Наследник Воли

Глава 12

Удар его не был точечным, он просто навалился всей массой своей воли, как медведь, ломающий дерево, — грубо, примитивно и с чудовищной силой.

Первый уровень мой ментальной защиты включился на автопилоте, я лишь добавил ему окраску похожей защиты из второй книги Волеведения.

Так, Орлов атаковал. И атаковал прямо здесь, при всех. В моем мире такое было бы немыслимо. Пси-атака на официальном приеме… И он совсем не выглядел так, будто потерял контроль. Его ярость показалась мне немного неестественной, как будто излишне сфокусированной.

Мой взгляд метнулся к Строганову. Инквизитор стоял неподвижно. Никакой реакции, только холодное наблюдение.

И тогда я почувствовал это. Тончайший, почти неосязаемый резонанс, исходящий от него и вибрирующий в унисон с яростью Кирилла. Как камертон, задающий тон.

Вот как. Значит, он не просто наблюдает, он направляет. Раскачивает лодку, чтобы посмотреть, кто утонет первым. Управляемый естественный отбор.

Хорошо. Раз здесь такие правила, то я принимаю их.

Давление рыжего Орлова нарастало, оно было грубое, как таран. Я чувствовал каждую щель в своем «Коконе». Можно было усилить защиту, но я поступил по-другому.

Активировать «Несокрушимый фундамент».

Я пропустил удар сквозь себя, направив его вниз, в каменные плиты пола, в землю.

Я даже не пошатнулся, а остался стоять, глядя на рыжего Орлова с прежним спокойным выражением лица.

Его глаза расширились от изумления. Он ожидал, что я отшатнусь, согнусь, испытаю боль, но явно не ожидал, что удар полностью пройдет сквозь меня.

Воздух вокруг нас сгустился. Гул в зале стих, все внимание было приковано к нам.

Я кинул взгляд на Строганова. Сейчас я раскачаю лодку еще сильнее, господин инквизитор.

— Интересно, — сказал я тихо, так, что слышно было только Орлову. — Ты удивительно неуклюжий. Тебя кто-то учил, или ты сам додумался просто давить, как медведь?

И снова я почувствовал это — едва уловимый, но отчетливый импульс, исходящий от Строганова и несущий в себе концентрированные ярость и агрессивность. Импульс вошел в сознание Кирилла, как масло в огонь.

Его лицо исказилось от ярости, стало пунцовым. Рубиновый перстень вспыхнул так ярко, что на мгновение осветил его перекошенные черты. Воздух загудел, сгущаясь перед ним в невидимый, но ощутимый тактильный таран. Он собирался не просто атаковать — он явно хотел стереть меня в порошок.

Я почти послал «Шепот» прямо в его незащищенное сознание, но в последний момент остановил себя. Слишком рискованно. Все наблюдают, я могу выдать технику Центра, которая сильно отличается от техник Волеведения. Пусть Строганов пока думает, что держит все под контролем.

Вместо этого я вызвал из памяти образ из «Практикума» — «Зеркальный заслон». Техника, которую я лишь мельком «прочел» психометрией перед балом. Простая, базовая, но в моем исполнении она могла стать намного сильнее. По своему эффекту очень напоминала мое «Зеркало», при котором ментальные удары отражаются обратно.

Воздух перед Кириллом сгустился, загудел и выкристаллизовался в невидимый, но ощутимый таран из чистой воли.

Я стоял неподвижно, но внутри был максимально сконцентрирован. Мне нужно считать момент удара. Вибрирующий гул. Дрожь в ментальной ауре противника. Пиковое напряжение, за которым последует разряд.

За мгновение до того, как сокрушительная волна должна была достичь меня, моя рука сама собой выбросилась вперед раскрытой ладонью.

«Зеркальный заслон». Выверенная форма из «Практикума Волевода», простой, почти примитивный жест. Но в самый последний миг, в ту самую точку, где внешняя техника встречалась с моей внутренней волей, я вплел иную архитектуру — идеально отполированную поверхность моего второго уровня ментальной защиты.

Удар Орлова достиг щита и тут же, отраженный, вернулся к нему обратно.

ХЛОПОК.

Глухой, костный звук, будто лопнул натянутый барабан. Собственный ментальный щит Кирилла, не до конца сформированный в пылу атаки, разлетелся на осколки от обратного удара.

Он отшатнулся, округлил глаза, рука инстинктивно схватилась за голову. Из носа побежала кровь.

— Ты… — его голос сорвался на хрип. — Как ты…?

