Наследник Воли

Глава 7

Так. Отец объявил, что свадьбы не будет. Полный разворот стратегии на сто восемьдесят градусов. Все мои расчеты, вся выстроенная логика интеграции рушились одним махом. Без статуса мужа доступа к архивам Багрецовых мне не видать.

Требуются данные для анализа. Запросить.

— Обоснуй решение, отец, — спокойно сказал я.

Отец с силой швырнул письмо на стол.

— Они пишут, что ты проявил скрытый дар! Требуют, чтобы я, для защиты их дочери и укрепления союза, обучил тебя Волеведению, секретам рода, особенно настаивают на доступе к архивам предков. Я не дурак, Ярослав! Они хотят через тебя выудить наши родовые тайны! А ты…

Он вдруг сгорбился, его возмущение резко исчезло, взгляд стал отрешенным. Через несколько секунд он продолжил:

— Владимир — полная посредственность в Волеведении. Я думал, хоть один из моих сыновей… Хоть ты… Но ты еще хуже брата. Сколько я ни пытался вбить в тебя азы, ничего. Кристалл на испытаниях показал пустоту. А они пишут о мощном даре, да еще и тебя научить Воле! Смешно.

В его голосе звучало глубокое разочарование. И за ним — тень того самого горя, о котором я уже догадывался.

Взгляд Орла зафиксировал сложный клубок эмоций. Глубоко под слоями разочарования и апатии тлел крошечный уголек — не надежды, нет, а жажды избавления. Избавления от груза вины, от стыда за вырождение рода, от мучительного вопроса: ради чего он потерял ту, кого любил?

Он отчаянно хотел поверить, что хоть что-то еще можно исправить. Этому угольку не хватало лишь малой искры.

Прямое отрицание бесполезно. Нужно предложить новую стратегическую картину. И дать ту самую искру.

— Она бы не опустила руки, — произнес я тихо, глядя ему прямо в глаза. — Мама верила, что сила — это не только грубая мощь. Она верила в стойкость. В волю, которая проявляется не в кристалле, а в поступках.

В этот момент я отпустил контроль. Не полностью, лишь на мгновение, сняв слой Безмолвного шага. И одновременно с этим направил ментальное внушение Шепот в тот самый тлеющий уголек. Я усилил в нем это желание избавления, эту почти забытую потребность увидеть шанс.

В воздухе между нами завибрировала энергия: твердая, незыблемая, как скала. Я не атаковал и не защищался. Я просто был. Я выпустил волю.

Григорий Вячеславович замер. Его пальцы, лежавшие на столе, непроизвольно сжались. Он почувствовал силу присутствия. То, чего не мог показать никакой кристалл. Его дыхание прервалось. Уголек, раздутый Шепотом, вспыхнул ярким пламенем в его глазах, сжигая на мгновение его разочарование и потерю веры.

— Они… они тебя проверяли, правда? — его голос был хриплым, он почти шептал. — И нашли? Нашли спящий дар?

— Да, отец, — подтвердил я. — Проверь сам.

Я ослабил щит еще на долю, позволив контролируемой части своей воли, подобно ровному, мощному течению, выйти на поверхность.

Его осторожный ментальный щуп коснулся этого потока. И я увидел, как его лицо преобразилось. Скепсис рухнул, сменяясь шоком, затем жадным, почти болезненным пониманием. Он вдруг увидел во мне потенциал. Глубинный, нерастраченный, тот самый фундамент, о котором он не мог и мечтать.

— Они хотят через тебя выудить наши родовые тайны! — повторил он.

Последнее сомнение. Подавить своей уверенностью.

— Они ничего не получат, — отсек я четко. — Я научусь контролировать свой дар, чтобы использовать его для защиты нашего рода, а не для его разграбления. Знания останутся во мне. И только я решу, как их применять.

Он замер, его взгляд метнулся от меня к письму и обратно. Я видел, как в его сознании борются годами накопленное недоверие и вспышка надежды. Он заколебался.

Почти готов. Запросить книги.

— Отец, — сказал я. — Мне нужны книги Волеведения. Мне нужно понять, как это работает. Хочу опробовать свою волю на практике.

