Мятежные ангелы

ГЛАВА 16

— Получается, мы зря потратили день. Мисс Мур ничего не знает ни об Ордене, ни о сферах. Надо было вместо этого отправиться по магазинам, — ворчит Фелисити, когда мы едем в клуб ее матери.

— Я вас не заставляла идти со мной, — отвечаю я.

— Может быть, Пиппе повезет и она найдет этот Храм, — с надеждой в голосе говорит Энн.

— Уже два дня прошло, — напоминает Фелисити. — Мы ей обещали вернуться как можно скорее.

— Да как же нам здесь найти возможность собраться вместе, да еще и втайне от всех? — возражаю я.

— Предоставьте это мне, — заявляет Фелисити.

Мы приехали. Дверь перед нами распахивает служитель в белых перчатках. Фелисити предъявляет карточку своей матери, и высокий тощий мужчина внимательно рассматривает ее.

— Мы — гости леди Уортингтон, моей матери, — высокомерно бросает Фелисити.

— Прошу прощения, мисс, тут не принято приглашать больше одного гостя. Таковы правила клуба «Александра». Мне очень жаль, только правила — это правила.

Служитель изо всех сил старается изобразить сочувствие, но в его улыбке я вижу легкий намек на удовлетворение. Фелисити окатывает мужчину в новенькой униформе ледяным взглядом.

— Да ты знаешь, кто это? — говорит она таким насмешливым и громким шепотом, что сразу привлекает внимание всех стоящих неподалеку. — Это мисс Энн Брэдшоу, недавно найденная внучатая племянница герцога Честерфилда!

Она хлопает ресницами с таким видом, словно перед ней — полный идиот.

— Она — потомок русских царей. Ты наверняка читал о них.

— Боюсь, что нет, мисс, — отвечает служитель уже менее уверенным тоном.

Фелисити вздыхает.

— Когда я думаю о том, что пришлось перенести мисс Брэдшоу, пока она жила как сирота, пока все, кто ее любит, считали ее умершей… ох, это просто разрывает мне сердце. И подумать только, что здесь, сейчас, ей могут выказать неуважение! Ох, дорогая мисс Брэдшоу, мне так жаль, мне так стыдно за эту неприятность! Я не сомневаюсь, матушка будет ужасно огорчена, когда узнает об этом.

К нам подходит одна из матрон.

— Боже мой, мисс Уортингтон! Неужели это та самая внучатая племянница русской царицы?

Мы такого не говорили, но люди склонны все путать и преувеличивать. А нам это только на пользу.

— О да! — раскрыв глаза во всю ширь, говорит Фелисити. — И вообще-то мисс Брэдшоу обещала сегодня спеть для нас, так что, как видите, она не столько гостья моей матушки, сколько гостья клуба.

— Фелис… Мисс Уортингтон! — в панике вскрикивает Энн.

— Она невероятно скромна, — поясняет Фелисити.

Дамы в фойе начинают перешептываться. Мы, кажется, на грани скандала. Служитель растерян, он не знает, что делать. Если он впустит нас, он нарушит правила на глазах у всех; если он нас прогонит, он рискует навлечь на себя гнев дам, состоящих в клубе, и его могут даже уволить за это. Фелисити мастерски продолжает играть свою роль.

Дама постарше выходит вперед.

— Поскольку мисс Брэдшоу — гостья самого клуба, я не вижу здесь каких-то трудностей.

— Как скажете, мадам, — склоняет голову служитель.

— С нетерпением жду, когда мы наконец услышим ваше пение, — говорит вслед нам дама.

Служитель ведет нас в столовую, обшитую дубовыми панелями; здесь стоят чудесные столики, накрытые белыми дамасскими скатертями.

— Фелисити! — шепчет Энн.

— Что такое?

— Зачем ты это сказала? Насчет того, что я буду петь сегодня?

— Но ты ведь умеешь петь?

— Да, но…

— Ты вообще хочешь продолжать эту игру или нет, Энн?

