Ненавистная любовь и любимая служба в XIX веке (сыщик князь Долгорукий-2)

Глава 12

В отличие от графа Бенкендорфа, князь Долгорукий не очень-то и спешил. Ведь вначале путь к двери был занят его непосредственным начальником, не беспокоить же его. Потом его как бы задержала Мария своим лучистым волнующим взглядом. Прямо-таки пронзила и заставляла сидеть.

А затем уже с князем заговорил император Николай со своим властным беспрекословным тоном. Попробуй тут уйди. То есть ему уже никуда и не надо было торопиться. Все-таки монарх в своих правах в абсолютной монархии.

Заговорили, в общем-то, ни о чем важном. С монархом это бывает. Это когда он спрашивает вас, и вы понимаете, что и его этот вопрос не нужен, то вы его немедленно забудете. Но поддерживать разговор надо, ибо мало того, что он ваш самодержавец, так он еще ваш непосредственный начальник, а его любимая дочь теперь и ваша любимая собеседница и с возросшим интересом наблюдает за вашим диалогом.

А потом Николай I начал тот разговор, который он рано или поздно, ох лучше поздно, он бы все равно начал.

— Князь, — сказал император решительно и властно, так как умел говорить только он, — вы уже почти стали частью семейства, но все же еще не до конца.

Ай, Мария Николаевна, а может даже Елена Федоровна все же проговорились об их ночных беседах. И, самое главное, виноват в них был сам Константин Николаевич. Не фиг подсказывать женщинам тему разговора, будешь спокойнее жить!

Суть была в следующем. В одну из ночей, когда восхитительная любовь с Еленой Фёдоровной или восхитительный танец Марией Николаевной перемежались с разговором обо всем, он рассказал о широко развитом обычае в какой-то заграничной державе брать не жене фамилию мужа, а, наоборот, мужу фамилию жены. С положенными привилегиями, богатствами, льготами. Страна Россия, но республика и XXI век.

Обычай, кстати, был и в XIX веке, и даже в их России, но все же в виде исключения, а не в широко практикуемой традицией.

Да точно, он вспомнил, это была императорская дочь! Мария Николаевна, как и любая женщина, умеющая проводить всякую теорию в практику, полезную для себя, тут же предложила ему с женой Еленой перейти в семью Романовых.

Князь аж чуть рот не разинул от удивления, помноженную на сердитость. Это ведь женщины, с детства приучаемые к мысли об обязательной фамилии мужа, которые потом легко приходят к идее изменения своей фамилии. Мужчины нет, читатели мужского пола меня поймут. А тем более, кого она решила «приучить» — князя Долгорукого!

Да знатной семьи Романовых еще даже в проекте не было, когда Долгорукие в стране блистали! Н дело даже не в этом. Он уже обручен с совсем другой женщиной, а ей августейший отец категорически запретил даже касаться друг друга. Ну, по крайней мере, поначалу, — он посмотрел на их рукопожатие и естественное сидение вместе. И ведь император Николай даже малейшими чертами лица ничего не протестовал!

Последнее он вслух, конечно, не сказал. Он вообще старался поменьше грубить и не делать больно своей до сих пор любимой женщине. И даже не от того что она великая княгиня. Нет. Просто, Мария очень красивая женщина и замечательный человек. Или, он ее и сейчас сильно любит?

Но по поводу фамилии они так и не договорились, и вот теперь в ход была пущена тяжелая артиллерия. Император Николай — это сильная убийственная сила и князь Долгорукий в лице попаданца Ливанова почти сразу же сдался. Но не капитулировал, Романовым (Николай + Мария и еще кто-то из числа новоявленных родных) придется приложить много времени и усилий для его согласия. А может и не сумеют. С его-то самомнением и дворянской гордостью! И потом, он не будет мужем двух жен. И не потому, что это даже в XXI веке не одобряется, а просто против его морали.

И потому князь Долгорукий пусть и послушался и покорно стал слушать, но с таким невозмутимым лицом, что Мария Николаевна только подняла разочаровано глаза в потолку, а император Николай саркастически улыбнулся.

