Надежда. Адаптация

41. Предатель

Надю сбивало с толку, что её отпустили. Значило ли, что она на самом деле заражена и опасна для остальных людей? Тогда и правда, лучше бы уж пристрелили! Что за милость такая, когда отпускают на свободу, зная, что впереди ждёт нечто почище ада?!

Но бравада ломалась достаточно быстро, стоило лишь задуматься обо всём всерьёз. Надя не ощущала себя больной, её не кусали, но при этом она ходила в опасных местах, сильно болела и была избита. Какая вероятность, что в кровь попал вирус, пока она лежала в яме среди трупов? — Царапин и ссадин на теле было предостаточно, чтобы это произошло.

Надя с трудом верила, что решение о её спасении принадлежало Тане. Кто бы стал слушать девчонку? Особенно такие серьёзные парни. Могло ли быть так на самом деле? Или её просто обдурили и отпустили, чтобы не мешалась под ногами? Возможно, у них были планы на девочку? Не зря даже Иван так желал заполучить её, а он всегда был ушлым и понимал, как и что устроено. Мутная история с Таней тревожила, хотелось разобраться в ней.

Казалось, ещё похолодало, а может, так было из-за отсыревшей одежды. Лучи фонарей давно погасли, исчезли вдалеке. От этого стало легче, хотя было непонятно, почему поиски завершились настолько быстро. Решив не испытывать судьбу, девушка юркнула в ближний подъезд и дёрнула дверь квартиры.

Изнутри пахнуло затхлостью и духотой, какая бывает в комнатах старых людей, месяцами не выходящих наружу. Здесь к этому запаху привычно примешивалась смерть — на диване лежали два давно истлевших тела. Более крупное было наглухо укрыто с головой, второе прижималось к нему, обхватывая высохшими руками. Фотография на столе подсказала, что хозяева были пожилой парой — они улыбались, стоя под руку на аллее осеннего парка. Женщина пережила мужа, и Надя подумала, что ей было во много раз страшнее, когда пришлось остаться одной. Девушка снова задумалась: почему они не стали мертвяками. Избирательность вируса поражала, но объяснить его действие могли лишь учёные или медики, остальным оставалось догадываться о механизмах его влияния.

Надя закрыла дверь в комнату, вошла на кухню и начала быстро проверять ящики стола и серванта. Овчарка осталась на пороге, терпеливо ожидая. Пенсионеры жили без шика, и даже ножей у них было всего два. Мечты найти оружейный склад Надя давно оставила в прошлом — так везло лишь киногероям. Вооружившись ножом, тем, что поострей, и небольшим молоточком для отбивания мяса, девушка вышла на улицу. Приказав Рэму держаться рядом, побежала к кострам, рядом с которыми двигались силуэты людей.

Обратный путь всегда сложнее пути на свободу. Никто в здравом уме не хотел снова попасть в застенки, и ещё меньше желающих было вернуться на собственную казнь. Только для Нади он был необходим как воздух. Если она была больна, нужно было узнать судьбу девочки и помочь. Только пока девушка не знала, что сказать и как убедить Таню пойти с ней.

Оставив Рэма ждать на границе лагеря, чтобы не выдал раньше времени, Надя, ползком по грязи и лужам, направилась к тяжёлой технике. Больное тело слушалось неохотно, но деваться было некуда. Осторожно перемещаясь, стараясь не сильно шуметь, девушка преодолевала метр за метром.

Расставленные по периметру танки и грузовики служили естественным препятствием для мертвяков, и хорошей приманкой для непрошеных гостей. Мало кто смог бы спокойно пройти мимо, не исследовав технику на случай обнаружения чего-то полезного. Вокруг грузовиков, на высоте около метра от земли, была размотана катушка проволоки с привешенными бутылками и жестяными банками — сюда почти никто не сумел бы подойти незамеченным.

Пробравшись под брюхом бронированного грузовика, Надя залегла около ящиков немного отдохнуть. Совсем рядом, метрах в десяти — пятнадцати от неё, около костра сидели мужчины. Были они в патруле или просто отдыхали, девушка не смогла понять, но уж слишком расслабленными те выглядели. Мужчина со шрамом задумчиво курил, бородач точил нож, третий боец в бандане настраивал гитару. Потом Надя углядела четвёртого — он с оружием наперевес, бродил вдалеке, за палатками.

