Все утренние неприятности забыты, как только нас наконец отпускают. Солнце, чистое и яркое, отражается в свежей белизне, рождая ослепительные искры. Младшие девочки визжат от восторга, когда влажный снег набирается в ботинки. Юная компания начинает лепить снеговика.
— Разве не замечательно? — вздыхает Фелисити.
Она получила возможность продемонстрировать всем свою новую лисью муфту и потому вполне счастлива. Энн преданно следует за ней, безуспешно пытаясь улыбаться. Снег для меня — настоящее чудо. Я хватаю пригоршню белизны и с удивлением обнаруживаю, что она пластична.
— Ой, из него можно лепить? — восклицаю я.
Фелисити смотрит на меня так, словно у меня внезапно выросла вторая голова.
— Да, конечно… — Тут она вдруг начинает понимать. — Ты что, никогда не видела снега?
Мне хочется упасть на спину и искупаться в этом белом сиянии, настолько меня переполняет радость. Я подношу снежный комок к губам. Он так похож на шарик взбитого заварного крема… но это просто безвкусный холод. Соприкоснувшись с теплом языка, снег тает. Я хихикаю, как последняя дурочка.
— Эй, давай-ка я тебе кое-что покажу, — говорит Фелисити.
Она набирает снега в обтянутые перчатками ладони и сжимает и крутит его, пока не получается крепкий шар, который она и демонстрирует мне:
— Видишь? Это снежок.
— Ага, — киваю я, совершенно ничего не понимая.
А Фелисити вдруг без предупреждения швыряет в меня этот спрессованный ком снега. Он с силой ударяется об рукав, и влажный фонтан холодных осколков летит мне в лицо и в волосы, а я недоуменно отфыркиваюсь.
— Разве снег не прекрасен? — говорит Фелисити.
Наверное, мне бы следовало рассердиться, но я вдруг обнаруживаю, что хохочу. Это действительно прекрасно. Я уже влюблена в снег, и мне хочется, чтобы он падал с небес вечно.
Энн, пыхтя и отдуваясь, наконец-то догоняет нас. Но, не успев подойти, поскальзывается и шлепается в большой сугроб с писком, заставляющим нас с Фелисити безжалостно расхохотаться.
— Вы бы, пожалуй, не так смеялись, если бы сами насквозь промокли, — ворчит Энн, весьма неграциозно поднимаясь на ноги.
— Да не будь ты такой занудой, — фыркает Фелисити. — Это же не конец света!
— У меня нет десяти пар чулок в запасе, как у тебя, — возражает Энн.
Это должно бы воззвать к нашему разуму, но вместо того вызывает скуку и раздражение.
— Ну, в таком случае не стану больше тебя беспокоить, — заявляет Фелисити. — Эй, Элизабет! Сесили!
С этими словами она убегает к другим девушкам, бросив нас мерзнуть вдвоем.
— Но у меня действительно нет склада запасной одежды, — говорит Энн, пытаясь оправдаться.
— Ты, похоже, уж слишком себя жалеешь.
— Я, кажется, вообще все говорю не так.
Моя полуденная снежная радость начинает угасать. Вряд ли я смогу целый час прогулки выдерживать жалобное нытье Энн. И к тому же я еще немного злюсь на нее за то, что во время завтрака она меня не поддержала. Ком снега оказывается в моей руке будто сам собой. Я швыряю его в Энн — и снежок попадает прямо в ее удивленное лицо. Прежде чем она успевает опомниться, я бросаю в нее следующий ком.
Энн отплевывается.
— Я… я… я…
Новый удар — по ее юбке.
— Ну же, Энн, отвечай! — поддразниваю ее я. — Или ты так и будешь позволять издеваться над тобой? Или же ты намерена все-таки отомстить?
В ответ снежный ком разбивается об мою щеку. Ледяной холод сползает под воротник и под платье, и я визжу от неожиданности. Я наклоняюсь за следующей пригоршней снега, и снежок Энн попадает мне в голову. Волосы тут же повисают мокрыми сосульками.
— Это нечестно! — кричу я. — Я безоружна!
Энн останавливается, и я швыряю в нее снежок, который прятала за спиной. Лицо Энн искажается гневом.
— Ты же сказала…
— Энн, неужели ты всегда делаешь то, что тебе говорят? Это же война!
Я бросаю новый снежок, промахиваюсь, и прямо мне в лоб врезается снаряд, пущенный Энн. Мне приходится отбежать подальше, чтобы смахнуть с глаз холодные крошки.
Земля под тонким слоем снега превратилась в густую грязь — так долго шли дожди. Каблуки ботинок тонут в ней и, поскольку мне не на что опереться — рядом нет ни дерева, ни скамьи, — я боюсь, что скоро провалюсь по колено. Я резко поднимаю ногу и шагаю вперед, но пошатываюсь и чуть не падаю в снежно-земляную жижу. Кто-то крепко хватает меня за запястье и тащит в сторону, к дереву. Когда смаргиваю наконец остатки снега, я вижу, что стою лицом к лицу с ним.
— Картик! — вскрикиваю я.
— Привет, мисс Дойл, — говорит он, усмехаясь. — А ты выглядишь… неплохо.
Да, как самое настоящее пугало — я промокла насквозь и растрепана. Снег у меня на голове тает, капли падают на нос.
— Почему ты не ответила на мою записку? — спрашивает он.
Я чувствую себя ужасно глупо. И рада видеть его. И встревожена в то же время. Вообще у меня в голове столько мыслей, что все перепуталось.
— Из школы нелегко выбраться. Я…
Из-за дерева я слышу голос Энн — она хочет излить на меня снежную месть. Картик крепче сжимает мою руку.