Но улыбнулся он не князю, а своей дочери. Прилетела, потребовала/взмолилась, сделай мужа Романовым. Он-то не прочь. Если не считать отсутствие монаршей крови, то в остальном хороший князь. Физически красив — дети у Марии будут хорошие, характер замечательный. А дознаватель какой! Как бы ему не обмишурится, но по-моему он умнее всех европейских полицейских. По крайней мере, Романовых он защищает очень хорошо, аж пух летит от грабителей! Только ведь он уже обвенчался!

И, кстати, надо бы потом узнать по последнему делу, как там оно развивается? Не царское это дело узнавать, чем всякое дерьмо пахнет, но очень надо.

Посмотрел на упорно молчащего князя, нехотя сказал:

— О финансовых привилегиях и прочих льготах говорить не буду. Говорили уже?

Константин Николаевич по-прежнему молчал, поэтому подтвердила Мария:

— Говорили.

Сказано было так мрачно и безнадежно, что Николай только причмокнул губами. Набрал князь дворянской спеси. Эвон, императора переплюнет! Да и то, монарха, если он и самодержавный, практически каждый день кто-нибудь по лбу щелкнет. Если не свои поданные, то из-за границы точно. А тут надул спеси полные щеки и сиди. Мальчишка еще зеленый!

— Поэтому болтать я с тобой много не буду. Некогда.

Николай сказал таким тоном, что явственно послышалось «И неохота».

— Когда твои родители приедут? — не дожидаясь ответа, приказал стоящему слуге: — послать мое письменное приглашение, пусть прибудут в течение месяца. А ты имей в виду — за это время должен розыск завершить. И никакие причины существенными не будут.

Князь встал, по-гвардейски щелкнул каблуками(научился у знакомых при дворе) и, провожаемый взглядами Романовых — требовательным у императора Николая, поощрительный у цесаревича Александра, добрый и теплый, но какой-то странный у Марии.

С тем и вышел.

С невозмутимым лицом игрока в карточный покер Константин Николаевич вышел из рабочего кабинета российского императора. Все когда-то завершается, как плохое, так и хорошее. И пусть!

Многие еще говорят, невозмутим, как североамериканский индеец, но князь, как и попаданец, их не разу не видели, тогда как в покер играли оба. Правда, в разные варианты и в разное время, но представление имели.

Какой-то неожиданный и довольно неприятный разговор. И закончился он никак. Единственно, что радует, император Николай I сам спросил о родителях (августейшее внимание!), но повод был довольно-таки угрожающим.

Но главное — а не собирается ли его окончательно бросить Мария? Как-то вела она себя в кабинете откровенно чуждо, словно подчеркивала и отцу и мужу, что Константин Николаевич ей не свой. Будь она не великая княгиня, он бы, понятное дело, боролся бы за нее. Любит все же. Хотя как бороться, если без сопротивления обвенчался с другой, совсем, по сути, незнакомой девушкой. Лишь бы получить законную жену, как тогда требовал строгий монарх, дабы у него с его дочерью ничего не было.

И что теперь, не стал ли он излишне жалок и бестолковок? Может быть, ему лучше все же уехать из столицы, гордым, несломленным, хотя и несчастливым?

Ага, с уже женой, которая и не видит себя без Санкт-Петербурга. разрушить и блестящую карьеру и, какую-никакую, но семью. Оно тебе надо? Последний вопрос задал уже не князь Долгорукий XIX, а простонародный попаданец XXI века, старенький, почти бесчувственный, и, конечно, без дворянской спеси и молодецкой гордости.

Легкие женские, даже девичьи шаги заставили его прервать свои горемычные мысли. Уж молодой чуткий слух он еще не потерял.

Мария! Торопится за ним! За ним ли? Посмотрел, как она подошла, задумчиво стала перебирать прелестными пальчиками богатый узор на вицмундире, прямо спросил:

— Ты меня все же разлюбила?

Пальчики замерли. Она посмотрела в его глаза:

— Почему ты об этом? Хочешь от меня убежать? Надоела? Или другую, более юную, полюбил? Кто она Твоя жена Елена Федоровна? Но она сама говорила, что ты к ней остался холоден. Что дети у вас быть может и будут, а искренней любви никогда!

Константин Николаевич чуть не поперхнулся от неожиданности. Он действительно хотел уехать и из дворца и из Санкт-Петербурга, сам только об этом думал и практически отказался. Но вопрос, заданный под таким углом, потребовал продолжения диалога:

— Ты сегодня так себя вела странно при отце в его кабинете. Как-то чужеродно. Вот я и подумал, что нашей любви конец.

