Надежда. Адаптация

27. Болезнь

Они уже почти вышли из Песочного, когда Таня начала жаловаться, что ей плохо. И без того вечно сопливая, она умудрилась простыть. Скорее всего, ночь в выстуженном садике усугубила состояние девочки. Надя и сама себя чувствовала неважно, но привычка болеть на ногах заставляла держаться. Таня тоже шла медленно и тихо скулила, прячась в шарф. Вязаный с птичками на окантовке — когда-то он был мечтой всех модниц, а теперь служил простым платком для насморка и защитой от ветра — вид у него при этом стал тот ещё.

Двигаться дальше в таком состоянии было рискованно. Как не хотела Надя задерживаться в Песочном, но всё же решила сделать привал, чтобы подлечиться. До следующего города было далеко. Рисковать и идти в таком состоянии не стоило.

Дома в этой части города выглядели ещё более уныло. Некоторые пятиэтажки были перекошены, через кирпичную кладку под крышу убегали трещины, кое-где наспех замазанные цементом. Снежные заносы у подъездов достигали окон первых этажей.

Коротко посовещавшись, Надя и Таня выбрали один из домов в глубине дворов: показалось, там было более безопасно. Пришлось повозиться, протаптывая дорожку к двери. Рэм старался помогать, но всё больше мешал. От Тани толка не было, она уже еле держалась. Минут через тридцать девушка смогла добраться до подъезда, ещё сколько-то провозилась, подкапывая под дверь, чтобы она могла приоткрыться.

Втиснувшись в неё боком, уже изрядно вымотанная, Надя втащила рюкзак. Осмотрелась, прислушалась, и только потом позвала Таню и Рэма. На первом этаже все квартиры стояли запертыми, некоторые почему-то были даже опечатаны пломбами полицией микрорайона. Надя была удивлена и на всякий случай решила пока туда не вламываться.

Они поднялись выше, осматриваясь и проверяя всё: девушка подбирала замок, который смогла бы вскрыть. Неожиданно Таня что-то пробормотала и тихо осела, повалившись на Рэма — он немного смягчил удар. Это вызвало оторопь, но уже в следующую секунду Надя кинулась к девочке. У неё был сильный жар.

Девушка без раздумий выбрала самую хлипкую дверь на этаже и ломиком свернула замок. Стремительно вошла, осматриваясь, готовая к внезапному нападению. В комнатах было тихо. Задвинутые шторы почти не пропускали дневной свет. Пахло пылью и затхлостью. Не было тел и ничьих останков, не считая одинокой иссохшей тушки попугайчика в клетке. Поняв, что опасности нет, Надя занесла девочку, уложила на кровать, потом запустила в квартиру Рэма и подпёрла дверь изнутри тумбочкой.

В маленькой комнате, где уложила спать Таню, завесила промёрзшие деревянные окна. В ход пошло всё: от наволочек до покрывал. Сквозняк сразу заметно уменьшился. Оставив Рэма охранять, она сделала пару ходок за снегом вниз, к подъездной двери. Потом вспомнила, что есть незастеклённый балкон, и набирала снег там.

На кухне взрезала линолеум, добравшись до бетонных полов, и сложила небольшой костёр из сломанного стула и скомканных газет. Приоткрыла форточку, чтобы не задохнуться от дыма и начала растапливать снег в чайнике. Иногда из комнаты приходил Рэм, подсаживался ближе и наблюдал.

Кипячёную воду Надя отфильтровала через самодельную воронку. Она старалась вспомнить всё, что когда-либо слышала или читала о фильтрации. Ошибка обошлась бы очень дорого: они втроём могли слечь с отравлением.

Глядя на робкий огонёк под чайником, девушка размышляла о том, что в Песочном тоже подозрительно тихо. Во всех местах, где они проходили, было безлюдно: для них с девочкой это было весьма неплохо. Вместе с тем, Надя боялась, что они находятся в зоне отчуждения и подвергаются вредному воздействию от радиации или чего-то ещё. Но дни шли, они не менялись внешне, да и симптомы не проявлялись. От этого становилось ещё более странно.

Вспоминая о довольно малом количестве трупов на улицах, Надя понимала, что эвакуация была проведена почти идеально! Сотни тысяч жителей оказались спасёнными и вывезенными в безопасные места. Только вот зачем, если они с Таней были в порядке. От чего спасали людей на самом деле? Происходящее не укладывалось в логические рамки, и она решила, что упускает что-то важное. Снова и снова обдумывая услышанное от Аси, девушка пыталась сопоставить это с тем, что знала сама, но ответов не находила.

