Ненавистная любовь и любимая служба в XIX веке (сыщик князь Долгорукий-2)

Глава 3

Елена Федоровна, не обращая на изобилие деловых забот у мужчин, уже привыкла быть на постоянном их внимании. Ну, или, в ЕГО внимании.

И названный муж ее понимал, что, конечно, она простит его раз, простит два, если он солжет, но потом сильно обидится на своего супруга. А Константин Николаевич слишком был влюблен и уважителен, гм-гм, к своей законной жене, чтобы такое допустить. Он смачно чмокнул ее щечку в тон своим мыслям.

Елена Федоровна, разумеется, не знала размышления своего мужа — попаданца, но все же нахмурилась. Не тональности мыслей — некоторой развратности действий.

С другой стороны, — тут же оправдала она его, — Константин Николаевич теперь ее законный муж перед Богом и государством. Почему бы ему не оказать ей знаки внимания своей жене в их железнодорожном купе, где нет никаких посторонних гостей?

Константин Николаевич, видя игру эмоций на лице благоверной — что ей скрывать перед любимым мужем? — все же перевернул тему разговора.

Весь вчерашний день в купе, где они были, как уже сказано, одни, все-таки первый класс! И даже слуги были в другом вагоне для простонародья. Так вот, они были одни и она все допытывалась про их с Марией Николаевной отношения. Будь он в таком возрасте, как он видится, то, несомненно, взорвался бы. Все-таки это еще XIX век, муж это муж, а жена — женой. И что дозволено первому государством и обществом, то, тем более, должно быть терпимо вторым.

Все это, конечно, может быть, правильно, особенно если ты молод и горяч. Но Константин-то Николаевич был уже стар в первой своей ипостаси. И хотя гормоны молодого тела постоянно подпинывали старенький разум, но он держался. Женское любопытство — это страшная вещь. Любой муж должен это понимать и терпеть. Впрочем, надо не только терпеливо отвечать, можно самому задавать хитренькие вопросы.

— Дорогая, — спросил он на интересующую его тему, — мы ведь едем в Москву всего лишь на несколько дней. Нельзя ли нам взять с собою поменьше нарядов?

Увы, пусть попаданец жил уже вторую жизнь и был даже весьма опытен в розыскной работе, в семейной жизни он был полный профан, иначе не задавал бы такой бестолковый вопрос.

Елена Федоровна, при всем при том до сего времени уже бывшая безмятежной, немедленно ощетинилась:

— Костя, — а при отсутствии людей, когда они были только вдвоем, жена позволяла его так называть, — мы едем, как ты правильно заметил, в Москву только на несколько дней. Поэтому я взяла МИНИМУМ одежды. И не пытайся меня убедить сократить еще что-то. Это количество нарядов самое малое для цивилизованной женщины — бедной дворянке. Иначе я буду выглядеть не как нищенка из простонародья. Ты ведь этого не хочешь?

Мгм, а что делать? Сам Константин Николаевич вез со слугой Григорием ручной саквояж с некоторой суммой денег и так называемыми мужскими мелочами: небольшой пистоль, служебные бумаги, любимый в этой эпоху перочинный нож, а также носовой платок, пару штук нижнего белья. Все!

По сравнению с ним Елена Федоровна набралась с лихвой. Константин Николаевич только диву давался. Вот ведь женщины! А слуга Гриша еще и пыхтел, ведь большинство чемоданов с одеждой в вагон и из вагона тащил именно он.

Но протестовать более энергично Константину Николаевичу мешал, с одной стороны, пожилой попаданец. С другой стороны, он не раз видел, что опытный отец Николай Анатольевич, женатый уже бог знает сколько лет, относится к этому спокойно и даже купил для семейной поездки отдельный дилижанс для шмоток жены. Целый дилижанс! У него денег очень много?

Вопрос его исчез сам собой, когда князь увидел массу свертков и баулов с нарядами женушки. И только тяжело вздохнул. Привыкай, голубчик. Ты в XIX веке, а твоя жена не только потомственная дворянка, но еще теперь княгиня. Так ведь, кажется, зовут жену князя?

А вообще, как, оказывается, вел себя тихо и скромно, будучи простым новобранцем–гвардейцем. Шел так тихо в Санкт-Петербург, воздухом дышал, на старослужащих оглядывался. Лепота! Жизнь синего василька!

Сейчас он окован рамками семейных отношений. И думать не смей! Не палкой, так словом точно прилетит. Даже от благоверной жены Елены Федоровны.

