Наследник Воли

Глава 2

Неприятно, но не критично. У нас в Центре психической безопасности подавляли сильнее. Прямая конфронтация нецелесообразна. Его ментальный «Барьер незримой стали» энергетически плотен. Искать обходной путь.

Я перенаправил усилие. Мой «Шепот» нашел микротрещину — тщеславие. Его жажду признания. И я усилил это чувство.

Эффект был мгновенным. Владимир вдруг выпрямился, его лицо озарилось горделивой уверенностью.

— Да, отец прав, я настоящий наследник нашего рода, — пробормотал он, его взгляд стал отсутствующим.

Концентрация противника снижена. «Цепи» ослабли. Идеальный момент для контратаки.

Но в этот момент мое сознание на долю секунды сместилось. Я увидел комнату его глазами, почувствовал его мышечную память, напряжение в ногах.

Интересно. Это не просто эмпатия, это похоже на ментальный хакинг. Присвоение сенсорного опыта. Такого я до этого не умел. Хорошо, будет новый эффект в моем арсенале.

Использовать его для удара, применить «Молот».

Используя полученные данные, я обрушил удар не прямо в щит, а в точку его соединения с сознанием — ту самую опору воли, которую я только что ощутил.

Владимир ахнул и отпрянул. Его барьер затрещал, но выстоял. И я почувствовал ответный импульс — это сработал «Клинок возмездия», автоматическая контратака при повреждении щита.

Слабый, но ощутимый укол прошелся по нервам. Интересный защитный механизм. Изучить.

— Довольно! — прогремел он, но в его голосе впервые прозвучала неуверенность.

Он попытался применить «Сердце льда», отгородиться ледяным безразличием. Но момент был упущен.

И тут в ментальное пространство врезался чужеродный сигнал. Холодный, безразличный, нечеловеческий. Я напряг волю, но атаки не последовало. Он сканировал нас с отстраненным любопытством. Сигнал парализовал нас на секунду.

В глазах Владимира читался ужас. Он решил, что это моя сила. Это хорошо, это мне на руку. Надо быстро добить Владимира и разобраться с чужеродным сигналом.

Я разделил сознание, как делал это сотни раз в Центре. Одна часть продолжала держать оборону, анализируя чужеродный сигнал. Другая сосредоточилась на Владимире.

Углубить сканирование. За его страхом и тщеславием я нашел нечто иное — чужую ментальную структуру, тонкую программу, вплетенную в его сознание. Она подпитывала его высокомерие, направляла его презрение именно на меня.

Интересно. Внешнее воздействие. Манипуляция, о которой он не догадывается.

Мой "Молот" обрушился на эту самую чужеродную структуру в его сознании. Точечный, сфокусированный удар.

— Ты всего лишь марионетка, — произнес я, вкладывая в слова всю холодную ярость Ясеня. — Кто дергает за твои ниточки, братец?

Владимир вздрогнул от моего вопроса. Я чувствовал, что исчезла подпитка его высокомерия, и он увидел себя таким, каким был — напуганным юношей, пытающимся соответствовать ожиданиям.

— Что ты сделал? — прошептал он, отступая к двери. — Что со мной?

В его глазах читалась паника. Чужая ментальная программа разрушена. Я еще раз просканировал его сознание и выжег остатки программы.

— Запомни, — ледяным тоном проговорил я. — Следующий раз кончится для тебя хуже.

Он выбежал из комнаты, даже не пытаясь сохранить достоинство.

Я сразу же переключил все ресурсы на анализ чужеродного сигнала. Он все еще висел в ментальном пространстве — холодный, безэмоциональный. Не человек. Не известный мне тип пси-конструкта.

Но тут сигнал внезапно исчез. Бесследно. Как будто его и не было.

Источник я не успел засечь, но одно было ясно точно: кто-то наблюдал за нашей схваткой. Так, это новая переменная в уравнении. Неизвестный игрок, которому интересен не сам я, сколько мои ментальные возможности.

Нужно действовать быстро, пока этот неизвестный не решил вмешаться снова. Нужно поговорить с отцом.

Я откинул одеяло и встал на ноги. Пол под босыми ступнями был холодным и шероховатым. Тело отзывалось слабостью, голова гудела. Приказать телу подчиниться. Я умел заставлять свое туловище выполнять мои приказы через телесные “мне больно, не хочу, устал”. Точнее, умел старое тело заставлять, но и этой оболочке придется подчиниться.