Перебор струн казался громким. Надя заметно занервничала: почему не боялись привлечь кого-то этими звуками? Неужели они уже уничтожили всех по периметру? Тогда ей стоило бояться только этих людей с оружием.

Мужчина в бандане отхлебнул из фляги и ударил по струнам. Его товарищи отложили дела, подняли головы и замерли. Даже часовой перестал ходить взад-вперёд и начал слушать.

Надя хорошо знала песню. Её раньше часто крутили на радио, и они, будучи подростками, дружно подпевали, часто путая слова. «Берег», как десятки других, таких же любимых, теперь замерли во времени. В этот непростой день девушка была рада услышать одну из своих любимых песен.

Это место мой дом, но в нём пустота

И за дверью невидимой нитью черта,

За которой без всяких причин, без следа,

Мы с тобой растворимся, как снег, как вода.

А на улицах ночь, и бессмысленный взгляд

Тех, кто долго не может вернуться назад.

В эти двери домов, где их больше не ждут.

Здесь никто никогда не находит приют.

Каждый день поднимаемся, чтобы идти —

Мы придумали цель, — ту, что проще найти.

Как солдаты в бою с неизвестным врагом

Верят в избранных собственным сердцем богов.

А на улицах ночь, и измученный мир

Прячет новых детей в лабиринтах квартир.

Там безмолвно, почти не касаясь стекла,

Они смотрят на мир из пустого окна.

Здесь не место тому, кто осмелился жить,

Всё замкнулось внутри, и натянута нить.

Расскажи мне о краденом солнце, пока

Там снаружи зима, и весна далека.

Не смотри из окна.

Я помочь не смогу.

Сохрани своё солнце на том берегу.

Мужчины слушали задумчиво. Кто-то иногда немного подпевал, похлопывая в такт по коленям. Было видно, что у каждого из них есть что-то, связанное с этой песней в той, прошлой, жизни.

Поняв, что охранники отвлеклись, Надя продолжила перебираться дальше ползком. Нельзя было упускать такой возможности. Впереди стоял лагерь, палаток оказалось много. Они располагались близко друг от друга. Нужно было понять, где именно находится Таня.

Сантиметр за сантиметром Надя ползла, покрываясь холодным потом. Как бы ни были расслаблены эти люди, они наверняка профессионалы. Любой просчёт с её стороны станет концом. На этот раз уже точно.

Когда мужчина допел, напоследок пару раз отстучав ритм по корпусу, все какое-то время молчали. Потом товарищи одобрительно закивали, поднялись, делясь табаком и закуривая. Один поднялся размяться — казалось, сделай он лишний шаг в сторону, как сразу заметит перемазанную грязью и нечистотами девушку.

Надя дрожала, прижимаясь к земле, и ощущала себя жутко неуклюжей и огромной. Она отмеряла каждое движение, старалась ничего не задеть и не зашуметь в неподходящий момент. Хотелось проснуться дома, в тепле и уюте, словно ничего не было. Это навязчивое желание вернуться было настолько явным в последние дни, что начинало пугать. Если бы не Таня, то…

«Кто бы подсказал, как быть… Отец всегда знал, что делать и как. Наверняка… Петя — тоже. Только он, наверное, уже мёртв… Дедушка? Не знаю, как он вообще теперь… Жив ли? Вдруг погиб? Если бы у всех простых людей было оружие, наверное, всё это не зашло бы так далеко! Нам бы не пришлось ждать армию, когда появились первые мертвяки. Мы могли бы постоять за себя. Можно было бы спасти больше людей! Да и эвакуировать тогда никого не надо было… Почему я понимаю это, а те, кто там, наверху сидят, нет? Странно это…»

Часто Надя, будучи уставшей, думала, что круг её жизни подходит к завершению. Столько всего свалилось, что казалось немыслимо жить дальше в постоянном стрессе. Самое жуткое, что она вдруг перестала бояться своей смерти, воспринимая её спасением из окружающего ада. Понимание иногда касалось души обманчивой, успокаивающей волной, но пока ответственность за девочку не давала совершить этого шага.

