На острие ножа

Глава 24 × Сеффи

Мама не поняла моего решения. Где уж ей, раз я сама толком не понимаю!

— Ты же сказала, ты вернешься домой, ко мне, — напомнила мама.

— У меня изменились планы. Мама Каллума сказала, что я могу жить у нее, если так решу… И я так решила.

— Почему? — тихо спросила мама. — Чтобы наказать меня?

— Конечно нет! — возмутилась я.

— Сеффи, ты правда хочешь жить у мамы Каллума?

— У нее больше никого нет, — ответила я.

— Это не ответ на мой вопрос, — сказала мама.

Она заметила.

Я, как последняя трусиха, позвонила маме утром, когда меня выписали из больницы. И хотя я не видела ее, я слышала обиду в ее голосе. В каком-то смысле это было даже хуже, потому что воображение заполнило пробелы. Мозг дорисовал картину недоумения у нее на лице и огорчения, затуманившего глаза.

— Мама, прости меня, — начала я снова.

— Я думала, ты серьезно отнеслась к тому, что мы с тобой оставим прошлое позади и начнем всё с чистого листа…

— Я отнеслась серьезно. И отношусь.

Но мама уже не слушала меня. И ее можно было понять.

— То есть ты предпочтешь жить в какой-то нулёвской лачуге, лишь бы не возвращаться домой ко мне? — спросила она.

— Я предпочту жить там, где не буду слышать подобных реплик, — ответила я. — И вообще вы с Мэгги вроде бы дружили.

— Я не это имела в виду, — тут же сказала мама. — Я просто не понимаю тебя, Персефона.

— Ты никогда и не пыталась, а теперь уже немножко поздно! — взвилась я.

Молчание.

— Ясно, — сказала мама наконец.

— Мама, я не хочу ссориться с тобой. Я очень устала. Я приеду к тебе в гости, как только устроюсь, — пообещала я.

— До свидания, Персефона, — сказала мама.

— Пока, мама.

Мама первой положила трубку, но я успела услышать, как она шмыгнула носом, и уловить надлом в ее голосе. Она плакала. От этого мне тоже захотелось плакать. Мама плакала.

Из-за меня.

Вот, Калли, так я поселилась у Мэгги. Я здесь уже почти месяц. Она живет в крошечном домике, две комнатки наверху, две — внизу, но здесь тепло, чисто и лучше, чем было у меня в квартире, так что жаловаться не на что. Мэгги спит в маленькой спальне наверху. Мне она отдала ту, что побольше. Мы спорили об этом, пока Мэгги не топнула ногой и не сказала, что нас двое, а она только одна, поэтому логично, чтобы мы поселились в комнате побольше. Ванная напротив моей двери, это удобно. Внизу — кухня и гостиная с бордовым диваном и светло-бежевым креслом, которые не сочетаются между собой, но кому какое дело. В одном углу скромно жмется телевизор. В другом — допотопная радиола. У Мэгги есть садик. Он меньше гостиной, но там хватает места, чтобы сушить белье — стиральная машина у нее есть, а сушильной нет. Так что вполне приличный дом. А вот район, увы, так себе.

Когда я позвонила Минерве спросить про новую работу в Daily Shouter и узнать, как там мама, она пришла в ужас, услышав, где я буду жить.

— Там же просто опасно, — сказала она.

— Не опаснее, чем везде, — ответила я.

— Смеешься?! — Минерва фыркнула. — Мое первое задание было взять интервью у одной женщины в двух кварталах от твоего нынешнего жилья. По дороге в редакцию на меня напали.

— Как это? — испугалась я. — Ты цела? Все обошлось?

— Да. Какой-то белый урод прижал меня к стене и велел отдать всё что есть, — с омерзением сказала Минерва.

— И что было?

— Забрал сумку и мобильник и убежал, — сказала Минерва. — Скотина! Но могло быть хуже.

— Ну не повезло тебе… — начала я.

— Сеффи, большинство убийств и изнасилований в нашей стране совершают нули. Не забывай, — с нажимом проговорила Минерва.

— Это упрощенческий довод, и ты сама это знаешь! — выпалила я в ответ.

— Это правда.

— Правда, основанная на играх со статистикой? Кроме того, даже если это правда — а я ни на секунду в это не верю, — из нее не следует, что все Нули обязательно преступники.