Константин Николаевич искоса посмотрел на жену. Зря он так на нее наговаривает. Добрая и умная. И это не она, это жизнь такая. Она ведь не виновата, что он не смог женится на Марии Николаевне.

Прижался к ней, пользуясь относительной теснотой купе и дорожные толчки. Елена Федоровна удивленно посмотрела, но промолчала, еще раз напомнив себе, что он ее муж. МУЖ! Ласковый, добрый и чуткий, несмотря ни на что.

Так они ехали до Москвы целый день и даже с некоторыми копейками, то есть с минутками.

Зато, как они горделиво и импозантно въехали в старую столицу! Столичные жители, уважаемые люди. Москвичи, видевшие, что к ним приехал кто-то важный, уважительно кланялись. Ах, как интересно!

Въехали. Остановились в одной из гостинец. Потом, прежде всего, завернули к его родителям. Сытно пообедали, ведь родители были извещены. Сцепились языками, переговорив, причем сначала все вместе, а потом разделившись гендерно: женщины отдельно, мужчины отдельно. На этом первые сутки и прошли.

На второй день возник вопрос — а потом все же куда ехать? Москва — город большой даже в XIX веке. Поразмыслив, решил ехать в полицию. Все-таки бывшее место работы. Замечание жены, что не надо усложнять, он, как человек опытный, пропустил мимо ушей. Сказано же — послушал женщину и сделал по-своему.

К сожалению, в XIX веке, опыт оказался не очень к месту. Полиция оказалась к своему блудному сыну с его женой достаточно сурова. Сначала, Елену Федоровну чуть не сунули в камеру — «переждать». Потом, когда Константин Николаевич кое-как выдернул ее, и они прошли в кабинет местного директора, хозяин в упор ее не видел. Не потому, что спесив. Занят, а женщинам здесь не место!

А все от того что не послушал жену! Не губернатор, так надо было хотя бы ее громогласно объявить. И ей бы легче и начальство бы не конфузилось.

Чувствуя себя виноватым (и перед милой женой, и перед Аристархом Поликарповичем), Константин Николаевич весьма не почтительно перебил бывшего начальника, представив свою супругу.

Аристархом Поликарповичем недовольно замолчал от хамства подчиненного. Но когда до него дошел смысл слов, сразу же стал мягким и ласковым. Как-никак воспитанница самого императора! И он его не винил. Не часто в здании московской полиции появляется такая женщина.

А Константин Николаевич откровенно обалдел от появившейся картины. Аристарх Поликарпович был всяким — деловым, проницательным, на крайний случай грубым. Но милым и ласковым, даже отчетливо раболепным он его еще никогда не видел.

А что ты хочешь, он потомок XIX века со своей спецификой и с со своими тараканами. И не ему, попаданцу XXI века, судить и рядить.

Поэтому он лишь улыбнулся, постаравшись, чтобы улыбка была искренне радостной и продолжил:

— Оказавшись в Москве, счел оказать честь появиться вашему превосходительству.

И замер, пытаясь понять, то ли он сказал, не много ли раболепства. Или, наоборот, не мало ли? А то совершенно не гнется шея у сиятельного князя и попаданца демократического XXI века. Как бы не сломали.

Кое-как срослось. Жена Елена Федоровна и раньше не торопилась вмешиваться в дела полиции. А сейчас она лишь вопросительно взглянула и все! Потом, конечно, она скажет много, как говорят в XXI веке, призрачных коментов и лаже, как это делала его знакомая-по-Фейсбуку Алика, пропесочит все матерщиной. Хотя жена нет, она действительно женщина, а не скотина в красивой юбке.

И Аристарх Поликарпович почтительно склонил голову. Больше, правда, женщине, но и ему досталось. Его превосходительство внимательно, по-доброму, посмотрел на него, и Константин Николаевич понял, что окончательно и бесповоротно вышел из круга лиц, которых тот мог ругать и повелевать. Ибо, как никак, но он вошел в ИМПЕРАТОРСКОЕ ОКРУЖЕНИЕ, где сам император Николай I каждодневно разговаривает с ним! И совсем не удивился, когда бывший начальник предложил:

— Без чинов, Константин Николаевич, прошу совершенно без чинов.

А посему, он уже по свойски, но без нахальства, сказал:

— Мы, собственно, что сюда пришли. Я и Елена Федоровна здесь инкогнито, не желая шума и восторгов. Не можете ли вы послать некую цидулку от нас Дмитрию Владимировичу с вежливым посланием и пожеланием доброго здоровья?

