Наследник Воли

Глава 5

Его ментальный даже не удар, а толчок был был совершенно не сфокусирован, но оказался довольно силен.

Тем не менее «Безмолвный шаг» — техника, сводящая мое ментальное присутствие к фоновому шуму, — поглотил его без единой ряби. А вот это интересно. Техника беглого работника Тайной Канцелярии работает даже против прямых ударов.

— Природа редко ошибается, — ответил я, поворачиваясь к нему. — Но она часто скрывает свои дары от нетерпеливых глаз.

Глеб нахмурился, явно ожидавший другой реакции. В этот момент от Лады донесся едва уловимый всплеск — холодный, острый импульс, мгновенно погашенный. Моя внутренняя аналитика зафиксировала аномалию: это была не эмоция и не атака. Я на долю секунды замер, пытаясь классифицировать феномен.

Что это? Словно что-то дернулось изнутри против ее воли. Артефакт? Чужеродная программа? Требует изучения.

Агриппина Петровна уловила мое замешательство. Ее губы тронула легкая улыбка.

— Что-то случилось, Ярослав Григорьевич? Вы выглядите растерянным.

Попала в цель. Но признавать это нельзя.

— Просто задумался о природе вещей, — ответил я, возвращая себе полный контроль. — О том, как внешняя форма часто маскирует суть. И ваша дочь — прямое тому доказательство.

Обед продолжался в том же духе. Легкие уколы, притворная забота, постоянное испытание на прочность. Я парировал все атаки с холодной вежливостью, не давая им ни единого шанса. Лада почти не участвовала в разговоре, но я чувствовал ее взгляд на себе те странные, мгновенные всплески, которые появлялись и гасли в ее поле.

Они били по накатанной. Стандартный набор давления. Но Лада… она была как дикая карта. И поэтому — главный интерес и, возможно, главная угроза.

Когда обед подошел к концу, Гордей Семенович откинулся на спинку стула.

— Тебе нужно отдохнуть с дороги, — произнес он, и это прозвучало как приказ. — Лада, проводи гостя в его комнату.

Первая фаза завершена. Их разведка боем не дала результатов. Теперь будут наблюдать.

Комната, отведенная мне, оказалась такой же строгой и безличной, как и все в этом доме. Как только дверь закрылась, я провел быстрый визуальный и ментальный осмотр. Ничего подозрительного. Значит, пока не решаются на прямое вмешательство. Или их средства слежения тоньше.

Я позволил себе выдохнуть. Напряжение, которое я держал все это время, было колоссальным. «Безмолвный шаг» — техника для скрытия своей ментальной силы — требовала тотальной концентрации. А вчерашняя бессонная ночь, ушедшая на ее отработку, давала о себе знать тяжестью в висках. Держать Шаг постоянно было все равно, что нести на плечах невероятно тяжелый груз.

Дальнейшая эффективность зависела от способности к восстановлению. Я сел на жесткую кровать, скрестил ноги и закрыл глаза. И сразу активировал протокол мгновенного расслабления — гибрид аутогенной тренировки и техник глубокой медитации, отточенный за годы службы.

Мое сознание, как сканер, прошлось по внутренней карте тела. Лоб — расслаблен. Челюсть — разжата. Плечи — опущены. Диафрагма — дыхание ровное и глубокое. Я мысленно отключил каждую зажатую мышцу, сбросил ментальный мусор — обрывки диалогов, аналитические цепочки.

Я не спал, но мое тело и большая часть разума погрузились в состояние, близкое к анабиозу, восстанавливая ресурсы. «Безмолвный шаг» при этом я поддерживал на минимальном, фоновом уровне, достаточном для маскировки от несильного сканирования.

Ровно через десять минут по внутреннему хронометру я открыл глаза. Четкость вернулась, тяжесть отступила. Я был снова в боевой форме. Тело слушалось гораздо лучше, разум снова стал острым.

Пришло время тактического планирования. Обед подтвердил мои догадки. Багрецовы — хищники, их тактика предсказуема. Лада — аномалия, требующая изучения. Но все это было фоном для главной цели.

Подняться на самый верх Империи.

Для этого требуются ресурсы. Знания, артефакты, доступ к сложным ментальным конструкциям.

Пути поиска вырисовывались два, и оба проходили через людей.

