Мятежные ангелы

ГЛАВА 4

Вот что мне известно об истории того таинственного Ордена.

Когда-то, давным-давно, жили женщины, наделенные самой огромной силой, какую только можно вообразить; они были хранительницами магии и управляли сферами. Там, куда большинство смертных попадают только во снах или после смерти, властвовали женщины Ордена; они помогали духам пересечь реку и уйти в мир, находящийся за всеми мирами. Именно члены Ордена помогали завершить душам все дела, если в том была необходимость, чтобы те могли двигаться дальше. И еще женщины Ордена умели не просто обращаться с этой запретной силой, но и выносить ее в наш мир, чтобы навевать иллюзии, перекраивать жизни и влиять на ход истории. Но все это было до того, как две вновь принятые в Орден девушки, учившиеся в школе Спенс, Мэри Доуд и Сара Риз-Тоом, стали причиной уничтожения Ордена.

Сара, называвшая себя Цирцеей в честь могущественной греческой чародейки, была самой близкой и любимой подругой Мэри Доуд. Но в то время, как сила Мэри нарастала, сила Сары начала угасать. Сферы не пожелали, чтобы Сара продолжила идти по пути Ордена.

Отчаявшись удержать силу, которой она так страстно желала, Сара заключила договор с темным духом — из той области сфер, что называлась Зимними Землями. В обмен на право входить в сферы, когда захочется, Сара пообещала принести темному духу жертву — маленькую цыганскую девочку — и убедила Мэри участвовать в этом. Так девушки связали себя с темным духом и уничтожили силу Ордена. Чтобы не позволить темному духу прорваться в наш мир, Евгения Спенс, основательница школы и высшая жрица Ордена, принесла себя саму в жертву темной твари, и Орден лишился руководительницы. А Евгения Спенс в последний момент бросила свой амулет — Око Полумесяца — Мэри Доуд, приказав девушке закрыть сферы ради того, чтобы ничто не могло ускользнуть из них. Мэри так и сделала. Но Сара попыталась вырвать у нее амулет, девушки сцепились — и опрокинули свечу. Чудовищный пожар охватил восточное крыло здания школы Спенс, и это крыло по сей день заперто и пусто. Предполагалось, что обе ученицы погибли в огне вместе с директрисой Евгенией. Никто не знал, что как только вспыхнул огонь, Мэри сбежала и спряталась в пещере в лесу за школой, где и оставила свой дневник, который мы со временем там обнаружили. Сару больше никто никогда не видел. Мэри тайком добралась до Индии, а там вышла замуж за Джона Дойла и возродилась под именем Вирджинии Дойл, моей матери. Члены Ордена, потеряв возможность входить в сферы, рассеялись по свету и ждали, когда они смогут снова заявить права на магический мир и его силы.

Но ничего не происходило в течение двадцати лет. История Ордена из легенды превратилась в миф… и так было до 21 июня 1895 года, когда мне исполнилось шестнадцать лет. В этот день магия Ордена вновь начала оживать — на этот раз во мне. И именно в этот день Сара Риз-Тоом, Цирцея, добралась наконец до нас. Она, как оказалось, не погибла в том страшном пожаре и воспользовалась своей грязной связью с темным духом из Зимних Земель, чтобы строить планы мести. Она выслеживала членов Ордена одного за другим, она искала девушку, о которой давно шел слух, девушку, которая сможет войти в сферы и вернуть Ордену силу и славу. В тот день меня посетило первое видение, и в нем я увидела, как умирает моя матушка, которую отыскала посланница Цирцеи — сверхъестественная тварь, самым жестоким образом убившая Амара, члена братства Ракшана; это братство исповедовало особый культ, и оно состояло из мужчин, защищавших женщин Ордена, но и боявшихся их силы. И в тот же день я впервые встретилась с Картиком, младшим братом Амара, с тех пор он стал и моим охранником, и моим мучителем, связанным со мной долгом и печалью.

Именно тот день и определил всю мою дальнейшую жизнь.

А потом родные отправили меня в школу Спенс. Благодаря видениям я сумела войти в сферы и провести туда моих подруг, а там воссоединилась с матушкой и узнала о своем праве стать членом Ордена; в школе Спенс я и мои подруги воспользовались магией рун, чтобы изменить свои жизни; в школе Спенс я сразилась с посланным Цирцеей убийцей и вдребезги разбила руны Оракула — те самые кристаллы хрусталя, в которых и содержалась магия; и потом моя матушка наконец умерла по-настоящему, но умерла и наша подруга Пиппа. Я собственными глазами видела, как она сделала свой выбор, я наблюдала, как она ушла рука об руку с прекрасным рыцарем — ушла туда, откуда не возвращаются. Пиппа, моя подруга…

В сферах я узнала о собственной судьбе: я — та самая, кто заново соберет Орден, чтобы он мог продолжить свою работу. Таков мой долг. Но у меня есть и другая, тайная миссия: я должна встретиться лицом к лицу с бывшей подругой моей матушки… моей главной противницей. И я когда-нибудь встречусь с Сарой Риз-Тоом, Цирцеей, и уж тогда я не дрогну.