— Константин Николаевич, милый мой! Ты же такой становишься умный, будучи при следствии! Такой аналитик! Почему же, когда ты говоришь о женщинах или с женщинами, ты становишься таким дурачком, причем сиятельным? Я всегда любила и люблю тебя, а ты такую бестолочь несешь, просто стыдно слушать! Ну?

Мария Николаевна требовательно посмотрела на него.

К счастью для князя, в коридоре раздался нетерпеливый голос императора Николая, зовущий дочь. А то куда-то ускользнула на чуть-чуть и исчезла. Вроде бы и ничего, а по большому счету такое безобразие!

Великая княгиня вздохнула. Папа так раздражался, когда она не приходила к нему на его зов. С другой стороны, нервничающий отчего-то князь, почти муж. М-У-УЖ! Такой смешной и грозный одновременно.

— Поклянись мне, что не уйдешь из Зимнего дворца и из Санкт-Петербурга! — потребовала она напоследок и побежала на ждущий крик отца императора. Означенная клятва было, по-видимому, заявкой на будущее с обозначением, как территории, так и субъекта князя Константина Николаевича. Да уж, дожили! Впрочем, женщины всегда метили мужчин, не так, как кошки и собаки, но тоже очень крепко и на века. Крепись, князь, худшее, возможно, еще впереди!

А пока он все-таки отправился домой, в дом, полученный милостью императора Николая Павловича, к жене, появившейся, в общем-то, благодаря ему же, хотя и опосредствованно. А что поделать, монарх Божьей милостью, Самодержец Всероссийский!

Дома его встретила, как всегда, жена Елена Федоровна, такая милая и хорошенькая, что попаданец только вздохнул.

Жена вызывала любые чувства, от похоти до жалости, но только не страстную любовь. И ведь сама понимает, что нет них любви, а пошла под венец, а потом в семейную кровать.

А может, ну его на фиг, эту любовь, дети и так будут, а союз их скреплен Богом и церковью. Небесного Господа Константин Николаевич, не смотря ни на что, не верил и кары его не страшился. А вот юридических канонов современного ему государства XIX века он как-то считал необходимым придерживаться. Все же вторую жизнь стоял на го страже. И пусть все это же время видел, какое оно к нему коварное и холодное, но преломить себя не мог.

Поэтому и эмоциональный крик души продолжения не имел. Константин Николаевич коснулся губами щеки жены. Сухо и безэмоционально, но ведь поцеловал. И хватит этого, есть еще ночь.

Они прошли сначала в гардеробную на третьем этаже, а потом там же очутились в столовой. Слуг, слава Богу, было теперь много, хоть женщин, хоть мужчин, обслуживать оказалось легко, не надо было дергать свою жену. Единственно, на чем было споткнулся князь, это когда его благоверная решила посадить за их стол служанку Марфу. Пришлось настоятельно напомнить, что они оба дворяне, а он еще князь рюриковой крови. А Марфа, между прочим, из простого народа.

Нет, сам попаданец помнил, кто он такой в XXI веке, но в XIX столетии, при сословной монархии, респект надо выдержать, а то быстро дойдешь до революций 1917 года. Так что, сама делай, что хочешь, но меня в свои дела не запутывай по любому поводу!

Супруга моя, кстати, перечить не стала. Она вообще у меня очень здравомыслящая и спокойная.

На этом Константин Николаевич от неспокойных дум своих отвлекся, съел жаркое на грибной подливе, поинтересовался у супруги, от чего она сегодня такая какая-то лучезарная, аж как будто у ней какой-то внутренний огонь загорелся.

Ответ неожиданно оказался для Елены Федоровны очень трудным. Она потупилась, какое-то время молчала, рисуя только ей понятливые узоры. Наконец решилась, но начала издалека:

— Помнишь, Костя, на прошлой неделе у меня начал болеть живот.Я все подозревала грибы, которые мы ели. Ты хоть и говорил, что у тебя-то ничего не болит, значит, это не грибное отравление, но я по жизни понимая, что женщины и мужчины отреагируют по-разному, когда только женщины болеют, а когда и мужчины, послала за ведуньями и за повитухами…

Елена Федоровна остановилась, смущенно посмотрела на мужа. Константин Николаевич уже даже перестал вкушать, понимая, куда она клонит. Однако же, догадки догадками, а все же она должна сказать хоть пару слов, вдруг он ошибается, и она говорит о дизентерии.

