На мгновение воцарилась тишина, а затем — одновременный звук отодвигаемых стульев. Аристократы поднимались со своих мест, их лица выражали смесь предвкушения и нервного напряжения.
Турнир Волеводов. Я совершенно не знал, что именно на нем будет — в осколках памяти прежнего Ярослава такой информации я не нашел. Просто сориентироваться на месте недостаточно, нужна помощь отца.
Я взял его за локоть и оттянул в сторону, к мраморной колонне.
— Отец, что будет на турнире? — спросил я. — На что обратить внимание?
Отец удивленно посмотрел на меня.
— Я же сто раз вам с братом рассказывал, — оглядываясь на пустеющий зал произнес старший Нестеров.
Он понизил голос, говоря быстро и четко:
— Ладно, лишним не будет. Каждый род демонстрирует одну свою технику Волеведения. Никаких дуэлей, только показ силы и контроля. Князь оценивает хлопками. Один хлопок — достойно, два — впечатляет, три — высшая оценка, такое получают раз в несколько лет. Орловы покажут «Молот» или “Волевой клинок”, Волынские — «Тревогу», Багрецовы — «Призыв воителя».
Нестеров горько усмехнулся.
— А нам нечего показывать. Ты знаешь только «Незыблемый фундамент» — вот его и показывай. Лучше безупречно исполнить базовую технику, чем позориться с недоученным сложным приемом. Владимир будет демонстрировать «Громовую поступь» — единственное, что он более-менее освоил.
Я кивнул, анализируя информацию. «Незыблемый фундамент»… Базовая стойка. В голове проносились расчеты. Да, я покажу фундамент. Но такой, какой они еще не видели.
А вот Владимир с его «Громовой поступью»… Если этот грубый, но зрелищный прием провалится у брата, то это бросит тень на весь род. Надо помочь.
Только вот непонятно, куда он будет бить, неужели в человека? Если да, то в кого именно? И кто будет проверять мой “Фундамент”? Надо узнать и в тоже время не показать своего неведения.
— Отец, на чем именно демонстрируют ударные техники у Князя? — спросил я, стараясь, чтобы вопрос звучал как уточнение деталей, а не признание в незнании. — И кто сегодня будет проверять защиту?
Отец кивнул, понимающе сжав губы.
— Для атак вроде «Поступи» Князь использует Волевой Колокол — древний артефакт, который преобразует силу удара в звук. Чем громче звон, тем мощнее техника. А защиту… — он мрачно усмехнулся, — проверяет один из стражей Князя. Это сильнейший Волевод, но будет бить базовыми ударными техниками из “Волеведения”.
Я кивнул, как будто так и должно было быть, и глянул на Владимира, который стоял сразу за отцом и нервно теребил манжеты своего камзола. В голове у меня родилась одна идея, но для этого мне нужно было увидеть колокол в действии. Значит, спешить не надо, пусть сначала Орлов ударит в колокол, а уже потом Владимир.
Владимир, поймав мой взгляд, нетерпеливо дернул головой в сторону зала.
— Вы там скоро? — прошипел он, бросая тревожный взгляд на расходящихся гостей. — Уже всех вызывают, а мы еще тут толчемся! Все лучшие места сейчас разберут.
Отец тяжело вздохнул, поправил камзол и кивнул.
— Пошли, — сказал он. — И помните — любое ваше действие сейчас на виду. Никаких ошибок.
Вслед за остальными мы прошли в соседний приемный зал. Этот зал был иным — строгим, торжественным, без излишней позолоты и ярких украшений. Высокие арочные окна, темные дубовые панели на стенах и геральдические знамена великих родов, свисающие с балок под потолком. Воздух был прохладным и наполненным запахом старого дерева.
В центре зала, на невысоком резном возвышении из черного мрамора, стоял трон Князя-Хранителя. Он был сделан из темного мореного дуба, инкрустированного серебром, и выглядел довольно просто — как место судьи или полководца.
На нем восседал Матвей Ильич Оболенский, откинувшись на спинку. Его поза была расслабленной, но пальцы правой руки медленно, ритмично барабанили по подлокотнику. Его холодные и всевидящие серые глаза скользили по входящим, словно взвешивая каждого на невидимых весах.
