Опальная жена. Пекарня на краю севера

Глава 42.

Глава 42

Пришла в себя дома. В комнате. Пропахшая дымом и своим же страхом. Шторы были задёрнуты, но сквозь щели в ткани упрямо пробивались лучи солнца. Они не просто светили – они ползали по стенам и потолку, причудливыми золотыми змейками, живыми и навязчивыми, высвечивая кружащиеся в воздухе пылинки.

Как я здесь оказалась? Не помню… Память была пуста, как выскобленная скорлупа. Совершенно ничего. Лишь туманная тревога и тяжесть во всём теле.

Попыталась приподняться на локтях, и тут же – взрыв. Острая боль, будто раскалённый гвоздь вогнали прямо в висок.

С глухим стоном я рухнула обратно на подушку и закрыла глаза. Сделала глубокий вдох – и вдруг на меня накатило. Не воспоминания – обрывки. Огненные языки, пронзительные крики и искры… целые россыпи раскалённых искр, падающие с неба, как адский дождь.

Это был не сон! Боги…

Слёзы хлынули сами собой, горячими, солёными струйками. Они текли по вискам, заливая уши, обжигая щёки, оставляя на коже ощущение ожога. Я рыдала беззвучно, уткнувшись лицом в подушку, пытаясь заглушить панику.

И в эту хрупкую тишину, вдруг врезались крики. Пронзительные, командные голоса, пробивающиеся сквозь толщу этажа. Они встряхнули меня.

Вставать. Нужно вставать. Но голова… Голова раскалывалась на части, будто внутри черепа неутомимый дровосек с остервенением колол поленья.

Собрав волю в кулак, я, цепляясь за всё подряд – край кровати, комод, – всё-таки доковыляла до двери. Голоса внизу стали отчётливее. Прильнув лбом к прохладному дереву двери, прислушалась.

– Не уроните!

– Смотри куда идёшь, ослеп?!

– Аккуратнее на лестнице, там угол!

И тут до меня дошло. “Красный ворон”. Внизу кипела работа – суетилась вся команда.

Судя по грохоту и командам, что-то тяжёлое и громоздкое перемещали в подвал.

Осторожно приоткрыв дверь, выскользнула в коридор. Чтобы не упасть, я держалась обеими руками за шершавую стену. Сделала шаг, потом другой.

Да, точно. Внизу мелькали знакомые фигуры. Франс Лашон отдавал распоряжения.

– Тебе ещё нельзя вставать, – голос прозвучал слева, так близко и неожиданно, что я едва не вскрикнула.

Виктор. Он стоял на верхней ступеньке.

– Я, кажется, позволил себе немного… похозяйничать в твоём доме, – усмехнулся он, но глаза остались напряжёнными.

– Это дом позволил тебе похозяйничать, – ответила я, почувствовав лёгкое, ершистое покалывание перил, за которые держалась.

Дом был насторожен, щетинился невидимыми иглами, но… но не препятствовал. Не выгонял чужаков. Может, почувствовал что-то? Услышал в голосе Виктора тревогу. Или просто решили, что этому человеку – тому, кто принёс бесчувственную хозяйку – можно доверять?

– Что… что произошло? – слова вырвались хрипло, и я тут же попыталась вдохнуть в них хоть каплю уверенности, выпрямив спину.

Получилось жалко и неубедительно. Потому что внутри не было ничего. Совершенно ничего. Лишь бездонная, гулкая пустота, подпитываемая тупой, ноющей болью. И над всем этим – тяжёлый, удушающий осадок осознания. Пекарня… Она сгорела.

– Ты проспала два дня, – ответил Виктор.

– Два дня?! – я ахнула.

Как… как это вообще возможно? Ведь я просто… отключилась. От шока, от невыносимости увиденного. Банальный обморок. Но тогда почему… почему я чувствую себя так, будто меня вывернули наизнанку? Будто выпотрошили, как безвольную рыбину на причале. Выскребли все до последней живой ниточки, до самого дна души. А потом, наспех, набили пустую оболочку сырыми, колючими опилками…

– Не понимаю… – прошептала, отрывая ладони от обшарпанных перил.

Сделала шаг назад. Спина бессильно скользнула по шершавой стене, и я медленно осела на запылённый пол, словно кости мои внезапно превратились в мокрую глину.

Виктор, поднялся и присел рядом. Его плечо почти касалось моего. Так мы и сидели на полу – оба, без слов.

– Это называется откат, – наконец произнёс Виктор.

– Откат? – я с трудом повернула к нему голову, мир слегка поплыл перед глазами.

– Его испытывают маги, когда используют слишком много силы за короткий промежуток времени, – пояснил он, глядя куда-то перед собой. – Истощение, слабость, будто из тебя вытянули все жилы… Головокружение. Классические симптомы.