Следующие дни растянулись в непрерывный кошмар. Простуда укрепилась в ослабшем организме девочки и не желала отступать. Надя разводила кисели, разминала макароны в кашу: твёрдую пищу Таня отказывалась есть. Когда девочке становилось лучше, в ход шёл чай с малиновым вареньем — половину банки Надя принесла от соседей. Иногда рассказывала сказки: тогда девочка переставала хныкать и внимательно слушала, а затем снова тихонько засыпала.

В эти спокойные часы Надя выходила на улицу изучать город. Небольшая аптека, расположенная по соседству с почтой, оказалась пустой — не ограбленной, а просто пустой. Кто-то организованно вывез из помещений всё, включая стеллажи и прилавки.

Девушка прошлась и по квартирам в поисках лекарств. Нашла жаропонижающее и детскую куртку, заодно начала увереннее вскрывать замки деревянных дверей. Лишь металлические по-прежнему оставались для неё недоступными.

В эти дни Наде не попалось ни одного мертвяка и даже просто — мёртвого тела. Давящая тишина городка превращала девушку в параноика. Она начинала слышать недоступные ранее звуки и от этого впадала в панику. Как будто у неё вдруг появился невидимый друг, который везде ходил следом.

Впервые тот странный звук Надя услышала ночью и решила, что в квартире кто-то есть помимо них троих. Тонкая струна вдруг порвалась, оставляя в полнейшей тишине лёгкое звучание. Будто кто-то перестарался при настройке гитары. К этому звуку добавлялось едва слышное не то потрескивание, не то стук. Надя осматривалась. Тишина как будто бы отступала в эти мгновение, но стоило девушке замереть, как звук повторялся.

Когда становилось совсем жутко, она с ножом в руке рыскала по комнатам, снова перепроверяя шкафы. Однажды даже метнулась к соседям, решив, что там кто-то есть и подшучивает над ней. Стоя посреди пустой тёмной комнаты, со свечой, помещённой внутрь банки, Надя ловила на стенах только движения своей тени. Мысль о сумасшествии маячила на задворках разума. Впрочем, станет ли кто по своей воле называть себя так? Расхаживая взад-вперёд в коридоре, Надя думала о том, что Петька смог бы помочь ей и теперь. Он бы что-то придумал, поставил ловушку, выследил незнакомца. Это понимание делало девушку смелее.

Когда она в очередной раз вышла постоять на лестничную клетку, на кухне от сквозняка затрещали обои. Край отогнулся, покачиваясь, немного скрутился в трубочку, обнажив под собой желтоватые газеты. Надя молнией влетела обратно в квартиру и уставилась на ободранный угол. Образы внутри растворились, и оказалось, что всё это время она была одна здесь. — Обои, просто обои! Сев на табурет, девушка расплакалась, понимая, что в этой борьбе силы её покидают. Рэм пытался лизнуть в лицо, но она отталкивала его, вспоминая, что никакого Петьки у неё нет, не было и не может быть. Новая реальность постепенно пожирала личность, заменяя её существом, способным умело приспосабливаться и мимикрировать.

Найти припасы в Песочном не составляло особых проблем. Можно было зайти в первую попавшуюся квартиру, открыть шкаф на кухне и выбирать. Без изысков, как в Барушкино, зато и без боязни, что какой-то еды не окажется. Многие консервы были просрочены, крупы испорчены жучком, но ровно столько же еды оставалось в отменном состоянии. Даже Рэм, немного разбалованный, оценил супы и каши на мясных бульонах и каждый раз с трепетом ждал открытия консервных банок. Надя безбоязненно расходовала крупы и макароны, смешивая их с ароматными приправами, и делала что-то вроде супов. Выходило вполне сносно, хорошо утоляло голод. При таком рационе Песочный тоже мог претендовать на новое место жительства.

При всём этом в городе не было воды и почти не осталось лекарств. Вероятнее всего, жители забрали их с собой, иначе чем было объяснить полное отсутствие медикаментов в невскрытых квартирах? Одного малинового варенья Тане не хватало, чтобы оправиться, и нужно было что-то посильнее аспирина. Удачная находка двух таблеток жаропонижающего значительно улучшила состояние девочки. И Надя, воодушевившись, с новыми силами продолжила поиски.

На третий день она пробралась в подвал одного из домов через небольшое окошко. Показалось странным, что оно было прикрыто, а не заколочено, как остальные. Внутри стоял ветхий стеллаж, топчан из досок, рядом с которым на перевёрнутом ящике возвышалась наполовину пустая бутылка водки, засахаренный мёд в трёхлитровой банке, несколько книг и буханка. Над железной бочкой с прогоревшими дровами висел котелок с ещё тёплой водой. Это испугало настолько сильно, что Надя рванула оттуда как можно скорее.