Когда Надя была готова преодолеть последний участок, бородач неожиданно перестал точить нож и к чему-то прислушался, сделав предостерегающий жест товарищам. Гитарист прекратил перебирать струны, отложил гитару и тоже потянулся к оружию. Девушка решила, что выдала себя. Закрыла глаза, замерла и тихо опустила голову, ложась одной половиной лица в грязь.

Мужчины напряжённо слушали. Всматривались в темноту за пределами костра и переглядывались. Один скривил перебитый нос и покачал головой:

— Чуете?

— Угу. Такое как не почуять!

— Неужто кто-то подошёл так близко?

— Не. Мы днём всё подчистили.

— Да, вот и я думаю, не должны были никого пропустить.

— Всё же надо проверить, мало ли что, — бородач поднялся, убрал нож.

— С тобой сходить? — спросил дозорный.

— Да не, далеко не пойду. Останьтесь. Да и парни скоро придут с обхода. Если вовремя не вернусь — ты знаешь, что делать.

Мужчина ушёл, щелчком стрельнув сигарету в темноту. Она упала в лужу рядом с Надей и коротко пшикнула, испустив последний дымок.

Размеренные тяжёлые шаги удалялись в темноту. Было слышно, как дозорный топчется в стороне, что-то высматривая. Его товарищи внимательно смотрели на силуэт, не выпуская оружия, они были готовы прийти на помощь, если потребуется.

— Собака, — мужчина начал пятиться, попутно поднимая ствол. — Там сидит собака. Откуда? Дворняга… Нет, овчарка вроде.

— Вроде кто-то из ребят говорил, что в лагере овчарка появилась.

— А, наша.

— Точно, у девчонки новой. Ну, которая стопорнула колонну.

Дозорный свистнул, подзывая. Опустил ствол, но пёс не шевельнулся.

— Может, не её это собака?

— Если не её, пристрелим или лучше на приманку отловим.

— Да ну, зачем? Всё вокруг провоняет тухлятиной!

— Пригодится!

— Нужно привести девчонку. Если пёс её, пусть подзовёт. Нечего ему там торчать.

Надя услышала рычание Рэма. При всей своей добродушности, что-то в действиях охранника ему сильно не нравилось. Оставалось думать, что пса не пристрелят раньше, чем появится Таня.

— Сгоняй за девчонкой! Вроде бы она с Мартой была.

— Чего, будить что ли? Рано ещё!

— Нашёл, о чём волноваться. Давай, шустрее, шатуны услышат — тогда кранты, всё в округе не выспятся, — хохотнул мужчина.

Охранник ушёл. Надя слышала, как он с шорохом откинул полог одной из палаток. Голоса с такого расстояния было трудно разобрать, но потом раздался заспанный и возмущённый возглас Тани, она протестовала против раннего подъёма. Мужчина что-то деловито пробубнил ей, а через мгновение послышался топот ног — девочка пронеслась мимо костра и ящиков, за которыми таилась Надя, и бросилась к Рэму, безбоязненно обхватив за шею. Пёс запрыгал, заскулил, начал лизать её в лицо. Мужчины тоже сразу расслабились и тепло рассмеялись:

— Вот это да! А мы его порешить думали.

— Рэма нельзя убивать! Вы что! Он необыкновенный! Нельзя его обижать! — строго сказала Таня и снова обняла собаку. — Вы не представляете, какой он умный и хороший!

— Да ясно. Теперь забирай его, идите отсюда, а то мало ли что.

— Рэмушка, пойдём! — Таня потянула его за ошейник. Пёс нехотя сошёл с места и, сделав несколько шагов, снова упрямо сел, глядя в темноту. Девочка обняла его за шею и зашептала в самое ухо: — Я знаю, почему ты тут сидишь. Пойдём.

— Иди с ним к себе и там обнимайтесь. Вообще, его вымыть не помешает. Дуйте отсюда, шустрее, а то достанется за нарушение дисциплины.