– Но я не использовала никакой магии, – возразила я. – Это ты потушил пожар!

В глазах Виктора, цвета тёплого обсидиана, читалась усталость, но не сомнение.

– Ошибаешься. Возможно, ты просто не осознавала, что делала. Неопытные маги часто не замечают, как взаимодействуют с энергией.

– Я видела! Ты протянул руки… и огонь начал гаснуть, сжиматься…

– Потому что ты подпитывала меня, – мягко сказал Виктор. – В одиночку у меня бы не вышло справиться с таким пламенем. Драконы сильны, но не всесильны. Тем более я потерял много энергии, когда вытаскивал Марта. Мы действовали в связке.

– Но… я ведь ничего не делала, – прошептала я. – Не произносила заклинаний, не…

– Магия не всегда требует слов или жестов. Иногда достаточно сильного желания или… – Виктор резко замолчал, словно споткнулся о незримый барьер. – Правильного партнёра.

– Правильного партнёра?

– Отдыхай, – Артейр поднялся с пола одним плавным, мощным движением. – Тебе нужно восстановиться. Сон сейчас – лучшее лекарство. И еда. Обязательно еда.

Как будто в подтверждение его слов, мой желудок, до этого молчавший от шока, вдруг сжался в тугой, болезненный узел, а затем издал громогласное, почти звериное урчание, которое оглушительно прокатилось по тихой лестнице. Жар стыда мгновенно залил лицо, от шеи до самых мочек ушей.

Уголки губ Виктора дрогнули, и на его суровом лице расцвела непривычно мягкая улыбка.

– Вот видишь? Я прав. Тебе срочно нужно поесть. Иди к себе. Я принесу тебе что-нибудь.

– Нет! Хочешь, чтобы я сидела в комнате, и смотрела, как моя жизнь рушиться? Пекарня, Виктор! Она сгорела! И… Боги! – я с размаху хлопнула себя ладонью по лбу, отчего мозг в черепной коробке болезненно всколыхнулся. – Терес! Марта! Где они? Что с ними?!

– Не паникуй, с ними всё в порядке, – голос его был ровным, успокаивающим. – Для Марта я снял комнату в “Серебряном Фонаре”. Там чисто и спокойно.

Для Марта… Он сказал “для Марта”!

Сердце, почуяв недоброе, упало куда-то в ледяную бездну.

– А Терес?! – я вскочила, едва не потеряв равновесие. – Где она? Что с ней, Артейр?! – мои дрожащие, липкие от пота руки вцепились в грубую ткань его пальто.

Виктор медленно и бережно обхватил мои запястья своими сильными ладонями. Когда наши взгляды встретились, я увидела, как его глаза потемнели, стали глубже и тяжелее.

– Терес в лазарете, – сказал он тихо. – Огонь… повредил зрение.

В ушах зазвенело. Колени предательски подкосились, и я почувствовала, как пол уходит из-под ног, превращаясь в зыбкую трясину. Только крепкие руки, мгновенно обхватившие меня за талию, не дали рухнуть обратно в пыль.

– Нет… нет-нет-нет.

– Послушай, – голос Виктора звучал твёрдо, уверенно. – Зрение можно восстановить. Я вызвал целителя из столицы. Он лучший специалист. Приедет завтра вечером.

Я вырвалась из его рук. Внутри неукротимо поднималась волна гнева.

– Почему ты не разбудил меня РАНЬШЕ?! – закричала я, и мой кулак со всей силы ткнулся в мощную мужскую грудь. – Надо было растолкать! Встряхнуть! Если потребовалось бы по щекам отхлестать! Я ДОЛЖНА была быть там! С ней! Это моя… – голос сорвался, перехваченный спазмом в горле.

Я осеклась. Виктор не перебивал, не пытался защищаться, просто смотрел с пониманием. И это остудило мою ярость быстрее, чем ведро ледяной воды. Она схлынула, оставив лишь жгучую пустоту и стыд.

Виктор сделал всё… Для Марта снял номер в гостинице. Позаботился о Терес, послал за целителем в столицу. Отыскал Лашона и распорядился, чтобы доставленные продукты перенесли в погреб.

– Прости, – пробормотала я, опуская глаза. – Прости… И знаешь, мне нужно кое-что тебе показать.

Может, сейчас не самое подходящее время. А может… иного случая уже не представится?

В хаосе последних дней не знаешь, доживёшь ли до утра! А это… Маленькая благодарность Виктору. Хотя я и клялась на чём свет стоит, что о существовании портрета он никогда не узнает – беру свои слова обратно.

Мы двинулись по коридору. Дверь в кабинет сперва не поддалась, точно дом снова заупрямился, встал поперёк. Но стоило надавить плечом и шепнуть: “Хозяйку нужно слушаться” – тяжёлое полотно с глухим стоном отступило.

