. Или сначала чаю? Ксю, тащи чай и шоколадку, будем экстренную реанимацию проводить.

— Да всё у меня в порядке. — Тимур сел. Комната не шаталась, в глазах не двоилось и даже в груди почти не тянуло. — Мы просто поговорили.

— С боггартом? Он же не умеет разговаривать. По крайней мере, словами и вслух.

— Он притворился тобой. Вами обоими. Сказал мне… — Тимур задумался, как объяснить, не цитируя весь диалог, а потом сдался и всё-таки выдал как чувствовал: — Показал, насколько я бесполезная тряпка. Можно подумать, я раньше этого не знал. Я и так в курсе, что это я во всём виноват — и в убийстве, и в том, что у твоего отца бизнес накрылся, и тебе жизнь испортил, и Ксюше…

— И часовню тоже ты развалил? — Людвиг улыбался, но как-то неправильно. Только губами, а глаза оставались грустными, как у больной собаки.

— Думаю, с моими талантами при попытке развалить часовню я бы первым делом завалил ей себя… Но нет, он не утрировал. Говорил как есть. Обвинял только в том, что я действительно делал, и говорил именно то, что я всегда боялся от тебя услышать. Он умный и внимательный. — Под креслом на мгновение мелькнули два алых огонька. А потом под другим — сразу четыре. Боггарт наблюдал, прислушивался и, кажется, ему была приятна похвала. А вот пришлось ли по вкусу угощение? Ведь еду выдернули прямо из-под носа. — Но я его подловил.

— Серьёзно? То есть ты сам вырвался из кошмара, не дожидаясь, когда он тебя выплюнет? Горжусь тобой, юный падаван! И на чём он попался?

— Выдал один факт, о котором ты никак знать не мог. Твой отец как-то сказал, что ты общаешься со мной только из-за выгоды.

— А, помню, было дело… — Людвиг не выглядел удивлённым. — Я ему тогда очень хотел морду набить. Может, и набил бы, но встать не мог…

— То есть ты знал? — Реальность, с трудом сложившаяся в голове Тимура в цельную картинку, снова покрылась трещинами.

— Знал.

— Откуда?

— Подслушал. Я не специально, просто… так получилось. И что, ты всё это время боялся, что это правда?

— А что, нет? Зачем ему врать?

— Не знаю. Из любви к искусству. Спроси его сам, если хочешь. Но я никогда не расценивал тебя как средство для наживы или что-то такое. Ты — это просто ты. Мой друг. Мой ученик. — Людвиг поворошил Тимуру волосы, совсем как в детстве, и вдруг замер, вглядевшись в лицо. — Вот и что с тобой делать, наказание ты моё?

Тимур не сразу понял, о чём речь. Только когда Людвиг снял с него очки и осторожно провёл пальцем по щеке, стирая слёзы.

— Извини… я… Я в порядке. Просто знать о своих ошибках — это одно, а когда тебе за них выговаривают открытым текстом… Это было неприятно.

— Давай называть вещи своими именами — это было страшно. Боггарт питается страхами, а не лёгким дискомфортом. И он сделал всё, чтобы тебя напугать. А теперь выдыхай. Забудь всё, что видел. Это неправда.

— Но… Понимаешь, проблема в том, что это правда. Всё, что он сказал, — чистая правда. Я знаю. Чувствую, и всегда чувствовал. Обычно я пытаюсь об этом не думать, но сейчас меня просто ткнули носом в правду. И давно пора было это сделать!

— Ничего подобного! Ты ни в чём не…

— Виноват! Именно я во всём виноват! И не надо меня утешать, я не заслужил! И не смотри на меня так. Я — плохой человек, ужасный! — Кажется, Тимур кричал. Кажется, у него снова текли слёзы, и из-за этого становилось ещё стыднее. Как маленький, ей-богу! Опять устроил истерику у всех на виду! Ну и кто после такого поверит в его нормальность, если даже он сам в ней сомневается?

— Тима, посмотри на меня! — Людвиг зажал его лицо в ладонях, не давая отвернуться. — Я не знаю, что конкретно он тебе сказал, но это неправда! Слышишь? Это неправда, этого не было, я такого не говорил! Я такого даже не думал! Ты замечательный, добрый, честный, и именно поэтому тебе сейчас так больно. И я не знаю, как тебе помочь, но точно знаю, что однажды станет легче. И знаю, что ты не виноват. Не виноват! Ты понял?

Почему-то от этих яростных возражений было гораздо больнее, чем от едких слов, брошенных прямо в лицо. Настолько больнее, что закралась безумная мысль: а вдруг это ещё не конец? Вдруг на самом деле кошмар, насланный боггартом, в самом разгаре?

Тимур действительно подловил боггарта на ошибке, или тот сам позволил себя подловить, чтобы потом нанести удар исподтишка? Что сейчас вокруг — реальность или очередная иллюзия?

