На острие ножа

Глава 44 ∘ Мэгги

— Хорошо, Мэгги. Что вы об этом думаете? — спросила Сеффи.

Она прокашлялась, и я подавила улыбку. Наконец-то между нами воцарился хрупкий мир, и я не хотела ставить его под угрозу неосторожными поступками. Сеффи снова разговаривает со мной. Мы разговариваем друг с другом. Не такое уж достижение, но от чего-то надо отталкиваться.

Она начала читать:

— Постой… А что это значит? — перебила я ее, поскольку все эти розовые сопли перестали помещаться мне в уши.

Такого вопроса Сеффи явно не ожидала. Я увидела, как она озадаченно смотрит на клочок бумаги в руке. Молчание. На этот раз мне пришлось прикусить язык, чтобы не расхохотаться в голос. Как мне это сказать? Какая формулировка будет самой тактичной? Первая попытка Сеффи написать песню нуждалась в основательной доработке.

— Это… это о мечтах.

— Правда? — спросила я. — Честно говоря, я сама бы не догадалась, если бы ты не объяснила.

— А вы что подумали, о чем она? — спросила Сеффи.

— Даже и не знаю. Но я уверена, что цель музыкального произведения или песни — донести до слушателя какую-то мысль или чувство, верно?

— Ну да, а что?

— Как ты думаешь, что твое стихотворение — или песня — хочет мне сказать? — спросила я.

Сеффи снова уставилась в бумажку.

— Оно хочет вам сказать, что я напыщенная дура, — вздохнула она и смяла бумажку в руке.

— Сеффи, все не так плохо… — сказала я.

— Еще как плохо. И даже хуже. Я попробую еще раз.

Сеффи подобрала ручку с пола, взяла записную книжку с колен и принялась писать. Я смотрела на нее с улыбкой. Сеффи в своем репертуаре. Никогда не сдается. Улыбка моя погасла. Сеффи никогда в жизни не сдавалась, не опускала рук, кроме одного случая — истории с моим сыном Каллумом. Ни дня не проходило, чтобы я не думала об этом отвратительном письме, которое он якобы написал. Но я до гробовой доски буду знать без тени сомнения, что Каллум любил Сеффи больше любой логики, здравого смысла и самой жизни. Если бы я только могла ее в этом убедить!

Сеффи подняла голову и перехватила мою улыбку. И робко улыбнулась в ответ, словно вдруг засмущалась.

— Что?

— Я… я написала еще несколько стихотворений, — начала Сеффи чуть ли не через силу. — Очень личных. Про нас… с Каллумом.

Я словно пыталась покормить пугливую птичку или лань. Одно неудачное слово с моей стороны — и она умчится прочь и закроется, как зонтик-автомат. Я держала рот на замке.

— Я их никому не показывала, даже Джексону, — продолжала Сеффи.

— Хочешь показать?

— И да, и нет. Я бы хотела, но… мне немного страшно.

— Ну что ж, Сеффи, тогда тебе придется принять решение. Либо ты их показываешь, и тогда пусть весь мир идет к черту, или ты держишь при себе, но тогда ты не получишь никакой обратной связи и не сможешь ни с кем поделиться.

— Все не так просто. — Сеффи вздохнула.

— А вот и нет. Все просто, и именно так. Тебе, Сеффи, придется решить, как ты хочешь поступить, и так и поступить. Или какай, или вон с горшка!

Сеффи засмеялась. Секунду спустя я к ней присоединилась.

— Иногда вы как скажете, Мэгги. Вечно меня смешите.

— Сколько нулей нужно, чтобы поменять лампочку? Одного хватит, зато лампочек потребуется целый вагон!

Все зрители в студии дружно расхохотались. Я повернулась посмотреть на экран телевизора. Сеффи тоже. Так называемый комик Вилли Вонти (ну и имечко! Кто ему такое придумал?!) стоял и нежился в лучах зрительских симпатий, как последний болван. Этот тупица-нуль даже не понимал, что аудитория смеется над ним, а не вместе с ним. Я только головой покачала, когда он расплылся перед камерой в улыбке, будто слабоумный.

— А знаете, ко мне вчера зашел хороший друг — что-то он совсем приуныл. «Что с тобой стряслось?» — спрашиваю. «Да в семье нелады, — говорит он. — Жена ушла к женщине, папа выжил из ума, младший сын в тюрьме, дочка родила полукровку, а старший сын избрался в парламент. Как мне пережить такой позор?!» Вот я ему и посоветовал говорить всем, что старший сын у него грабит банки.

— Зачем вы смотрите эту белиберду? — Сеффи исподлобья поглядела сначала на меня, потом на экран. — И я не приветствую, когда рождение у меня дочери приравнивают к тюрьме или маразму. Что это за шутка юмора такая?

— Я ему тексты не пишу, Сеффи, — напомнила я. — Мне этот придурок кажется таким же козлом, как и тебе.

— Вряд ли, — скривилась Сеффи.

— Гарантирую, — твердо возразила я. — Слышать такие шуточки от Креста — это одно. А когда нуль так шутит, это воспринимается совсем по-другому. Он делает так, что кажется, будто потешаться над нами — нормально. А это ненормально.

— Тогда давайте выключим, — попросила Сеффи. — У меня от этого обалдуя с души воротит.

Я нажала кнопку на пульте, переключила канал. Шли новости. И тут у меня земля ушла из-под ног.

— Сегодня утром полиция объявила, что достигнут значительный прогресс в розысках убийцы Кары Имега, владелицы салона красоты. Для содействия в расследовании разыскивается Джуд Макгрегор. Просим телезрителей помочь в розыске этого человека. Если вы видели подозреваемого, просим вас немедленно сообщить в полицию. Полиция предупреждает: ни при каких обстоятельствах не приближайтесь к преступнику, он опасен и, вероятно, вооружен.

Фото Джуда в восемнадцать лет словно прожгло телеэкран и ринулось прямо на меня.

— Господи боже мой… — выдохнула Сеффи.

Я не могла произнести ни слова. Джуд. Мой сын. Разыскивается за убийство. Это не может быть правдой. Джуд — борец за свободу, а не хладнокровный убийца. Он никогда бы так не поступил. Забить бедняжку до смерти… Никто в здравом уме не смог бы так поступить. Джуд этого не делал. Точно? Точно?!..

Сеффи смотрит на меня. Ну и пусть смотрит. Мой мальчик наломал много дров, и я им не горжусь. Я знаю, что он не святой. Он состоит в Освободительном Ополчении и называет себя борцом за свободу. Свобода прежде всего, вот их девиз. И, как член ОО, он наверняка занимался разным… совершал ужасные поступки. Но это было и есть потому, что он считает свое дело правым. Я понимаю, это ничего не оправдывает, и знаю, что от этого преступление не перестает быть преступлением, но он борется за то, во что верит. А убить эту девочку — просто так, хладнокровно… Да еще и парикмахершу! Человека, который нанимает нулей и Крестов на равных правах! Он не сделал бы этого. Но они думают, что сделал. И не остановятся, пока не поймают его, не запрут и… о Господи… не повесят.

Я не могу потерять последнего ребенка.

Господи, пожалуйста, не дай мне потерять последнего ребенка.

Господи Боже, прошу Тебя, прошу Тебя, не дай мне потерять последнего ребенка!

Господи, пожалуйста, не дай мне потерять последнего ребенка…

Прошу Тебя, Господи…