Я вышел в узкий, темный коридор на чердаке и двинулся к крутой лестнице вниз. Да, чердак явно не использовался для жилья. Но я в качестве младшего сына жил именно тут в маленькой комнате. Во мне активизировалась обида старого владельца на такую несправедливость. Чужая эмоция. Подавить.

Гася мешающие эмоции я спустился вниз, каждая ступенька жалобно скрипела под моим весом. Спуск требовал концентрации, ноги в новом теле не слушались как следует.

Внизу открылся вид на прихожую. Огромное потемневшее зеркало в золоченой раме отразило мою новую внешность — худого юношу с бледным лицом. Оболочка, не я. Слабый, требуются силовые тренировки. Высокий, правильные черты лица. Женщинам такое нравится — учесть при контактах.

Память бывшего владельца тела подсказывала дорогу обрывками ощущений. Чувство страха, исходившее от двери в конце коридора.

Я прошел по коридору, мои шаги глухо отдавались в пустоте большого дома. Дверь была приоткрыта. Я толкнул ее и вошел.

Сразу в нос ударил запах — смесь старой пыли, воска для мебели и застоявшегося воздуха. Комната была погружена в полумрак, тяжелые портьеры наглухо закрывали окна. Единственный источник света — огарок сальной свечи на массивном дубовом столе, заваленном кипами пожелтевших бумаг.

За столом сидел отец моей физической оболочки. Григорий Вячеславович Нестеров. Сканировать.

Мое эмпатическое поле провалилось в болото Нестерова. Густая, вязкая апатия, под которой клокотала глухая, застарелая боль.

Он не повернулся, не поднял головы, а просто сидел, уставившись в одну точку на столе. Его мощная, некогда богатырская фигура теперь казалась застывшим изваянием. Пальцы его правой руки монотонно теребили массивный перстень с фамильным обсидиановым гербом.

— Здравствуй, отец, — произнес я. — Петр сказал, ты хотел меня видеть.

Он медленно повернул голову. Его глаза, стальные и потухшие, скользнули по мне без интереса. Оценка. Магию разума не использует.

— А, ты… — его голос был глухим и усталым. — Владимир уже был тут. Сообщил, что ты проявил несвойственную тебе стойкость. Опозорил его перед слугами.

Я почувствовал, как в груди закипает чужая обида. Годы унижений, пренебрежения, взглядов, полных разочарования. Это тело помнило все. Чужая эмоция. Подавить.

— Он попытался применить «Цепь повиновения», — сказал я ровным голосом. — Я не позволил.

Григорий Вячеславович тяжело вздохнул, словно даже это простое действие требовало от него усилий.

— Надоели вы оба. Вечные склоки. Решайте свои споры без меня.

Я стоял молча, наблюдая. Аккуратная борода. Безупречный, но архаичный кафтан. Перстень, который он бесцельно вращал на пальце.

Вдруг его пальцы замерли. Внимание, смена паттерна.

Он медленно повернул голову, и его взгляд стал пристальным. Он вглядывался в меня, и в глубине его глаз что-то шевельнулось. Холодный, аналитический интерес.

Я почувствовал легкое давление на границе своего сознания. Сканирование. Оценка угрозы. Он применял базовую технику ментального зондирования — не грубый взлом, а осторожное «простукивание», проверку поверхности.

Тактика: полное не сопротивление. Подставить память Ярослава. Скрыть ядро.

Я тут же ослабил все внутренние барьеры, позволив потоку его воли проникнуть внутрь. Но не к себе. Я вывел его на периферию сознания — к хаотичным воспоминаниями Ярослава, к его обидам, страхам, к той самой унизительной сцене с братом. Я стал зеркалом, отражающим лишь то, что он ожидал увидеть — слабого, запуганного юношу.

— Стоишь ровно, — произнес он тихо, и в его голосе пропала привычная усталость, сменившись ровной, безжизненной интонацией. — И смотришь не так, слишком уверенно.

Его щуп стал настойчивее. Он искал трещину, аномалию. Но нашел лишь знакомую, жалкую картину, слегка прикрытую неестественным для Ярослава спокойствием. Легенда держится. Он видит то, что хочет видеть.

Стратегия подтверждена. Мой дар — это козырь. Раскрывать только при крайней необходимости или для решающего удара. Сейчас время сбора информации и накопления сил.