Таня кивнула и потянула овчарку за собой, крепко удерживая за ошейник. Та неожиданно послушно пошла рядом, иногда оборачиваясь, чутко шевеля ушами. Надя больше всего боялась, что пёс вырвется и прибежит, раскрыв её местонахождение.

— Как хорошо, что ты нашёлся, Рэм! Я скучала! Мы спать будем в самой красивой палатке, она тут одна такая, жёлтого цвета. Тебе понравится! Коврик постелю и миску дам. Главное, не убегай, пока не поёшь. Тебе силы пригодятся…

Таня и Рэм удалялись, некоторое время были слышны шаги. Надя получила достаточно подсказок, чтобы их найти. Теперь главным было не торопиться, чтобы не попасться. У костра стало более шумно, вернулся поисковый отряд. Они расселись кругом и начали обсуждать увиденное за дежурство; загудели разговоры, понеслись шутки. По обрывкам фраз Надя убедилась, что вокруг безопасно, немногочисленные шатуны, как они называли мертвяков, «успокоены», никто из своих не пострадал, а значит, можно было отдохнуть.

Запах варёной гречки заставил всех отвлечься от наблюдения за окрестностями, дав Наде возможность проползти дальше. Стёртые на камнях локти и ладони сильно саднило, живот сводило от голода, но нужно было двигаться. Палатка Тани стояла на окраине лагеря, около частично обрушенной стены, за которой укрывался сгоревший больничный городок с многочисленными корпусами. Отметив это, девушка осторожно заползла в палатку.

Таня ждала, сидя на спальнике вместе с Рэмом, и придерживала ему пасть. Когда Надя забралась внутрь и устало улыбнулась. Девочка приятельски кивнула ей и отпустила пса. Он лизнул девушку в руку и сел меж ними, как делал всегда.

— Тань, привет. Я за тобой, — устало выдохнула Надя, стирая с лица грязь. — Тебе нельзя оставаться здесь. Эти люди что-то недоговаривают.

Ребёнок скептически посмотрел на подругу, всем видом изобразив недовольство. Надя отметила, что она выглядит спокойной, хотя и раздражена её появлением. Новая одёжка по размеру и шапка-ушанка хорошо смотрелись на Тане и явно пришлись по душе.

— Меня тут кормят, подружка появилась. Одежду вот дали. Видишь, красивая какая? Ты мне ничего новую куртку так и не нашла, а я долго просила.

Надя пропустила обвинения мимо ушей. Сейчас нужно было сосредоточиться и придумать что-то, чтобы донести до девочки главную мысль, ради которой она пришла сюда.

— Скажи, ты знаешь того человека? С танка.

— Знаю. Иначе, зачем бы я к нему бежала?

— Кто он тебе?

— Не скажу. Ты пришла сюда зачем?

— Хочу тебя забрать.

— С тобой нельзя. Ты болеешь и скоро будешь как ходуны кусаться.

— Мертвяки, — невольно поправила её Надя, — мы называли их мертвяками.

— Хм, да, мертвяки. Я и забыла, — беспечно отмахнулась Таня, а девушке показалось, что она специально назвала мёртвых по-новому. — Забери с собой Рэма, пусть охраняет. Ты его укусить всё равно не сможешь, может быть, он потом загрызёт тебя, чтобы ты не ходила.

— Таня, о чём ты? Рэм не может меня загрызть, я спасла его… Пойдём со мной. Нет времени на споры. Я понимаю, что что-то произошло нехорошее, но…

— Нет, ты не такая, как я думала. Ты обманывала, а обещала, что не будешь врать! — девочка сжала кулачки и едва сдержала слёзы. — Уходи.

— Таня, не валяй дурака. То, что ты прочитала, это обрывки из моего прошлого, о том, что было. Мне хотелось рассказать, но ты… тебе ещё так мало лет, понимаешь? Зачем тебе это знать вообще? Ты раньше тоже иначе жила, не делала тех вещей, которые делаешь теперь… Но я же не говорю, что ты была хорошей, а стала плохой! Не говорю, что ты меня обманывала. Правда?