Генерал и князь Дмитрий Владимирович Голицын, Московский военный генерал-губернатор, то есть по нынешнему статусу высший чиновник в старой столице. Как высокий военный и сиятельный князь он не очень-тоотносился к полицейским чинам, откровенно ими брезгуя. От этого они не раз пропускали очередные чины и ордена.

Аристарх Поликарпович прекрасно понимал, что, отправляя послание к генералу, Константин Николаевич сильно поднимал и его в глазах генерал-губернатора и открывал ему хорошие перспективы в будущем. И от этого буквально пресмыкался перед бывшим своим поданным, ставшим столь большой шишкой.

Ведь он не просто статский чиновник при жандармском управлении. Он из ближнего окружения императора и даже, страшно подумать, теперь любимец Николая Павловича! Мог бы и молча проехать мимо московских официозных учреждений, молча бы утерлись.

Впрочем, Константин Николаевич не дал ему долго унижаться, попросив, пока посыльный ходит в здание генерал-губернаторства, чаю.

Кстати, по поводу посыльного. Константин Николаевич, наивный по молодости лет и попаданства, полагал, что к Голицыну отправят штатного скорохода (или нечто подобное).Какой-нибудь статный молодец (или престарелый чинуша), но обязательно рядовых чинах.

Милейший Аристарх Поликарпович, однако, был куда опытнее и изощреннее. Послание от посланницы императора (и от ее мужа) получил седоватый штатский генерал — бывший военный в чинах превосходительства. Насколько он знал, был этот генерал зиц-председателем на уровне какого-то управления. И держал его Кормилицын исключительно в представительских целях.

Раньше Константин Николаевич лишь губы презрительно кривил. Но сейчас понял вдруг хитрую уловку директора. Ну и что пришел посыльный из полиции к губернатору? Военный ведь, искалечен, грудь в боевых орденах. Примет Голицын, не осмелится отопнуть.

А там увидит личную печать императора Николая Павловича (монарх ее презентовал на всякий случай). Куда он денется, или захочет мятеж поднимать против любимой воспитанницы императора Николая I? Ха-ха!

И чай хитрец директор поставил не такой, как обычно, в граненых стаканах с закуской на скорую руку. Они, конечно, будут колоритно смотреться среди деловых бумаг разной направленности, но само чаепитие представлялось иным видом заседания.

Нет, к визиту его императорских знакомых Аристарх Поликарпович подготовился по другому. Стол в соседней комнате, небольшой, но уютной, был накрыт льняной скатертью довольно тонкой работы. На ней был расположен изящный саксонский сервиз на шесть персон.

Впрочем, то что он на шестерых, Константин Николаевич знал из воспоминаний попаданца. Здесь угощались трое — он, Елена Федоровна и Аристарх Поликарпович. Четвертая их посетительница тянула на служанку, кем, собственно, она ибыла.

Хотя, женушка Елена Федоровна, так сказать, блюла пост — сидела на каждодневной диете и дула пустой чай, сам его высокоблагородие «был при службе». Сам Аристарх Поликарпович тоже не столько пил, сколько ублажал высоких гостей.

Зато Константин Николаевич не церемонился. Живот пока его не беспокоил, сдобы были мягкие и очень вкусные. А малиновое варенье. Ах, какое варенье! В бытность свою в XXI веке он все удивлялся, как это варили варенье без сахарного песка? Оказывается, варили, да еще как! Попаданец, только мычал от наслаждения, поглощая эту божественную амброзию.

Елена Федоровна, полюбопытствовав, сунула ко нему прелестный носик:

— Что нашел, mon cher?

Увидев, что обычное варенье, насмешливо угукнула, искоса влюблено посмотрев. Ой, зря она так среагировала в ближайшем расстоянии от своего мужа! Не мучаясь от пуританской морали высшего света, он шутливо щелкнул ее по носу.

Елена Федоровна снова угукнула, но уже сердито. Вот нахал, хотя и муж!

Директора они не стеснялись. Столичные жители, привыкли всегда быть при людях, а ее попаданец воспитывался на совершенно другой морали — грубой, демократической.

— Ты! — громко, хотя и весело сказала она.

— Позвольте вам не позволять! — ответил он также громко и шутливо.

Брани, пусть и веселой, не позволил разгореться приезд военного губернатора. Елена Федоровна визуально его знала, даже встречалась с ним, когда была маленькой. Поэтому, как только в помещении прозвучала весть о его появлении, она торопливо вскочила, встретив Голицына у порога.