Он откинулся в кресле, сложив пальцы перед собой. Его лицо было бесстрастным, но в позе читалась внезапная собранность. Сканирование прекратилось, он не нашел угрозы.

— Ладно, слушай. Завтра утром поедешь к Багрецовым. Будешь у них пару дней. Они к тебе присмотрятся и если все их устроит, то ты женишься на Ладе Багрецовой.

Я мгновенно проанализировал входящие данные. Брак. Политический альянс. Возможность получить доступ к ресурсам и повысить свой статус.

Старший Нестеров замер, ожидая привычную реакцию — униженного молчания, мольбы, детского протеста, но я лишь слегка кивнул.

— Понятно, — сказал я спокойно. — Каковы условия контракта?

Григорий Вячеславович замер. Неожиданность. Сбой в шаблоне. Его бесстрастная маска на мгновение дрогнула, обнажив чистое, немое изумление. Его пальцы сжали край стола.

— Какие условия? — он произнес это медленно, растягивая слова, будто проверяя их смысл.

— Размер приданого. Мои права и обязанности как зятя в их доме. Условия возможного расторжения договора, — перечислил я без интонации. — Стандартные пункты любого соглашения. Я должен понимать, что подписываю.

В воздухе повисла тяжелая, звенящая тишина. Мое эмпатическое поле уловило сложную гамму ощущений, пришедших на смену апатии.

Первоначальный шок. Затем — резкая вспышка подозрения. Он снова, уже в который раз, мысленно проверил результат своего недавнего сканирования.

Уверенность в данных. Отсутствие дара. Отсутствие угрозы. И в тоже время непреложный факт — перед ним стоял не привычный запуганный мальчик, а кто-то другой.

И тогда пришло недоумение, смешанное с профессиональным любопытством. Его разум, когда-то отточенный для анализа врагов и союзников, лихорадочно искал объяснение.

Контузия? Да, падение с лошади могло повредить рассудок, но это не объясняло холодной расчетливости. Притворство? Но столько лет изображать никчемность, чтобы сорвать куш в виде брака с Багрецовой — это сомнительная награда.

И наконец, в его взгляде родилась рабочая гипотеза. Он смотрел на меня и видел не сына, а артефакт. Странный продукт стечения обстоятельств — травмы, отчаяния, врожденного, но ранее не проявлявшегося прагматизма. Сломленный и заново собранный иным образом. Ошибочный, но логичный для него вывод: стресс и унижение последних лет, усугубленные травмой, выковали из его сына нечто новое.

Григорий Вячеславович медленно откинулся в кресле, его пальцы вновь обрели привычную монотонность, перебирая перстень.

— Условия? — он произнес с легкой насмешкой, но в глазах оставалась тень интереса. — Приданое — пять тысяч золотых. Твои обязанности — не позорить имя Нестеровых. Права — будешь жить в их доме на их содержании. О чем еще тут говорить?

Это понятно. Непонятны мотивы.

— Зачем этот брак, отец? И кому он выгоден на самом деле?

Он нахмурился, раздражение мелькнуло в его взгляде.

— Тебе что, объяснять надо? Роду выгоден! Багрецовы дают деньги, мы получаем союзников. Обычная практика.

— Союзников? — я сделал паузу, давая словам больше веса. — Или кредиторов, которые скупят наши долги за бесценок, а меня используют для законности поглощения нашего рода?

Его лицо дрогнуло. Я попал в цель, он не думал об этом, а видел лишь сиюминутное решение проблемы.

— Ты слишком многого о себе возомнил, — прошипел он. — Никчемный отпрыск, а рассуждаешь как…

— Как стратег? — я мягко закончил за него. — Тот, кто смотрит на несколько ходов вперед. Как ты когда-то.

Внезапно в сознании вспыхнуло чужое воспоминание. Яркое, как молния.

…Женский смех, легкий и звонкий. Она, Анна, стоит у камина в этом самом кабинете, ее пальцы нежно поправляют складки на его мундире. «Не горячись, Гриша, — говорит она с любовью. — Сила — это хорошо. Но настоящая победа — когда враг сам разбивается о твое терпение, как волна о скалу. Помни об этом…»

Воспоминание исчезло, оставив после себя горький привкус. Григорий Вячеславович смотрел на меня, и в его глазах читалась неподдельная боль. Он тоже это помнил.

— Не смей… — его голос сорвался на низкий шепот. — Не смей говорить о ней. Ты ничего не понимаешь!

