Опальная жена. Пекарня на краю севера

Глава 17.

Глава 17

Спать снова пришлось на соломе, так как у меня не осталось сил, чтобы сделать себе нормальную кровать. Но из-за того, что щели я заткнула, а кухня основательно прогрелась, утром чувствовала себя вполне бодрой.

Растопив в чайнике порцию снега, вышла на улицу, чтобы умыться. Умывание на морозе – та ещё пытка, но чистая кожа и ощущение свежести того стоили.

Остатки вчерашней каши я разогрела на печи. Она стала гуще, но мне было не до гастрономических изысков.

Стараясь растянуть удовольствие, медленно перемешивала густую массу, наблюдая, как пар поднимается над тарелкой витиеватыми узорами.

Мысль о чае вызвала тихий вздох сожаления. В прошлой жизни я начинала каждое утро с ароматной чашки настоящего чёрного чая. Теперь же приходилось довольствоваться кипячёной водой, слегка подслащённой щепоткой сахара.

“Ну ничего” – подумала я. – “У местных наверняка найдётся замена. Сушёные северные ягоды и листья. Кладезь витаминов”.

Закончив с завтраком, я тщательно вымыла посуду, расставила всё по местам и накинула плащ.

Выйдя во двор, зажмурилась от ослепительного сияния снега. Солнце, хотя и неяркое зимнее, отражалось в миллиардах снежинок, превращая округу в сверкающую россыпь алмазов.

Шторм встретил меня тихим ржанием.

– Доброе утро, красавец, – я протянула руку и погладила бархатистый нос. – Как спалось?

Шторм фыркнул, говоря: "Не хуже, чем тебе на соломе".

Я усмехнулась собственным мыслям.

Насыпав свежего овса в кормушку, проверила поилку – вода в ней не замёрзла благодаря тому, что строение примыкало к дому и стена, общая с кухней, сохраняла некоторое тепло от печи.

– Мне нужно в город, – сказала я. – Обещаю не задерживаться долго.

Конь мотнул головой, словно поддерживая.

Я шла быстрым шагом, чтобы не замёрзнуть. Лицо щипало от мороза, но я не обращала внимания – мысли были заняты предстоящей разведкой. Миновав окраины, направилась к центру, где решила снова навестить рынок. Может быть, за этой рыбной вакханалией скрывалось что-то ещё?

Торговцы зазывали меня к своим лоткам, но я лишь вежливо качала головой, протискиваясь через толпу.

Рыба, рыба, повсюду рыба. Маленькая серебристая, крупная с радужными боками, плоская с двумя глазами на одной стороне, угри, свёрнутые в кольца… Красиво, но запах от этого не становился лучше.

– Попробуйте нашу копчёную треску, госпожа! – настаивала полная женщина в пёстром платке. – Нигде такой не найдёте! На ольховых опилках коптим!

Я заставила себя улыбнуться и пройти мимо.

Чем дальше я двигалась, тем яснее становилось – Дала-Эрнэ – настоящая рыбная империя!

Даже в тавернах, куда я решалась зайти подавали блюда исключительно из рыбы: рыбные пироги из ржаного теста, солёная рыбная печень в керамических горшочках, а еще… какой-то странный соус из ферментированных рыбных внутренностей.

– Вот попробуйте, – горделиво произнес хозяин одной из таверн, снимая крышку с кувшина с этим самым соусом.

Запах буквально атаковал мои ноздри. Это был не просто запах – это было оружие массового поражения! Он распространился по помещению подобно ядовитому туману, заставив мой желудок сжаться.

Резкая волна аммиака, смешанная с тухлыми морскими водорослями ударила в лицо с такой силой, что на глазах выступили слёзы. Казалось, будто дюжина дохлых рыб провела месяц под палящим солнцем, а потом кто-то решил добавить к этому “аромату” нотки прокисшего молока и несвежих яиц.

Местные жители с невозмутимыми лицами макали в этот кошмар куски хлеба и даже причмокивали от удовольствия. Я же почувствовала, как к горлу подкатывает тошнота, а лёгкие отказываются делать новый вдох.

Из этой таверны я буквально выбежала!

Холодный воздух ударил в лицо, но впервые за день это ощущение показалось блаженством. Я жадно вдыхала морозную свежесть, пытаясь очистить лёгкие от невыносимого “аромата”. Желудок всё ещё сжимался от тошноты, а в голове пульсировала мысль: “Как они это едят?!”

Я поспешила прочь от таверны, инстинктивно направившись к берегу.

Узкие улочки Дала-Эрнэ спускались к морю крутыми изгибами. Воздух постепенно насыщался солью, оседавшей невидимой влажной вуалью на коже и губах.

