На острие ножа

Глава 19 ∘ Джуд

Я остановился у темного салона и посмотрел на часы. Пять минут десятого. Вгляделся в витрину — внутри никого. Пусто. Эта сучонка меня провела. Наверняка вообще не собиралась со мной гулять. Конечно — небось, стоило мне уйти, она всласть посмеялась со всеми подружками, представляя себе, как я буду торчать под дверью салона, будто побитый щенок, а она в это время выпьет с друзьями и от души повеселится надо мной. Руки сами собой медленно сжались в кулаки.

— Стив! СТИВ!

Я повернулся и увидел, что Кара бежит ко мне через дорогу.

— Уф, обошлось. Я боялась, мы разминемся, — пропыхтела она, когда добежала.

Я изобразил улыбку и сказал:

— Я думал, ты еще работаешь.

— Последняя клиентка ушла минут двадцать назад, вот я и сбегала в круглосуточное отделение банка положить на счет дневную выручку. Не люблю оставлять деньги в салоне, — объяснила Кара.

— Мы могли бы зайти туда по дороге к тебе, — сказал я как бы между прочим.

— Само собой, просто я живу в другой стороне, — ответила Кара. — Не хотела тебя таскать туда-сюда.

Я пожал плечами. Обсуждать тут было нечего, хотя я был очень раздосадован. Прощай план раздобыть легких денежек без особых трудов. Ладно, придется еще немного потерпеть.

— Ну, что я сегодня буду готовить для нас? — спросил я.

— Если ты только не расхотел готовить. У меня дома есть паста. И даже, кажется, фарш. И рыба.

— А какая рыба?

Кара нахмурилась, припоминая:

— Пикша и вроде бы еще сибас, у которого завтра истекает срок годности.

— Ну, значит, сибас, — улыбнулся я. — Пошли.

Я предоставил ей болтать, пока вел ее домой. Спросил, как прошел день в салоне, а потом позволил нести всякую околесицу про клиенток и коллег. По ее словам, «Делани» был одним из немногих парикмахерских салонов, где обслуживали и нулей, и Крестов. По ее словам, видеть в одной парикмахерской и клиенток-нулей, и клиенток-Крестов — такая же редкость, как единорожьи какашки. А у Кары была мечта — и та-та-та, и бу-бу-бу. Секунд через сорок я отключился, только иногда вставлял: «Да что ты говоришь?», «Ну и дела» и «Надо же, а я и не знал, что так бывает!», когда в ее монологе возникали подходящие паузы.

— Господи, я трещу как сорока, наверное, замучила тебя до смерти! — воскликнула Кара, когда мы подошли к ее дому.

Да, замучила, и еще как.

— Нет, конечно, — ответил я. — Ты любишь свою работу, это заметно. В этом нет ничего плохого.

— Стив, ты такой славный, — благодарно улыбнулась Кара. — У большинства мужчин глаза давно стали бы стеклянные.

И от тепла ее улыбки мне вдруг стало… неловко. Этого я не ожидал. И оттого, что не ожидал, мне стало еще хуже. Кара открыла дверь, и мы вошли. Что мне теперь делать? Можно, конечно, избавиться от нее, а толку? Денежки-то тю-тю. Остаться в ее доме я не смогу — скоро набегут ее подружки и начнут трезвонить в дверь и задавать вопросы. Тогда зачем? Буду готовить и терпеть общество этой трефы, пока не получу что хочу, а там будь что будет. Надо просто тянуть время.

— Послушай, я же даже не знаю, как тебя зовут, — заявила Кара.

— Стив, — не понял я.

— Да нет, фамилию.

— Виннер. Стивен Виннер, — сказал я ей.

— Позвольте вашу куртку, Стивен Виннер, — сказала Кара, как только за нами закрылась входная дверь.

Я снял куртку и отдал ей безо всяких возражений. Мы минуту постояли в неловком молчании. Мы остались одни у нее дома. Молчание затянулось, и мне пришло в голову, что она, наверное, уже сообразила, что к чему, и жалеет, что пригласила меня. Я оглядел прихожую. Канареечно-желтые стены с постерами. Кленовый паркет на полу. На столике справа от меня стояли телефон и плошка с ароматической смесью, от которой по всей прихожей разило лавандой. Эти Кресты просто сами не свои до ароматических смесей.

— Красиво тут у тебя, — сказал я, чтобы что-нибудь сказать.

Тут меня осенило. Меня впервые с самого детства пригласили в трефовый дом. Странное ощущение. Я не мог избавиться от чувства, что мне здесь быть не полагается. Это как-то неправильно. Как будто мне тут небезопасно.

— Кухня вон там. — Кара повела меня в дом.

Я следом за ней прошел в небольшую, но грамотно обставленную кухню с кремовыми стенами и дубовыми шкафчиками. Пол был из светлого камня.