Князь это оценил. С удовольствием облобызал руку Елены Федоровны, он, уже без всяких чинов пожал мужчинам руки. Константин Николаевич как бы даже подумал, что они — два генерала — столкнулись здесь впервые.

Сам он тоже здоровался с губернатором в первый раз. Крепкий, молодцеватый, хотя уже и на пределе средних лет, он ему понравился.

Только вот в обращении ихнем тот все-таки отказал.

— Не могу-с, — сказал он в оправдании, — воспитанница его императорского величества не может ходить по своей земле, как какая-то воровка. Придется пригласить, никак нельзя!

Елена Федоровна сначала обиделась, а потом вздохнула, простив князя, который, благодаря нынешнему императору, получил приставку светлейший.

Под это дело Константин Николаевич легко выдавил у Голицына приглашение родителям. На это князь не очень-то сопротивлялся. Ведь нельзя воспитаннице императора (и ее мужу) постоянно отказывать. А отдать билет на бал светлейшим князьям всяко дешевле, чем прятать Елена Федоровна. Да и потом, привык он уже к этой практике. Билеты просят у него постоянно и чем ближе к этому балу, тем агрессивнее и чаще. И князю, пусть и бедному, дать всяко приятнее, чем богатому, но простолюдину-купцу. Тем более, с таким именитым сыном.

Попили, поболтали. Константин Николаевич рассказал пару анекдотов из будущего XXI века. То есть для XIX века супер-пупер новейшие.

Потом скоро ушли, при чем инициатором была Мария Николаевна, а он только кивнул головой:

— Прошу прощения, господа, но важные дела требуют от нас поторопится. Честь имею!

Господа были людьми очень вежливыми и понимали, что важное дело сидело рядом и лучезарно улыбалось. Молодость, молодость.

С тем их и отпустили, с пожеланием обязательно быть на балу.

А Константин Николаевич действительно имел дело важное — и не очень-то для него приятное — совершить вторичный визит к своим родителям. Точнее, к родителям реципиента. Сам-то он не знал, какие у Константина Николаевича были отношения с родителями. Чуть-чуть только познакомился с отцом. А маман знал только теоретически.

И сейчас, будучи попаданцем, он был не в своей тарелке, раздавая родственные чувства совсем не знакомым людям. Тем более, если отец ему был приятен, то мама, властная, говорливая и громкая, ему совсем не понравилась.

Сейчас, немного взвинченная и раздосадованная — единственный сын женился и совсем с нею не посоветовался — она сидела в гостиной и пила чай. Вернее, как у Константина Николаевича вертелось на языке, царствовала.

Его жене Елена Федоровна на этот раз она рта открыть не давала. Как, впрочем, и Константину Николаевичу. Зато он злорадно сказал, найдя крохотную паузу:

— Пардон муа, мама, позвольте вас познакомить — моя жена воспитанница императора Елена Федоровна.

Если бы он познакомил ее с существом иного мира — скажем с дьяволом, или даже с ангелом, то вряд ли бы она обалдела сильнее. Больше было некуда.

Его маман, виданное ли дело, почти час молчала, позволив за столом говорить мужчинам, а Марии Николаевне удалось уже свободно сказать предложение императора — приехать в Санкт-Петербург, в Зимний дворец и провести пару дней, так сказать, по-родственному.

У отца Константина Николаевича мелко задрожали пальца. С учетом того, что их приглашал сам Император Всероссийский, это было приглашение к бешеной карьере, которое дается не каждому. Ай да сын!

— Э-э, — почти робко спросил он сына, — а вы, милостивый господин, в каком ныне чине?

Константин Николаевич даже не понял, что спрашивают его, и мстительно ответил, как начальству, а не как отцу:

— Имею честь представится — светлейший князь Долгорукий, камергер, статский советник!

Теперь уже отец завис на несколько секунд, пытаясь понять, что сын ему сказал и ему ли?

Напряженную тишину прервала Елена Федоровна, которая, укоризненно посмотрев на мужа, добавила к приглашению императора:

— А еще мы бы хотели передать билет на весенний губернский бал.

Весенний бал был мероприятием ответственным и чиновничью мелюзгу, пусть породистую, туда не пускали. Однажды, когда Костя еще был маленький, отец нашел в себе дури попытаться пролезть туда, напирая, что он князь Долгорукий. Так такого наслышался о себе, ужас!