Ровный упорный дождь стучит в окно, не давая заснуть, хотя Энн давно уже громко, ровно посапывает. Впрочем, не дождь заставляет меня бодрствовать; кожу покатывает, уши настороженно ловят каждый едва слышный звук. Стоит прикрыть глаза, я вижу слова, написанные на обрывке плотной бумаги: «Мне необходимо немедленно повидаться с тобой».

А что, если Картик сейчас ждет меня там, под дождем?

Порыв ветра ударяет в окна, стекла дрожат и стучат, как кости. Сопение Энн то громче, то тише. Бессмысленно лежать здесь и мучиться. Я зажигаю лампу у кровати и прикручиваю фитиль, чтобы тот давал совсем немного света, мне только нужно найти кое-что. Порывшись в платяном шкафу, я нахожу это: ежедневник моей матери. Я провожу пальцами по кожаному переплету и вспоминаю ее смех, мягкое выражение ее лица…

Я сосредотачиваюсь на ежедневнике, который и без того знаю чуть ли не наизусть, и провожу около получаса, заново изучая записи матушки в надежде найти какие-то указания, но не нахожу ничего. Я не имею ни малейшего представления, как заново сформировать Орден или как пользоваться магией. В записях нет никаких полезных сведений о Ракшана или о том, что они могут замышлять в отношении меня. И ничего о Цирцее и о том, как отыскать ее раньше, чем она найдет меня. Похоже, весь мир ждет от меня каких-то действий, а я совершенно растеряна. Так хочется, чтобы матушка оставила для меня какой-то ключ…

Переворачивая страницы, я как будто слышу голос матушки. Скучая по ней, я таращусь на написанные ею слова до тех пор, пока у меня не распухают веки; уже очень поздно. Надо спать. Больше мне сейчас ничего не нужно. Спать без всех этих пугающих снов. Спать.

Я внезапно вздрагиваю и вскидываю голову. Вроде бы кто-то постучал в парадную дверь? Неужели они пришли за мной? Каждый мой нерв натягивается, каждая мышца напрягается. Но я ничего не слышу, кроме стука дождя. Никто не спешит по коридорам, чтобы узнать, кто там пришел. Да и слишком поздно для гостей, и уж конечно, Картик не стал бы рваться в парадную дверь школы. Я начинаю думать, что мне все это почудилось в полудреме, но тут снова слышу стук — на этот раз более громкий.

Внизу начинается движение. Я быстро гашу лампу. Бригад, наша болтливая не в меру экономка, что-то бормочет, с громким топотом шагая к дверям. Кто мог явиться сюда в такое позднее время? Сердце у меня колотится, заглушая в ушах стук дождя, я тихо выхожу в коридор и подкрадываюсь к лестнице, чтобы выглянуть вниз через перила. Свеча в руке Бригид расчерчивает стену полосами теней, экономка спускается вниз, чуть ли не перепрыгивая через ступеньки, длинная коса отчаянно мечется за ее спиной.

— Ох, помоги мне все святые, — бормочет Бригид.

Она пыхтит, и отдувается, и добирается до двери как раз к тому моменту, когда стук повторяется еще раз. Дверь широко распахивается, впуская струи дождя. Да, кто-то приехал в школу прямо посреди глухой ночи. Кто-то, с головы до ног одетый в черное. Кажется, я сейчас упаду от страха. Я застываю на месте, не зная, то ли броситься вниз по лестнице, то ли метнуться назад в спальню и запереть дверь на засов. В темноте холла я не могу рассмотреть лицо приехавшего. Бригид поднимает повыше свечу, чтобы осветить фигуру человека. Если это кто-то из братства Ракшана явился за мной, то я ничего не понимаю. Потому что это женщина. Она называет свое имя, но дверь остается открытой, и за шумом дождя и ветра я не могу его расслышать. Бригид кивает и предлагает кучеру войти и поставить сундук женщины в холле. Женщина рассчитывается с кучером, и Бригид наконец закрывает дверь, отрезая шум дождя.

— Я сейчас разбужу горничную, чтобы она помогла вам устроиться, — ворчит Бригид. — Нет смысла беспокоить миссис Найтуинг. Она познакомится с вами утром.

— Вполне приемлемо, — отвечает женщина.

У нее низкий голос с едва уловимым акцентом, мне незнакомым.