Его колени подкосились, и он тяжело рухнул на одно колено, упершись ладонью в паркет. Тяжелое, свистящее дыхание вырывалось из его груди.

В зале воцарилась гробовая тишина. Все взгляды были прикованы к нам: к рыжему наследнику Орловых, стоявшему на коленях, и ко мне, все так же неподвижному, с безразличным лицом и лишь слегка опущенной рукой.

Анализ. Тактический успех. Противник нейтрализован на виду у всех. Но стратегические последствия… Орловы теперь явные враги. Волынские оценивают. Багрецовы пересматривают расчеты. Строганов фиксирует данные. Я только что из статуса пустоты перешел в статус угрозы. Это дает определенные дивиденды уважения, но кратно увеличивает риски. Нужно срочно определить следующую цель…

Позади меня раздался резкий, сдавленный звук. Отец. Его пальцы сильно впились в мой локоть.

— Святые угодники… — прошептал он с отчаянием в голосе. — Что ты наделал…

Справа фыркнул Владимир. Его лицо исказила гримаса злорадства.

— Видал, отец? — выдохнул он громко, с торжеством. — Вот так ему, рыжему ублюдку!

Отец резко дернул его за рукав, пытаясь заставить замолчать. Но было поздно — его слова звучно прозвучали в установившейся тишине, приковав к нам еще больше внимания.

Я стоял неподвижно, с безразличным лицом, чувствуя на себе тяжелые взгляды отца, полные ужаса и смятения, и торжествующий взгляд брата. Мой ум работал с бешеной скоростью, просчитывая следующие ходы в этой внезапно усложнившейся партии.

В этот момент я почувствовал легкое касание. Тонкий, почти невесомый поток энергии коснулся моего истощенного «Кокона». Чистая, прохладная сила, которая залатала самые слабые места в моей обороне.

Я повернул голову. Лада. Она стояла за мной в нескольких шагах с тревогой на лице. Я встретился с ней взглядом и девушка едва заметно кивнула.

Целительница. Искренне пытается помочь. Или создает иллюзию помощи, чтобы я опустил ментальные щиты? Неважно. Сейчас это работает на меня.

— Братец, — разрезал тишину спокойный, мелодичный голос.

Лизавета Орлова возникла между нами, словно из ниоткуда. Веер в ее руке плавно опустился, открывая насмешливую, идеально отточенную улыбку.

— Кажется, ты немного перегрелся от рвения произвести впечатление, — сказала она, кладя изящную руку на плечо брата.

Ее пальцы впились в бархат его камзола с такой силой, что Кирилл замер на полуслове.

— Мы же не на арене, а в гостях у Князя, — она повернула голову ко мне, и ее зеленые глаза, холодные и живые, как у дикой кошки, изучали меня с неподдельным интересом. — Прошу прощения за моего вспыльчивого брата. Иногда горячность мешает оценить… настоящую силу.

Слова ее были обращены ко всему залу, но взгляд говорил со мной наедине: «Я все видела, я знаю, что ты сделал».

Кирилл, все еще бледный и с окровавленным лицом, позволил сестре и подошедшему Дмитрию почти силой отвести его в сторону. Старший Орлов бросил на меня через плечо короткий, стальной взгляд, полный немой, холодной ярости.

Толпа медленно пришла в движение, шепот нарастал, превращаясь в гулкий гомон. Позор Орлова стал главной темой вечера.

Лизавета подошла ко мне вплотную, меня всего обдало ее женской и жаркой энергетикой. Ее губы почти коснулись моего уха, и я почувствовал легкий запах ее духов.

— Браво, — прошептала она едва слышно. — Такой силы и смелости я давно не видела. Добро пожаловать в игру, Ярослав Нестеров.

Призывно улыбнувшись, она развернулась и пошла вслед за братьями. Ее походка была отточенным оружием — плавный, гипнотический ритм, в котором узкие, соблазнительно округлые бедра покачивались с едва уловимой, но неотразимой амплитудой. Каждое движение было выверено, словно танец, рассчитанный на то, чтобы приковать к себе мужские взгляды.

Игра. Все видят здесь игру. Я мысленно усмехнулся, следя, как стройная фигура Лизаветы Орловой теряется среди толпы. Она видит в мне пешку, которую можно переставлять в своих интересах. Строганов — инструмент. Орловы — угрозу. Даже отец видит лишь орудие для выживания рода.

Я медленно разжал пальцы, которые сами собой сжались в кулак. Адреналин еще пульсировал в крови, но разум уже остывал, возвращаясь к привычному аналитическому холоду.

Нет, Лизавета Орлова. Я не игрок за твоим столом. Я тот, кто перевернет сам стол.