Он замер, и я увидел в его глазах борьбу. Скепсис, въевшийся в плоть за годы разочарований, схлестнулся с тем крошечным угольком надежды, который я разжег сегодня. Его пальцы сжали край стола.

— Книги… — он произнес это слово с горькой усмешкой. — Тебе? Я даже Володе не дал. Боялся, что он, дурак, сломает себе хребет об эти знания. А ты… Ты и так едва не сломался у Багрецовых. Хоть и прошел их проверку… и они уверены, что у тебя есть дар… и я почувствовал тоже…

Его взгляд скользнул по мне, оценивающий, тяжелый.

— Она бы дала, — тихо, больше самому себе, сказал он. — Анна… она всегда верила, что в вас есть стержень. Мечтала о сильных сыновьях, которые возвысят род.

Он сглотнул, и его плечи опустились под грузом воспоминаний

— А я… я видел лишь слабость. И боялся. Боялся, что вы не справитесь. Что я вас погублю, как…

Наступила напряженная тишина. Я не мешал ему, я незаметно помогал ему принять нужное мне решение. Мне НУЖНЫ эти книги, дай их мне. Это надо ТЕБЕ.

Наконец, он выдохнул, и его плечи распрямились, в глазах появилась решимость.

Старший Нестеров прошел к дальней стене, к неприметной, замаскированной под панель двери. Достал ключ, вставил в замочную скважину. Дверь бесшумно отъехала в сторону. Он скрылся в темноте, а через минуту вернулся, держа в руках два тяжелых тома в потертом кожаном переплете.

Он положил их на край стола.

— Багрецовы ждут ответа до заката, — стальным голосом произнес отец. — Через пять часов. У тебя есть эти пять часов, чтобы убедить меня. Покажи, что в тебе есть хоть искра того дара, о котором они пишут. Освой хоть что-то из основ. Сможешь продемонстрировать мне действующую технику — получишь книги и мое благословение на свадьбу.

Отец немного помолчал и продолжил:

— А если не сможешь… — он тяжело вздохнул, и в его глазах снова появилась знакомая апатия. — Тогда я пошлю им отказ. И мы забудем об этой свадьбе и ты останешься здесь, на чердаке. Навсегда.

Пять часов. Или все, или ничего.

— Договорились, — сказал я.

Я забрал книги с его стола, повернулся и вышел из кабинета.

И не прошел и десятка шагов, как навстречу мне вышел старший брат. Его взгляд упал на книги в моих руках, и лицо перекосилось от неподдельной, животной зависти.

— Тебе? — прошипел он, сжимая кулаки. — Тебе, пустоте, отец отдал Волеведение? Мне не давал, а тебе…

Угроза. Готовит ментальный удар. Экономить энергию, нейтрализовать физически.

Я сделал короткий шаг вперед. Мой удар был отточенным и резким — ребро ладони точно пришлось в кадык брата.

Владимир захрипел, схватившись за горло и отступая к стене. Ментальная атака рассеялась, не успев начаться.

— Я тебя уже предупреждал, — сказал я холодным тоном. — Не лезь, будет хуже.

Оставив Владимира хрипеть у стене, я поднялся на чердак. Дверь закрыл на щеколду, отсекая внешний мир.

Тактическое достижение. Две книги Волеведения. У меня в руках. Возможность существенно усилить свою волю и возможности. Пять часов на изучение.

Я сел на кровать, бережно положил на колени первую книгу. Основательная, увеличенного формата книга в кожаном темно-коричневом переплете весила под четыре килограмма. Старинная, кожа в трещинах. Заголовок готическим шрифтом “Узы и Потоки Всеначальной Энергии”. Излучает ровное, глубокое тепло фундаментального знания. Интересно.

С некоторым трепетом я открыл книгу. Анализировать. Вводные разделы говорили о Всеначальной Энергии как основе всего сущего. Здесь Воля описывалась не как абстракция, а как одно из ее ключевых состояний. Главы об Узах и Меридианах напоминали продвинутый курс энергетической анатомии. Принципы стоицизма излагались как практическое руководство по преобразованию давления внешнего мира во внутреннюю прочность.