В середине зала, вокруг импровизированной арены уже сформировался полукруг из аристократов. В центре на массивной каменной тумбе висел тот самый Волевой Колокол — древний бронзовый артефакт, покрытый сложными рунами. Рядом с ним стоял один из стражей в слегка светящихся доспехах.
Мы заняли позицию с краю, чтобы иметь хороший обзор. Сейчас все зависело от того, что покажут Орловы. Мне нужно было понять принцип работы колокола, чтобы помочь брату и попытаться оценить силу стража.
Справа от нас встали Багрецовы — Гордей Семенович с каменным лицом, Агриппина с холодной улыбкой и бледная Лада, старавшаяся не смотреть в нашу сторону. Рядом с ней стоял Глеб с женой, а слева плотной группой стояли Орловы — Дмитрий с непроницаемым взглядом, несколько поникший Кирилл и Лизавета с интересом оглядывающая участников. Чуть поодаль, в тени другой колонны, замер Строганов в черном мундире.
Гул в зале окончательно стих, сменившись напряженной, звенящей тишиной. Глашатай, стоявший у подножия трона, опустил руку, и в наступившей тишине его слова прозвучали особенно весомо, ударяясь о каменные стены.
— По воле его сиятельства, объявляется начало демонстрации техник Волеводов!
Первым шаг вперед коренастый, широкоплечий юноша с густыми рыжими волосами. Его голос прозвучал достаточно самоуверенно:
— Артем Громов, сын графа Громов! Продемонстрирую технику моего Дома — «Эхо ярости»!
Ударная техника, будет бить в колокол. Я настроился на древний артефакт, активируя «Взгляд орла» и мгновенно я ощутил тончайшую вибрацию — резонансную частоту колокола, ту идеальную ноту, на которой он откликался максимально громко и чисто. Я запомнил эту частоту и тут же сформировал сгусток энергии точно соответствующий этой частоте.
Громов вышел на свободное пространство перед массивным серебряным колоколом. Его руки сомкнулись перед грудью в ритуальном жесте и тут же от него волной покатилась ментальная буря, физически ощутимая, как удар грома. Воздух задрожал, заставляя сердца зрителей биться в унисон с его яростью. Свечи в люстрах померкли на мгновение, а колокол загудел, издавая низкий, мощный звук, заполнивший весь зал.
Церемониймейстер у трона громко объявил:
— Громкость — восемь баллов! Дальность резонанса — двадцать шагов!
Князь медленно кивнул и дважды хлопнул. Артем, красный от напряжения, отступил на место, бросая вызывающий взгляд на Орловых.
Техника действительно мощная, но исполнение грубовато — он просто выплеснул энергию, как из ведра. Полная концентрация на силе в ущерб контролю. Именно так и будет действовать Владимир, если его не направить.
Мой первоначальный замысел получил подтверждение, частота соответствовала той, которую я сохранил в себе в виде энергетического сгустка. Теперь нужно не просто усилить удар брата, а сфокусировать его.
Я повернулся к Владимиру, который нервно теребил манжеты своего камзола.
— Слушай, брат, — сказал я, опуская голос так, чтобы слышал только он. — Твоя «Громовая поступь» сегодня прозвучит так, что у всех в ушах зазвенит. Но бить нужно не просто в колокол, а вместе с его резонансной частотой.
Владимир скептически поднял бровь, но в его взгляде читалось любопытство.
— Я создал ментальный камертон, — продолжил я. — Небольшой энергетический шар, который выведет колокол на идеальную частоту колебаний. Ты раствори камертон в «Поступи» и бей точно в центр — и сила твоего удара умножится на резонанс. Колокол не просто зазвенит — он загрохочет так, что стекла задрожат.
Я видел, как в глазах Владимира скепсис постепенно сменялся азартом.
— Понял? — спросил я, глядя ему прямо в глаза. — Не просто бей изо всех сил, а бей вместе с камертоном. Покажи им, что Нестеровы могут не только лбом стены прошибать, но и играть на энергии, как на струнах. Сделаешь все как я сказал — и твое выступление запомнят надолго.
Владимир медленно кивнул, впервые за вечер глядя на меня не с ненавистью, а как-то по-другому, по-новому.
