Наследник Воли

Глава 15

Инквизитор сработал тонко, вместо удара он сделал укол. Это была тончайшая, отточенная игла чужой воли, впрыснутая прямо в синапсы моего разума в момент наивысшего напряжения. С уколом пришел четкий образ, вырванный из самых потаенных глубин моей памяти.

Я в убитой квартире на окраине города. Воздух спертый, густой, пахнет гарью и порохом. Стены испещрены следами пуль, штукатурка осыпалась, обнажив ржавую арматуру. На полу — осколки стекла, пустые консервные банки, перевернутый стул. У разбитого окном лежит она, моя жена Настя. Ее каштановые волосы разметались по грязному полу, а из виска сочится темно-алая струйка крови.

Я не смог ее спасти. Не успел… Я падаю на колени, протягиваю руку, касаюсь ее холодной щеки.

И в этот миг черты начинают плыть. Каштановые пряди светлеют, становясь серебристо-белыми, карие глаза растворяются, сменяясь голубой глубиной, полной немого укора. Искаженное болью лицо выравнивается, становясь утонченным и хрупким, аристократичным.

Теперь это не Настя, теперь это Лада.

Ее губы шевелятся, беззвучно выговаривая мое имя. Она смотрит на меня с немым вопросом, и пуля в ее виске — моя вина.

Свинцовая тяжесть обрушилась на плечи. «Фундамент», который ещё секунду назад казался незыблемым, стал картонным. Физический мир — зал, стражи, замершие зрители — поплыл, отступил перед наваждением. Я опустился на колено, опершись рукой на пол, на лбу выступила испарина. Со стороны это выглядело как внезапный, необъяснимый приступ слабости.

Сознание закрутилось в водовороте, разрываясь между двумя реальностями. Лада на холодном полу и гудение голосов в зале. Боль от старой раны и холодный расчет оперативника.

Толпа ахнула, до меня донесся злорадный смех молодого Орлова.

— Ярослав! — испуганно вскрикнула Лада уже из этой реальности.

Мой разум, отточенный годами в Центре психической безопасности, сработал на автопилоте, анализируя атаку сквозь боль.

Атака нефизическая. Источник — Строганов, его цель — сломить и подчинить. Лада жива, это иллюзия.

Мысль, как щит, встала на пути хаоса. Я вцепился в нее, вытаскивая себя из трясины чужого внушения. Это был не гипноз, а хирургически точная диверсия, использующая мои же эмоциональные якоря.

Анализ способностей Строганова пронесся в голове со скоростью пули. Он выявил мой ключевой эмоциональный якорь и нанес удар в идеальный момент максимальной концентрации, подменив образ и заставив мой разум атаковать сам себя. Высший пилотаж.

Во мне вспыхнула холодная ярость. Строганов ошибся в одном. Я — не просто дикий талант или мальчик с неконтролируемой силой. За моей спиной годы в Центре, где мой разум годами учился выживать под куда более изощренными атаками.

Я выпрямился. «Фундамент», давший слабину восстановился и даже стал прочнее.

Мир сузился до трех силуэтов в сияющих доспехах. Воздух загустел, наполнившись низким гудящим гнетом. Я видел, как напряглись плечи первого стража — того, что постарше, с сединой у висков. Его взгляд был острым, как отточенная сталь. Он не просто атаковал — он изучал. Опытный, это видно по взгляду — ищет слабые точки. Сейчас ударит.

Его ментальный таран обрушился на меня невидимым молотом. Я почувствовал, как воздух передо мной сжался, задрожал, пытаясь раздавить грудную клетку и вышибить дух. Но мой «Фундамент» был продолжением пола под ногами. Удар впитался в пол, отозвавшись во мне лишь глубокой, сокрушающей вибрацией, как далекий удар грома.

Я не дрогнул. В зале кто-то сдавленно ахнул.

На что он рассчитывал? Что я свалюсь от первого же толчка?

Боковым зрением я поймал движение. Второй страж, молодой, с холодными голубами глазами, уже действовал. Пока я поглощал грубую силу, его атака пришла сбоку — тонкий, почти неосязаемый луч ментальной энергии, который впивался в край моего сознания, ища брешь, слабину, малейшую трещину. Он работал как хирург, в то время как его старший товарищ бил кувалдой.