— Классный у тебя дом, — сказал я. — Наверное, дела в парикмахерских идут прекрасно.

— Да, неплохо. — Кара пожала плечами. — Хотя, должна признаться, этот дом я купила на деньги, которые мне достались по наследству.

— Богатый дядюшка? — Я усмехнулся, чтобы скрыть яд в голосе.

— Нет. У меня папа умер от инфаркта четыре года назад. Я купила дом на деньги, которые получила по страховке.

— А, понятно. Грустно.

Кара хмыкнула с деланой небрежностью:

— Он до этого довольно долго болел.

— Все равно, наверное, тяжело.

Я вспомнил собственного отца. Не то чтобы я его вспоминаю каждый день, но, когда вспоминаю, по-прежнему горько. Очень.

Кара открыла холодильник и достала бутылку вина.

— Ни в чем себе не отказывай, — сказала она, придержав передо мной дверцу.

Я заглянул в один из самых отменно набитых холодильников, какие только видел, и так и сказал.

— Должна признаться, в обеденный перерыв я обчистила супермаркет, чтобы тебе было из чего готовить, — сообщила Кара.

Я обернулся и посмотрел на нее, не понимая, зачем ей было трудиться. Она так смутилась, улыбнувшись мне, что я невольно улыбнулся в ответ. И тут я вспомнил, зачем пришел — и кто она такая. И хотя снаружи продолжал улыбаться, внутри улыбка погасла.

Я взял двух сибасов, отрубил им головы, помыл, натер пряностями и отправил в духовку.

— А зачем головы отрубать? — поинтересовалась Кара.

— Не могу есть рыбу с головой, — честно ответил я. — Они на меня так смотрят, будто говорят: «Как ты мог?!»

Кара посмеялась и встряхнула головой:

— Какой ты странный, однако!

И я в ответ тоже посмеялся — совершенно искренне. Но отвернулся первым. Бросил несколько молодых картофелин в кастрюлю с кипящей водой, пока Кара нарезала салат. Мы оба прихлебывали пино-гриджио из бокалов. Кара включила музыку — рок, один из моих любимых исполнителей. Это нулёвая музыка в мою честь или Каре и в самом деле нравится?

— Тебе правда нравятся «Шершни»? — не сдержался я.

— Да, очень. Обожаю рок и уайт-метал.

— А я думал, ты больше по джазу, этно, классике и всему такому, — сказал я.

Кара склонила голову к плечу и пристально поглядела на меня:

— В смысле, Крестовая музыка как противоположность нулёвой?

— Ну да, примерно.

— Неужели ты из тех, кто считает, что Крестовую музыку могут оценить только Кресты, а нулёвую должны слушать только Нули?

— Нет-нет, — ответил я. — Просто я думаю, что это нечестно, когда нуль записывает крутой сингл, а какой-нибудь Крест делает на него кавер и потом именно Крестовую версию включают в хит-парады и гоняют по радио.

— Согласна, — тут же кивнула Кара. — Раскручивать нужно лучшую версию, кто бы ее ни спел.

— А в жизни получается иначе, правда? — Я чувствовал, что сейчас оседлаю любимого конька. — Возьми, к примеру, уайт-метал. Этот музыкальный жанр создан и исполняется нулями. А кто у нас самый знаменитый — и богатый — исполнитель уайт-метала? Де-Коста Бейфенве, Крест.

Кара снова кивнула:

— Тут ты прав. И да, у меня есть диск Де-Косты Бейфенве. Но «Шершней» у меня целых три диска.

— Ну и хорошо. — Я выдавил улыбку. Отпил несколько глотков белого вина, покатав каждый на языке, прежде чем проглотить.

— Как тебе вино? — спросила Кара.

— Неплохо, — ответил я.

Я взял из ящика с приборами маленький, но очень острый нож для овощей и потыкал картошку, сварилась ли. На втором или третьем тычке шестое чувство подсказало мне, что на меня смотрят. Я развернулся и обнаружил, что Кара буравит меня взглядом. Но на сей раз она не отвела глаза, когда я поймал ее за этим занятием.

— Что случилось? — спросил я.

— Да так, думаю о тебе, — призналась Кара.

— О чем именно?

— Правильно ли я тебя понимаю, — ответила Кара.

— В каком смысле?

— Ну что тебе так же одиноко, как и мне, — проговорила наконец Кара.

Я весь оцепенел. Пальцы так сильно стиснули рукоятку ножа, что костяшки заныли. Но я ничего не ответил. Кара посмотрела на меня в упор:

— Вот я и подумала, что мы поладим. Волки-одиночки и все такое.