На улице было по-прежнему тихо. Её собственные следы уже укрылись метелью. Надя была уверена, что даже если в подвале кто-то обитает, едва ли он следит за ней. Дрожа от страха, вспоминала правила, какие нужно соблюсти при преследовании. Казалось, раз она ушла оттуда быстро, вела себя тихо и ничего не трогала, значит, и угрозы для жизни никакой нет. Только слабый хруст поблизости, похожий на треск доски, поломал все доводы. Надя запаниковала и бросилась к ближайшему укрытию.

Звук не повторился, но отчего-то ей показалось, что она слышит монотонное пение — это было схоже с радио, транслирующее музыку вперемешку с «белым шумом». Откуда шёл звук, Надя никак не могла понять. Слышались перешёптывания и тихие смешки, от которых по спине бежали мурашки. Казалось, Песочный наполнили призраки. Пригибаясь, девушка побежала домой, где спала ничего не подозревающая Таня.

Ночами было всё ещё холодно, но зима доживала последние дни и цеплялась за них. Надя была рада, что морозы начали стремительно спадать и не застали их в пути. Впереди ждали первые тёплые дни, нужно было лишь ещё немного продержаться. Она уже более уверенно ходила по городу, а в жуткий подвал иногда заглядывала лишь для своего успокоения. Всё вещи, что были обнаружены в тот злополучный день, оставались на месте.

Последний снег в городе таял, лишая путниц воды. О Барушкино всё чаще вспоминалось с тоской, будто о давнем сне. Чтобы набрать снега Надя уходила на окраину города, но и там сугробов уже почти не осталось, а те, что ещё лежали, были пористыми и серыми. К такому снегу прикасаться не хотелось, не говоря о том, чтобы делать из него воду.

Таня вылечилась, но была очень слаба. За это время она сильно похудела и осунулась. Каждый вечер Надя баюкала её, напевая колыбельные. Когда заканчивались слова, пела обо всём на свете и постепенно вместе с девочкой проваливалась в сон под завывание ветра.

За сомкнутыми веками её неизменно ожидали кошмары. Иногда во сне Надя успевала вспомнить, что некоторые из них повторяются — до того знакомыми были места и события. Но всё равно обратно вырваться оказывалось очень сложно. Вместе с родными, умершими и живыми, Наде снились незнакомцы. Она знала, что хотя они выглядят, как обычные люди, внутри они давно мертвы. Стоило ей захотеть понять, кто перед ней на самом деле, как всё становилось ясно. У мёртвых внутри были чёрные дыры и белесые прожилки, напоминающие огромных червей. Они шевелились, и Надя понимала, что эти создания управляют мертвяками.

Особенно сильно среди прочих её пугала мертвячка с короткой косой, в которую была вплетена лента. Она так и снилась, выбирая ночи, когда воля Нади была слаба. Мёртвая преследовала, не выпуская из сна. Загоняя девушку в очередную ловушку, она начинала преображаться. Оболочка тела спадала, как ненужный кокон падает с гусеницы, вдруг становящейся Acherontia atropos — огромной, с жирным брюшком и большими цепкими лапками. Так и тело: распрямлялось, истекая слизью и гнилью, разворачивалось к Наде, источая изо рта чёрную воду. Нелепо протягивались к ней костенеющие руки, но плоть осыпалась с них раньше, чем удавалось прикоснуться. Черви, обретая неожиданную свободу, тянулись к девушке, хватали за ноги, стремились прогрызть кожу, чтобы вползти внутрь. Надя кричала в ужасе. Мёртвое тело окончательно разваливалось, становясь горкой костей и ошмётков мяса, черви превращались в слизь. Только глаза мертвячки оставались целыми и продолжали неотрывно следить за девушкой. Они становились последним, что запоминала Надя перед тем, как проснуться.

Жуткие сны изматывали, делая состояния девушки параноидальными. Она уставала и старалась как можно позже ложиться спать. Позволяла себе отключаться лишь на два-три часа, а потом снова вскакивала и начинала что-то делать. Бралась за всё подряд, только бы не оставаться наедине с собой. Исследовать город, строить укрытие, кормить Рэма или ухаживать за Таней. От этого приходило временное облегчение, и остатки снов исчезали.

Таня постепенно выздоравливала, становясь прежней разговорчивой и бойкой девочкой. Она всё неохотнее отпускала Надю на улицу, не желая оставаться в одиночестве. Ей казалось, что снаружи ожидает некая опасность. Помня, что в прошлый раз ощущение девочки стало пророческим, Надя вела себя крайне осторожно и даже старалась выходить реже. Да и зачем было лишний раз рисковать, если всё можно было отыскать у соседей по подъезду?