В моем мире мы интуитивно выходили на эти принципы через чистую волю и сильную психику. Здесь же они систематизировали энергетическую составляющую. Целая наука о воле. Системный подход.

Я закрыл первую книгу, ощущая тяжесть знания, хранящегося в ней. Система. Фундамент. Но одного фундамента было мало. Нужны инструменты.

Второй том, «Практикум Волевода», был совершенно иным. Если первая книга гудела ровным теплом, то эта вибрировала острой, отточенной силой, будто ее переплетали в оружейной мастерской.

Цветные чертежи изображали точные ментальные конструкции. Вот серия из стоек Волевода: «Скала», «Несокрушимый фундамент», «Гроза», «Поток» — каждая со своей энергетической схемой, меридианами, по которым должен был течь сгущенный поток Воли. Рядом — жестов-катализаторы: «Перст Указания», «Длань Отречения», «Кулак Гнева», другие. Подписи под ними были краткими, как команды: «Соединить Узу Земли с меридианами Рук. Выброс — через ладонь».

Без учителя, без того, кто покажет, как это чувствуется и реализуется, эти картинки оставались просто красивыми иероглифами. Но не для меня — с навыком психометрии, умения считывать энергетическую и информационную составляющие с предметов я рассчитывал справиться сам.

Я листал дальше, и мое сознание, настроенное «Взглядом орла», выхватывало знакомые узоры.

Раздел защиты. «Барьер незримой стали» — сложная решетка из переплетенных энергетических нитей. «Зеркальная пелена» — схема, показывающая, как не отражать удар, а подсунуть атакующему его же искаженное отражение. Следом шли техники атаки: «Громовая поступь», «Молот Воли», «Кинжал сомнения».

Раздел контроля был самым коварным. Я узнал «Цепи повиновения» Агриппины — опутывание воли противника энергетическими силками. «Шепот искушения» — искусное усиление уже существующих в сознании жертвы желаний. «Петля принуждения» — временное замыкание чужой воли на самой себе, создавая ментальную петлю. Это было оружие манипулятора, опасное и тонкое.

И, наконец, специальные техники. «Призыв тени стража» — создание ментального фантома, питаемого страхом самой цели. «Клинок возмездия» — автоматическая контратака, встроенная в щит. «Безмолвный шаг», которому научил меня Тихон — схема полного свертывания собственного ментального излучения.

Я закрыл книгу. Теперь я не просто увидел приемы, я стал понимать их архитектуру. Они перестали быть магией и стали технологией — сложной, но познаваемой. И что важнее, я начал видеть, как вплести в эту технологию нити моих собственных, чуждых этому миру навыков, чтобы создать нечто совершенно новое.

Но чего-то не хватало. Голая техника без глубинного понимания была лишь набором приемов. Ограниченным, чужим.

Внезапно, без всякого перехода, перед внутренним взором вспыхнул образ.

Лада. Но не та робкая девушка из сада Багрецовых. Совершенно иная. Ее серебристые волосы рассыпались по плечам, глаза вызывающе горели. Ее стройная, женственная фигура притягивала взгляд; она стояла так близко, что я чувствовал исходящее от нее тепло. Желание ударило в живот тяжелой волной. Не интеллектуальный интерес к ее тайне, не расчет на союзника. Голая, первобытная потребность. Прикоснуться. Обладать. Сделать своей.

Сердце заколотилось как бешеное, задрожали руки. Я сжал кулаки, заставляя дрожь утихнуть. Что это было? Гормональные реакции старого владельца? Мое бессознательное влечение к ней? Побочный эффект молодого тела? У меня не было ответов.

Погасить. Отставить фантазии. Я вцепился пальцами в кожаный переплет, заставляя дрожь утихнуть. Не сейчас. Сосредоточься. У тебя нет на это времени.

Я с силой тряхнул головой, отгоняя образ. Пять часов. Триста минут. Каждая на счету.

Я снова открыл первую книгу. И снова погрузился в тихий гул Всеначальной Энергии. Я искал связь. Соотношение.