— И значит… — поторопил он ее.

— Вскоре ты станешь отцом! — счастливо выпалила Елена Федоровна, — ты рад, милый?

Попаданец мысленно вздохнул. Чему, или, скорее, кому быть, кому быть, тому не миновать. За год после свадьбы они прошли от холодности и неприятия в интимной сфере до жаркой страсти и неумной любви, пожирающей их целыми ночами. Физиология у них, конечно разная, тут жена права, но процесс шел в одинаковую сторону. А князь уже понимал, здесь не надо было иметь опыт двух жизней, что может появиться в виде плода любви. Ребенок, естественно, они же живые люди.

Счастлив ли он? Наверное, счастлив. За годы жизни в двух столетиях у него так и не появилось ребенка. И пусть это от нелюбимой женщины, но это точно его с почти со 100% гарантией. И дитя не должен платить за отношения между взрослыми.

Он встал из-за стола, мягко, ласково, почти влюблено выдернул ее и закрутил в руках в темпе вальса. А Елена Федоровна в кои-то времена сама почувствовала себя на седьмом небе от счастья. Ее муж, наконец, ощутил радость с ней, своей нелюбимой женой. А, значит, это чувство появилось и у нее, так ведь?

Однако, теперь ей надо перейти и к другой вести, не очень веселой, надо сказать, особенно, для нее. Но она должна сказать, в этом ее долг, как женщины и поданной. Дождавшись, пока обуреваемые его чувства спадут, и он поставит ее на пол, Елена Федоровна, глядя на мужа толи с лукавством, толи со страданием, сказала.

— Сегодня в наш дом соизволила прийти его императорское высочество Мария Николаевна…

— И что же она? — спросил Константин Николаевич такой важный и необходимый вопрос, который будет волновать их обоих. Или нет, непосредственно даже троих. Вот оно что и он, наконец, вписался в любовный треугольник. Причем его вклад был сам маленький. Наверное…

— Его высочество была со мной полностью искренна и рассказала все об ваших отношениях, то, что я наивно считала глупыми сплетнями, оказалось, по большей части, истинной правдой. Как ты вообще мог?

Она посмотрела на него, нет, не сердито и обвиняюще, скорее удивленно. На это князь вздохнул, снова начал есть жаркое. А что еще ему осталось делать? Его бывшая любимая женщ… ах, даже еще девушка зачем-то распустила язык. И с кем, с его женой!

Она сказал мне, как вы познакомились, как целомудренно любили друг друга. А потом ты вдруг обвенчался со мной. Честно говоря, я все равно счастлива с тобой. Ведь я понимала, что у такого импозантного мужчины не может не быть шлейфа женщин, а достался ты мне.

Но все-таки, почему ты так поступил с Марией Николаевной, этой ослепительно-красивой, обворожительной, наверное, еще девушкой?

Константин Николаевич отодвинул блюдо от себя. Совсем есть расхотелось. Негромко заговорил, почти что как на исповеди у священника:

— Мы нечаянно встретились с ней в Зимнем дворце. Еще бы, я же пришел непосредственно к ее отцу, императору России Николаю I. И сразу, как палкой по голове. Или даже пыльным мешком. И, похоже, это чувство образовалось у нас двоих. Мы ничего не могли сделать. Дело шло потихоньку к свадьбе, но тут вмешался его отец, который очень не хотел нашего сближения.

И надавил он, разумеется, на меня, как мужчину и как постороннего, чужого человека. Сначала он вообще хотел выгнать меня из Санкт-Петербурга, но этому не позволяла работа. Тогда он потребовал, чтобы я немедленно женился, предложив помощь при выборе любой девицы при дворе. Я этого не захотел. Капризные, тщеславные особы, они превратили бы семейную жизнь в бедлам. В итоге остановился на тебе. Извини.

— Бедненький, — она сочувственно погладила его по щеке, — а что же ты не стал сопротивляться, ведь ты же князь!

— Да я не декабрист ни разу! — в отчаянии воскликнул Константин Николаевич, — не могу воевать с августейшим монархом, хотя и понимал тогда, что он не прав. В итоге: я-то обвенчался, а она меня все равно не разлюбила. И никакой отец, даже император этому не сможет воспротивится!