— Ура! Ты наконец-то вернулась!
Таня радостно кинулась навстречу. Она была заметно взволнована и, обняв девушку, некоторое время не выпускала из объятий. Надя уронила сумки на пол и осторожно погладила ребёнка по голове. Таня сразу дёрнулась и отскочила в сторону, а потом, балуясь, начала прыгать около Нади. Совершив полный круг, рассмеялась и попыталась поднять одну из принесённых сумок:
— Ух! А чего там?
— Много интересного. Ты что без меня делала? Пойдём в комнату, там распакуем.
— Журналы смотрела, — протянула Таня с ноткой усталости, пытаясь помочь нести сумку.
— Снова лисы?
— Неа, про собак нашла, про всякую дрессировку. Написано, что их специально учат командам на других языках.
— Да, что-то слышала об этом. Не поднимай сумку, не надо тебе тяжёлое такое.
— Я сильная, смотри! — Таня запыхтела и деловито поволокла сумку по паркету. Рэм решил, что это игра и попытался отнять её, вцепившись в другую ручку. Девочка упорно не сдавалась, но ноги, обутые в мягкие тапочки, скользили и разъезжались в стороны. Таня смеялась и падала, не в силах сдвинуть, сумку даже на метр, овчарка звонко лаяла и бегала вокруг. Потом одна ручка оторвалась, сумка упала, и девочке пришлось переносить продукты в руках.
Надя ничего не сказала на это, уселась на диван, устало вытянув ноги. Ей прежде не приходилось так долго общаться с чужими детьми, и тем более — жить с ними бок о бок. Таня воспринималась ею как самостоятельный человек, который пока не может полностью обслуживать себя, но уже всё понимает. Нужно было лишь немного выждать, когда она подрастёт и наберётся навыков.
Надя опасалась, что девочка сильно привяжется к ней и не захочет остаться в лагере с чужими людьми. Тем более, к тому моменту она будет знать, что её родные погибли. Зачем искать других родственников, когда Надя — своя «в доску» и уже понятная. Только принять чужую девочку она не могла, и эта мысль, предательски-назойливая, вилась в сознании яснее прочих.
Позже, глядя, как Таня красуется перед зеркалом, примеряя пуховик и шапку, Надя неожиданно почувствовала себя счастливой. Даже на мгновение показалось, что девочка может стать для неё младшей сестрой, а не дочерью, и это успокоило.
«Грязные макароны», как назвала их Таня, покрашенные чернилами осьминога, были съедены. Потом вскрыли консерв с крабом. Надя решила, что разок-другой вкусно поесть они имеют полное право. Нести с собой настолько ценные деликатесы не было смысла, пришлось бы переживать, да и неясно, как отнёсся к ним желудок при поедании в большом количестве.
Настоящих крабов Надя пробовала лишь в далёком детстве, дед привёз их из командировки. Огромные фантастические существа с колючими ногами и панцирями оставили неизгладимое впечатление в памяти, а вкус давно забылся. То прошлое уже было подёрнуто плотной пеленой сна: то ли быль, то ли небыль.
Собаку решили не баловать — кормить геркулесовой кашей, подмешивая в неё сухой корм. Рэм в два счёта проглотил всё и улёгся у ног девочки, довольно вытянув лапы. Надя с тревогой думала, чем он станет питаться в пути, ведь одно дело — нести продукты для себя и совсем другое — кормить собаку.
— Наконец-то наелась. Это было очень вкусно! — Таня отставила тарелку и сползла по спинке стула икнув. — Спасибо, что нашла вкусняшку!
Это время действовало на них расслабляюще. Внешний мир отдалялся, и на первый план выходили разнообразные мелочи, за которые с радостью цеплялся ум, желая подольше побыть в волшебном коконе спокойствия.
Девочка играла, немного возилась с собакой. Потом закуталась в халат, и долго стояла перед книжным шкафом, изучая корешки книг, но так ничего не выбрала.
— Мне тут нравится! — протянула Таня, забравшись на кровать. Попрыгав, она взбила подушку и улеглась. — Уходить совсем не хочется.
— Здесь неплохо, — согласилась Надя. — Только нам нужно идти дальше. Нельзя забывать.
— Про маму я всегда помню! — девочка шмыгнула носом. — Мы Рэма с собой возьмём?
— Да, теперь он твой.
— Можешь сказку рассказать? Я уже большая, но так хочется… И давай зажжём ночник, он маленький, с ним будет уютно, как будто мы в норке.
— Про кого? — Надя мысленно начала перебирать сказки, понимая, что всё давно подзабыла. В голове остались лишь обрывки историй, но они не складывались в цельное повествование. Помнился кусок отсюда, кусок — оттуда, а что было между ними? Кто разберёт… — Может, про Спящую Красавицу?
— Давай про конька-горбунка!
— Не, я его плохо помню… Можно про Золушку!
— Ну её, про Колобка и то интересней! — запротестовала Таня.
— Чем она тебе не нравится? — удивилась Надя. — Колобок же совсем для детей! И к тому же она очень короткая!
— Да, точно, короткая сказка — это плохо.
— Может, про гадкого утёнка? Он-то тебе как? — обречённо поинтересовалась девушка. — Раньше мне она нравилась. Не знаю, чем…
— Как-то совсем не очень у тебя со сказками… Эх, ну так и быть, давай про утёночка, — царственно согласилась Таня и натянула одеяло до подбородка.
— Хорошо, попробую, — у Нади отлегло внутри. — Ты закрывай глаза, засыпай. Вон Рэм уже дрыхнет и без сказок. Слушай… Среди больших лопухов около пруда укрывалось гнездо. В нём сидела утка. Было лето, летали разноцветные стрекозы, в траве стрекотали кузнечики, светило солнышко. Утка была довольная, ведь скоро у неё должны были вылупиться птенцы…
— А у нас лето будет? — тихим шёпотом перебив рассказ, спросила Таня.
— Да, конечно.
— Просто зима какая-то всегда долгая. Почему так?
— Это от холода. Люди его хуже переносят, и потому всё кажется долгим, как будто никогда и не кончится. Летом светло, солнца много, там время быстро летит. На самом деле, всё примерно одинаково. Всегда, — Надя грустно улыбнулась. — Потом обязательно настанет весна. Будет чаще выглядывать солнышко, всё растает, ручьи побегут. О весне будут петь синички, они о тепле всегда первыми узнают. Потому что какой-то птичий секрет у них есть. Будут петь и радоваться. Снег сойдёт, появится травка, а потом будет лето…
Надя говорила и говорила, обо всём на свете, переходя от реальности к сказке и обратно, и не сразу заметила, что девочка давно спит. Осторожно поднявшись, подоткнула Тане одеяло и вышла из комнаты. Рэм посмотрел вслед, поведя ушами, снова положил морду на лапы, зевнул.
Надя остановилась около картины в золочёной раме. На ней был цветочный луг и море лепестков, взмывших вверх в порыве ветра. Сказочная идиллия из далёкого сна художника, а может даже чья-то подсмотренная быль.
— Лето будет, — едва слышно произнесла Надя. — Нам только нужно его дождаться.