Вот это уже интереснее. Точечное воздействие. Ищет, есть ли щель после первого удара. Умно. Только моя защита не имеет щелей.

И тут же третий страж, самый здоровый, сделал мощный выпад. Его тень накрыла меня, а закованная в сталь рука со всей силой обрушилась мне в плечо, чтобы сбить с ног, нарушить концентрацию. Я почувствовал тяжесть, давление, но мои ноги, вросшие в пол, не сдвинулись ни на миллиметр.

Мой «Фундамент» был не обычным. Я сознательно пошел на риск, требуя троих атакующих, потому что сумел скомбинировать его со второй линией моей обороны.

Когда ментальный «клинок» второго стража коснулся меня, слой «Зеркала» моего защитного «Кокона» не стал отражать его обратно, а перенаправил энергию удара вниз, в тот самый стержень воли, что уходил в пол, в землю.

Атака стража не была отражена — она была поглощена и использована для укрепления моего собственного основания. Физический удар третьего стража встретил ту же неподвижную скалу, чью структуру на мгновение уплотнила энергия его товарища.

И все это было скрыто от посторонних глаз с помощью внешнего слоя «Кокона». «Шум» создавал искажающий фон, хаотичные всплески энергии, маскирующие истинную архитектуру моей защиты. «Безмолвный шаг» глушил исходящие от меня вибрации, а ядро моей воли, прошедшее атаки Строганова, было надежно спрятано вглубь.

Со стороны это выглядело так, будто дикий, необученный дар Ярослава Нестерова каким-то чудом выдерживает невероятное давление благодаря исключительному, почти звериному таланту. Именно такую легенду мне и нужно было поддерживать.

Я рискнул взглядом скользнуть на трон. Князь-Хранитель сидел, откинувшись на спинку, но его пальцы перестали барабанить по подлокотнику. Его взгляд, тяжелый и всевидящий, был прикован ко мне. В нем не было ни одобрения, ни гнева — лишь чистое, незамутненное внимание хищника, учуявшего нечто новое и необъяснимое.

Он видит не силу, а странность. Мой «дикий дар» его заинтриговал. План работает.

Стражи не стали продолжать — они, не сговариваясь, отступили на шаг.

Хлопок.

Сухой, одиночный, он прозвучаал как выстрел. Князь-Хранитель ударил в ладоши один раз. Его лицо оставалось непроницаемым, но в его глазах я увидел живой интерес.

Один. Значит, признал достойным. Но это еще не все. Ждет.

Хлопок.

Второй удар прозвучал тверже, увереннее. По залу прошел сдержанный гул. Аристократы переглядывались, некоторые невольно выпрямляли спины, глядя на меня новым, оценивающим взглядом.

Два. Уже лучше. Но нужно три.

И тогда Князь медленно поднял руки и соединил ладони в третий, оглушительный раз. Звук эхом покатился под сводами.

Три. Высшая оценка. Хорошо, задача на бал выполнена.

Я медленно вышел из стойки, приходя в себя.

Церемониймейстер, бледный как полотно, шагнул вперед, и его голос, сорвавшийся на фальцет, громко провозгласил:

— Стойкость — абсолютный рекорд! Три хлопка Его Сиятельства!

Шепот восхищения, зависти, злобы и страха прокатился по залу. Я видел, как Гордей Багрецов склонился к жене, чтобы что-то сказать ей на ухо, и его взгляд на мне был уже иным — в нем читался не просто расчет, а уважение, смешанное с опасением. Орловы стояли мрачные, как грозовая туча. Дмитрий сжимал кулаки, а Лизавета смотрела на меня с тем же почти жадным любопытством, что и Князь.

Но мой взгляд был прикован к отцу. Григорий Вячеславович Нестеров стоял, не веря своим глазам. Его плечи, годами согнутые под грузом вины и поражений, медленно распрямлялись. В его глазах, обычно потухших, теперь горел огонь гордости и надежды.

Он не просто горд, он снова обрел веру. Значит, все было не зря.

И тогда случилось то, чего не ожидал, кажется, никто.