— У тех, которые преступники, на лбу ничего не написано, — заметила Минерва.

— Ты хочешь сказать, что мне вообще нельзя доверять Нулям?

— Я хочу сказать, что тебе надо быть осторожнее, — сказала Минерва.

— Я предпочитаю доверять людям, кем бы они ни были, пока они не дадут мне повода для обратного, именно в этом порядке, — ответила я.

— И это тебе постоянно выходит боком, — заявила Минерва.

На это мне нечего было возразить, сколько ни думай. Я решила сменить тему, пока мы опять не начали орать друг на дружку по телефону.

— Поздравляю с новой работой.

— У меня полгода испытательного срока, — сказала Минерва. — Больших сюжетов мне еще долго не поручат. Как я уже говорила, пока я журналистка-стажерка.

— Ты все выдержишь с блеском, — сказала я.

— Надеюсь. Пока что я напечатала две заметки о разбойных нападениях нулей и одну о пожаре на складе, а еще про котенка на дереве и про то, как затопило местную кондитерскую.

— Два разбойных нападения? Что-то тебя сразу бросают на передовую.

— Да нет. Оба раза нули подрались с нулями безо всякого участия Крестов, так что просто заметки из раздела мелких происшествий, — легкомысленно ответила Минерва.

— Для Нулей они не мелкие, — возразила я.

Минерва сама-то слышит, что говорит? Точь-в-точь как отец!

Минерва вздохнула:

— Я неудачно выразилась.

Ладно.

Мы еще немного поболтали, после чего я узнала, что мама в жуткой депрессии, но не пьет.

Что ж, спасибо и на том.

У нас с Мэгги пока не получилось наладить режим жизни. Честно говоря, с ней у меня постоянное ощущение, что я брожу по минному полю. А ты, Калли, — ты все время плачешь. Я тебя кормлю, меняю пеленки, слежу, чтобы ты не зябла и не перегревалась, а ты все равно плачешь. А когда я слушаю твой плач часами напролет, у меня остается одно желание — завизжать на тебя, лишь бы ты замолчала. Не знаю, чего ты хочешь. Не знаю, что я делаю не так, и чувствую себя полной неумехой. Я беру тебя на руки, прижимаю к себе, и это обычно успокаивает тебя — рано или поздно. Но стоит мне попытаться положить тебя в кроватку, и ты снова плачешь.

— Не приучай ее к рукам, — посоветовала мне Мэгги. — Она потому и плачет, как только ты отходишь. Положи ее и оставь в покое, и она поплачет день-другой, а потом поймет, что ее не всегда держат на руках.

— Я ни за что не брошу Калли плакать в кроватке, — возразила я.

— Это помогает, — не отставала Мэгги. — Каллум в детстве был точно такой же, и…

Мэгги осеклась. Что она хотела сказать? Что это ему не навредило, а даже пошло на пользу? Сделало самостоятельным? Независимым?

— Прости, пожалуйста, — вдруг сказала Мэгги. — Я обещала, что так не буду, а сама-то… Делай как считаешь нужным.

Я дождалась, когда Мэгги уйдет из комнаты, а потом подняла тебя на руки, Калли. Ходила кругами по комнате, шептала тебе на ухо успокаивающие слова и молилась, чтобы ты поскорее устала и заснула. У меня было такое чувство, что я сейчас рухну. И не только из-за того, что ночью постоянно приходится вставать. Сильнее всего выматывало гложущее чувство вины, которое терзало меня ежесекундно, сутками напролет. Я кругом виновата. И то, что я даже не могу успокоить ребенка, только усугубляло ощущение собственной никчемности.

Совсем как в тот раз, когда я впервые купала тебя, Калли. Мне было безумно страшно. Мэгги предлагала помочь, но я отказалась наотрез. Не хотела, чтобы она догадалась, что я понятия не имею, как это делается. Я налила в ванну воды, проверила температуру, пока ты лежала в переноске на линолеумном полу ванной. Сделала все как положено. Проверила воду пальцами, тыльной стороной ладони, локтем. Еще раз проверила. Раздела тебя и осторожно опустила в воду. И тут все пошло наперекосяк. Я пыталась держать тебя за руку, положив твою голову себе на сгиб локтя, но ты запищала, и я поняла, что сжимаю тебя слишком сильно. Я ослабила хватку и повернулась, чтобы свободной рукой взять мыло с бортика ванны, но тут твоя голова соскользнула с моей руки, и ты начала сползать в воду. Я в панике поддернула тебя, но получилось слишком резко, и ты возмутилась. Завопила. Я достала тебя из ванны, вода с твоего мокрого тельца потекла мне на футболку — и я разревелась. Я не могу даже выкупать собственную дочку. Жалкое зрелище! Вошла Мэгги — и в наносекунду поняла, что я на грани истерики.