Взял билет, не веря, посмотрел внимательно. Да действительно им. Вот четким почерком письмоводителя губернской канцелярии Влашевского написано: их сиятельствам князю Долгорукому Елена Федоровна, княгине Долгорукой Марии Гавриловне. Мда-с!

Его жена, пришедшая в себя и уже все понявшая, заговорщически подмигнула, буквально прошептала МЕРСИ и аккуратно вытащила из рук мужа билет. Как они влетели вверх! И они имеют на это право!

В день проведения бала родственники пошли в губернскую усадьбу вчетвером. А то вся родительская спесь немедленно исчезла, они робели и мешкали.

Но вместе с сыном пошли. Еще бы. Идя навстречу пожеланиям губернатора, Константин Николаевич сегодня впервые в Москве надел на бал наряд камергера, прицепив к нему ордена высших степеней. Как он понимал, награды здесь играли большую роль, показывая не только героизм и труд — это было и в XXI веке. Нет, в XIX веке ордена четко очерчивали должность, чин, благоволение начальства. Если ты мелочь и ничто не надеешься, то имеешь Анну IV степени, или Станислава III, кое-как растешь по служебной лестнице — Анна уже III степени, а то и Владимира IV. А вот Владимира I степени или Александра Невского могли получить только обладатели высших чинов. Немедленно ему кланяйся и не прекословь!

Так вот сегодня камергеров его императорского двора было два — губернатор и Константин Николаевич. Правда, владельцев орденов высших степеней было побольше, но все они были убелены сединами и оказались за шестьдесят. Высокий гость же, имея высокие ордена, только начал карьеру. Видели камергеров моложе тридцати с Владимиром I степени?

Злые языки, правда, намекали, что причиной здесь была его жена — императорская воспитанница Елена Федоровна. Но знавшие побольше только хмыкали. Слухи о блистательных делах следователя князя Долгорукого уже облетели по всей России. И что-то не верилось, что твердый, настойчивый следователь будет мягким подкаблучником.

В Москве в последние дни шли какие-то смутные сведения о приехавшей в город какой-то знатной даме с мужем. Но поскольку губернатор активно им противодействовал, то они были очень робкими и неопределенными.

И вот она! Богиня! Воспитанница императора Николая I и по своему положению находилась в числе святых, но ведь она действительно была очень красива и блистала не только бриллиантами, но и прелестными глазами. На какое-то время местные красавицы заметно потускнели.

Увы, но молодые люди — кавалергарды, гусары и просто пехотинцы никак не могли воздать ее красоте. Около нее практически неотложно стоял молодой красавец камергер, заставляя трепетать уже сердца барышень.

Увы, молодые люди были очень заняты друг другом и только совсем уж редко разрешали приглашать себя на танец (Елена Федоровна) или вовлечь одну из барышень (ее муж Константин Николаевич).

Они стоили друг друга, явно это понимали и были заняты взаимообразно. А что было на самом деле? Да кому какое дело!

Константин Николаевич меж тем был занят очень интересным разговором с московским военным губернатором Голицыным. Вопрос бы следующий — развивать страну в XIX веке или нет? Собеседники были умными, сиятельными и опытными. Им было что рассказать.

Причем разговор был странным. Вначале они немного поспорили, но чем дальше беседовали, тем больше понимали, что сторонники. И не споритьнадо, а рассуждать и развивать фактологическую базу.

И они рассудили до того, что у Голицына слегка поехал рассудок Но Долгорукова он стал уважать настолько, что предложил поставить его на должность столоначальника с чином действительного статского советника, от чего тот обалдел.

М-да. С тем Константин Николаевич и уехал. Кажется, Москва была для них сера. До этого под влиянием своей жены он хотел отдохнуть еще три — четыре денька. Но потом прискакал дворцовый скороход с посланием.

В нем император Николай Павлович интересовался их путешествием, сообщал, что ему отремонтировали кабинет в здании жандармерии.

Жена — а Елена Федоровна, разумеется, прочитала письмо императора раньше, и думала не долго, — твердо сказала:

— Его императорское величество нуждается в тебе в тебе. Придется срочно ехать!

Константин Николаевич был такого же мнения, хотя не сказал ни слова. Если жена и не была телепатом, то прапором в юбке точно. Во как!

А по поводу письма. Пусть монарх прямо не указывал, но весь тон подсказывал — надо ехать! Умный поймет.

А они были оба умные. Значит, должны поехать!