Первый. Родовые архивы Волевых Домов. И в первую очередь Багрецовых. Старый и богатый род должен был хранить не только долговые расписки, но и эзотерические знания. Получить к ним доступ через официальные каналы — утопия. А Лада… Она может стать ключом. Ее странная двойственность, ее скрытый потенциал делали ее единственным членом семьи, который мог либо помочь изнутри, либо неосознанно раскрыть нужную информацию.

Моя задача — приблизиться, изучить и использовать этот канал. Ее предупреждение и эти ее сбои были признаком внутреннего конфликта, а конфликтующими сторонами всегда можно манипулировать.

Второй способ поиска — Тайная Канцелярия. Если где и могли сохраниться могущественные знания, так это в их засекреченных хранилищах.

Тихон мог стать билетом в эту систему. Бывший оперативник, он знал процедуры и уязвимости, а возможно, сохранил и контакты. Его нужно было вербовать глубже — превратить из испуганного дезертира в активного агента. Его страх перед Тенью был рычагом: только могущественный покровитель (каким я для него и выглядел) мог гарантировать ему безопасность.

Я встал с кровати и подошел к окну. Замок Багрецовых был не просто домом — он был крепостью, полной ловушек и секретов. Но любая крепость имеет слабые точки.

Моя стратегия осталась прежней: использовать предложенный ими брак как легальный плацдарм. Параллельно вести две операции: «Ключ» (вербовка и изучение Лады) и «Архив» (внедрение в сети Тихона для доступа к Канцелярии).

В дверь постучали. Тихий, почти неслышный стук. Не слуга, слуги стучат увереннее. Я открыл и увидел Ладу с кувшином в руках.

— Мать велела передать вам морс, — сказала она, ее голос был ровным, а взгляд пустым, будто она говорила заученные слова. — Чтобы вы чувствовали себя как дома.

Ложь. Это ее личная инициатива. Чувствую микродрожь в поле. Любопытство? Или приманка?

Она протянула кувшин. Ее пальцы едва коснулись моей руки, и в этот миг я ощутил легчайшее прикосновение чужой воли. Тончайший щуп, пытавшийся проскользнуть сквозь мою защиту. Это был не грубый нажим, каким пользовался Глеб, а изящная, почти невесомая игла.

Вот оно. Настоящий тест. Остальное было прелюдией.

«Безмолвный шаг» сработал безупречно. Ее щуп наткнулся на абсолютную пустоту и отступил. Лада не дрогнула, не изменилась в лице. Она лишь слегка наклонила голову.

Профессионально. Не подала вида. Но я почувствовал ее мгновенное разочарование. Она искала что-то конкретное.

— Спасибо, — ответил я, принимая кувшин. — Передайте вашей матери мою благодарность за заботу.

Игра продолжается. Теперь я знаю — она действует не только по приказу. У нее явно есть свой интерес.

Она молча развернулась и ушла; ее шаги беззвучно скользили по ковровой дорожке.

Я закрыл дверь и поставил кувшин на стол. Не буду пить. Риск отравления или ментального реагента минимален, но ненулевой.

Я оставался в комнате до самого ужина, поддерживая «Безмолвный шаг» и анализируя полученные данные. Их тактика была ясна — постоянное, многоуровневое давление. Ядовитые иглы Агриппины, генетическое сканирование Гордея и теперь этот тонкий зонд Лады.

Они проверяли меня со всех сторон, ища малейшую трещину. Их система не может классифицировать угрозу, поэтому бьют по всем каналам. Моя задача — оставаться черным ящиком. Непредсказуемым.

Когда слуга пришел проводить меня к ужину, я был готов. Первая часть дня закончилась вничью. Теперь предстояла главная битва.

Ужин проходил в той же столовой, но атмосфера сгущалась с каждой минутой. Я поддерживал «Безмолвный шаг», но знал, что пассивной маскировки будет недостаточно. Они переходят в наступление. Чувствую сгущение воли вокруг. Это не проверка, это штурм.

Когда Гордей Семенович отпил из фужера и посмотрел на меня, я почувствовал первый, пробный импульс. Не грубый, но невероятно плотный. Он искал не слабость, а точку входа для подчинения. Это «Печать Рода» — подсказала мне память прежнего Ярослава. Пытаются наложить ментальнвиое клеймо. Сделать вассалом в своей системе.