Бригид зажигает лампы, но прикрутив фитили. И не может удержаться от того, чтобы не фыркнуть разок-другой по дороге к комнатам горничных. Оставшись одна, женщина развязывает ленты и снимает шляпу, открыв моему взгляду густые темные волосы и строгое лицо с густыми бровями. Она оглядывает большой холл, отмечая и люстру со змеями, и резных нимф, и кентавров на колоннах… Можно не сомневаться, что, подъезжая к школе, она заметила и коллекцию горгулий, восседающих на крыше, и наверняка призадумалась о том, что же это за местечко такое…

Потом она окидывает взглядом огромную лестницу и вдруг замирает, вскинув голову. И прищуривается, как будто заметила меня. Я поспешно пячусь в густую тень, прижимаюсь спиной к стене. Вскоре я слышу резкий голос Бригид, отдающей приказ сонной горничной:

— Это мисс Мак-Клити, наша новая учительница. Позаботься о ее вещах. Я покажу ей ее комнату.

Мими, горничная, зевает и тянется к небольшой сумке, но мисс Мак-Клити забирает ее из рук девушки.

— Если вы не против, это я предпочла бы отнести сама. Тут мои личные вещи.

Она улыбается, но при этом ее зубы не видны.

— Да, мисс.

Мими почтительно приседает в реверансе и, вздохнув, переносит свое внимание на большой сундук.

Свеча Бригид превращает лестницу в круговерть света и теней. Я на цыпочках бросаюсь по коридору прочь и нахожу убежище за огромным горшком с папоротником, стоящим на деревянной подставке; я слежу за Бригид и мисс Мак-Клити, скрываясь за гигантскими резными листьями. Бригид идет вперед, но мисс Мак-Клити медлит на площадке. Она разглядывает все с таким видом, словно бывала здесь прежде. А то, что происходит далее, и вовсе невероятно удивительно. Около внушительной двойной двери, что ведет в пострадавшее от огня восточное крыло здания, женщина останавливается и прикладывает ладонь к покоробившейся древесине.

Я так старательно вытягиваюсь, чтобы видеть все получше, что ударяюсь плечом о цветочный горшок. Подставка угрожающе пошатывается. Я быстро вытягиваю руку, чтобы поддержать ее, но мисс Мак-Клити уже всматривается в темноту.

— Кто здесь? — спрашивает она.

Сердце бешено колотится, я сжимаюсь в комок, надеясь, что папоротник меня скроет. Ничего хорошего не будет, если меня застукают в коридоре школы посреди ночи подглядывающей за новой учительницей… Я слышу легкое поскрипывание досок пола, говорящее о том, что мисс Мак-Клити приближается ко мне. Я попалась. Я потеряю все свои похвальные оценки за поведение, и в наказание меня заставят провести целую вечность за переписыванием страниц Библии.

— Сюда, мисс Мак-Клити, прошу вас! — окликает учительницу Бригид.

— Да, иду, — отвечает мисс Мак-Клити.

Она разворачивается и уходит за Бригид вверх по винтовой лестнице, и вот уже коридор погружается во тьму, и вокруг снова тихо, и не слышно ничего, кроме ровного стука дождя.

Мой сон прерывист и отравлен сновидениями. Я вижу сферы, прекрасную зелень сада, чистую синеву реки. Но это, к сожалению, не все. Еще я вижу цветы, которые плачут черными слезами. Трех девушек в белом на фоне серого моря. Какую-то фигуру в темно-зеленом плаще. Из моря что-то поднимается. Я не могу это рассмотреть; я вижу только лица девушек, я вижу, как в их глазах отражается ледяной давящий страх, а потом они кричат…

Я просыпаюсь, и комната пытается обрести привычные очертания, но ощущение сна слишком сильно, и я снова проваливаюсь куда-то и вижу новый сон…

Пиппа подходит ко мне, и на ее голове, словно корона, красуется венок. Волосы у Пиппы черные и блестящие, как всегда. Пряди развеваются над обнаженными плечами, они такие темные на фоне бледной кожи… Позади Пиппы небо истекает кровью, сочащейся между громадами темных туч, и корчится черное кривое дерево, как будто оно сгорело заживо, и эти уродливые коряги — все, что осталось от его некогда горделивой красоты.

— Джемма, — произносит Пиппа, и мое собственное имя гудит у меня в голове так, что я уже ничего не слышу, кроме него.

Глаза Пиппы. В ее глазах что-то не так… Они голубовато-белые, цвета свежего молока, и вместо радужки я вижу черные кольца, в центре которых — маленькие черные точки. Я хочу отвести взгляд, но не могу.

— Пора вернуться в сферы… — Пиппа повторяет это снова и снова, как нежнейшую колыбельную. — Но будь осторожнее, Джемма, дорогая моя… они идут за тобой. Все они идут за тобой…

Она открывает рот и испускает ужасающий рев, обнажив острые, чудовищные зубы…