И я понял. Вторая книга давала «как». Первая — «почему». Вместе они раскрывали единую картину мира, где воля была не мистикой, а высшей формой энергетической инженерии.

Я откинулся на подушку, закрыв глаза. В уме уже складывались новые схемы. Мой «Кокон», его многослойная структура могла быть не просто щитом, а активной системой, где «Зеркальная Пелена» отражала сканирование, «Шум» поглощал атаки, а «Абсолют» в основе оставался тем самым «Фундаментом». Мой «Молот» мог быть не сокрушающим ударом, а серией точечных импульсов, бьющих точно в узлы чужих меридианов, парализуя волю, а не ломая ее грубо.

Информация начала синтезироваться. Рождалось нечто новое. Гибридная система, где глубинная мощь Всеначальной Энергии и мои отточенные оперативные навыки сливались в единое целое, превосходящее и местное Волеведение, и мои прежние способности.

И теперь у меня был не просто учебник. У меня был конструктор.

Информация начала синтезироваться. Время шло.

Так теории достаточно. Пора переходить к практике. У меня не было ни минуты, чтобы тратить ее на медленный набор сил старыми методами. Насколько я понял из книги, одним из способов это сделать была дыхательная техника на тридцать пятой странице.

Я погрузился в работу, отсекая все. Через навык считывания информации с предметов Психометрию я впитывал суть дыхательного цикла.

Это была пытка. Поврежденные энергетические каналы горели, мышцы сводило судорогой. Я ломал сопротивление тела волей Алексея Воронцова, ища точку баланса в нижних Узах, где воля сливается с Всеначальной Энергией. И я нашел ее. Энергия полилась по каналам, неся с собой силу и восстановление.

Ух! Мощнейший вздох расширил мою грудную клетку и живот до предела. Энергия мощной волной полилась в меня. Каналы, еще недавно горевшие огнем повреждений, теперь наполнялись мощью Всеначальной Энергии. Она пульсировала в Узах, переливалась по меридианам, обещая неисчерпаемый ресурс.

Тактическая победа. Обнаружен источник энергии, который…

Поток резко прекратился, будто кто-то перекрыл кран и я почувствовал тончайший, едва уловимый отток энергии. Словно крошечная трещина в сосуде. Позже. Разберусь с этим позже. Сейчас каждая минута на счету. Нельзя отвлекаться.

Я снова сосредоточился, заставляя энергию циркулировать, игнорируя потерю. Мне нужна была всего одна техника. Одна демонстрация, которая точно убедит отца, что у меня есть дар.

Ровно через пять часов, гудящий от напряжения, я подошел к обеденному залу. Отец сидел за массивным дубовым столом вместе с Владимиром. Они пили чай из фамильного сервиза с гербом Нестеровых, и в воздухе витало непривычное оживление.

— …и посыльный вручил приглашение, — говорил Владимир, его голос звенел от подобострастного возбуждения. — Бал у Его Сиятельства Великого Князя! После стольких лет забвения наш род снова удостоен такой чести! Это же шанс, отец!

Отец медленно помешивал ложечкой в чашке, его лицо оставалось каменным, но в глазах я уловил слабую искру интереса.

— Честь, говоришь? — он хмыкнул. — Может проверка? Чтобы посмотреть, не сгнил ли род Нестеровых окончательно и можно ли с нами еще иметь дело. Придется соответствовать, Владимир. Тебе особенно.

— Я готов, отец! — тотчас откликнулся Владимир, выпрямляясь. — Я…

Именно в этот момент я вошел и остановился в центре зала, нарушив их беседу. Двое пар глаз уставились на меня — холодные и оценивающие отца, полные раздражения и насмешки брата.

Получится или нет? Проверить в деле у меня возможности не было.

Нужно, чтобы получилось. Иначе свадьба не состоится и не видать мне знаний рода Багрецовых. И Лады тоже. Снова эта мысль о ней! Отставить. Сосредоточься.

Пальцы отца забарабанили по столешнице.

— Ну что, — произнес он. — Сможешь меня убедить в своем якобы вернувшемся даре? Или мне писать отказ Багрецовым?