Северное море расстилалось передо мной тёмной свинцовой гладью, лишь слегка волнуясь у берега. Вдалеке виднелись рыбацкие лодки, похожие на чёрных жуков на сером полотне.

Я сделала несколько глубоких вдохов. Солёный, йодистый запах успокоил раздражённые рецепторы. Здесь, у кромки воды, дышалось легче. Вокруг меня кружились одинокие снежинки, которые, падая на тёмную поверхность моря, мгновенно исчезали без следа.

Присев на большой валун, я позволила себе минуту отдыха. Шум прибоя действовал умиротворяюще, почти гипнотически. На миг я даже забыла о своей миссии. Просто сидела и наблюдала за бесконечной игрой волн.

“Соберись!” – напомнила я себе. – “Ты пришла сюда не пейзажами любоваться”.

Встав с камня, медленно пошла вдоль берега. В бухте, защищённой от сильных ветров изгибом скал, расположилась небольшая верфь. Несколько мужчин конопатили днище перевёрнутой лодки, другие чинили сети, раскинутые прямо на гальке.

Большинство из лодок были небольшими рыбацкими судёнышками, но чуть дальше в бухте покачивались на волнах и более крупные корабли. Судя по всему – торговые.

Когда злосчастная таверна скрылась из виду, я медленно побрела обратно к городу.

Вдали от рыночной суеты людей было заметно меньше, а навязчивый рыбный дух разбавлялся более приятными запахами: древесным дымом из труб и медовым ароматом хмеля. Но здесь не было того, зачем я сюда явилась – запаха свежеиспечённого хлеба…

Когда я почти отчаялась найти хоть что-то, кроме рыбных лавок и таверн, впереди показалось небольшое здание с вывеской, на которой был изображён каравай.

Пекарня!

Наконец-то!

Внутри она была тёплой и достаточно просторной, чтобы здесь можно было разместить столики, вот только атмосфера… Тусклый свет еле пробивался сквозь закопчённые окна, бросая блёклые пятна на пол из серых, стёртых временем досок. Пахло не свежим хлебом, а затхлостью, пылью и чем-то кислым, прогорклым.

За прилавком стояла худощавая женщина с седыми висками и большими, печальными глазами. Увидев меня, она слегка поклонилась.

– Чем могу служить, госпожа?

Я осмотрела витрину. На деревянных полках лежал хлеб… одного вида. Плотный, тяжёлый, с потрескавшейся коркой, похожей на растрескавшуюся от засухи землю. Рядом с ними располагались круглые лепёшки, посыпанные ягодами.

– Хлеб… У вас только чёрный? – спросила я.

Женщина кивнула. Её серое лицо с впалыми щеками казалось высеченным из камня. Сухие пальцы с потрескавшейся кожей нервно перебирали складки выцветшего фартука.

– Мне, пожалуйста, одну буханку, – сказала я, – и пару лепёшек.

Хозяйка кивнула, и принялась заворачивать заказ в грубую бумагу.

– Недавно в городе? – тихо поинтересовалась она, перевязывая свёрток бечёвкой.

– Да, приехала два дня назад, – ответила я, доставая из кошелька пару медяков. – Скажите, а здесь ещё есть пекарни?

Женщина дёрнулась. Сжала руки в кулаки, точно мой вопрос задел её за живое.

– В господском квартале, есть ещё одна, – буркнула она.

Я поблагодарила хозяйку, забрала покупку и вышла на улицу.

Хлеб попробовала сразу. Он оказался пресным и каким-то пустым на вкус. Тесто скрипело на зубах, будто в муку добавили песка. Я с трудом проглотила кусок.

“Может быть, лепёшки лучше?” – подумала я с надеждой и развернула одну из них.

Лепёшка выглядела аппетитно – плоская, с запечёнными ягодами, от которых тесто местами окрасилось в фиолетовый цвет. Я откусила немного и тут же скривилась. Никакой сладости! Тесто было таким же пресным, как и хлеб, а ягоды оказались кислыми до того, что сводило челюсти. Какой-то местный сорт, похожий на клюкву, но ещё более терпкий.

– Это стоило попробовать, – пробормотала себе под нос, заворачивая остатки обратно. – По крайней мере, теперь я знаю, что префект не преувеличивал.

Я огляделась, решая, куда двинуться дальше.

Хозяйка сказала, что есть ещё одна пекарня.

В господском квартале? На ум сразу пришла административная площадь.

Чем ближе я приближалась к "столичному фрагменту", тем отчётливее менялся город. Улицы становились шире и чище, редкие прохожие выглядели опрятнее и держались с каким-то особым достоинством. Вместо суетливой рыночной толпы здесь встречались в основном спешащие чиновники и немногочисленные представители местной знати.