Энн умолкает и больше не произносит ни слова. В столовой множество элегантно одетых женщин; они неторопливо пьют чай и отщипывают крохотные кусочки от сэндвичей с кресс-салатом. Мы усаживаемся за столик в самом дальнем углу.

Внезапно Фелисити меняется в лице.

— Матушка пришла…

Леди Уортингтон, рисуясь, идет через комнату. На нее обращены все взгляды, потому что она — весьма эффектная женщина; изящная, как фарфоровая чашка, и такая же утонченная. Ее окружает атмосфера хрупкости, и сразу возникает впечатление, что ее всю жизнь усердно холили и оберегали. Улыбка у нее сердечная, но в то же время не допускающая фамильярности. Я могла бы тренироваться хоть тысячу лет, но так улыбаться все равно не научилась бы. На ней роскошное коричневое шелковое платье, сшитое по последней моде. На длинной шее висят несколько ниток жемчуга. Огромная шляпа с павлиньими перьями, заткнутыми за ленту, обрамляет ее лицо.

— Bonjour,[4] дорогая, — говорит она, целуя Фелисити в обе щеки, как, по слухам, принято в Париже.

— Матушка, стоит ли вести себя так демонстративно? — упрекает ее Фелисити.

— Все в порядке, дорогая. Здравствуйте, мисс Брэдшоу, — говорит леди Уортингтон. Потом смотрит на меня, и ее улыбка угасает. — Не уверена, что мы с вами знакомы.

— Матушка, позволь представить тебе мисс Джемму Дойл.

— Как поживаете, леди Уортингтон? — говорю я.

Миссис Уортингтон одаряет Фелисити прохладной улыбкой.

— Фелисити, дорогая, мне бы хотелось, чтобы ты предупреждала меня заранее, если собираешься пригласить кого-то сюда на чай. В клубе «Александра» строгие правила насчет гостей.

Мне хочется умереть здесь же, на месте. Мне хочется провалиться сквозь пол и исчезнуть. Зачем Фелисити устраивает такие штучки? Рядом с миссис Уортингтон бесшумно, словно тень, появляется служанка, наливает ей чая. Миссис Уортингтон кладет на колени салфетку.

— Ну, теперь это уже неважно. Я рада видеть подруг Фелисити. Очень мило, что мисс Брэдшоу смогла приехать к нам на Рождество, поскольку ее дорогой родственник, герцог, находится в Санкт-Петербурге.

— Да, — киваю я, стараясь не подавиться столь ошеломительной ложью. — Нам всем очень повезло.

Леди Уортингтон задает мне несколько вежливых вопросов, и я коротко, но точно отвечаю ей, сообщая детали своей биографии; леди Уортингтон слушает меня с предельным вниманием, будто я — единственный человек в этой огромной комнате и говорю что-то невероятно важное. Нетрудно понять, почему адмирал влюбился в нее. Когда же она начинает говорить сама, то слушать ее очень интересно. Но Фелисити сидит с надутым видом, вертя в руке чайную ложечку, пока наконец леди Уортингтон не касается ее пальцев, заставляя выпустить ложку.

— Милая, — говорит она, — стоит ли?

Фелисити вздыхает и оглядывает столовую, как будто надеясь увидеть кого-то, кто придет ей на помощь. Леди Уортингтон одаряет нас ослепительной улыбкой.

— Дорогие, у меня есть замечательные новости. Я хотела устроить вам сюрприз, но, кажется, больше не в силах терпеть ни минуты.

— О чем это ты? — спрашивает Фелисити.

— Папа стал опекуном. Речь о малышке Полли, дочери его двоюродной сестры Би. Би умерла от чахотки, так нам сообщили, хотя я подозреваю, что причина ее смерти — разбитое сердце. На нее мало обращали внимания в семье, не слишком-то о ней заботились. Ее отец никогда не любил ее.

Фелисити бледнеет.

— Что ты хочешь сказать? Что она будет жить у нас? С тобой и папой?

— Да! И миссис Смолз, ее гувернантка, тоже, разумеется. Твой отец так счастлив, что в доме снова поселится маленькая принцесса! Фелисити, дорогая, не стоит класть в чай так много сахара. Это вредно для зубов, — выговаривает она Фелисити, не переставая улыбаться.