— Я понимаю, что она была мудрее многих, — твердым голосом сказал я. — И я понимаю, что ее нет. Уже десять лет. Я хочу знать, кто ее убил.

Это было уже слишком. Он резко встал, его кресло с грохотом отъехало назад. Апатия испарилась, ее место заняла слепая, кипящая ярость.

— Молчать! — его голос громыхнул, сдирая многолетнюю пыль с книжных полок. — Ты, жалкий выродок, без капли дара, смеешь вопрошать меня? Смеешь говорить о ней? Я тебя сломаю! Я…

Опасность. Активировать “Взгляд орла”.

Он занес руку, и я почувствовал, как воздух сгущается. Его воля, дремавшая все эти годы, проснулась — грубая, неотшлифованная, но все еще могущественная. Он собирался применить «Громовой Посох» — технику прямого ментального удара, сфокусированного импульса чистой воли, предназначенный для сокрушения сознания противника. Не для устрашения, чтобы убить.

Я не отступил ни на шаг. «Взгляд орла» уже действовал. Это был мой профессиональный инструмент, техника Алексея Воронцова, оператора Центра психической безопасности. Ментальное сканирование, позволяющий в режиме реального времени видеть структуру психической защиты, узоры концентрации воли и, что самое главное, эмоциональные якоря — самые яркие и болезненно значимые воспоминания, вплетенные в ментальный профиль человека.

Мой разум молниеносно просканировал его ментальную стойку, найдя то, что искал — не слабость или страх, а якорь. В его случае — глубочайшее чувство вины и незаживающая боль, связанные с образом погибшей жены. Это был ключ, который мог перенаправить любую его агрессию, обратив ее внутрь.

— Мама бы этого не одобрила, — произнес я абсолютно спокойно, глядя ему прямо в глаза.

Его воля, уже готовая обрушиться на меня, дрогнула. Якорь сработал. Образ Анны, ее слова, ее взгляд — все, что он хранил в глубине души, стало щитом.

— Она верила в силу терпения, — продолжал я, не повышая голоса. — А ты хочешь сломать собственного сына в своем же кабинете. Станешь ли ты от этого великим? Или окончательно превратишься в того, кого она бы презирала?

Он замер. Дрожь прошла по его могучей фигуре. Гнев медленно отступал, сменяясь леденящим душу осознанием. Он смотрел на свою поднятую руку, словко видя ее впервые.

Рука опустилась. Он тяжело дышал, отводя взгляд.

Угроза нейтрализована.

— Убирайся, — прохрипел он, но в его голосе уже не было силы, лишь бесконечная усталость, смешанная со стыдом. — Убирайся…

Я вышел, притворив за собой дверь. В ушах все еще стоял гул от столкновения наших сознаний, но разум работал четко, раскладывая по полочкам полученную информацию.

Эмоциональный срыв Нестерова. Стыд. Слабость. Его реакция была показательной.

Мать убита. Отец виновен. Прямо или косвенно — неважно. Его реакция — чистая, неконтролируемая ярость при вопросе — была признанием. Эта рана, эта вина — его уязвимость. Возможно, ключ к управлению им в будущем.

Брак с Багрецовой. Тактически — выход из изоляции. Доступ к новым ресурсам, связям, информации. Стратегически — потенциальная ловушка. Но любая ловушка становится возможностью, если знать ее механизм.

И тут мысль оформилась в кристально четкий вывод. Брак с Ладой — мой первый плацдарм. Чтобы возглавить систему, нужно сначала стать ее частью. Подняться на самый верх. И для этого мне нужны ресурсы, связи, легитимность. Дом Багрецовых станет моей первой опорой на пути к трону. А их архивы — ключом к пониманию того, как сломать старую элиту.

Хорошо. Тогда новая цель: использовать союз с Багрецовыми как плацдарм, чтобы получить доступ к их архивам, связям, ресурсам. Все остальное — тактические ходы на этом пути.

Чтобы выжить в этой игре и достичь цели, мне нужна информация. Без знаний об этом мире я как слепой котенок. Память Ярослава была дырявым решетом. Непригодна. Обрывки детских воспоминаний, обид, смутных образов. Ничего конкретного, нужен был системный подход.

Библиотека. В каждом таком доме должна быть библиотека.

Я нашел ее через пару поворотов. Высокий зал, заставленный темными дубовыми шкафами. Пахло кожей переплетов и пылью. Я провел здесь несколько часов. Листая военные книги, политические трактаты и подшивки газет «Имперский Вестник». По крупицам, как мозаику, я складывал картину мира.