– А я считал, она наглухо заколочена, – задумчиво протянул Виктор.

Что и следовало ожидать. Виктор обследовал дом вдоль и поперёк, но ему открылись не все двери…

– Слышал что-нибудь о драконьем камне?

– Редкая порода. Не каждый осмелится построить дом из этого камня. Говорят, они… живут. Впитывают энергию, мысли, саму суть своих хозяев, годами, веками… И дом тогда становится… – Виктор резко оборвал себя на полуслове. Его взгляд впился в тёмный прямоугольник над камином.

– Живым, – тихо закончила я за него.

– Не может быть… – прохрипел Виктор.

– Удивительное сходство, – прошептала я, всматриваясь в благородные, властные черты мужчины на портрете. – Кто он?

– Понятия не имею, – глухо ответил Виктор, наконец оторвав взгляд от холста, но лишь для того, чтобы уставиться в тёмный угол. – Я не знаю ни одного своего драконьего родича.

– Как так?

Виктор отвернулся. Молча прошёлся по кабинету. Пальцы его нервно заскользили по краю стола, покрытого тонким слоем пыли, по резным спинкам стульев. Виктор точно ощупывал реальность, проверяя её на прочность.

– Меня воспитывала мать, – ответил он наконец. – Она была дочерью мелкого помещика. Красивая, образованная, с хорошим приданым… До встречи с ним.

Виктор остановился возле окна, затянутого паутиной трещин. Поднял руку и провёл кончиками пальцев по сложной резьбе деревянной рамы, следуя за изгибами листьев.

– Она никогда не рассказывала подробностей знакомства, – продолжил Артейр. – Только то, что отец появился внезапно, как гроза среди ясного неба. Высокий, статный, с глазами цвета янтаря. Говорил так складно, что заслушаешься. Обещал вернуться за ней. Но… так и не вернулся.

Виктор резко, почти яростно, развернулся ко мне.

– Я бастард, Анна. Незаконнорождённый. Заклеймённый позором! Мать… она сбежала. Ушла из родного дома под свист и плевки. Уехала в самую глушь, в забытую богом дыру, где никто не знал её имени… – Виктор замолчал, глядя куда-то поверх моей головы, в своё прошлое. – Может… именно поэтому я так рвался в высший свет? Лез из кожи вон? Чтобы меня заметили? Чтобы обо мне… наконец… узнали? Чтобы доказать этому миру и… ему… что я – что-то значу?

– И… – прошептала, сократив расстояние так, что между мной и Виктором почти не осталось воздуха. – Стоило оно того?

Артейр мотнул головой.

– Нет, – произнёс он тихо. – Слишком поздно я осознал, что в мире есть куда более приятные моменты, чем гонка за признанием и властью. Например… смотреть в умные глаза, прекрасной девушки.

Я тихонько вздрогнула, ощутив, как слова отдаются внутри тёплой, трепещущей волной. Виктор осторожно, почти робко, протянул руку. Его шероховатые пальцы обвили мою ладонь, и это прикосновение, нежное и уверенное одновременно, заставило сердце биться чаще.

– Анна… прости меня… – прошептал он, в его глазах читалась мольба.

– Артейр!

Резкий окрик разбил хрупкий миг. Мы вздрогнули и разом обернулись на звук.

В зияющем проёме двери кабинета, озарённый полосой света из коридора, стоял Франс Лашон. На его губах мелькнула едва уловимая, понимающая улыбка, но он тут же сделал вид, будто не заметил ничего необычного, лишь слегка приподнял бровь в дежурном приветствии.

– Анна! – воскликнул он, переступая порог. – Искренне рад видеть тебя на ногах! Мы с Астрид очень переживали. После всего, что случилось…

Франс замолчал, будто события последних дней были слишком тяжелы, чтобы облекать их в слова.

– Все продукты уложены в помещение с рунами, как вы и просили, – продолжил Лашон уже деловым тоном. – Привезли всё, что было в списке. Можете не переживать!

– Спасибо вам, Франс, – голос мой прозвучал хрипловато.

Я мягко высвободила руку из ладони Артейра, ощутив внезапный холодок на коже там, где только что было его тепло. Подойдя к капитану “Красного Ворона”, я крепко пожала его сильную, мозолистую руку.

– Это… это неоценимая помощь. Вот только… Теперь я не могу поручиться, что наши пути пересекутся ещё раз. Пекарня…

– Мы знаем. И тут нет вашей вины.

Они говорили – моей вины нет. Но я знала. Знала правду. Она поднималась из глубины, обжигая глотку едкой желчью.

Моя вина. Штаймер. Он сделал свой ход с холодной, расчётливой жестокостью. Ударил туда, где будет больнее всего. Без жалости. И теперь я стояла посреди руин – не зная, что делать дальше…