Логически мыслить больше не получалось. Тимур протянул руку и осторожно коснулся груди Людвига. Спросил хриплым шёпотом:

— Это правда ты? Настоящий?

— А какой же ещё? — опешил Людвиг, а потом сообразил: — Нет, я не глюк и не часть кошмара. Я же не делаю ничего плохого. Кажется. Или делаю? Ты говори, если что!

— Нет-нет, ты — нет. Но ты ведь можешь. Если вдруг ты — не ты. Как только я поверю, что всё закончилось, ты сделаешь что-то… Что-то…

Тимур не мог даже толком предположить, что.

Людвиг — а особенно неправильный, поддельный Людвиг — мог сделать что угодно.

Настоящий Людвиг тоже мог. Например, он мог снова исчезнуть на долгие годы. Снова разбить Тимуру сердце своей жертвенностью. Мог пошутить над его магической необучаемостью. Сожрать все пельмени в холодильнике.

А ещё он мог в любой момент оказаться иллюзией.

— Как я могу узнать, что ты настоящий? — прошептал Тимур.

— Но ведь ты уже узнал! Ты всё понял правильно: боггарт берёт информацию для кошмара из твоей головы. Так что мне достаточно рассказать о чём-то, чего ты не знаешь.

На словах выглядело довольно легко, но…

— Но если я чего-то не знаю, как я могу быть уверен, что ты говоришь правду?

— Да, подстава… Придётся верить на слово. Хотя… хочешь, напою что-нибудь из «Рамштайна»? Ты же не знаешь немецкого, а боггарт, при всех его талантах, не умеет сочинять песни.

— Ты притащил его из Германии. Он-то как раз знает немецкий! Вдруг он и песню знает!

— Вот ты непрошибаемый… Ладно, сейчас ещё что-нибудь придумаю. А помнишь, к вам в гости какая-то родня приезжала, и поэтому ты несколько дней жил у меня? И твоя мама с чего-то решила, что я не смогу тебя прокормить, поэтому однажды утром притащила нам мясной пирог, огромный пакет с пончиками…

— Это были баурсаки.

— Да, вот с этими самыми. И кастрюлю каши.

— Какой ещё каши? — удивился Тимур. Историю он помнил, а кашу — нет.

— Манной. Просто я её съел ещё до того, как ты из школы пришёл.

— Вот ты проглот!

— Так ведь ты же всё равно её не любишь. Ну что, сойдёт за неочевидный факт? Хочешь — маме позвони, она подтвердит! Заодно извинись, что я кастрюлю до сих пор не вернул. Сначала забыл, а потом… ну… не успел. Как-то не до кастрюли было.

— Ммм… не хочу мешать вашей ностальгии, но всё намного проще. — Кухонная дверь снова скрипнула, и в комнату вошла Ксюша с двумя чашками чая. Из кармана толстовки торчала надкушенная шоколадка. — Для того, чтобы позвонить, придётся вернуться в реальный мир. Но мы ведь можем переместиться туда просто так, и это точно не будет частью кошмара, потому что у боггарта не хватит сил поддерживать такую огромную иллюзию. Там дома, улицы, небо, люди. Много людей и все разные. Собаки, кошки, голуби. Еда. Еду он вообще делать не умеет.

— Устами младенца глаголет истина! — Людвиг нравоучительно воздел вверх палец. — Сейчас у боггарта вся энергия уходит на то, чтобы поддерживать в физическом состоянии этот дом. Больше он не осилит. Ну что, возвращаемся в реальность?

И правда, совсем просто. Особенно если хотя бы ненадолго перестать думать о своих проблемах и обратить внимание на то, что происходит вокруг.

Пожалуй, Тимуру действительно пришла пора возвращаться в реальность. Во всех смыслах.

— Дайте мне минутку, — попросил он. — Здесь можно умыться?

— Здесь можно даже вымыться, если дома воду горячую отключат. Вон та дверь.

* * *

Когда Тимур вышел из ванной, Людвиг и Ксюша пили чай и смотрели в стену. Точнее, на стену.

На то место, где когда-то была голая стена, а теперь всё пространство от пола до потолка занимали книжные стеллажи — правда, пустые. По краю верхней полки мигала яркими огоньками гирлянда, и вкупе с камином ощущение получалось совсем новогоднее.

А ещё в комнате появился диван — явно из того же комплекта, что и кресла, — здоровенный клетчатый плед и ворох ярких подушек.

— Похоже, отдельную комнату тебе выделять не стали, но спальное место предоставили, — прокомментировал Людвиг. — Теперь есть где прятаться от влюблённых школьниц и их разъярённых родителей.

— Не смешно, — сказал Тимур.

А потом передумал — и рассмеялся.