Магазины попадались редко – в основном лавки с канцелярскими принадлежностями, несколько портняжных мастерских и пара винных погребков с вычурными вывесками. Никакой той живой торговли, что кипела на рынке. Всё чинно, упорядоченно, словно под невидимым надзором.

И тут я почувствовала это – тонкий, едва уловимый аромат, который невозможно спутать ни с чем другим. Запах свежеиспечённого хлеба. Не того безвкусного кирпича, который я только что попробовала, а настоящего, с хрустящей корочкой.

Я пошла на запах, вскоре выйдя к небольшому двухэтажному зданию с аккуратным фасадом кремового цвета. Над входом висела искусно выполненная вывеска: золотой колос на тёмно-синем фоне, рядом – изображение пышной булки.

Но больше всего меня поразило то, что происходило перед пекарней. Возле здания собралась стайка детей – человек десять разновозрастных мальчишек и девчонок. Они толпились у окна, прижимаясь носами к стеклу. Дети были чистыми и аккуратно одетыми, но по их одежде было видно, что это не отпрыски местной знати – слишком простой покрой, заплаты на локтях, стоптанные башмаки.

Я осторожно приблизилась и заглянула в витрину. За стеклом на деревянных подносах, застеленных белоснежными салфетками, лежали караваи ржаного хлеба – но какого! С румяной, блестящей корочкой. Казалось, они сами просятся в руки, только вот цена… Не для простого обывателя.

Я сделала глубокий вдох и направилась к входу, решив, что непременно должна попробовать хотя бы кусочек. Но не успев приблизиться к дверям, замерла на месте. Охранник, что дежурил у входа, решительно выставил передо мной руку, перегородив путь.

Его маленькие, глубоко посаженные глаза окинули меня оценивающим взглядом – от растрёпанных волос до потёртых сапог, задержавшись на моей простой одежде и видавшем виды плаще.

– Куда собралась? – пророкотал он. – Это заведение для господ и знатных дам, а не для бродяжек.

– Я хотела купить хлеба, – спокойно ответила я.

– Для таких, как ты, есть другие места, – отрезал мужчина, даже не пытаясь скрыть презрение. – Иди в нижний город.

Я снова взглянула на витрину. Сквозь стекло был виден светлый, просторный зал с несколькими столиками, за которыми сидели хорошо одетые посетители.

– Что же теперь и хлеба нельзя купить? – возмутилась я.

Охранник скрестил руки на груди. Его широкое лицо исказила усмешка, обнажившая желтоватые зубы.

– Можно, – протянул он снисходительно. – Но не здесь. Господская пекарня – для господ. А тебе – в нижний город. Или ты не поняла? – мужчина сделал шаг, нависнув надо мной всей своей тушей. – Может, яснее объяснить?

Дети, столпившиеся у витрины, с любопытством наблюдали за нашей перепалкой. Я заметила, как маленькая девочка в заштопанном пальто дёрнула за рукав мальчика постарше и что-то прошептала ему на ухо.

– Послушайте, – я попыталась сохранить достоинство, – я вполне платёжеспособна и могу купить товар по указанной цене. Закон не запрещает мне…

– Закон? – охранник громко хохотнул. – В этом городе закон – то, что скажет хозяин. А хозяин не велел пускать всякий сброд. Так что давай, шагай отсюда, пока я добрый.

Я почувствовала, как краска заливает лицо. От унижения перехватило дыхание. Краем глаза заметила, что некоторые посетители внутри пекарни с интересом наблюдают за происходящим через окно.

– Ты пожалеешь об этом, – процедила я, сжимая кулаки.

– Вот как? – охранник демонстративно положил руку на дубинку, висевшую на поясе. – Угрожаешь?

– Нет, – я выпрямилась, расправив плечи. – Предсказываю будущее. Запомни этот день, болван. Скоро в этом городе будет еще одна пекарня! Лучшая, какую только видели эти места. С хлебом, от которого текут слюнки, и ценами, доступными каждому.

Дети затихли. Несколько мальчишек переглянулись. Девочка в заштопанном пальто принялась сверлить меня немигающим взглядом.

– Я обещаю вам, – обратилась к детям, – что вы сможете прийти в мою пекарню и купить самые вкусные булочки в городе на свои карманные деньги.

Затем снова посмотрела на охранника.

– А тебя, – я решительно ткнула пальцем в его грудь, – и близко не подпущу!

Охранник сначала опешил, но потом разразился громким, раскатистым хохотом. Смеялся так, что ему пришлось ухватиться за косяк двери.

– Она… она откроет пекарню! – выдавил он между приступами смеха. – Ты даже не представляешь, о чём говоришь, бродяжка! Думаешь, тебе кто-то позволит? Знаешь, сколько стоит аренда помещения? А мука? А разрешение гильдии? – мужчина утёр выступившие от смеха слёзы. – Проваливай, мечтательница!