Активировать «Кокон» — мой основной протокол ментальной защиты, многослойный щит. Первым делом я развернул внешний слой — «Шум». Он создавал вокруг моего сознания хаотичные вибрации, искажающие и рассеивающие любые попытки сканирования.

Импульс Гордея заблудился в этом шуме, не сумев зацепиться. Но давление не ослабевало. Мой первый слой защиты его пока держит. Но это только начало. Он разогревается.

— Союз наших домов должен быть крепким, — произнес Гордей Семенович, и его слова обрели вес. — Основанным на взаимном понимании и… единстве воли.

Его атака усилилась, превратившись в штурм. «Печать рода» — техника ментального подчинения — давила на мое сознание, пытаясь найти брешь. Сильнее, чем я ожидал. Старик сохранил мощь. Нельзя держаться только на «Шуме».

Углубить «Кокон». Средний слой — «Зеркало». Переход на второй слой требовал колоссальной концентрации. «Шум» стабилизировался, а за ним возник отражающий барьер, предназначенный для отражения направленных ментальных атак обратно на атакующего.

Давление Гордея, встретив идеальную поверхность, частично развернулось и ушло в него самого. Он едва заметно вздрогнул, его пальцы сжали край стола. В его глазах мелькнуло изумление.

Попало. Хорошо.

Я сохранял маску полного спокойствия, словно гладь озера, не дрогнувшая от брошенного в нее камня. Поднес бокал к губам, сделал небольшой глоток, глядя на Гордея поверх края стекла. Ни единой мышцы на моем лице не дрогнуло, ни один мускул не выдал чудовищного напряжения, с которым мой «Кокон» парировал его штурм.

Для него эта картина должна была быть полной загадкой, и я видел, как в его глазах, поверх изумления, медленно поднимается буря недоумения и аналитической ярости.

Он не видел противника. В этом был главный секрет.

«Безмолвный шаг» делал мое ментальное присутствие призраком, фоновым шумом, в котором тонули любые попытки нащупать опору для его «Печати». Он давил не на волю, а на пустоту, которая странным образом не поддавалась и к тому же отвечала уколом отраженной силы.

Его разум, отточенный в традиционных школах Волеведения, искал знакомый почерк — грубую силу Орловых, изощренность Волынских, что-то узнаваемое. Но мой «Кокон» был чужеродной технологией, чистой, безэмоциональной механикой, лишенной родового кода. Это сбивало с толку, ломало шаблоны.

А еще на руку мне играло его предубеждение. Годы абсолютной уверенности в том, что Ярослав — пустота, бездарь, создавали в его сознании непреодолимый барьер. Проще было предположить некую причудливую, пассивную особенность моей психики, «дурную наследственность» вырождающегося рода, чем в один миг признать, что перед ним человек, чья ментальная техника превосходит его собственную.

Гордей Семенович медленно поставил бокал. Его пальцы сжали ножку так, что костяшки побелели. Его взгляд, тяжелый и пристальный, как свинец, впивался в меня, пытаясь разгадать загадку. Он анализировал.

И пока он анализировал, я видел, как в глубине его глаз растет не просто подозрение, а та самая, знакомая мне по прошлой жизни, профессиональная жадность получить этот необъяснимый феномен.

Именно в этот момент Глеб, видя замешательство отца и мою непоколебимую, как ему казалось, наглость, не выдержал. Его собственное, более грубое и прямое поле ярости, и без того клокотавшее на пределе, рванулось вперед, сметая осторожность.

Его грубая ментальная дубина обрушилась на мой средний слой защиты «Зеркало». Удар был огромной силы, но не очень концентрированным. «Зеркало» выдержало, отбросив часть энергии обратно. Глеб ахнул и откинулся на спинку стула, на мгновение ослепленный собственным натиском.

И тогда в бой вступила Агриппина Петровна. Ее атака была иной — бесчисленные тонкие щупы. Память прежнего владельца снова выдала мне название ее техники — видимо, это были теоретические знания Ярослава из Волеведения. Мать Лады применила «Цепи повиновения». Они не ломали защиту, а пытались обойти ее, чтобы опутать мою волю.

Тактика роя. Изматывать, находить слабину. Профессионально. Почти как в Центре.