— Уходи, а не то я закричу, — пригрозила Таня. Неподдельная суровость подсказала Наде, что та не шутит. Девочка очень изменилась, — теперь это был взрослый человек в её обличии. От понимания этого стало грустно, на Надю навалилась безысходность. — Здесь безопасно, я просто хочу остаться и жить тут! Не хочу идти по грязи через опасные места! Мне надоело! — в голосе Тани было столько сухости, казалось, она каждой клеточкой отталкивала от себя Надю, гнала прочь, не оставляя ни единого шанса. — Тебе здесь не надо быть. Уходи уже!

— Разве за всё это время я не доказала тебе, что желаю только добра?

— Ты старалась, — девочка почесала лоб, — только сейчас я тебя немного боюсь. Я не пойду с тобой никуда.

— Ты думаешь, здесь лучше?

— У них много оружия и еды. Сказали, что есть другие дети в большом лагере. Когда этот отряд поедет обратно, я поеду с ними. Там даже школа есть, а мне как раз надо! А ты болеешь, всё равно скоро умрёшь. Кто тогда обо мне заботиться станет? Уходи, не хочу, чтобы они тебя убили. Это будет неправильно, — Таня поспешно отвела взгляд и поджала губы. — Теперь я буду жить без тебя. Уходи.

— А как же родители твои? — в отчаянии Надя забросила последний «крючок» и сама не поняла, зачем сделала это. Слова сорвались с языка и повисли в тишине. Девочка перевела на неё взгляд и заплакала.

— Ты уходи сейчас, — она размазывала слёзы по лицу. — Ты снова… ты зачем это…

— Таня, мы ещё можем идти дальше.

— Нет, — всхлипнула Таня, — я знаю, что мама и папа умерли.

Надя остолбенела. Внутри грудины обожгло будто огнём. Если до этой секунды у неё был шанс всё как-то спасти, то теперь она потопила саму себя. Девушка судорожно выдохнула, стушевалась. Начала отползать задом:

— Таня, мне жаль, что всё так вышло… Мне давно надо было сказать, но я боялась, что тебе будет больно… Я думала, там будет кто-то ещё из твоих родных… Я надеялась… Прости меня, если сможешь, — напоследок выдавила девушка. — Ещё я хотела сказать, что… что пусть у тебя всё будет хорошо. Мне сначала было очень трудно с тобой. Но потом я обрадовалась, что ты есть. Просто запомни. Ты очень помогла. И прости меня, пожалуйста.

Девочка промолчала и отвернулась. У неё в руке Надя заметила перочинный нож и поняла, что оружие приготовлено против неё. Сдержав вздох, девушка позвала Рэма и выползла из палатки.

Темнота снаружи накрыла плотным, почти непроницаемым куполом. Сюда не доходил свет костра, и казалось, девушка очутилась в совершенно ином мире, в другой далёкой реальности. Так темно бывает только далеко за городом или под толщей океана. Все постройки исчезали на расстоянии вытянутой руки, и от этого становилось по-настоящему жутко.

Стало трудно дышать, Наде отчаянно захотелось плакать. Пошатнувшись, на четвереньках доползла до забора и по рухнувшей плите перебралась на территорию заброшенного медицинского центра. Здесь пахло немного иначе, свежестью ночи и свободой — будто запах еды от костра охраны не был способен преодолеть эту условную линию из бетона.

Некоторое время Надя сидела у стены и поглаживала пса. Набираясь сил, она пыталась собрать себя заново, чтобы хоть как-то переосмыслить всё произошедшее. Прежних целей не осталось, другие ещё не успела придумать. По лицу текли слёзы.

Надя давно знала, что расставание с девочкой неизбежно, но всё же надеялась, что оно случится на хорошей ноте. Теперь же она стала для Тани врагом. Мало приятного получить такое клеймо, да ещё от ребёнка. Позор, от которого не избавиться.

Глаза привыкали к темноте. Впереди лежал небольшой сквер на территории больницы. Серые корпуса едва проступали за деревьями, а чуть дальше, Надя знала об этом, — лежали жилые кварталы. Снова ждала дорога. Нужно было идти, чтобы… Что? Куда идти? Зачем? У неё не нашлось ответов. Надя стала листом, писать на котором теперь можно было лишь начисто.