На острие ножа

Глава 35 × Сеффи

— А можно мы споем первым номером «Дурную башку»? — спросила я Джексона.

— Это гвоздь программы, — напомнил Сонни, глядя на меня так, словно я гусеница и ползу у него прямо по верхней губе.

— Я помню. Но я не просто так спрашиваю.

— Не знаю, что ты там думаешь… — начал Джексон.

— Пусть наша госпожа получит что желает, она же Крест, — перебил его Сонни.

Значит, вот как все теперь будет. В гримерке я подправляла помаду, пока ребята переодевали рубашки в ледяной всеобъемлющей тишине. Остальные всеми силами старались показать, что полностью меня игнорируют. Я такого не ожидала, и было обидно. Я посмотрела на Носорога за ударной установкой. Он на меня даже не взглянул.

— Носорог, начинай, а? Мне надо разогреть толпу, — сказала я ему.

Он посмотрел на меня с такой злобой, что я поежилась. И начал барабанить. Медленно, ровно. Я повернулась и прошла к микрофону. С одной стороны от меня стоял Джексон с гитарой. С другой — Сонни за клавишами. Исходившее от них отвращение жгло меня по всем трем измерениям.

— Ну, как настроение? — закричала я.

Толпа у сцены загалдела.

— Как настроение, говорю?!

На этот раз толпа загалдела еще громче.

А ритмы Носорога становились все быстрее. Я кивнула Джексону, он ударил по струнам. Через такт вступил Сонни. «Дурная башка» была сладкой попсой — зато очень популярной сладкой попсой. Я смотрела на толпу, уже взвинченную, — музыка заводила ее все сильнее и сильнее. И вот безмолвная ярость, таившаяся внутри, укоренилась и разрослась, заполонила все тело. Я презирала всех в зале, и Нулей, и Крестов, без разбору. Меня тошнило от того, какие они мелочные, узколобые, зашоренные. Почему ненависть дается так легко?

Сюда не смей заходить.

Нельзя тебе здесь играть.

Ты лишний.

Ты чуждый.

Черту не переступай.

Не лезь из своей страны.

Не лезь на мою планету.

И я ничем не лучше.

И я совсем такая же.

Я презирала всех в этом зале, но сильнее всего — себя. Я вздохнула поглубже. Нужно спеть как следует. Лучше, чем на репетиции. Лучше, чем раньше. Лучше всех в этом клубе, так, как здесь не пели уже давным-давно. И я запела. Гнев придал силы голосу. А ярость прогнала страх. А злость прогнала сомнения. Я больше была не Сеффи. Я была Ридан, девушка, которая ничего не опасалась и ни перед чем не останавливалась. Девушка, которой нечего было ждать и нечего терять. Я оторвалась по полной. Когда песня закончилась, толпа орала так, что у меня в ушах звенело. Нас обожали. «Дурная башка» была той самой песней, с которой надо было начинать. Популярная, быстрая, ритмичная танцевальная мелодия, от которой никто не мог усидеть на месте. Мы завели толпу именно так, как хотели.

— Еще хотите? — закричала я.

— Да-а! — завизжали в ответ.

— Еще хотите, говорю?!

— Да-а-а-а-а!

Тут впервые за вечер улыбка сошла с моего лица.

— Ну что, обломитесь, — сказала я.

Вопли толпы сменились растерянным ропотом. И огорошены были не только зрители. Мне удалось завладеть еще и вниманием Джексона, Носорога и Сонни.

— Когда мы пришли сюда сегодня, мы собирались спеть целую кучу песен, каждая круче и веселее той, которую мы только что исполнили, — сказала я в микрофон. — Но нас не впустили в парадную дверь. Нам велели зайти с черного хода. Ну что ж, если мы недостойны входить в ту же дверь, что и вы, мы, само собой, недостойны и петь для вас. Так что пока-пока, счастливо оставаться.

И я двинулась со сцены. Но тут вспомнила кое-что еще и вернулась к микрофону:

— Похоже, вы сегодня вообще остались без живой музыки, потому что вторая группа так возмутилась, когда увидела, как с нами обошлись, что уже уехала.

И на этот раз я ушла окончательно. Джексону с ребятами ничего не оставалось, кроме как последовать за мной. В ошарашенной тишине послышались первые свистки. Но даже если только кто-то один из всей толпы понял, что я сказала, дело того стоило.