Волки-одиночки…

Да, я один, но не настолько, чтобы встречаться с трефой, горько подумал я. И тем не менее вот он я, торчу у трефы дома и слушаю, как она пытается устраивать мне психоанализ. Лучше положить нож, чтобы не наделать глупостей. Я аккуратно опустил его на столешницу. И так и не ответил.

— Мы подошли к тому месту, где ты говоришь мне, что у тебя жена и двое детей? — неуверенно улыбнулась Кара.

Я мотнул головой.

— Я правильно догадалась? — допытывалась Кара. — То есть, если нет, прошу прощения.

Молчание.

— Да, ты правильно догадалась, — сказал я наконец. — У меня никого нет.

И это был первый раз, когда я произнес такое вслух. И кто первый это слышит? Трефа. Тьфу ты, гадость. Я сам себе был гадок. Кое-что нельзя говорить. Когда это говоришь, оно становится еще реальнее, еще правдивее. Я закрыл глаза и отвернулся. Не хватало еще, чтобы она сейчас видела, как же я ненавижу ее за то, что она заставила меня признаться, насколько я одинок.

И за это она тоже поплатится, дайте только срок.

Но тут она сделала такое, чего я вообще не ожидал. Она подошла ко мне и поцеловала в щеку. Я вздрогнул, повернулся к ней, вытаращился на нее. Она с улыбкой вернулась к салату. Я так и стоял, и меня одолевала непонятная тоска. Стоял и тонул в унынии и жалости к себе.

Не все ли равно, в чем тонуть, раз уж тонешь.

Некоторое время мы продолжали свои занятия. Кажется, оба страшно смутились. По крайней мере я.

— На десерт будет фруктовый салат с ванильным мороженым — годится? — спросила Кара.

Я кивнул — говорить я еще не решался.

— Хорошо. Поможешь нарезать?

Мы работали в уютном молчании — мыли и резали клубнику, виноград, два манго, персики, личи и прочие всевозможные фрукты, которые нашлись у нее дома. Музыка наконец затихла — на диске доиграла последняя песня.

— Пойду поставлю еще что-нибудь. — Кара двинулась в гостиную.

Я смотрел ей вслед с недоумением. Куда это она? Музыку из гостиной мы здесь не услышим, если не вывернуть громкость на полную. А Кара что-то не похожа на тех девчонок, которые любят, чтобы музыка у них грохотала. Неожиданно кухню заполнила нежная задушевная мелодия, лившаяся откуда-то сверху. Я поглядел наверх и увидел под потолком две колонки, которых раньше не замечал. Мог бы и догадаться.

Когда Кара вернулась в кухню, я спросил:

— Куда еще у тебя проведена музыка?

— Сюда, в гостиную, в столовую, в ванную и в мою спальню.

— А… здорово, — сказал я, просто чтобы что-нибудь сказать. — А что это сейчас играет?

Еще не кончился проигрыш, поэтому я не сразу узнал исполнителя. Кара открыла рот, чтобы ответить, но не успела ничего сказать — вступил фронтмен «Черного янтаря». Этот фальцет я узнаю с первой ноты.

— А, загадка разгадана.

— Тебе нравится «Черный янтарь»? — спросила Кара.

— Ничего такая группа. — Я старался не слушать тошнотворно-сладкий голос, заполнивший все углы.

— Ты их не любишь, да? — уточнила Кара. — Давай выключу, если ты хочешь послушать что-нибудь другое.

Господи Боже мой! Я подошел к Каре и протянул руку. Хотя Кара смотрела на меня вопросительно, она все равно без сомнений вложила свою руку в мою, я пододвинулся поближе и приобнял ее за талию. Кара посмотрела на меня снизу вверх и просияла, и мы стали танцевать. Я это делал только потому, что девчонки такое любят. Кара обвила меня руками, положила голову мне на плечо. Я посмотрел на нее и увидел, что она закрыла глаза. Мы раскачивались под романтическую песню, а я глядел куда-то в пустоту.

У нее есть деньги. Тебе нужны деньги, твердил я себе.

«Черный янтарь» вообще не в моем вкусе. Но как легко было бы забыть все, что я считал истиной. Как легко было бы просто закрыть глаза.

— Ладно тебе, Стив. Будь честен. Ты терпеть не можешь «Черный янтарь»!

Я и не замечал, что Кара смотрит на меня, пока она не подала голос.

— Да, вынужден признать, — сказал я, — что, по-моему, голос у их фронтмена такой, будто его краб за причиндалы держит.

Кара прыснула со смеху. Я слегка удивился, что она находит такое смешным, потом тоже ухмыльнулся.

— Ты просто не разбираешься в музыке, — заявила Кара.

— Дурное воспитание, что поделаешь.

— Стив, ты умеешь меня насмешить, — сказала Кара. — Наверное, поэтому ты мне так и нравишься.

Она говорила серьезно. И я сам удивился, почувствовав, что благодарен ей за это. А может, и не только за это.