— Неважно. У нас мало времени, а сказать я должен многое. В сферах неладно.
— Что именно там неладно? Когда я была там в последний раз, все выглядело нормально. Посланец Цирцеи разгромлен.
Картик качает головой. Его длинные темные локоны покачиваются под капюшоном плаща.
— Ты ведь помнишь тот день, когда разбила руны Оракула и освободила свою мать?
Я молча киваю.
— Но именно теми рунами еще в древности Орден связал великую силу, что живет в сферах. Руны были чем-то вроде надежного сейфа для магии. Так члены Ордена создали гарантию того, что только они сами смогут черпать из этого источника.
Энн снова зовет меня. Она уже ближе к нашему укрытию. Картик продолжает говорить настойчивым шепотом:
— Когда ты разбила кристаллы, мисс Дойл, ты разрушила и узы…
— Да, и выпустила магию в сферы, — заканчиваю я за него.
Меня вдруг охватывает леденящий страх. Картик кивает:
— Да, и теперь она свободна, и кто угодно может воспользоваться ею с любой целью, даже если и не знает толком, как это делается. Эта магия чрезвычайно сильна. И выпустить ее в сферы без ограничений…
Он некоторое время молчит, потом продолжает:
— Духи могут попытаться захватить власть над всеми сферами. Они могут объединиться друг с другом… и с Цирцеей.
— Цирцея…
Ох, боже… Что я натворила?
— Джемма, Джемма, выходи, довольно прятаться! — хихикая, продолжает звать меня Энн.
Картик прижимает палец к моим губам и сам прижимается ко мне. От него пахнет костром… Я едва дышу от его близости.
— Но есть способ заново связать магию, — говорит Картик. — Есть надежда.
Голос Энн удаляется, она уходит в сторону, и Картик резко отступает от меня на шаг. Между нами прорывается ветер, заполняя образовавшуюся пустоту.
— Твоя мать когда-нибудь говорила о месте, которое называют Храмом?
У меня все еще кружится голова от ощущения его груди, прижимавшейся к моей. И щеки у меня розовеют не только от холода.
— Н-нет… А что это такое?
— Это источник всей магии в сферах. Нам нужно, чтобы ты его отыскала.
— А есть какая-нибудь карта? Какие-то вехи, указатели?
Картик глубоко вздыхает и качает головой:
— Нет, никто не знает, где он находится. Он очень хорошо скрыт. И только несколько членов Ордена знали, как его найти в случае необходимости. Только так можно было обезопасить его.
— Ну и как же я его найду в таком случае? Или мне придется довериться тамошним существам?
— Нет. Не доверяй никому. Не доверяй ничему.
Ничему. Никакой вещи. Я содрогаюсь от этих слов.
— А как насчет моих видений? На них-то я положиться могу?
Вот только в последнее время никаких видений у меня не было…
— Я не знаю. Ведь их источник — те же сферы. Не могу сказать.
— А когда я найду Храм, что будет?
Картик внезапно бледнеет, как от сильного испуга. Я никогда не видела его таким.
— Тогда ты должна будешь сказать: «Я связываю магию именем Восточной звезды».
— Восточная звезда, — повторяю я. — Что это значит?
— Это могущественный связующий элемент, чары Ордена, я так думаю, — говорит Картик, отводя взгляд.
Голос Энн снова приближается. Сквозь голые ветви дерева я уже вижу ее синее пальто. Картик тоже ее замечает. Он напрягается, готовый бежать.
— Я буду неподалеку, — говорит он. — Я не знаю, что ты найдешь в сферах, мисс Дойл. Но будь осторожной. Прошу тебя.
Он поворачивается, чтобы уйти, останавливается, делает несколько шагов в сторону, потом внезапно возвращается и быстро целует мою руку, как истинный джентльмен. И тут же стремглав уносится прочь, мчась по снегу с такой легкостью, словно под ногами у него гладкая дорога.
Я не знаю, что и подумать. В сферах вырвалась на свободу магия. И исключительно по моей вине. Я должна найти Храм и восстановить Орден до того, как сферы будут утрачены навсегда. А Картик только что поцеловал меня.
Я не успеваю толком осознать все это, когда вдруг меня схватывает резкая, ошеломляющая боль. Я сгибаюсь пополам и хватаюсь за дерево, чтобы не упасть. Я как будто опьянела, и все вокруг выглядит очень странным. Я ощущаю себя ужасно больной, меня тошнит. И при этом чувствую, что на меня кто-то смотрит. Я прихожу в ужас от мысли, что меня могут увидеть в такой неприятный момент. Задыхаясь, я поднимаю голову, пытаюсь выпрямиться, выглядеть прилично…
Сначала мне кажется, что глаза залепило снегом. Я моргаю, но картина не меняется. Я вижу трех девушек, одетых в белое. Но мне они незнакомы. Я никогда не видела их в школе Спенс. Они примерно одного со мной возраста. Несмотря на ледяной холод, все они без пальто.
— Привет, — окликаю я их. — Вы что, заблудились?
Они открывают рты, чтобы заговорить, но я их не слышу. А потом случается удивительное. Девушки начинают мерцать и таять — и вот уже передо мной чистый снег и никаких следов трех особ в белом… И в то же мгновение боль отпускает меня. Я чувствую себя прекрасно.
Крепкий снежок врезается мне в подбородок.
— Ага! — торжествующе кричит Энн.
— Энн! — возмущенно восклицаю я. — Это уж слишком неожиданно!
Энн одаряет меня редкой для нее победоносной улыбкой.
— Не ты ли сама говорила, что это война?
И с этими словами она неловко отпрыгивает назад, разворачивается и поспешно удирает.