Эффект был мгновенным и ошеломляющим. Тихон буквально дернулся всем телом, его лицо побелело. Он смотрел на меня с неподдельным, животным ужасом, который через несколько секунд сменился ледяным пониманием. Он медленно выпрямился, и его поза из сгорбленной и покорной стала собранной, почти воинственной. Его взгляд из потухшего стал острым, сконцентрированным.
— Так… — прошептал он, и в его голосе не осталось и тени слуги. — Ты оттуда.
Он не спрашивал, он констатировал. Эти слова — «Ночной дозор не спит» — были для него паролем. Признаком своего. И он в самом деле признал меня за своего. Что бы это ни значило, это открывало мне двери.
Идентификация. Использовать.
Я смотрел на него — на эту новую осанку, на острый взгляд, на руку, непроизвольно сжатую в кулак, готовую к удару или защите. И все пазлы встали на свои места.
Бывший «чистильщик» Тайной Канцелярии.
Сломленный, спрятавшийся, но не сломленный до конца. Его ментальные навыки, его реакция на пароль… В Канцелярии бывших не бывает. Значит, дезертир. Беглый оперативник, нашедший убежище в имении вырождающегося рода.
Да, он увидел во мне коллегу. Вышестоящего. Присланного его же ведомством. Это была идеальная легенда, свалившаяся мне в руки. Но один неверный шаг, одна неуверенная интонация — и он поймет подлог.
Я медленно кивнул, глядя на него сверху вниз, с холодной отстраненностью начальника, оценивающего провинившегося подчиненного.
— Так и есть, — мои слова прозвучали как приговор. — И теперь ты будешь отвечать на мои вопросы. Полно и честно. Начни с себя. Что случилось? Почему ты здесь?
Тихон замер. В его глазах бушевала внутренняя борьба — страх, ненависть, а главное — привычка подчиняться. Годы дрессировки брали свое.
— Мое настоящее имя — Тихон Игнатьевич Суров, — он выдохнул, и его голос стал ровным, докладным, лишенным всякого простонародного акцента. — Сотрудник Тайной Канцелярии ментальных расследований, отдел «Молот». Специализация — зачистка нестабильных ментальных аномалий и… их носителей.
Он сделал паузу, его взгляд на мгновение стал отсутствующим.
— Последнее задание. Деревня Заречье. Ментальная эпидемия, вызванная прорывом сущности из «Дикого Поля». Приказ — полная санация. Никаких свидетелей. Я… выполнил приказ. Но среди… носителей… была девочка. Лет семи. Она смотрела на меня. И я… не смог.
Он сглотнул, сжимая и разжимая пальцы.
— Я имитировал ее смерть, стер ей память и вывез. Сдал в дальний монастырь. Но Канцелярия… они все узнают. Мне поступил приказ явиться для… психологической коррекции.
Тихон немного помолчал, переживая события заново и продолжил:
— Я понял, что это смерть. И сбежал. Твой отец, Григорий Вячеславович, когда-то давно был мне должен. Он спрятал меня здесь, под видом слуги. И вот я здесь. Уже пять лет.
Он умолк, смотря на меня с вызовом и ожиданием. Он выдал свою самую страшную тайну. Теперь все зависело от моей реакции. От моего «приговора».
Я сохранял маску полного безразличия. Внутри же мозг работал на пределе. Это была не просто исповедь. Это был тест.
Я выдержал паузу, позволяя его признанию повиснуть в воздухе.
Анализ мотивации. Не страх. Расчет. Его история была правдоподобна — слабость, раскаяние, бегство. Но мой эмпатический радар улавливал в его поле холодный, отточенный расчет. Он не просто исповедовался, он зондировал почву, пытаясь понять, с кем имеет дело.
В этот момент я почувствовал его ответный щуп. Глубокое зондирование. Не мешать, пропустить. Тонкий, почти неосязаемый, но невероятно точный и профессиональный. Он попытался проникнуть глубже, прочитать мои истинные намерения. Я не стал ему мешать, пусть пробует. Если выдержит такое.
Он коснулся края моего сознания — и мгновенно отшатнулся, как от раскаленного металла. Его лицо на миг исказилось от шока.
Он столкнулся с абсолютно чуждой для него, структурированной и непостижимо глубокой ментальной архитектурой, которую даже его навыки «чистильщика» не могли не то что взломать, но даже осмыслить.