— Ладно, — буркнул он.
— Тогда принимай и осваивай, — сказал я и послал энергетический шар брату.
Он принял его, скрыл в своем поле и кивнул. Вот и ладно, надеюсь, что у него получится.
Одни за другим, молодые волеводы выходили вперед, демонстрируя свое мастерство.
Анастасия Зернова показала безупречное «Хранилище знаний» — кристалл воли с математически точными рунами и получила два хлопка Князя. Кирилл Орлов продемонстрировал грубый «Волевой клинок» в виде сгустка агрессии и удостоился лишь одного хлопка. Дмитрий Волынский бесшумно сплел «Паутину сомнений» — опасные нити, вызывающие тревогу и заработал два одобрительных хлопка.
Следом вышла Лада.
С безупречно ровной осанкой она в этот раз держалась очень уверенно. Ее шелковое платье мягко струилось по стройной фигуре, а серебряная вышивка, изображающая древние обережные символы Багрецовых, мерцала при каждом движении, словно звезды. Но главное были глаза — в них горел внутренний огонь, которого я раньше не видел.
— Лада Багрецова. «Призыв Предка-Воительницы».
На мгновение я забыл о тактике, о дуэли, о Строганове. Я просто смотрел на нее, на эту удивительную трансформацию из запуганной девушки в уверенную жрицу, призывающую силу своего рода. В этом новом облике была не только мощь, но и пронзительная, почти нестерпимая красота, заставляющая сердце биться чаще. Это была не та хрупкая Лада, что умоляла меня об осторожности. Это была наследница древней крови, и вид ее был одновременно восхитителен и опасен.
Ее руки взметнулись в изящном, но мощном жесте, и пространство перед троном сгустилось, заполняясь золотистым сиянием. Из сияния возникла величественная фигура в древних доспехах, с пламенным мечом в руке и суровым лицом.
Образ был не просто иллюзией — он излучал почти физическое давление ауры непоколебимой воли и доблести, заставляя многих в зале невольно выпрямить спины. Искусство и мощь слились воедино.
Два громких, без колебаний, хлопка Князя прозвучали почти немедленно, а на лицах старших Багрецовых появилось редкое выражение неподдельной гордости. Лада, сияя, с достоинством склонила голову и отошла, заслужив уважительный шепот одобрения.
Когда Лада скрылась в толпе, глашатай вновь поднял руку. Его голос, громовой и четкий, разрезал нарастающий гул обсуждений.
— А теперь, — он сделал паузу для усиления эффекта, — к испытанию приступают сыновья барона Нестерова! Владимир и Ярослав Нестеровы, прошу!
Отец, бледный, резко обернулся к нам.
— Никаких провалов, — его шепот был хриплым и напряженным. — Вы — лицо рода, помните это.
Я кивнул, отводя взгляд. Мой «Эмпатический радар» зафиксировал два ключевых сигнала. Лада, стоявшая рядом с родителями, смотрела на меня с напряженным ожиданием. А через зал, от колонны, на меня давил тяжелый, аналитический взгляд Строганова.
Я закрыл глаза на долю секунды, делая глубокий вдох. Энергия Всеначального Потока ответила на мой зов, заполняя Узы ровным, мощным потоком. Я сформировал еще один энергетический камертон и передал его брату. Пусть у него все получится.
Владимир шагнул вперед. Его лицо было бледным, но решительным. Он бросил на меня короткий взгляд, и в нем читалась не привычная ненависть, а азарт и доля неуверенности.
— Готов? — тихо спросил я, не шевеля губами.
— Да.
Владимир вышел на свободное пространство перед колоколом. Он принял боевую стойку, руки сомкнулись в знакомом жесте «Громовой поступи». Я видел, как его воля собралась в плотный, нестабильный и одновременно мощный сгусток, окрашенный в переданную мной энергию.
Молодец, все-таки у него получилось сделать то, что я ему предложил.
— Бей! — мысленно скомандовал я.
Владимир, почувствовав мой импульс как толчок, инстинктивно выбросил вперед руки.
Его «Громовая поступь» обрушилась на колокол. Это была та же грубая сила, что и у Громова, но она была в резонансной волне с колоколом.