— Давай вместе ее выкупаем, хочешь?

Я кивнула, глотая слезы. Мэгги опустилась на колени рядом со мной и стала смотреть, как я делаю вторую попытку выкупать тебя, Калли. И на этот раз все получилось.

Я и не думала, что это настолько изнурительно — ухаживать за ребенком. Не понимала, что у меня не будет никаких перерывов на отдых, что нужно быть на посту круглые сутки и без выходных. И младенцу не скажешь: «Дай мне пять минут» или «Не сейчас, я устала».

Пока ты спишь, Калли, я пытаюсь делать что-то по дому — стираю, глажу, — но от усталости двигаюсь как черепаха. Не знаю, что бы я делала без Мэгги, которая помогает мне и отправляет поспать, пока спит ребенок. Хорошо все-таки, что мне не пришлось жить с тобой в той студии. Даже представить себе не могу, как бы я справлялась, если бы была одна.

А потом я думаю про Каллума, о том, чего нам всем не хватает просто потому, что мы не вместе. Насколько полнее была бы жизнь, если бы Каллум был рядом и мог разделить все это со мной. С нами. Тогда все мои беды сжались бы до размера многоточия. И это хуже всего, Калли, когда я держу тебя на руках и думаю о твоем папе. Или когда я лежу в постели и вижу его во сне.

Калли, ну почему все обязательно так сложно? Я так хотела, чтобы у тебя была папина фамилия — Макгрегор. Казалось бы, я имею право заявить, что тебя зовут Калли-Роуз Макгрегор, и вписать это имя в свидетельство о рождении — и дело с концом. Оказывается, нет. Оказывается, раз мы с Каллумом не были женаты, мне нужно разрешение Каллума на использование его фамилии. Я объяснила женщине, оформлявшей документы, что Каллум никак не может дать разрешение, но она и слушать меня не стала.

— Тогда обращайтесь к юристу, — заявила она. — Но сразу предупреждаю, это длительный и сложный процесс.

Теперь я жду, когда станет полегче, а потом собираюсь пойти к юристу узнать, как официально поменять тебе фамилию. Но сколько же танцев с бубнами вокруг бумажки, сделать которую должно быть легко и просто!

Я перестала расхаживать и посмотрела на тебя. Ты не спала, но хотя бы не плакала. Стоило мне сделать всего шажок к твоей переноске, как раздался звонок в дверь, и я вздрогнула. И ты тут же расплакалась снова. Я выругалась. К Мэгги редко кто-то приходит, ко мне — вообще никто. Ну почему кому-то приспичило трезвонить в дверь как раз сейчас? Я стала снова ходить кругами по комнате, умоляя:

— Калли, пожалуйста, не плачь!

Ты словно бы услышала меня и начала затихать. Для разнообразия.

— Сеффи, это к тебе! — крикнула Мэгги снизу.

Я нахмурилась и понесла Калли вниз. Неужели мама наконец решила приехать и увидеться со мной лично в попытке заставить меня одуматься? Но это оказалась совсем не мама. Это был Джексон, парень с гитарой, с которым я познакомилась в больнице.

— Привет! — Глаза у меня стали круглые.

— Спорим, ты не ожидала меня увидеть? — Джексон смотрел на меня снизу вверх и ухмылялся.

— Ты пришел меня навестить?

— А то, — кивнул Джексон.

— Что-то случилось с Рокси? — испугалась я.

Должно быть, это Рокси прислала брата ко мне. Она была славная, но мы не общались с тех пор, как одновременно выписались из больницы.

— Нет. У нее все хорошо, даже отлично. — Джексон огляделся. — А можно куда-нибудь сесть?

— Извини. Проходи вон туда. — Я показала налево, в гостиную.

— Чаю хотите? — крикнула Мэгги из кухни.

— Нет, спасибо, — ответила я.