В его глазах мелькнуло леденящее осознание. Понимание силы. Осознание беспомощности. Он понял, что я не из Канцелярии. И понял, что столкнулся с силой, против которой у него нет шансов.
Я медленно обошел его, и он замер, как под прицелом.
— Ты правильно понял, Суров. Я не из самой Канцелярии, а гораздо выше. — Я остановился, глядя на него сверху вниз. — Ты бежал от системы, которая считает людей расходным материалом.
Я сделал многозначительную паузу.
— А я представляю тех, кто считает, что старые инструменты пора менять. Или перековывать.
Я видел, как в его голове складывается пазл. Моя нечеловеческая сила воли, чуждые ментальные техники, знание его тайны… Все это для него говорило о могущественной, скрытой организации, ведущей свою игру. Для беглого оперативника такая версия была единственным шансом выжить и, возможно, искупить вину.
— Метод внедрения в угасающую кровную линию… — я продолжил понизив голос, — дает доступ к наследственным техникам. Легитимность. Платформу. Ты почувствовал мои навыки. Мы играем в более долгую игру, Суров. И в этой игре я предпочитаю, чтобы опытные люди были на нашей стороне.
Суров не шелохнулся. Он сделал свой выбор. Проглотил наживку не из-за страха, а потому что увидел в этом свой единственный стратегический выход.
Завербован. Использовать.
— Я понимаю, — тихо сказал он, и в его голосе прозвучала готовность к сделке. — Что вы хотите?
— Ты знаешь местные порядки. Ты сохранил навыки. Ярослав Нестеров должен возвыситься. Ты будешь моими глазами, ушами и тенью.
Я сделал паузу, впервые за этот разговор позволив себе внимательно изучить его ментальную архитектуру. До этого я чувствовал лишь общие контуры — скрытую силу, дисциплину.
Но сейчас, с близкого расстояния, мой «Взгляд орла» прочитал нечто иное.
Его воля не просто была скрыта, она отсутствовала. Как будто на его месте стоял ментальный вакуум, идеально имитирующий фон. Я не почувствовал ни единой утечки, ни малейшего всплеска, который выдавал бы тренированного оперативника.
Ничего.
— Странно, — произнес я вслух, глядя на него. — На расстоянии я считал тебя как слугу. Слабый, пульсирующий источник. Сейчас ничего, абсолютный ноль. Ты не блокируешь сканирование, ты абсолютно себя не выдаешь. Как?
Суров медленно кивнул, в его глазах мелькнуло нечто вроде профессиональной гордости.
— Это «Безмолвный шаг» в действии, господин. Не щит, который можно обнаружить, а отсутствие цели.
В голове мгновенно щелкнуло. Я вспомнил тот холодный, безэмоциональный сигнал в комнате на чердаке. Пси-конструкт, который следил за моей схваткой с Владимиром. Если бы я тогда владел этой техникой…
Я резко и глубоко осознал всю стратегическую ценность этой техники. Полная скрытность от сканирования. Невозможность определить источник атак. Свобода разведки. Защита от таких вещей, как пси-конструкт. Возможность подобраться к любой цели. Идеальная маскировка. Тактическая неожиданность. И главный щит против Тайной Канцелярии.
Это меняло все.
Мысль оформилась в кристально ясный тактический протокол. Этот навык был не просто полезен, он был мне жизненно необходим. Прямо сейчас.
— Научи меня, — мой голос прозвучал жестко, без права на отказ. — Сейчас же.
Суров кивнул, его взгляд снова стал рабочим, сосредоточенным. Он увидел в этом первое совместное задание.
— «Безмолвный шаг» — это не маскировка, а растворение, — начал он без предисловий. — Вы не создаете щит, вы понижаете собственный ментальный резонанс до фонового шума. Представьте, что ваша воля — это свет. Вам нужно не спрятать его, а сделать его тусклым. Это… ну как свет далекой звезды, неразличимой на ночном небе.
Мы проработали несколько часов. Он был строгим, безжалостным учителем. Я ловил каждое слово, каждую ментальную схему. Мой разум, отточенный в Центре, схватывал и адаптировал все на лету. Я чувствовал, как мое ментальное поле сжимается, становится плотнее, тише.
Когда солнце склонилось к горизонту, Суров внезапно замолчал. Его лицо стало напряженным.
— Довольно на сегодня, — с тревогой сказал он. — Вы быстро учитесь. Слишком быстро. Ваш прогресс… Он оставляет след. Всплеск. И мое появление здесь, моя активность…
Он мрачно посмотрел на меня.