Отец выдохнул с таким звуком, будто он только что избежал казни. Я заметил, как его рука дрожали, когда он поправлял складки камзола.

— Черт бы побрал этих выскочек, — прошипел Владимир, его лицо все еще было багровым от невыплеснутой ярости. — Я бы им…

— Тихо, — беззвучно, одними губами, прошептал отец. — Ты что, не понимаешь? Ты вместе с Ярославом только что подписал нам всем приговор.

Он провел рукой по лицу.

— Орловы не простят такого унижения. Никогда. До конца вечера старший брат Кирилла Дмитрий вызовет его на дуэль, — он кивнул в мою сторону. — Это вопрос чести. И они не станут церемониться. Кирилл — горячая голова, но Дмитрий… Дмитрий хладнокровен и очень-очень силен, он будет биться насмерть.

Отец мотнул головой, его взгляд метнулся по залу, выискивая знакомые лица.

— А Волынские… у них какие-то свои дела с Орловыми. Они будут точно за них. Строганов теперь будет следить за нами в оба. Один неверный шаг…

Он наклонился ко мне, его шепот стал резким и не терпящим возражений.

— Слушай меня, сын. Дуэль неизбежна. Если вызовут — принимай. Отказ хуже смерти. Но сейчас мы должны держаться как ни в чем не бывало. Уйти — признать слабость. Значит, идем ужинать. Держимся вместе, никаких лишних слов. Ты показал клыки — теперь покажи выдержку. Понял?

Я кивнул. Дуэль так дуэль. Жаль только этого Дмитрия, конечно. Пострадает за брата, хотя сам лично ничего против меня не сделал.

Я оглянулся вокруг. Багрецовы наблюдали за нами. Гордей Семенович что-то тихо говорил жене, наклонив голову, его тяжелый, аналитический взгляд был прикован ко мне. Лада стояла чуть поодаль и тоже смотрела на меня каким-то умоляюще-просящим взором. Что это значило, я понять не смог.

А правее, у колонны стоял Строганов и наши взгляды встретились на долю секунды. Никаких эмоций, никакого одобрения или порицания. Просто констатация факта. Он видел. Он записал.

В этот момент церемониймейстер у главного входа поднял резким движением белую перчатку. Глашатай, могучий старик в парче, сделал такой глубокий вдох, как будто решил собрать в легкие весь воздух зала.

— Его Сиятельство, Князь-Хранитель Матвей Ильич Оболенский! — прогремел глашатай, и его голос, громовой и торжественный, покатился под сводами, сметая все остальные звуки.

Весь зал замер. Массивные дубовые двери с гербом Оболенских распахнулись беззвучно, и в проеме возникла одинокая фигура.

Это был статный мужчина средних лет с усталым, аскетичным лицом и пронзительными серыми глазами в строгом темно-синем кафтане. Его ментальное поле было подобно давлению атмосферы, которое ощущается перед грозой. Оно не давило, не угрожало — оно просто было, заполняя собой все пространство, и любой иной волевой импульс на его фоне казался жалкой искрой.

Он медленно, не глядя по сторонам, прошел к невысокому резному трону на возвышении. Повернулся к залу, обвел нас взглядом. Его взгляд, тяжелый и размеренный, скользнул по лицам, не задерживаясь ни на ком специально, но, казалось, впитывая все.

Церемониймейстер, замерший у подножия трона, сделал почтительный поклон.

— Ваше Сиятельство, — его голос прозвучал громко в звенящей тишине. — Собрание готово к началу аудиенции.

Оболенский медленно кивнул. Он не стал садиться на трон, остался стоять.

— Благодарю всех за присутствие, — его голос был негромким, но каждое его слово обладало поразительной четкостью и доносилось до самого дальнего угла зала. — Церемония представления отменена, будет торжественный ужин. Прошу всех к столу.

Он сделал легкий жест рукой в сторону соседнего зала.

— В течение вечера я приму тех, у кого есть неотложные дела.

Отец наклонился ко мне.

— Смотри и учись, — тихо сказал он. — Это гениальная ловушка. Никакой очереди на представление Князю, только ужин. А слова «неотложные дела» — это крючок. Каждый, кто к нему подойдет сейчас, сам выставит себя на всеобщее обозрение. Все поймут, чьи дела он сочтет стоящими своего времени. Игра началась, сын.

Гул голосов возобновился, но теперь это был сдержанный, почтительный гомон.