— А я бы с удовольствием! — крикнул в ответ Джексон.

Он уселся на край бордового дивана. Я подумала, что он, наверное, хочет, чтобы я села рядом с ним, но выбрала кресло. Он изучающе рассматривал меня. Я наклонила голову поцеловать Калли в лоб, в основном для того, чтобы Джексон не увидел смятения в моих глазах. Что ему нужно? Я заставила себя посмотреть прямо на него. Он улыбнулся мне. Я не стала улыбаться в ответ и ждала, что он скажет.

— Ну я тогда сразу к делу, — начал Джексон.

— Слушаю.

— У тебя красивый голос.

— Что, прости?

— У тебя хороший певческий голос. Я тебе больше скажу: у тебя классный певческий голос, — пояснил Джексон. — А у меня подобралась группа, но нам нужна солистка. Все заработанные деньги делим на четверых. Поровну.

— Постой, ты зовешь меня в свою группу? — оторопела я.

— Ну да.

Правда, он еще ни о чем меня не попросил.

Я откинулась в кресле — все это не вызвало у меня особого восторга.

Джексон молча поглядел на меня, потом вздохнул:

— Ладно. Давай я лучше еще раз начну.

— Да, пожалуй.

— Я играю на гитаре в группе. Мой дружбан Носорог — ударник, а Сонни — клавишник и бас-гитарист. — Наконец-то Джексон заговорил со мной по-человечески. Я стала слушать. — Нам говорили, что нас будут чаще звать выступать, если у нас будет певица. Когда ты пела со мной в больнице, у тебя здорово получалось.

Ага, до тех пор, пока Джексон не обругал несчастную медсестру-Креста, которая просто исполняла свои обязанности.

— Я поговорил с Носорогом и Сонни, мы все хотим, чтобы ты выступала с нами, — продолжал Джексон. — Как я сказал, все заработанные деньги делятся поровну на четверых.

— Где вы играете?

— В клубах, в пабах, на свадьбах, на вечеринках — везде, где платят, — ответил Джексон.

— А в каком стиле?

— Я же говорю — все что угодно, лишь бы платили, — сказал Джексон.

— То есть вы не пишете песни сами? — удивилась я.

— Пишем, только их никто не хочет слушать. — В голосе Джексона послышалась горечь.

— А почему? Не понимаю.

— Мы поем сплошные каверы. Администраторы клубов любят старые стандарты. Стараемся к концу программы всунуть две-три оригинальные песни, но не всегда получается.

— А почему я? — спросила я.

— Ты умеешь петь…

— Куча девушек умеет петь. Почему я?

— Честно?

— Естественно.

— Нас будут чаще приглашать в Крестовые клубы, если солисткой у нас станешь ты, — ответил Джексон.

Я просила честно — и, безусловно, получила. Короче говоря, Джексон хочет меня использовать. Ну что ж, ничего страшного, поскольку я тоже буду использовать и его самого, и его группу, чтобы самостоятельно заработать денег. И правда, соблазнительно. Я буду как-то себя обеспечивать, и для этого не нужно будет уходить куда-то каждый день, поэтому не придется оставлять Калли дольше чем на несколько часов. И тогда я смогу сдержать слово, которое дала Мэгги, и хоть как-то участвовать в оплате счетов.

— У вас запланировано ближайшее выступление? — спросила я.

— В эту субботу — слишком скоро? — Джексон усмехнулся.

— В субботу? В ту субботу, которая через четыре дня? — запищала я.

— Ага!

— Я же не знаю ни ваших песен, ни аранжировок! — Я была в ужасе. — А вдруг у меня на ваши мелодии диапазона не хватит и я пущу петуха?! А вдруг…

Вошла Мэгги с чашкой чая и протянула ее Джексону.

— Спасибо! — просиял Джексон.

— Все нормально? — спросила меня Мэгги.

— Джексон тут кое-что затевает, — ответила я.

— Что затевает? — напряглась Мэгги.

— Зову ее в группе петь, — вставил Джексон.

— А, петь? — Было видно, как Мэгги расслабилась.

— Да-да, — сказала я.

— Значит, ты согласна? — спросил Джексон.

Я задумалась. Я буду зарабатывать деньги, это плюс, но для этого придется петь перед зрителями. И еще придется петь в компании Джексона, у которого характер что твой действующий вулкан, а на всех Крестов на свете зуб размером с бивень мамонта. Стоит ли игра свеч?