— Канцелярия давно считает меня мертвым. Но если они почуют, что я жив и работаю… они пришлют за мной не простого инквизитора, они пришлют Тень. И тогда никакой Безмолвный шаг нам не поможет.
Я кивнул, пропуская мимо ушей его предупреждение о Тени. Спрашивать подробности сейчас было бы ошибкой — это выдало бы мое незнание.
— Скрывать следы — твоя работа. А моя — готовиться к завтрашнему визиту к Багрецовым. Отец хочет, чтобы Лада Багрецова вышла за меня замуж. Мне нужна вся информация, чтобы эти смотрины прошли в мою пользу.
Суров коротко кивнул, его взгляд снова стал собранным и аналитическим.
— Гордей Семенович ценит силу, но боится непредсказуемости. Не показывайте весь свой потенциал, но дайте понять, что вы — не тот неудачник, за которого вас считают.
Он немного задумался, оценивая какая информация мне сейчас важнее.
— Лада… Говорят, у нее свой дар, но семья его подавляет. Она внимательна, очень внимательна. Заметит фальшь сразу. Будьте с ней честны настолько, насколько это возможно. И остерегайтесь ее сестер — их мужья имеют большой вес в столице и в Канцелярии. Одна оплошность перед ними, и ваша репутация будет уничтожена.
— Хорошо, — остановил я его. — Пока достаточно. Я выйду на связь, ожидай.
У меня оставалось несколько часов до ужина. Я снова направился в библиотеку. Тихий зал с потемневшими дубовыми стеллажами был идеальным местом для анализа. Мне нужны были не общие знания, а конкретика о Багрецовых и их истинных намерениях.
И тут я вспомнил. В прошлый раз, листая подшивку «Имперского вестника», я мельком заметил небольшую заметку о браке одной из дочерей Багрецовых с наследником обедневшего рода Оболенских. Тогда я не придал этому значения, но теперь эта деталь обрела новый смысл.
В моем арсенале оперативника Центра психической безопасности был навык, который я еще не применял в этом мире — психометрия в активном режиме. Я мог настроить психометрию на поиск конкретной информации и мое восприятие начинало вычленять нужные данные из хаоса ментальных отпечатков, оставленных на предметах и в локациях.
Мне нужно было проверить одну версию. Я прошел к столу, где лежали подшивки газет, и положил ладони на пожелтевшие страницы. Я закрыл глаза, отсек все посторонние шумы и сформулировал мысленный запрос: «Брачные союзы Багрецовых. Истинные мотивы. Юридические последствия».
Сначала на меня обрушился хаос — обрывки мыслей прежних читателей, скука переплетчика, мимолетные эмоции. Но я, как опытный криптограф, начал фильтровать этот поток. И постепенно из него стали проступать ментальные следы, оставленные самими событиями, зафиксированными на бумаге.
Я видел вспышки образов. Именитый род Багрецовых породнился с семьей Оболенских. За этими официальными словами я ощутил холодный, расчетливый триумф Гордея Багрецова и отчаяние главы рода Оболенских. Я видел, как юрист Багрецовых с каменным лицом вносит пометки в брачный контракт, и в этих пометках читалась четкая юридическая ловушка.
Я переключился на другую подшивку, ведя пальцами по датам. Скоропостижная кончина молодого князя Оболенского. За этими словами стоял едва уловимый, но ясный для моего восприятия ментальный след — не горе, а удовлетворение. Цель достигнута. И следом — юридический документ о переходе земель и титула к вдове, урожденной Багрецовой.
Я проверил еще три таких случая, в них уже учувствовала не средняя дочь, а ее племянницы. Шаблон был стерильно чистым и абсолютно идентичным. Брак с ослабевшим родом. Юридически безупречный контракт. Быстрая и «естественная» смерть мужа. Поглощение активов.
Тактика Багрецовых была отлаженной машиной по легальному захвату чужих владений. И теперь эта машина была нацелена на дом Нестеровых.
Я отложил подшивки. Теперь я знал правила их игры. Предупрежденный вооружен.
Ужин проходил в главном зале. Длинный стол был накрыт белой скатертью с вышитым фамильным гербом, но сама ткань была старая, с потертостями. Подавали скромно: дымящийся борщ в глиняных мисках, запеченную дичь с кореньями, ржаной хлеб. Обслуживали нас двое слуг — ключница Арина и повар Степан.
Отец, Григорий Вячеславович, сидел во главе стола. Владимир сидел напротив, угрюмо уставившись в свою тарелку.
