Глваа 35
Анна
Шторм вынес нас из города и теперь мчался по заснеженной дороге, окаймлённой тёмными силуэтами деревьев. Я не направляла его – просто позволила скакать куда вздумается. В этот момент мне было всё равно, куда мы несёмся среди ночи.
“Я искал тебя как одержимый…” – слова Виктора эхом отдались в голове.
Искал? Конечно! После того как сам же вышвырнул из своей жизни! После унижения, которое мне пришлось пережить!
Снег усилился, и теперь пушистые хлопья летели мне в лицо, налипали на ресницы, таяли на щеках, смешиваясь со слезами: я даже не заметила, когда начала плакать. Шторм бежал вперёд, рассекая белую пелену, словно корабль в море.
Я не видела дороги. Я вообще ничего не видела, кроме собственных воспоминаний. Лицо Виктора, когда он обвинил меня в измене. Его глаза, полные презрения. А потом – пустота, одиночество, борьба за выживание…
И вот теперь он здесь. Почему? С какой стати? Что изменилось? Какие ещё обвинения он приготовил?
Шторм резко свернул с дороги, углубившись в лес. Ветви деревьев хлестали по плечам, цеплялись за волосы, но я не останавливала коня. Желание бежать, бежать без оглядки, забиться в самую глушь, где не достанет ни Виктор, ни вся эта проклятая прошлая жизнь, захлестнула с неудержимой силой.
“Ты неплохо устроилась!”
Мерзавец!
Неплохо устроилась! Какая ирония! Долг за дом, вечная нехватка денег, мозоли и ожоги на руках, теперь ещё и Штаймер… Да, просто замечательно устроилась!
Я не заметила, как Шторм замедлил бег. Снегопад усилился настолько, что мир вокруг превратился в белое марево. Куда мы забрались? Я огляделась, пытаясь понять, где нахожусь, но не узнавала ничего вокруг.
Шторм остановился окончательно, тяжело дыша. Клубы пара вырывались из его ноздрей. Он повернул голову, словно спрашивая, что делать дальше.
– Прости, мальчик, – прошептала я, наклоняясь и поглаживая его по шее. – Я совсем потеряла голову.
Я глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться. Холодный воздух обжёг лёгкие, возвращая ясность мыслей. Что я делаю? Куда бегу? Как безрассудный ребёнок, позволила эмоциям взять верх.
– Нам нужно возвращаться, Шторм, – прошептала я, собирая поводья. – Домой.
Жеребец фыркнул и медленно развернулся. Я огляделась, пытаясь сориентироваться. По плотности деревьев, по едва заметной тропе под снегом… Да, кажется, нужно направо.
Пока Шторм осторожно шёл по заснеженному лесу, я постепенно успокаивалась. Беспорядочные, острые, как осколки стекла, мысли выстроились в холодную, чёткую линию.
“Что я творю? Бегу, как испуганная девчонка. От кого? От Виктора?”
Горькая усмешка исказила губы. Какой абсурд!
Шторм быстро нашёл дорогу, и теперь мы медленно двигались в сторону города. И словно в подтверждение правильности выбора, снегопад начал стихать, почти прекратился. Разорванные тучи поползли в стороны, открывая чернильную бездну ночного неба, усеянную мириадами холодных, безучастных звёзд.
“Виктору здесь не место”, – решительно подумала я. – “Как приехал, так и уедет”
Что бы он ни говорил, как бы ни смотрел, даже если будет валяться у меня в ногах – ничего не изменится.
Я вздохнула, прогоняя последние остатки эмоций. Сейчас нужно мыслить разумно. У меня проблема посерьёзнее, чем внезапно появившийся муж.
Штаймер. Вот о ком стоит беспокоиться. После того, что произошло, он не простит. Префект города – не тот человек, которому можно безнаказанно плюнуть в лицо, а я, по сути, сделала именно это.
Но что он может сделать?
Потребовать возврата долгов за дом? Да, наверняка это первое, что ждёт меня.
Ещё наша пекарня… Как глава города, Штаймер может повысить налоги, направить бесконечные проверки.
Чёрт! Нужно было послушаться Терес и вообще не идти на это сборище!
Шторм вышел на главную дорогу, и впереди показались первые огни Дала-Эрне. Домой. Я должна вернуться домой и всё обдумать.
Когда я переступила порог, то сразу почувствовала, что что-то не так.
Дом вёл себя странно, если так можно выразиться.
Сложно объяснить, но я нутром ощущала его беспокойство. Такое чувство, точно стоишь на самом краю пропасти: дрожь в коленях, холодок по спине, и этот парализующий ужас – крикнуть, бежать, но ноги словно вросли в пол, а горло сжато невидимой петлей.
Инстинктивно протянув руку, я провела ладонью по шершавым, холодным перилам лестницы. И вдруг… ясно, отчётливо, в сознании вспыхнуло:
“Виктор был здесь!”
Я резко дёрнулась, отпрянув от лестницы.
Откуда я вообще могла об этом знать?
Звучало как бред, как голос безумия, шепчущий на грани сознания… Но я чувствовала присутствие Виктора всем телом – едва уловимый, сладковато-пряный шлейф его одеколона висел в воздухе…
Нет-нет, я замотала головой, пытаясь стряхнуть наваждение.
“Воображение, всего лишь расшатанные нервы!” – твердила я себе, сжимая виски пальцами. Его внезапное появление… Эта встреча, от которой я до сих пор не могла опомниться, словно удар под дых.
Я глубоко вдохнула, выпрямила спину и, собрав в кулак рассыпавшуюся волю, последовала на второй этаж.