Я развернулась на каблуках и пошла прочь, высоко подняв голову. Спина горела от унижения, но я не позволила себе ссутулиться. Не при детях. Не при этом наглеце.

Отойдя на приличное расстояние, я позволила себе остановиться и выдохнуть. Сердце колотилось где-то в горле, руки дрожали от адреналина и злости.

Я прикрыла глаза, пытаясь успокоиться, и тут что-то тёплое коснулось моей руки. Открыв глаза, увидела ту самую маленькую девочку в заштопанном пальто.

– Ты правда откроешь пекарню? – спросила она тихим, робким голосом. – С настоящими булочками? Такими, чтобы мы могли купить?

Я посмотрела в её большие, полные надежды глаза и внезапно поняла, что отступать мне точно некуда.

– Правда, – твёрдо ответила я. – Обещаю.

Маленькая ладошка сжала мою руку.

– Я буду ждать, – серьёзно сказала девочка.

В этот момент я осознала две вещи. Во-первых, я действительно открою пекарню, чего бы мне это ни стоило. Во-вторых, люди нуждаются в этом. Есть одну только рыбу и… этот ужасный соус, пахнущий как сотня утопленников – не дело.

Перед глазами всё ещё стояло лицо той маленькой девочки. Её доверчивый, полный надежды взгляд. А ещё – лица других людей. Суровые, привыкшие к тяжёлой работе и неласковым северным ветрам. Но даже сквозь эту суровость проступали усталость и какая-то… тоска.

Дала-Эрнэ – место суровое, как и его жители.

Здесь всё подчинено выживанию, бесконечному циклу: море – рыба – еда – силы – море.

Никакой радости, никакого… счастья.

А что может быть символом уюта, тепла и радости больше, чем свежеиспечённый хлеб? Чем аромат сладких булочек, плывущий по улицам утром? Чем хруст корочки и мягкость мякиша, тающего во рту?

Я закрыла глаза и представила: маленькая, но чистая и светлая пекарня. Широкие окна, через которые виден весь процесс – от замеса теста до вынимания золотистых буханок из печи. Деревянные стеллажи, уставленные разнообразной выпечкой: здесь и хрустящие багеты, и круглые караваи ржаного и пшеничного, и, конечно, булочки. С корицей, с изюмом, с яблоками, с маком… Почти физически ощутила запах свежей выпечки, представила лица детей, прильнувших к витрине, но не с тоской, как у той господской пекарни, а с радостным предвкушением – ведь они знают, что могут войти и купить себе лакомство.

А взрослые? Усталый рыбак, возвращающийся с ночного лова, может зайти за свежим хлебом. Молодая мать с младенцем на руках – за сдобной булочкой к чаю. Старик-грузчик из порта – за пирожком с начинкой, чтобы перекусить в обеденный перерыв.

А господа и этот… охранник? Пусть катятся! Я уже поняла – знати нет никакого дела до обычных жителей. Живут они или умирают – им всё равно, лишь бы подати платили вовремя да пол перед ними вылизывали! Даже префект… Помог мне лишь из-за того, что я дочь графа. А если бы родилась дочерью простого рыболова?

Я вздохнула… Город, расстилавшийся передо мной, уже не казался таким угрюмым.

“Этому месту нужно больше тепла”, – твёрдо решила я.

Рыба и этот ужасный соус, конечно, часть местной культуры. Но неужели жизнь должна быть настолько однообразной? Неужели в меню городской жизни не может быть чего-то ещё. Чего-то, что поднимет настроение даже в самый промозглый, туманный день…

– Ты пьян! Снова!

– Молчи, дрянь!

Крики доносились из-за угла. Поспешив на звук, я увидела пекарню с тусклыми окнами. Прямо перед входом разворачивалась отвратительная сцена: грузный мужчина тащил за руку ту самую худощавую хозяйку с седыми висками, которая днём продала мне хлеб.

– Сколько ты выручила? Отвечай! – проревел мужчина.

Перегаром от него несло даже на расстоянии.

– Тебе не хватило на выпивку? Как обычно…

– Не смей мне указывать! – рявкнул он, рванув женщину на себя с такой силой, что та едва не упала. – Я твой муж! Это моя пекарня!

– Отпусти меня, Март, – взвыла она.

Вместо ответа мужчина замахнулся и с размаху ударил её по лицу. Звук пощёчины разрезал воздух. Женщина вскрикнула и пошатнулась, прижав руку к щеке, на которой уже расплывалось красное пятно.

Я не помню, как преодолела разделяющее нас расстояние. Секунду назад находилась в стороне, а теперь стояла между упавшей в снег женщиной и ее пьяным мужем…