Глава 30

Адессу, продиравшуюся через грязь, сплошь покрывали укусы насекомых и слизь. Кинжалом она разрубила колючую лозу, преградившую путь, и перерубленные стебли отпрянули, истекая зеленоватым соком. Эти неразумные опасности задерживали ее в погоне за настоящей добычей — волшебником Максимом.

Другая колючая лоза упорно хлестала ее, будто кнутом, и острые шипы поблескивали бриллиантовыми капельками яда. Колючка прошлась по руке Адессы, рассекая кожу. Женщина крутанулась на месте и дважды взмахнула кинжалом, перерубив лозу и позволив подергивающемуся щупальцу упасть в мутное болото. Кожа вокруг царапины уже воспалилась. Без колебаний Морасит провела по руке кинжалом, превратив царапину в обильно кровоточащий порез, и принялась выдавливать из раны яд. Убрав кинжал в ножны, она мечом пробила путь через агрессивные заросли, идя по слабому следу Максима.

Адесса столкнулась с ним лишь однажды: ночью, когда нашла его лагерь, а он отвлек ее магией и оставил сражаться с парой болотных драконов. Максим скрылся в дебрях, а она потеряла полчаса на расправу с тварями. С тех пор она больше его не видела. Задача усложнилась, ведь теперь Максим знал, что Тора послала Адессу убить его. Ему прекрасно известно, как смертоносны Морасит, и особенно она.

Выискивая его след, она думала о том, чем занимаются ее сестры в Ильдакаре. Адесса полагала, что Морасит подавили волнения и спасли властительницу. Она верила в них, и поэтому сейчас должна сосредоточиться на своем задании. Когда она принесет голову главнокомандующего волшебника, то снова займется Ильдакаром.

Ожидая новых атак со стороны лоз, она пробиралась через болото, изучая сломанные веточки, примятую траву, старые отпечатки в мягкой грязи. Она знала, что Максим опережает ее на день или даже больше. Волшебником он был могущественным, но, к счастью для Адессы, не преуспел в заметании следов.

Она осторожно передвигалась в туманном свете, проникавшем сквозь листву. Адесса не хотела, чтобы презрение к Максиму заставило ее совершать ошибки. Вчера она пошла по неверному пути, преследуя, как оказалось, молодого черного медведя, который удирал в подлесок. Она поняла, что Максим пошел совсем в другом направлении. Потеряв несколько часов, Морасит наконец нашла то место, где сбилась с пути. Теперь она снова шла за Максимом, опустив глаза в землю, поглядывая по сторонам в поисках паутины, атакующих лоз или притаившихся болотных драконов.

Максим был равнодушным человеком. Несмотря на свой статус, он пренебрежительно относился к Ильдакару, и теперь Адесса знала, что он был Зерцалоликим, предателем, который организовал восстание рабов и причинил городу колоссальный вред. Даже без приказа властительницы Адесса считала, что он должен умереть за преступления.

Она всегда была предана Ильдакару. Адесса родилась спустя столетия после создания савана вечности, и выросла, слушая легенды о врагах извне, но никогда не видела другой угрозы кроме беспорядков внутри Ильдакара.

В детстве Адесса применяла свою физическую силу в жестоких и грубых играх, которые для развлечения смотрели аристократы. Однажды в дом ее родителей пришли три Морасит, которые заплатили за нее золотом из ильдакарской казны и забрали с собой. Они убедили мать и отца Адессы, а также саму девочку, что вступление в их ряды — величайшая честь, которую может оказать их любимый город. Безоговорочно согласившись, Адесса пообещала стать лучшей Морасит, которую знал Ильдакар, но отец отчитал ее за хвастовство:

— Тебе не обязательно быть лучшей. Быть Морасит достаточно.

Она вместе с другими девочками своего возраста начала боевые тренировки. С самого первого дня это было более утомительно и болезненно, чем все, что она знала до этого. Поначалу новобранцы были настроены друг к другу дружелюбно, но, когда девочки сражались недостаточно усердно или не стремились изо всех сил причинить боль противникам — их товарищам, — другие Морасит набрасывались с дубинками на всю группу и били до потери сознания, пока к девочкам не приходило понимание. Или, по крайней мере, к большинству.

Две умерли в первую же неделю. На второй месяц Адесса сама убила одну девочку, которая пыталась завести друзей, но проявляла при этом слабость. После содеянного Адесса была вознаграждена первой защитной руной на предплечье.

Она вспомнила невозмутимых Морасит, которые стояли рядом, одобрительно кивая, шепчась и наблюдая, как наставница достает раскаленное добела железное клеймо из пылающей жаровни. Адесса напряглась, зная, что если закричит, то будет наказана за слабость. Она думала, что готова, но не ожидала той обжигающей вспышки жара, проникшей в ее кожу, нервы и сознание. Адесса стиснула зубы и не издала ни звука, прислушиваясь к отвратительному шипению, вдыхая запах собственной паленой плоти. Боль тянулась вечность, но на самом деле все было сделано быстро. Кто-то из женщин выплеснул ей на руку ведро холодной воды, другая промыла водой глаза, чтобы смыть следы слез, которые могли просочиться из-под сжатых век.

— Порядок, — сказала наставница, убирая дымящееся клеймо в жаровню. — Теперь можешь упасть в обморок.