Оболенский остался стоять, его руки были сцеплены за спиной, а взгляд был устремлен в пространство, словно он был полностью погружен в свои мысли и лишь отчасти присутствовал в зале. Было похоже на то, что он создал вокруг себя зону отчуждения, неприкосновенности, куда можно было войти, только рискуя всем.

Глашатай объявил начало ужина. Толпа аристократов плавно хлынула в соседний зал, где ломились столы от яств. Воздух наполнился ароматами жареного мяса и пряностей.

Нас с отцом и Владимиром поместили за стол по соседству с Багрецовыми. Лада сидела напротив. Каждый раз, когда я поднимал взгляд, я встречал ее быстрый, изучающий взгляд. Она почти не притрагивалась к еде, ее пальцы нервно перебирали складки скатерти.

Гордей Багрецов вел светскую беседу с моим отцом, но его внимание было приковано ко мне. Я чувствовал его ментальные щупы, скользящие по мне, как щупальца. Он оценивал последствия стычки с Орловым, взвешивал мою возросшую ценность и потенциальные риски.

Владимир, сидевший рядом, активно пил какой-то напиток большими глотками. Его щеки пылали неестественным румянцем.

Внезапно я почувствовал, как чей-то взгляд пристально изучает меня. Обернувшись, я увидел Лизу Орлову. Она стояла в нескольких шагах, в пол-оборота к нам, непринужденно опираясь о высокую спинку соседнего кресла, и в ее руке мерцал полный бокал темно-красного напитка.

Она поймала мой взгляд и, не спеша, сделав паузу, будто давая мне рассмотреть ее, сделала несколько шагов в нашу сторону и остановилась на достаточно близком расстоянии, чтобы говорить без лишних свидетелей.

— Поздравляю с удачным дебютом, Ярослав Григорьевич, — ее голос был томным и насмешливым. — Мой брат редко оказывается в таком унизительном положении. Вы заставили многих пересмотреть свое мнение о вашем роде.

Отец насторожился, его пальцы сжали нож. Владимир сглотнул, не сводя с нее завороженных глаз.

— Я просто защищался, — ответил я нейтрально, не отводя взгляда.

— О, я не сомневаюсь, — она сделала небольшой глоток, и влага на миг окрасила ее губы, а ее зеленые глаза сверкнули над краем бокала. — Но защита может быть разной. Одни прячутся за спины сильных. Другие становятся щитом сами. Вопрос в том, кем вы планируете быть.

Вопрос риторический, можно не отвечать. Что она хочет?

— Моя семья, — она кивнула в сторону, где Дмитрий хмуро беседовал с двумя аристократами, — видит в вас угрозу, которую нужно устранить. Я же… склонна видеть возможность.

Сестра против брата. Интересно. Свой интерес или двойной агент?

— Какую возможность?

— Возможность для взаимовыгодного сотрудничества, — она понизила голос до интимного шепота, предназначенного только для меня, и наклонилась чуть ближе, так что я снова почувствовал ее запах. — Дмитрий не оставит это просто так. Он вызовет вас на дуэль. Это вопрос чести. И если вы примете вызов… шансы против него, скажем так, не в вашу пользу. Он годами оттачивал свое мастерство.

Она выдержала паузу, давая мне осознать тяжесть ее слов.

— Но что, если бы у вас был союзник? Кто-то внутри их лагеря, кто мог бы предупредить о его тактике, о слабых местах его защиты?

Я внимательно смотрел на нее. В ее глазах не было ни капли лжи, только холодный, расчетливый прагматизм, словно она оценивала позицию на шахматной доске.

— И что вы хотите взамен? — спросил я так же тихо.

— Очень немногое, — она улыбнулась, и в этой улыбке было что-то хищное, обнажающее идеальные белые зубы. — Всего лишь благосклонность в будущем. Взаимную услугу, когда я решу, что время пришло. Пока что — просто ваше согласие на неформальный союз. Мы можем начать с малого. Обмен информацией. Например, я могу рассказать вам, почему Волынский смотрит на вас, как гончая на дичь.

Ее предложение висело в воздухе — опасное, соблазнительное, пахнущее одновременно возможностью и предательством.

Именно в этот момент к нашему столу быстрым шагом подошел Дмитрий Орлов. Его лицо было каменной маской, а суровый взгляд был направлен исключительно на меня.

— Ловкий прием, Нестеров, — произнес он тихо, но так, что слышали все за столом. — Базовая техника «Зеркальный заслон» с очень нестандартным исполнением. Поздравляю.

Его слова были формально вежливы, но глаза жаждали реванша. Он бросил на стол передо мной запечатанный конверт и объявил:

— Это вызов на дуэль.