Князь-Хранитель медленно поднялся с трона. Весь зал, будто по команде, замер в почтительном поклоне. Его тяжелый, размеренный шаг отдавался эхом в звенящей тишине. Он прошел через зал, и толпа расступалась перед ним, как море перед кораблем.

Мой эмпатический радар уловил исходящий от него сигнал — не гнев, не одобрение, а… знание. Глубокое, бездонное понимание. Он не просто видел силу, он видел мою суть. Он раскусил меня.

Варианты вихрем пронеслись в сознании — настаивать на «диком даре», сослаться на книги отца, признать необычность, но свалить на родовую память. Все это не очень убедительно, хороших вариантов нет. Действуем по ситуации.

Он остановился не доходя шагов пять до меня. Его взгляд, тяжелый и всевидящий, скользнул по моему лицу, затем по Владимиру и отцу.

— Любопытная синхронизация, — произнес Князь. — Энергетический резонанс между братьями. Будто чья-то воля настраивала струны. «Громовая поступь» вашего старшего сына, барон, обрела сегодня несвойственную ей гармонию.

Ложная тревога. Князь считал только наш с братом ментальный камертон. Это легче, но обвинение серьезное, тем более от Князя.

Отец беспокойно и непонимающе посмотрел на меня, потом на Владимира. Лицо брата залила густая краска, он потупил взгляд.

Я сделал шаг вперед, слегка склонив голову.

— Сила рода, ваше сиятельство, — сказал я ровным, уверенным голосом. — Владимир бил сам. Его воля — его победа. Я лишь поддержал брата, как это и должно быть в роду.

Князь помолчал, изучая меня. В его глазах мелькнуло что-то похожее на удовлетворение.

— Именно это я и хотел услышать, — тихо сказал он. — Не о силе одного, а о силе рода. Выстоять в одиночку — достойно. Но биться вместе как один — это и есть истинная воля. Вы сегодня показали и то, и другое.

Князь повернулся к отцу.

— Барон Нестеров, — произнес он, чеканя слова. — Твой род сегодня показал, что сила его воли не оскудела. Помни о долге, который следует за силой.

Оболенский перевел свой пронизывающий взгляд на меня.

— А ты, Ярослав Нестеров, показал сегодня настоящую волю. Графский титул твоего рода… — он сделал паузу и продолжил, — отныне считается восстановленным.

Князь развернулся и так же медленно пошел обратно к трону, оставив за собой гул голосов.

Хорошо. Восстановление графского титула личной волей Князя давало мощнейший политический щит. Даже можно сказать замечательно, но не будем поддаваться эмоциям. Но, тем не менее, внутри все кипело. Моя цель — возглавить род и сделать его самым сильным в Империи стала гораздо ближе.

Отец подошел ко мне быстрым, почти бегущим шагом, нарушив всю придворную чопорность. Его лицо, еще секунду назад застывшее в оцепенении, теперь пылало. Он схватил мои плечи, и его пальцы впились в ткань кафтана с силой, которую я от него не ожидал.

— Ярослав… Сын мой… — его голос сорвался, стал низким и хриплым, лишенным привычной сухости. В его широко раскрытых глазах стояли слезы, которые он не пытался скрыть. — Прости меня. Я не видел, не понимал…

Он держал меня за плечи не в силах вымолвить больше, и в этом жесте была вся горечь лет пренебрежения и внезапно нахлынувшее, оглушительное облегчение. Он смотрел на меня не как на инструмент или разочарование, а как на сына. Впервые.

Я кивнул и на секунду обнял его.

Сбоку подошел Владимир. Он двигался медленно, неуверенно, его кулаки были сжаты от переизбытка чувств. Он остановился в шаге, его взгляд метался между мной и отцом.

— Ярик… — сорвалось с его губ детское прозвище, которого я нашел в памяти прежнего Ярослава. — Спасибо.

В его глазах теперь не было ни капли прежней ненависти или зависти. Я видел смущенное, даже растерянное уважение и что-то похожее на братскую гордость. Он был похож на того старшего брата, каким его помнил прежний Ярослав — сильного, чуть надменного, но готового встать горой за своего.

Он не нашел больше слов и резко, по-мужски, протянул мне руку, а я протянул в ответ свою и мы крепко пожали друг другу руки.

