Мы с Карой встречаемся уже недели две. Я решил проявить терпение. Теперь моя цель — гораздо больше, чем дневная выручка местной парикмахерской. Я приметил рыбку покрупнее, вроде денег всей сети салонов «Делани» с банковского счета. Там, наверное, сотни тысяч фунтов. Я видел, что у Кары нет отбоя от клиентов, поэтому она, должно быть, купается в деньгах. Наложить руку на все ее сбережения будет не слишком сложно.
По одной простой причине: Кара на меня запала. Еще как.
Я проверял ее. Иногда по два дня ей не звоню. На третий, как часы, она звонит мне на мобильный и зовет потусить. А я при каждой встрече дарю ей цветы, шоколад или дешевые цацки, и она всему рада-радешенька.
И уже начались вопросы.
«А сколько у тебя братьев и сестер?»
«Стив, а расскажи про маму с папой?»
«Стив, а кем ты работаешь?»
«Кем ты хотел стать, когда окончил школу?»
«Кем ты себя видишь через пять лет?»
Все эти искательные женские вопросы, которые девушки задают, когда решают, заводить ли с тобой серьезные отношения.
А что самое смешное — я ничегошеньки не делаю, чтобы ее поощрить. Определенно никакого секса, всего несколько поцелуев, даже за руки держаться особенно не позволяю.
Но одного у Кары не отнимешь — она умная. Знает, как вести разговор, в отличие от Джины. И у нее на все свое мнение. Джина всегда спрашивала меня, что я думаю, прежде чем высказать собственное мнение, неизменно совпадавшее с моим. Кара не боится спорить со мной. Мне уже давным-давно не приходилось вот так сидеть и разговаривать про политику, религию, кино и жизнь с кем-то вне Освободительного Ополчения. И уж точно я никогда не обсуждал ничего такого с Крестом.
— А к тебе в салон нули часто ходят? — спросил я как-то вечером за ужином.
— Нет, не очень, — ответила Кара. — Гораздо реже, чем мне хотелось бы.
— Наверняка твои клиенты из Крестов недовольны, что ты стрижешь нулей в том же зале, — заметил я.
— Тогда пусть идут в другие салоны, их никто силком не держит, — тут же ответила Кара. — Не выношу людей с таким образом мыслей. И не желаю тратить на них время.
— Так что, если я попрошу тебя заплести мне кафрокосички, ты сделаешь?
— Прямо здесь, в ресторане? Ни за что! — сухо ответила Кара. — Но в салоне или у меня дома — да, конечно. А почему нет?
— Тебе не кажется, что мы, нули, слишком стараемся подражать стилю Крестов? — Я постарался, чтобы голос звучал ровно.
— Стиль Крестов? А в чем это выражается в обычной жизни? — Кара подалась вперед, чтобы лучше расслышать мой вопрос, взгляд у нее был внимательный.
— Ну всякое ваше и не наше, — ответил я.
— Ну например?
— Зайди в любой магазин одежды для Крестов — и там продают женские трусы с накладной попой, чтобы женщины-нули могли выглядеть попышнее, как женщины-Кресты. Все в нашей жизни, стиль нашей одежды, все вплоть до еды — все на свете диктуется Крестовой эстетикой, тем, как Кресты видят мир. Богатые женщины-нули чувствуют себя как голые без коллагеновых имплантов, чтобы губы были пухлее, и меланина в таблетках или дорогих соляриев, чтобы кожа была темнее. А что ты скажешь про Хартли Дюран? — Меня несло.
— А что она?
— Она единственная женщина-нуль, попавшая в этом году в список ста самых красивых женщин планеты. А знаешь почему? Потому что похожа на Креста.
— Да нет же, — возразила Кара.
— Нет, похожа!
— А тебе как кажется, она симпатичная? — спросила Кара.
— Да, она просто роскошная, но дело не в этом, — с жаром ответил я.
— А ты не думаешь, что все это внешнее, а не внутреннее?
— В каком смысле?
— В том смысле, что слишком многие, и Нули, и Кресты, ловятся на то, что яйца выеденного не стоит, — ну, на то, как человек выглядит и сколько у него денег. Какая разница?
— А что тогда важно? — спросил я.
— То, какой человек внутри, — сказала Кара.
Какой же наивной сказочной чушью набита ее голова, кисло подумал я. Ей-то легко говорить.
— Да, я понимаю, мне-то легко говорить, — улыбнулась Кара, прочитав мои мысли. — Я внутри всего этого. Я часть большинства — и знаю это. Почти на всех журнальных обложках — Кресты, а не Нули. Почти все кинозвезды — Кресты, почти все телесериалы — про Крестов. Я все это знаю. Я внутри — но это не означает, что я не вижу, что происходит снаружи. И это не означает, что я одобряю положение вещей.
— Почему? Тебе-то какое дело? — не удержался я от вопроса.
— Потому что мама с папой приучили меня считать, что все люди разные, но равные. И что я должна обращаться со всеми с тем же уважением, какого ожидаю к себе, кто бы это ни был, — ответила Кара.
— Значит, ты со мной, чтобы показать, что можешь применить родительскую философию на практике?
Ох, напрасно я не прикусил язык вовремя.
— Стив, ты правда так думаешь? — серьезно спросила Кара.
Я отхлебнул вина. И без того уже достаточно наговорил.
— Правда? — не отставала Кара.
— Не знаю. — Я посмотрел ей прямо в глаза.
К моему удивлению, она улыбнулась и откинулась на спинку кресла.
— Спасибо за честность. Буду так же честна. Я с тобой, потому что ты мне нравишься, очень сильно. И это начало, середина и конец всего этого.
Но ты же меня не знаешь, невольно подумал я. И от этой мысли мне стало приятно — как и должно было быть.
Иногда, когда мы болтаем и смеемся вместе, я даже забываю, что она Крест. Но только иногда. И когда такое происходит, я заставляю себя посмотреть на нее и сосредоточиться на цвете ее кожи — и больше ни на чем. Обычно помогает. Я сосредотачиваюсь на том, что у нее совсем не такое, как у нас. Меня удивляет другое — что иногда я и в самом деле забываю об этих различиях. Ненадолго, но это происходит. А такого быть не должно. Я собираюсь вскоре сделать свой ход. Это мне здесь грозит опасность. Потому что я начал задумываться не о том, что у нас разного, а о том, что у нас общего. Пора все это свернуть — получить от нее все, что смогу, и сбежать.