— Завтра, Ярослав, — произнес отец, откладывая ложку, — прямо с утра поедешь к Багрецовым. Распорядись приготовить карету. Если все сделаешь как надо, то сыграешь свадьбу с Ладой.
Слово «свадьба» повисло в воздухе. Я молча кивнул, а Владимир резко поднял голову, его лицо исказила гримаса злобы.
— Свадьба? Его? — прошипел он. — Почему он, а не я? Я старший сын! Или ты решил женить того, кого все считают выродком?
— Молчи, — холодно оборвал его отец. — Для тебя я есть невесты получше — дочь волынских князей или племянница наместника Урала. Твой брак должен укрепить наше влияние.
Старший Нестров бросил на меня короткий взгляд и продолжил:
— А Ярослав сойдет для Багрецовых. Они давно мечтают привить свою вырождающуюся кровь к сильному роду, пусть даже через младшего сына. Другие на бездарного никогда не согласятся, а Багрецовым именно такой и нужен — управляемый, без амбиций, который не будет мешать их делам. А нам — хорошее приданое и связи.
Я отпил воды из глиняного кубка, поставил его на стол с отчетливым стуком. Это привлекло их внимание, они повернули голову в мою сторону.
— Вы оба ошибаетесь в исходных данных, — произнес я ровным, лишенным эмоций голосом. — Отец, ты отправляешь на заклание не управляемого бездаря. Ты отправляешь единственного человека в этом доме, кто способен провести выгодные для нашего рода переговоры с Багрецовыми.
Я отставил кубок, не обращая внимания на их недоуменные взгляды.
— В библиотеке я проанализировал газетные заметки. Багрецовы четыре раза заключали браки своих родственников с ослабевшими родами. И все разы эти рода теряли земли и титулы в течение нескольких лет по законным основаниям.
Я внимательно посмотрел на них и продолжил вкладывая энергию Уз в свои слова:
— Они планируют не союз, а поглощение. Через слабого зятя получат доступ к нашим землям и титулу. Мой несчастный случай через пару лет — и все перейдет к ним по закону.
Я перевел взгляд на побледневшего отца.
— Но это лишь первый слой. Сопоставив даты, я выявил закономерность: каждый раз перед крупными политическими процессами в Империи они активизируют такие браки. Их главная цель — наши архивы. Старые долги, договоры с Канцелярией, компромат на другие Дома. Через меня они получат легальный доступ ко всем нашим секретам. Наш род для них — расходный материал в большой игре против их настоящих врагов.
Владимир вскочил, опрокинув стул.
— Ты?! Что ты можешь? Ты — пустота!
— Пустота, — я повторил его слово, не повышая голоса, — которую ты не смог победить. Пустота, перед которой отступил твой «Громовой Посох».
Я снова посмотрел на отца, старший брат мне был сейчас не интересен.
— Этот брак — операция по спасению нашего рода. И я единственный, способный ее провести. Запомните это оба. От исхода моей поездки завтра зависит, будет ли у нашего рода вообще какое-либо будущее. Будет ли у тебя, Владимир, хоть какая-то невеста. И сможешь ли ты, отец, смотреть в глаза предкам, не краснея от стыда.
Владимир сжал кулаки, но промолчал, лицо его побагровело. Я почувствовал, как его ненависть и зависть разгораются с новой силой, и в этом огне явно просматривался чужой, искусный след. Значит, ментальная закладка, которую я уничтожил, была не единственной. Разбираться с этим сейчас было некогда.
Отец не сказал ни слова. Он просто смотрел на меня, и в его потухших глазах что-то шевельнулось — тяжелое, неохотное осознание. Он молча взял свою ложку и снова принялся за еду. Похоже, это было его молчаливом признанием моей правоты.
Ужин завершился в гнетущем молчании. Я встал из-за стола, чувствуя на себе взгляд отца — уже без прежнего презрения, а взвешивающий, и горящий взор брата.
Я доел и вернулся в свою комнату на чердаке. До сна нужно еще кое-что сделать. Я сел на жесткую кровать, скрестив ноги, и погрузился в глубокую медитацию. Провести полную инвентаризацию.
Я закрыл глаза и обратил сознание внутрь себя. Первое, что я ощутил, это те самые семь энергетических центров, Уз, о которых читал в книгах. В моем старом мире ничего подобного не было. Наша сила была производной чистого сознания, воли и тренировки. Здесь же она была привязана к конкретным точкам в теле.