Эффект превзошел все ожидания.
Звон был не просто громким, он был оглушительным. Хрустальные подвески люстр зазвенели, сливаясь в единый пронзительный хор, на столах зазвенела посуда. Звук долго не стихал, витая под сводами, прежде чем окончательно затихнуть.
В наступившей оглушительной тишине церемониймейстер, побледневший и слегка оглушенный, сделал шаг вперед и прокричал, срываясь на хрип:
— Громкость десять баллов! Дальность резонанса тридцать пять шагов!
Князь-Хранитель, до этого момента бесстрастный, медленно поднял руки и стал хлопать. Один раз. Два. Три!
Владимир стоял, тяжело дыша, не в силах поверить в то, что только что произошло. Он обернулся ко мне, и в его глазах я увидел что-то похожее на признательность.
Его обычная надменность сменилась серьезностью, даже торжественностью. Отец подошел ближе, и на его лице впервые за многие годы читалась не маска усталой покорности, а неподдельная, глубокая гордость.
— Браво, Владимир Григорьевич! — раздался слева густой, бархатный голос. К нам подошел сам Гордей Семенович Багрецов, его тяжелый взгляд был сейчас лишен привычной хищной оценки и выражал лишь уважение. — Решительный ход, ты показал характер. Твой отец может гордиться наследником.
Он кивнул Григорию Вячеславовичу, и тот, слегка растерянный, ответил почтительным поклоном.
Моя очередь. Я сделал шаг вперед, и по залу пронесся сдержанный гул — все помнили мою стычку с Орловым. Десятки пар глаз, полных скепсиса, любопытства и откровенной неприязни, впились в меня.
— Ярослав Нестеров, — сказал я ровным голосом, склоняя голову в почтительном, но не рабском поклоне перед троном. — Продемонстрирую технику моего Дома — «Несокрушимый фундамент».
Я вышел на свободное пространство перед возвышением Князя.
— Стража, — раздался бесстрастный голос церемониймейстера.
Из-за трона вышел страж в латах с гербом Оболенских. Мужчина лет тридцати, с каменным, непроницаемым лицом и мощной, сдержанной энергетикой, подошел ко мне и встал рядом. Для настоящего эффекта, для демонстрации настоящего превосходства, его одного было недостаточно.
Я встретился взглядом с церемониймейстером и спокойно произнес:
— Для демонстрации истинной силы техники потребуется трое стражей.
В зале прошел настоящий шквал шепота, смешанного с возмущенными возгласами. Какая-то дама ахнула, прикрыв рот веером. Отец замер, его лицо побелело, как мел, а Владимир перестал дышать, уставившись на меня в немом ужасе. Даже Гордей Багрецов приподнял бровь, а на лице Лизы Орловой промелькнула быстрая, как вспышка, оценка.
Князь-Хранитель на секунду задержал на мне свой тяжелый, всевидящий взгляд, в серых глазах которого, казалось, на мгновение вспыхнул огонек живого интереса, затем медленно кивнул церемониймейстеру.
Тот, бледнея, подал знак, и из тени за троном, словно призраки, вышли еще двое стражей. Теперь они стояли вокруг меня треугольником, их объединенное ментальное давление было осязаемым. Их лица оставались бесстрастными, но в глазах читалось профессиональное любопытство и легкое недоумение.
Сейчас все решится. Я отсек все лишнее — шепоты, взгляды, давящее присутствие Князя, все мысли о дуэли, о Строганове, о Ладе. Мир сузился до моего тела, моей воли и трех точек угрозы, окружавших меня.
Я принял стойку из второй книги Волеведения. Ноги — фундамент, позвоночник — ось, волю — в нижние центры. Максимальная концентрация. Я чувствовал, как энергия Всеначального Потока струится по меридианам, уплотняясь в стержень несгибаемой воли, уходящий глубоко в каменные плиты пола. Я стал скалой, а их будущие атаки будут волнами, которые мне нипочем.
И в этот самый момент, когда мое сознание достигло пика концентрации, когда внешний мир почти перестал существовать, глава Департамента расследований Тайной Канцелярии Александр Сергеевич Строганов нанес по мне свой сокрушительный и по-настоящему подлый удар.