Получив разрешение, Адесса тут же потеряла сознание.

На протяжении многих лет каждое новое клеймо было таким же болезненным, но Адесса никогда не кричала, не вздрагивала, не плакала. Теперь ее кожа была настоящим произведением искусства. Каждая часть тела была неуязвима для магической атаки.

Адесса гордилась древними традициями сплоченного сообщества воительниц и стражниц. Согласно древним легендам, некоторые Морасит отправились на север в качестве наемниц, но было это давно, и если их учение сохранилось где-то еще, то эти женщины наверняка сильно изменились за прошедшие тысячелетия. Адесса же и ильдакарские Морасит оставались неизменными.

Когда на болота опустилась тьма и Адесса уже не могла разобрать дорогу, она нашла место для ночлега под толстым деревом со свисающими с его ветвей пучками мха. Прислонившись к стволу, она позволила себе вздремнуть, но часть ее сознания была настороже на случай, если какая-то тварь сочтет ее легкой добычей. Сидя неподвижно, она услышала в траве шорох. Выглянув из-за завесы мха, Адесса увидела змею толщиной с ее бедро, скользящую по подлеску.

Когда змея пробилась через тростник, почуяв Адессу, то поднялась, показав целых три змеиных головы, трезубцем расходившихся от туловища. Черные языки пробовали воздух. У каждой головы был только один глаз. Когда змея бросилась вперед, три ее рта раскрылись, обнажив изогнутые клыки. Адесса приготовилась к бою. Даже трехголовая змея была просто змеей. Морасит не чувствовала страха.

Средняя голова нырнула вниз, нападая, но Адесса увернулась, и клыки вонзились в покрытый мхом ствол дерева. В следующее мгновение Адесса срубила застрявшую голову мечом, и из обрубка хлынула темная кровь. Толстое туловище двинулось вперед, поднимаясь, и две уцелевшие головы набросилась на Морасит. Женщина подняла меч над головой и резко опустила его вниз, рассекая сочленение змеиных голов. Острый клинок прошел сквозь позвоночник, и змея стала походить на разрезанную с одного конца ленту. Отсеченные головы, не понимая, что уже мертвы, продолжали попытки укусить. Адесса продолжила давить на меч, пока не добралась до сердца змеи — или одного из сердец. Змеиное тело замерло.

Адесса скривилась от отвращения, обнаружив, что вся покрыта змеиной кровью вдобавок к укусам насекомых, грязи и поту. Стоя над мертвой тушей змеи, она кинжалом содрала чешуйчатую шкуру. Змеиное мясо, даже сырое, годилось в пищу.

Жуя влажную плоть рептилии, Адесса снова уселась под деревом, отдыхая и размышляя. Она все еще ощущала внутри магию крови нерожденного младенца, увеличивавшую чувствительность и силу. Этот эффект будет длиться до тех пор, пока она не выследит и не убьет Максима.

Но она должна поддерживать организм. Она следила, что потребляет достаточно воды и еды, чтобы сохранить тело сильным. Многие годы она давала одно и то же наставление всем новичкам боевой арены. Адесса никогда не рассматривала бойцов как рабов. Она считала их своими питомцами, которых нужно дрессировать.

Теперь, сидя в темном болоте под жужжание насекомых, Адесса вспоминала сотворенных ею чемпионов и своих любовников. Когда она заканчивала их воспитание, эти мужчины становились безоговорочно преданными ей, и она могла вить из них веревки, даже отправить на боевую арену умирать. Одни были похищены еще детьми из деревень рядом с Ильдакаром, а потом сломлены, другие проданы норукайскими работорговцами или рождены от городских рабов.

Ян, ее последний чемпион и любовник, был преданным юношей, который никогда не разочаровывал ее и всегда защищал. Он был таким до тех пор, пока этот чужак Бэннон не заставил его вспомнить прошлое. Хотя Бэннон казался слабым и наивным, он сумел создать тонкие трещины в нерушимом чувстве долга Яна, что в конечном итоге обратило чемпиона против нее.

Адесса все еще не понимала, что сделала не так. Она взяла Яна к себе в постель и показала настоящую страсть, первобытное совокупление, как у диких животных. Он едва не терял сознание от удовольствия. Адесса даже проявляла нежность, иногда прижимая к себе его потное тело после того, как он получал удовлетворение, а она позволяла извергнуться своему внутреннему вулкану наслаждения. Она позволила ему зародить в ней дитя и чувствовала, как оно растет, ощущала энергию нерожденной части ее самой.

Если бы не восстание, она родила бы ребенка от Яна. Но Ян предал ее, и поэтому она убила плод. Растущая в ней невинная жизнь оказалась мощным ресурсом, и теперь в дополнение к защитным рунам на коже Адесса обладала магией крови, магией жизни нерожденного дитя, жертвой столь же великой, как пролитая на великой пирамиде кровь рабов. Как женщина она дала жизнь, а как Морасит забрала ее.

Ночные часы тянулись медленно, и она сидела, прислонившись к поросшей мхом коре дерева, ощущая пустоту в своем чреве и сравнивая ее со свежей силой своих мускулов.

Через несколько часов взошла луна, и Адесса шагнула в серебристый свет, продолжая погоню за своей добычей.

Загрузка...