Я обещала себе подумать над случившемся, но… Потом. Подумаю обо всём потом. Завтра. После долгого сна. На свежую голову. Сейчас нужно только одно – забыться.
Но сон бежал от меня. В темноте комнаты перед глазами то и дело вставал портрет из кабинета – суровое лицо, неумолимый взгляд…
Глупо отрицать очевидное: этот дом когда-то принадлежал предкам Виктора. Возможно, кто-то из его семьи собственноручно заложил первый камень в фундамент. Но… знает ли об этом сам Виктор? Сомневаюсь.
– Нобель говорил, что в администрации имеется домовая книга, – сквозь тишину произнесла я вслух, обращаясь… к кому? К самой себе? К дому? К призракам прошлого? Не знаю! Эта ситуация… Она выбила почву из-под ног, сбила ориентиры.
Да, на кой чёрт мне эта дурацкая домовая книга? Что я с ней сделаю? Покажу Виктору? Торжественно объявлю: “Смотри, твои предки жил тут, это твои корни?!”
И зачем? Ради чего? Чтобы дать ему повод… крючок остаться здесь? Возможно, навсегда?
Нет, он не должен узнать!
Я перевернулась с боку на бок, нервно фыркнув в подушку. Одеяло показалось тяжёлым и душным, несмотря на прохладу в комнате. Я злилась, и злилась больше на себя. Позволила прошлому завладеть мной, впустила его в свои мысли.
Нужно жить настоящим и думать о будущем. А в моём будущем точно нет места моей мерзкой семейке и уж тем более Виктору!
***
Я проснулась от собственного вскрика. Сердце колотилось о рёбра, простыня смята… Это просто сон… Всего лишь сон. Но такой реальный.
В этом кошмаре я снова видела отца. Воспоминания разворачивались, словно кадры из старой киноленты. Вот я снова стою обнажённая посреди гостиной. Отцовский силуэт возвышается надо мной, его глаза полны презрения и ярости. Рука поднимается для удара, и в этот момент… я просыпаюсь, задыхаясь от ужаса и облегчения одновременно.
Остатки кошмара таяли в сознании, но ощущение тревоги никуда не делось. Я села на кровати, обхватив колени руками, и поморщилась от неприятного ощущения. Платье. Я заснула прямо в платье, даже не переодевшись.
Встав с постели, подошла к зеркалу. Волосы растрепались, под глазами залегли тени, а на щеке отпечатался узор от кружевной отделки платья. Очередной повод разозлиться на саму себя.
За окном ещё не рассвело, но сна не было ни в одном глазу.
“Лучше заняться делом” – подумала я. – “Чем ворочаться в постели”.
Спустившись, я направилась к конюшне. Шторм поприветствовал меня тихим ржанием. Оседлав жеребца, выехала со двора. Город ещё спал, окутанный предрассветной тишиной. Когда я подъехала к пекарне, внутри было темно. Конечно, Терес и Март ещё не проснулись. До открытия оставалось несколько часов, но я не могла просто сидеть без дела.
Устроив Шторма на заднем дворе, вошла внутрь. В прохладном помещении витал запах вчерашней выпечки – едва уловимый, но уютный. Я зажгла несколько ламп и огляделась. Что ж, раз уж я здесь, можно начать готовиться к новому дню.
Выйдя обратно во двор, набрала охапку дров из поленницы и вернулась к печи. Укладывая поленья, я вспомнила, как Терес учила меня правильно разжигать огонь. “Не торопись” – говорила она, – “дай пламени время разгореться”.
Когда огонь в печи весело затрещал, я достала большую деревянную миску и мешок с мукой. Замешивание теста успокаивало – что-то было медитативное в том, как мука, вода и соль превращаются под руками в упругий, живой комок.
Я так увлеклась работой, что не услышала, как открылась дверь.
– Анна? – голос Терес заставил меня вздрогнуть. – Что ты здесь делаешь в такую рань?
Я обернулась. Терес стояла в дверях, кутаясь в шаль, и смотрела на меня с удивлением.
– Не спалось, – пожала я плечами, продолжая месить тесто.
Терес подошла ближе, её взгляд стал внимательнее.
– Как прошёл приём у Штаймера?
Я невесело усмехнулась:
– Ты была права. Не стоило туда вообще идти.
Терес закусила губу, но, к моему облегчению, не стала задавать вопросов. Она просто кивнула и, сняв шаль, закатала рукава.
Мы работали. Работали, как одержимые – молча, сосредоточенно, каждая в своих мыслях. Терес изредка бросала на меня обеспокоенные взгляды, но я делала вид, что не замечаю их.
К открытию у нас были готовы все обычные сорта хлеба и несколько видов булочек. Я встала за прилавок, пока Терес и проснувшийся Март занимались второй партией.
Первые покупатели привычно выстроились в очередь. Я механически улыбалась, заворачивала хлеб, пересчитывала монеты. На автомате. Всё на автомате.
Когда колокольчик над дверью звякнул особенно громко, я нервно отшатнулась, ожидая увидеть Виктора. Но это была всего лишь мать близнецов из соседнего дома.
К середине дня я немного успокоилась. Виктор не появился, и я начала надеяться, что вчерашняя встреча – последняя.
Может быть, он уже покинул город?
Но тут колокольчик звякнул снова, и в пекарню вошла элегантная женщина в дорогом платье с меховой оторочкой. Я замерла, узнав её тонкий профиль и печальные глаза.
Элизабет Штаймер – жена префекта – стояла у прилавка и смотрела прямо на меня.