Я узнал, что очутился в Российской Империи Разума, где основа власти Сила Разума или магия сознания, именуемая Волеведением. Грубая магия стихий здесь презирается аристократией, а высшей ценностью считается Воля. Вся эта сложная система Волеведения держится на семи Узах — энергетических центрах воли, а маги делятся на семь рангов — от Послушника, способного лишь к базовому контролю, до легендарного Вседержителя.

Столица, Москва-Град, защищена Куполом Единой Воли — артефактом, подавляющим ментальный хаос. Империей правит династия Ильиных через «Симфонию Воли» — союз с боярскими Волевыми Домами, но истинная власть принадлежит Тайной Канцелярии Психических Расследований (ТКПР), чьи Инквизиторы Разума следят за соблюдением Ментального Регламента и имеют право на «чистку» сознания.

Империя окружена врагами: на юге Османский Халифат со своей стихийной магией, на западе — враждебные элементалисты, а изнутри ей угрожают потомки изгнанных магов из Теневого Синдиката и вечная аномалия — Дикое Поле Сознания на северо-востоке, порождающая ментальные бури.

Я вышел из библиотеки. Требуется локальная информация. И, следуя смутному указующему чувству, нашел на заднем дворе человека, который чистил сбрую. Низкорослый, жилистый, с потухшим взглядом. Тихон. Легенда: амнезия.

Он медленно поднял на меня взгляд.

— Барин. Чего изволите?

— Тихон, — обратился я. — После того падения с лошади… голова не своя. Многое забыл, многое спуталось. Хочу разобраться. Расскажи про Багрецовых. И кто у нас в доме сейчас остался, кроме отца и брата.

Я почувствовал легкий, почти неосязаемый щуп. Он проверял меня. Я пропустил его, не оказывая сопротивления, демонстрируя открытость.

Конюх с ментальным щупом. Интересно. Не по рангу. Его сканирование было поверхностным, но профессиональным — он искал следы обмана или скрытой угрозы. И он нашел именно то, что я ему подставил: хаотичные обрывки воспоминаний, характерные для настоящей ментальной травмы, и полное отсутствие волевого сопротивления.

Он поверил в амнезию. Или сделал вид, что поверил.

— Багрецовы… — он начал медленно, возвращаясь к чистке и его взгляд стал еще более внимательными, будто он рассматривал новую интересную деталь. — Род старый, землями богаты, но крови в них мало. Магия слабеет. Глава — Гордей Семенович, хитрый старик. Старшие дочери удачно пристроены — Анфиса за самим наместником Уральских рудников, Марфа за главным смотрителем Тайной Канцелярии по нашему региону. Сын, Глеб, карьеру делает в канцелярии Великого Князя.

Он закончил чистку и посмотрел на меня исподлобья.

— А младшая, Лада… тихая девица, говорят, но с характером, последняя невыданная надежда их рода. В доме нашем… кто ж остался-то. Батюшка ваш, братец ваш. Ключница Арина, повар Степан, я и с десяток слуг, что верны дому.

Он говорил, а я слушал и одновременно анализировал его. Его ментальное поле было необычным. Глубоким, структурированным, с признаками серьезной тренировки. Совсем непохоже на грубую силу Владимира. Это была скрытая, отточенная мощь. Интересно.

— Спасибо, — сказал я, когда он закончил. — И еще вопрос. У тебя сильная воля. Откуда?

Его пальцы замерли на коже. Он почувствовала угрозу, его щуп исчез. Он снова посмотрел на меня, и в его глазах вспыхнула острая настороженность, смешанная с любопытством.

— Не твоя это забота, барин, — отрезал он.

Критический момент. Что миг и он полностью закроется.

Я почувствовал в нем что-то знакомое. Запах службы, дисциплины, секретности. Я активировал «Взгляд Орла» на минимальной мощности на тонкое сканирование и поиск якоря.

Мой разум скользнул по поверхности его сознания, не взламывая защиту, а находя микротрещины — места, где боль и страх спрессовались в кристаллы памяти. В одном таком узле я нашел ее — обрывочную фразу, заряженную таким ужасом, что даже время не стерло ее остроту.

Это код. Значение неизвестно. Использовать.

Я посмотрел ему прямо в глаза и произнес ровным, бесстрастным тоном, как констатацию факта:

— Ночной дозор не спит.