В одну из вылазок Надя услышала неявный гул. Показалось, где-то относительно недалеко едет тяжёлая техника или поезд. Было трудно определить, с какой стороны доносится звук, да и снежная дымка плотно застилала горизонт, мешая увидеть что-либо. Мысль добежать до дороги и посмотреть сменилась предательским страхом. Вдруг там не военные или спасатели, тогда её могут схватить, Таня останется одна и, скорее всего, будет обречена.

Гул усилился, показалось, под ногами завибрировала земля. Девушка заскочила в ближайший подъезд и побежала наверх, перепрыгивая через ступеньку. Как назло, люк на крышу был закрыт! Окна на лестничной клетке хоть и выходили на разные стороны микрорайона, но не давали нормального обзора. Чертыхаясь, Надя спустилась обратно и, приоткрыв дверь на улицу, поняла, что пока она металась, над Песочным снова наступила тишина. Что произошло, она так и не смогла узнать. Удивительным было, что никаких следов на земле ей не удалось найти. Как будто гул был слышен только в её голове.

Как-то вечером Таня начала капризничать и плакать, вспоминая родителей. Как будто до этого дня она старательно держала эмоции в себе, но после болезни они одержали верх.

— Не хочу есть, — скривилась Таня и повернулась спиной к Наде. — Мы к маме шли, а ты так и не привела меня к ней! Это ты виновата!

— Ты же болела. Поешь, наберёшься сил, и пойдём дальше.

— Не поем! Мама варила вкусно, а ты — нет.

— Мамы здесь нет, а тебе нельзя быть голодной! — Надя сама была измучена этой неделей, потому говорила с Таней немного заученно и с трудом сдерживала раздражение.

Девочка села в постели, натянув одеяло на голову. Подобрала под себя ноги и из этого «домика» угрюмо посмотрела на Надю. В глазах появился влажный блеск.

— Уже столько времени прошло, а мамы всё нет! Ты врёшь, врёшь! Мама умерла! Она тоже ходит по улицам и кусает всех! Думаешь, я ничего не понимаю?! — Таня зарыдала.

Надя едва слышно вздохнула и крепко обняла девочку. Та запротестовала, в бессилии ударяя её кулачками, отталкивая.

— Она бы не бросила меня, значит, она умерла! Я боюсь идти дальше! Не хочу с тобой!

— Таня, ты зачем так говоришь… Я разве тебя до этого обманывала? — сухо выдохнула Надя. Было обидно слышать такое. — Помнишь, как мы встретились, а? Твой дядя пустил себе пулю в голову. Он спасал тебя, хотя мог бы просто сожрать, когда заболел.

Таня перестала хлюпать. В её глазах появилось беспокойство.

— Да, я не твоя родственница, но ведь забочусь о тебе всё это время, — меньше всего Надя хотела убеждать девочку в том, что никакого обмана в её адрес не было. Она считала, что Таня всё же слишком мала, чтобы перед ней оправдываться. Чтобы завершить ненужный и надоедливый разговор, она решила немного шантажировать ребёнка. — Не забывай. Я иду с тобой в тот лагерь, хотя мне это не нужно. Думаешь, мне это нравится? — Нет, но я всё равно забочусь о тебе. Если ты сейчас меня разозлишь, я брошу тебя. Встану и уйду. Ясно?

— Да, ясно… Не надо, — шёпотом произнесла Таня. Тон девушки привёл её в чувство, заставил успокоиться. — Надечка, не надо, пожалуйста, я больше не буду, я всё поняла.

— Ты думала, что мне тоже трудно? Знаешь, что мне пришлось пройти? Да, я старше, ну и что? Я тоже боюсь мертвяков и не умею всего.

Девочка стала бледной, губы тряслись, но слёз уже не было.

— Прости, я больше не буду… Только мне всё равно не хватает мамы.

Надя обняла девочку, погладила по спине. Та крепко вцепилась руками в её плечи и, как показалось, сразу успокоилась.

— Знаю. Нужно держаться, мы столько прошли. На улице весна, снег начал таять.

Девочка кинулась к окну, подлезла под штору и замерла. В глаза ударило солнце, ещё неокрепшее, немного приглушённое, но даже от него Таня зажмурилась и заулыбалась.

— Как же хорошо! Гулять хочу! Можно? — выпалила она и запуталась, выбираясь из пыльных штор и пледа, закреплённого на карнизе. — Ой, я заблудилась тут! Сейчас поем и обязательно выйду!

Надя передала девочке миску с остывшей кашей и раздвинула шторы. Солнце радостно осветило комнату. Стало видно, как в воздухе поплыли миллиарды пылинок. Рэм залаял, а потом громко чихнул. Таня заулыбалась и отправила в рот ложку каши.