И вдруг — холодный укол в периферии сознания. Снова появился тот самый следящий сигнал, пси-конструкт. Как тогда при атаке Владимира. Призрачный наблюдатель, висящий в энергетическом эфире. Его никто не заметил, кроме меня.

И кроме Лады. Она резко напряглась, ее взгляд метнулся в пустой угол выше меня, пальцы непроизвольно сжались. Интересно. Она чувствует его. А другие нет. Запомнить, расспросить позже.

Но вот что еще интереснее — следящий контур не видел меня. Безшумный шаг работал, делая мое психическое присутствие невидимой для его сенсоров. Но теперь мне пришлось отвести еще часть сознания на дополнительное постоянное экранирование от этого незваного гостя, держа его в буферной зоне, где его «взгляд» скользил мимо, не задерживаясь.

Гордей Семенович и Глеб ударили снова. Но теперь по-другому. Их атаки слились в единый, изощренный тандем, использующий саму суть их магии Крови.

Гордей не стал бить снова техникой ментального подчинения. Вместо этого я почувствовал, как его воля просочилась сквозь «Зеркало» не для подчинения, а для анализа. Он применил «Кровавое заклятье» (память Ярослава мне опять вытолкнула название техники в мое сознание), но не на меня напрямую — у него не было моей крови.

Он использовал его на… самом себе.

Он принудительно ускорил собственный метаболизм, сжег часть жизненной силы, чтобы многократно усилить следующую атаку. И этот усиленный импульс был направлен теперь не на мой щит, а в пространство вокруг меня. Он создал зону чудовищного ментального давления, сжимающую мое поле сознания, пытаясь раздавить его, как прессом.

Одновременно Глеб, видя маневр отца, он обрушил на меня технику «Резонанс». Его удар тоже был нацелен не в мое «Зеркало», а в сам воздух вокруг меня, в стол, в пол под моими ногами. Он вызвал вибрации, которые передавались на физическое тело, сотрясая кости, сбивая дыхание, нарушая кровоток.

Мое «Зеркало», идеальное против ментальных атак, было беспомощно против этой физиологической диверсии. Мое тело затряслось, концентрация дрогнула. А «Цепи» Агриппины в это время обвивались вокруг моей воли, как лианы, пользуясь малейшей слабиной.

Комбинированная атака. Гордей жертвует ресурсами, создавая область высокого давления. Глеб бьет по физическому носителю, пытаясь сорвать концентрацию. Агриппина ловит момент для захвата. Профессионально. "Зеркало" не отражает это. Оно парирует направленные ментальные импульсы, а не физические вибрации и не зональное давление.

Тройное давление становилось невыносимым.

Голова раскалывалась от боли, и сквозь это ментальное месиво до меня дошла страшная ясность.

Так. Действуют вместе. Синхронно. Это не спонтанная вспышка гнева. Это спланированная операция. Они договорились. Заранее. Сломать меня или подчинить — любой из исходов их устраивал, но оставлять меня в текущем состоянии, непознанным и неуправляемым, они не могли.

Они видят во мне угрозу своей системе контроля. Аномалию, которую нельзя предсказать. И потому — подлежащую уничтожению или переформатированию.

Ставки были запредельно высоки — я понимал это предельно ясно. Если их совместный натиск прорвет мою оборону, это будет не просто поражение. Мощь, которая в этом случает обрушится на меня будет подобна прорыву плотины — она снесет все на своем пути. И тогда мое сознание, не защищенное «Коконом», будет либо полностью стерто, превратив меня в овощ, либо необратимо повреждено. Смерть была бы милосерднее.

Этого не будет.

Максимальное углубление. Активировать внутренний слой — «Абсолют». Мой последний рубеж ментальной защиты «Кокон». Экстремально энергозатратный, он не отражал атаки, а полностью блокировал любые удары, прямое внушение и попытки подчинения воли, создавая вокруг моего ядра сознания непроницаемую сферу.

Это требовало невозможного. Я собрал всю свою волю, каждую крупицу силы, доставшейся от Ясеня, и продавил себя, заставив «Кокон» трансформироваться. «Зеркало» схлопнулось, уступив место «Абсолюту».

На какое-то время воцарилась зыбкая, хрупкая стабильность. «Абсолют» выдержал. Он был подобен идеально отполированной сфере из адаманта, внутрь которой не проникало ничего. Ни тяжесть Тени Гордея, ни ядовитые щупы Агриппины, ни физические вибрации Глеба.