— Чтоб тебе пусто было! Что ты устроила? — спросил Джексон. — Нам еще не заплатили.

— Еще как заплатили. — Я помахала всеми деньгами, которые дал мне этот лощеный мерзавец Косслик. Порылась в кармане и достала и свою «премию» тоже. — Держи-ка, Сонни. Думаю, у тебя никто ничего не отнимет, если ты сам не захочешь отдать.

Я протянула ему деньги. Он тут же затолкал их в карман штанов.

— Ну, пошли? — улыбнулась я.

Носорог, Джексон и Сонни вытаращились на меня. Зато все следы презрения как ветром сдуло. Так-то лучше!

— Я понимаю, мальчики, я для вас все равно что пакет чипсов, но или мы все входим в одну дверь, или никуда не идем. Заметано?

— Заметано! — обрадованно закивал Сонни.

Снаружи свист и улюлюканье звучали почти так же громко, как раньше приветственные крики и хлопки.

— Надо уносить ноги, пока…

Но договорить я не успела.

— Что за игры вы тут затеяли? — К нам приближался мистер Косслик со своими няньками-тяжеловесами.

— Мы ни во что не играем, — сказала я ему.

— Сука! Я тебе заплатил за выступление! — Мистер Косслик буравил меня свирепым взглядом.

— Мы выступили. Спели одну песню, так что со своей стороны мы договор соблюдаем, — возразила я.

— Верните деньги. — Мистер Косслик помахал одному из громил.

— Я бы на вашем месте остереглась, — предупредила я его, поскольку Сонни уже задвигал меня за спину от греха подальше.

— А ты и не на моем месте, любительница пустышек, — зашипел на меня Косслик. — Я с тобой лично разберусь, не откажу себе в удовольствии.

— Только попробуйте, — с вызовом сказала я. — На самом деле меня зовут Персефона Хэдли, мой папа — Камаль Хэдли, заместитель премьер-министра. И даю вам честное слово, если вы кому-нибудь из нас хотя бы ноготь сломаете, все будете болтаться на веревке еще до выходных. Так что только попробуйте.

Громила косился на мистера Косслика — ждал команды. Мистер Косслик все смотрел на меня. Я в ответ глядела ему прямо в глаза. Он решил, что я не блефую.

— Отпустите их, — велел он подручным. А потом повернулся ко мне: — И чтоб твоей ноги в моем клубе не было.

— Не волнуйтесь, мы, «Мошки», слишком хороши для вашего болота, — отозвалась я.

— Вам это с рук не сойдет! — крикнул нам вслед мистер Косслик. — Особенно вам, мисс Хэдли.

— Ой, я вся дрожу, — презрительно бросила я через плечо, и мы закрылись в гримерке.

Но вот что самое странное: внутри у меня и правда все дрожало.

Мы собрали пожитки и ушли — через сцену и через парадную дверь. И хотя нам вслед свистели и показывали разные жесты, никто даже не попытался нас остановить. Должна сказать, я даже слышала два-три искренних хлопка. Два-три.

Никто ничего не говорил. Как будто мы все и не дышали, пока не вышли из клуба. И только когда мы очутились на улице и зашагали к фургону, припаркованному у служебного входа, мы все вдруг расхохотались — по большей части от облегчения.

— Господи боже мой, я уж думала, мы трупы, — призналась я.

— Мой папочка — зам премьер-министра! — передразнил меня Сонни. — А ты вроде не хотела, чтобы знали, кто ты такая.

— Не хотела и не хочу, — я пожала плечами. — Но еще я не хочу, чтобы мне башку оторвали, — нетушки! Сонни, не забудь, четверть денег у тебя в кармане — моя.

— Не забуду, — ухмыльнулся Сонни.

— А что, твой папа и правда примчался бы тебя спасать? — спросил Джексон.

— Смеешься? — горько ответила я. — Он, наверное, подержал бы им пальто.

Я повернулась к Носорогу, который почти ничего не говорил. Моя улыбка осталась без ответа, ну и ладно. Носорог по-прежнему не понимал, как ко мне относиться, но я хотя бы перестала быть врагом общества номер один. Может быть, номер два или номер три.

— Кажется, Сеффи, я тебя недооценивал, — признался Сонни.

Я понимала, что в его устах это комплимент. Но не ответила. Это было лишнее.

Я уже говорила — больше никто на свете не посмеет сделать из меня дуру.