Вот ты какой, настоящий Владимир. А с тем другим, ненастоящим, я разберусь. Я пойму, что с тобой не так и почему ты так меня ненавидишь.

Мой взгляд скользнул вслед уходящему Князю. Он шел к трону тем же неспешным, властным шагом. Проходя мимо Строганова, Князь не повернул головы, но инквизитор чуть склонил свою. Совсем чуть-чуть. Я не понял, был ли это жест почтительности вассала или тот самый кивок, который говорил: «Все сделано как надо».

Холодная ярость, которую я подавил во время атаки, шевельнулась внутри, но я не подал виду. Строганов оставался загадкой, но теперь я знал его почерк, а он, в свою очередь, знал мою стойкость.

И теперь я был в какой-то степени под покровительством Князя и, вероятно, начальник Департамента Тайной Канцелярии не будет применять ко мне активные методы вербовки. Или вообще пересмотрит свое отношение, хоть в это и слабо верилось.

Наш триумф висел в воздухе, густой и сладкий, как дым от дорогих благовоний. Граф Нестеров. Это слово переходило из уст в уста, обрастая восхищением, завистью и новообретенным уважением. Отец, все еще не веря своему счастью, принимал поздравления, и его осанка за вечер изменилась до неузнаваемости — он снова стал правителем, а не затравленным зверем.

Я поймал взгляд Лады через зал. Она стояла рядом с родителями, и на ее лице была не радость, а тревога. Она сделала едва заметное движение ресниц, еле уловимый жест веером в сторону балкона. Хочет поговорить.

Избегая восторженных взглядов и назойливых вопросов, я двинулся к балкону, делая вид, что мне нужен свежий воздух. Прохладный ветер обдул лицо, смывая остатки напряжения от боя и давящей атмосферы зала. Я ждал, прислонившись к каменной балюстраде и глядя на темнеющие сады Князя.

Через несколько минут легкие шаги нарушили тишину. Лада подошла ко мне совсем близко. Она смотрела на меня снизу вверх, из-под длинных темных ресниц, и в ее глазах светилось неподдельное восхищение.

— Ты был… невероятен, — тихо сказала она тоном, который я раньше не слышал. — Когда ты стоял против трех стражей… Я не дышала. Никто никогда…

Лада запнулась, слегка покраснев, и опустила взгляд.

Женские штучки. Пятая заповедь разведчика всплыла из памяти сама собой: разведчика может погубить красивая женщина, но это не значит, что разведчик должен сам погубить красивую женщину. Красивую женщину разведчик должен игнорировать. Сложная задача, когда она стоит так близко и так вкусно пахнет.

— Стражи просто выполняли свою работу, — нейтрально ответил я, сохраняя отстраненность в голосе, — а я выполнял свою.

Ее выражение лица стало серьезнее, Лада сделала шаг назад.

— Ты видел взгляд моего отца после того, как Князь вернул вам титул? — прошептала она, не глядя на меня. — Он жаждет подчинить тебя себе. Теперь, когда у него есть законный наследник с силой… он не остановится.

— Я знаю, — тоже тихо ответил я. — Но теперь у нас титул и покровительство Князя. Мы можем диктовать условия.

— Ты наивен, Ярослав, — в ее голосе прозвучала горечь. — Для таких, как мой отец, это лишь делает добычу ценнее. Он будет давить на тебя через отца, через долг, через меня. Твоя победа сегодня усложнила игру.

Она была права. Я выиграл битву, но война только начиналась.

— Дуэль, — сказал я, меняя тему. — Завтра на рассвете. Что ты знаешь?

Лада на мгновение закрыла глаза, будто припоминая.

— Дмитрий не станет биться с тобой честно. Он мастер «Клинка Тени» — техники, которая не атакует волю, а перерезает энергетические каналы. Один точный удар, и твоя сила иссякнет на несколько часов. Он оставит тебя беспомощным перед всеми.

Ценная информация. Именно то, чего не было в книгах.

Я внимательно посмотрел на нее. Пора задать вопрос, который не давал мне покоя.

— Спасибо за информацию, — медленно проговорил я. — Я хотел спросить тебя про твою «помощь» во время ужина в вашем имении. Про твой предательский удар, который разбил всю мою защиту и свалил меня с ног.