Я мысленно прошел по ним, от нижней Узы, отвечающей за волю к выживанию, до верхней, что должна была связывать с миром. Они горели тускло, как угольки. Запас энергии был невелик, что объясняло быстрое истощение в стычке с Владимиром. Но качество этой энергии… Оно было иным. Более плотным, более послушным для структурирования.
Я начал со своего навыка защиты “Кокон”. В моем исполнении это была не грубая защитная стена, а многослойная ментальная матрица. Я воссоздал ее вокруг себя, слой за слоем. Внешний «Шум» искажал любое внешнее сканирование. Среднее «Зеркало» было настроено на отражение атак. Внутренний «Абсолют» блокировал прямое внушение. Я чувствовал, как местная магия, Волеведение, идеально ложится в эту схему, делая ее даже более эффективной, чем в моем мире. Здесь, где все было построено на воле, мои техники обретали новую силу.
Затем я протестировал «Шепот». Тончайшую иглу внушения. В пустоте комнаты не было цели, но я мог ощутить саму технику. С Владимиром она сработала хорошо.
«Молот»… Сконцентрированный удар воли. Я не стал применять его в полную силу, лишь собрал сгусток энергии на ладони. Воздух над кожей затрепетал, заискрился. Да, это работало. И работало мощно.
И наконец, я попытался воссоздать «Хоровод». Технику группового сознания. Но как только я начал выстраивать сложную ментальную сеть, голова тут же отозвалась резкой болью, а Узы просигналили перегрузкой. Не хватает мощности. Пока что. Эта техника оставалась моим козырем, но разыграть его я смогу лишь в критический момент и ценой огромного напряжения.
Последним я проанализировал свои уникальные навыки. «Эмпатический радар» и «Взгляд Орла». Они не требовали отдельной активации, работая как продолжение моего восприятия. Но здесь, в этом мире, насыщенном ментальной энергией, они стали острее. В связке с «Профайлингом» это давало мгновенный психологический портрет цели: я видел не только сиюминутные эмоции, но и глубинные слабости, страхи, скрытые мотивы. Это было мощнее любого зондирования.
Я также мысленно отметил два других ключевых умения. «Санитар» — способность входить в сознание и проводить «чистку». В моем старом мире это означало работу с пси-вирусами и ментальными заражениями. Здесь же это оказалось идеальным инструментом против чужеродного влияния.
Принцип тот же: найти инородную ментальную структуру, изолировать ее и аккуратно «выжечь», минимизируя ущерб для носителя. Именно так я уничтожил первую закладку в сознании Владимира — не грубым ударом, а точечным вмешательством.
Плюс «Психометрия» в активном режиме, которую я только что применил в библиотеке для считывания ментальных следов с архивов.
Но самым ценным приобретением стал «Безмолвный Шаг», которому научил меня Тихон. Я посвятил его отработке все оставшееся время.
Техника Сурова была гениальной в своей простоте. Правильное слово для нее — растворение. Я учился понижать собственный ментальный резонанс, сводя его к фоновому шуму, к тихому шепоту, который тонул в общем гуле мира. Сначала получалось неуклюже, всплески воли выдавали меня, но с каждым разом я мог удерживать состояние тишины все дольше. Это был фундамент, на котором я должен был построить все свое пребывание в этом мире.
Когда первые лучи солнца упали на пол моей комнаты, я открыл глаза. Я был готов. Физически истощен, но ментально собран. Арсенал был проверен, слабые места изучены, тактика выстроена. Оставалось только применить все это на практике.
У входа меня ждал скромный экипаж — простая, но крепкая карета, запряженная парой выносливых лошадей.
Дорога до имения Багрецовых заняла несколько часов. Я провел их в молчаливой медитации, отрабатывая «Безмолвный шаг» до автоматизма, сводя свое ментальное присутствие к абсолютному минимуму.
Имение Багрецовых предстало перед нами как огромный комплекс из белого камня. Не постройка, а крепость. Высокие стены, остроконечные башни, массивные ворота. Оно дышало богатством и уверенностью, которая давно покинула дом Нестеровых. Здесь чувствовалась сила традиций, денег и связей.
Нас встретил ворот старший дворецкий — сухопарый высокий мужчина с холодными глазами.
— Ярослав Нестеров? — произнес он с безупречным, но безразличным поклоном. — Вас ожидают. Пожалуйте.
Я уверенным шагом зашел в приготовленную для меня ловушку.