Я сидел недвижимо, с бесстрастным лицом, поднося ко рту кусок дичи и пережевывая его с видимым спокойствием. Внутри же бушевал ад.

Каждая клетка моего тела кричала от перенапряжения. Семь Уз, энергетических центров, пылали ослепительным, болезненным огнем, выжигая последние резервы. Голова была раскаленным шаром, в котором пульсировала одна-единственная мысль — держать удар. Держать!

Гордей Семенович, чье лицо покрылось мелкими каплями пота от перегрузки «Кровавым Заклятьем», сузил глаза. Он понял, что полумеры не работают. Он сменил тактику. Давление его Тени исчезло, но вместо этого я почувствовал нечто иное, куда более страшное и прямое.

Он применил «Проклятье Вырождения». Это была не атака на сознание или тело, а на саму жизненную силу, на магический потенциал. Он перестал пытаться пробить «Абсолют», он стал истощать его, ускоряя мою ментальную смерть, мое выгорание. Я почувствовал, как моя воля, моя энергия начали таять с пугающей скоростью, уходя как песок через пальцы.

Глеб, видя это, перешел в состояние «Гнева титана». Его глаза налились кровью, мышцы вздулись. Он перестал быть тактиком. Он стал стихией. Его «Разрушительный Резонанс» превратился в сплошную, бешеную волну, бьющую в мою защиту с иррациональной, звериной силой.

Агриппина же, в свою очередь, усилила свои «Цепи». Они стали тоньше, острее, ядовитее. Они искали малейшую брешь в моей концентрации, любую микротрещину, чтобы впиться и довести дело до конца.

Я чувствовал, как «Абсолют» под давлением внешнего пресса стал терять свою идеальную форму. На его поверхности возникали и гасли микротрещины, которые моя воля тут же латала, тратя на это драгоценные крупицы силы. Я балансировал на лезвии бритвы. Один неверный вдох, одно мимолетное ослабление концентрации — и все рухнет.

«Абсолют» трещал на самом ментальном уровне. Он был на грани. Я видел его, свою последнюю крепость, покрывающуюся паутиной сколов. Но он держался. Они не могли понять, как я еще стою. Я и сам не понимал. Это была чистая воля. Воля Ясеня, не желавшего сдаваться.

И в этот момент я почувствовал его — тот самый холодный, безэмоциональный пси-конструкт, что наблюдал за схваткой с Владимиром. Вот теперь он заметил меня. «Безмолвный шаг» и экранирование «Кокона» ослабли под невыносимым давлением, и моя воля, пусть и искаженная, просочилась наружу достаточно для него, чтобы зафиксировать мое присутствие. Я зафиксировал этот факт отстраненно. Все ресурсы уходили на удержание щита и они таяли с каждой секундой.

Еще совсем немного и они его продавят. Я просто не выдержу энергетически осаду, если она продлится хоть еще немного.

Контратаковать. «Молот». Сейчас.

Но это конец. Я выдам себя полностью. Никакого брака, никакого доступа к архивам Багрецовых, никакого серьезного статуса для пути наверх. Они уничтожат меня как явную, неуправляемую угрозу. Ключ к возвышению моего рода зависел от того, пройду я эту проверку или нет.

Применить технику внушения «Шепот»? Бесполезно. Техника требует точечного внедрения, хирургической точности. А сейчас на меня обрушился ментальный ураган. Попытаться усилить в Гордее тщеславие или в Глебе — ярость? Это все равно что пытаться прошептать что-то человеку, стоящему в эпицентре взрыва. Их собственные атаки, их сфокусированная воля создавали непробиваемый шумовой фон. «Шепот» просто потерялся бы, не достигнув цели. Оставался только «Молот». Грубая, сокрушительная сила, которая буквально прокричит Багрецовым о моей истинной природе.

Выход один. Держаться. Я ДОЛЖЕН держаться.

И тогда это случилось.

Со стороны Лады, до сих пор бывшей лишь тихим фоном, рванула слепая ментальная волна. Не атака, не защита — рефлекс спящего хищника, хаотичный, неуправляемый выброс чудовищной силы.

Она ударила прямо в мой последний рубеж, в и без того готовый рухнуть «Абсолют».

Это был удар в спину.