— Да нет, наверное, — проговорила я.

— А почему?

— У меня тут на руках, знаешь ли, не кукла. Мне надо за ребенком ухаживать, — огрызнулась я.

— Я посижу с Калли, если нужно! — мигом вызвалась Мэгги.

Я испугалась:

— Нет! Ей еще даже двух месяцев нет. Как же она без меня?…

— У нас только репетиции раз-два в неделю по вечерам, после работы, и выступления в пятницу или субботу вечером, — пустился уговаривать Джексон. — Я ведь не слишком многого прошу, верно? А деньги мы сможем зарабатывать вполне серьезные.

— Мне надо ухаживать за ребенком, — повторила я.

— Сеффи, тебе очень полезно выходить из дома, — сказала Мэгги. — После больницы ты носа наружу не высовывала.

Я что, вдруг заговорила по-марсиански? Не хочу я никуда выходить из дома. Не хочу высовывать нос наружу. И уж точно не хочу стоять и петь перед толпой незнакомых людей. О чем они оба говорят? Неужели мое общество уже настолько надоело Мэгги?

— Не думай, я тебя никуда не гоню. Наоборот. Мне очень приятно, что вы с Калли тут живете, — сказала мне Мэгги. — Просто мне тревожно за тебя, Сеффи. Ты никуда не хочешь ходить, ничем не хочешь заниматься.

Ладно. Спорить с ней при Джексоне я уж точно не собираюсь.

— Джексон, спасибо за предложение, но нет, — твердо сказала я.

Он поджал губы и встал.

— Слушай, если передумаешь, вот мои адрес и телефон. — Он протянул мне визитную карточку из тех, которые можно напечатать в любом книжном магазине в автомате, куда вбиваешь данные и получаешь кучу визиток за сущие гроши. Я взяла ее, даже не взглянув. Я не собиралась петь в его группе и вообще нигде, и мы оба это знали.

Я дождалась, когда Мэгги проводит его, а сама прижимала тебя, Калли, к груди и терлась носом о твою макушку.

— Что я тебе сегодня расскажу про папу? — спросила я.

Ты посмотрела на меня так, словно была готова впитать каждое слово.

— Любимое блюдо Каллума — жареная ягнятина. Он считал, что астрология — ерунда на постном масле. Не верил, что звезды и планеты определяют чью-то судьбу. Говорил, что самый глупый вопрос, который девочка может задать мальчику, — это «Кто ты по гороскопу?». Честно говоря, я и сама в подобное не верю, но Каллум страшно злился, когда речь заходила о таких вещах. Любил рисовать. В основном зверей в прыжке. И деревья. Всегда одинокие деревья на фоне унылого пейзажа. Мне они не очень нравились…

Я умолкла, обнаружив, что не одна. Мэгги вернулась в комнату и смотрела на меня.

— Почему ты так резко обошлась с этим беднягой? — спросила Мэгги.

— Я не заметила, что обошлась с ним резко, — отозвалась я. — Но петь с ним я не хочу и не люблю, когда мной манипулируют.

— Сеффи, тебе надо выходить в люди. Ты даже не возила Калли к своей маме. И тебе надо решать, как жить дальше, — сказала Мэгги. — Чем ты собираешься зарабатывать?

— А, вот в чем дело, — обиделась я. — Вы боитесь, что я не смогу платить свою долю?

— Нет, что ты. — Мэгги мотнула головой. — Просто кажется, что ты замыкаешься в себе. Ты выстраиваешь жизнь так, что все вращается вокруг Калли, а это нездорово.

— Подожду, когда она подрастет, тогда и подумаю, что делать дальше, — сказала я.

— Сколько будешь ждать? — уточнила Мэгги. — Еще месяц, еще год? Десять лет? Пятьдесят? Сколько?

— Мэгги, прекратите давить на меня! — завопила я. — Оставьте меня в покое!

Как видно, я напугала тебя, Калли: ты заплакала.

— Вот видите, что вы наделали? — напустилась я на Мэгги.

И, не дав ей ничего ответить, выбежала из комнаты с тобой на руках. Как она не понимает?! Если бы я могла прийти на могилу Каллума и заползти туда к нему с тобой на руках, я бы так и поступила.

Почему никто этого не понимает?