Фелисити как будто не слышит, опускает в чашку еще два куска сахара и делает большой глоток. Ее мать делает вид, что ничего не замечает. К нашему столику подходит женщина, мягкая и пухлая, как диванная подушка.

— Добрый день, миссис Уортингтон. Правда ли, что ваша выдающаяся гостья согласилась спеть для нас сегодня?

Леди Уортингтон озадачена.

— Ох… Ну, я точно не могу сказать… я…

Женщина продолжает болтать:

— Мы с дамами как раз обсуждали, как необычно, что вы взяли мисс Брэдшоу под свое крылышко. Если бы можно было позаимствовать вас на некоторое время… пожалуйста, расскажите мне и миссис Тредгил, как получилось, что давно потерявшаяся родственница русской царицы очутилась среди нас?

— Надеюсь, вы меня извините, — говорит нам леди Уортингтон и лебедем уплывает к другому столику.

— С тобой все в порядке, Фелисити? — спрашиваю я. — Ты очень бледная.

— Все хорошо. Мне просто уж очень не нравится, что пока я дома, у меня под ногами будет болтаться какая-то маленькая бестия.

Она ревнует. Отчаянно ревнует своих родителей к девочке, которую называют малышкой Полли. Фелисити иной раз бывает такой мелочной!

— Но она всего лишь ребенок, — говорю я.

— Сама знаю, — огрызается Фелисити. — И незачем об этом говорить. У нас есть дела более важные и неотложные. Идемте со мной.

Она ведет нас между столиками, за которыми сидят нарядные леди в огромных шляпах, пьющие чай и сплетничающие. Леди посматривают на нас и тут же возвращаются к разговорам о том, кто что сделал и кто что о ком сказал. Мы следом за Фелисити поднимаемся по широкой, покрытой ковром лестнице, мимо дам, затянутых в модные платья; дамы проявляют мимолетный интерес к молодым особам, столь бесцеремонно вторгшимся в их чопорный клуб.

— Куда ты нас ведешь? — спрашиваю я.

— В клубе есть спальни для постоянных членов. Какая-нибудь наверняка сейчас пустует. Ох, нет…

— Что случилось? — пугается Энн.

В клуб вошла солидная дама в пурпурном платье и меховом палантине. У нее очень властный вид; окружающие ее женщины ловят каждое ее слово.

— Это бывшая подруга моей матери, леди Денби.

Леди Денби? Неужели это родительница Саймона? У меня в горле застревает ком. Я могу лишь надеяться, что сумею ускользнуть незамеченной, чтобы у леди Денби не сложилось обо мне неблагоприятного впечатления.

— Почему ты говоришь, что она бывшая подруга? — спрашивает Энн со встревоженным видом.

— Потому что она никогда не простит моей матери, что та живет во Франции. Она не любит французов, потому что семья Миддлтонов в родстве с самим лордом Нельсоном, — объясняет Фелисити, упоминая великого военно-морского героя Британии. — Если ты понравишься леди Денби, весь мир будет принадлежать тебе. Если же ты ей чем-то не угодишь, ты станешь отверженной. При этом она всегда будет держаться любезно, но очень холодно. А моя глупая матушка слишком близорука, чтобы это заметить. Она все еще пытается завоевать благосклонность леди Денби. Я никогда не стану такой, как она.

Фелисити медленно, осторожно продвигается вдоль перил балкона, наблюдая за леди Денби. Я изо всех сил стараюсь держаться так, чтобы меня не заметили снизу.

— Значит, она — мать Саймона Миддлтона? — спрашиваю я.

— Да, — отвечает Фелисити. — А откуда ты знаешь Саймона Миддлтона?

— Кто такой Саймон Миддлтон? — спрашивает Энн.

— Я с ним встретилась вчера на железнодорожной станции. Они с Томом знакомы.

Глаза Фелисити округляются.

— И когда же ты собиралась рассказать нам об этом?

Энн делает очередную попытку:

— Кто такой Саймон Миддлтон?

— Джемма, у тебя снова секреты от нас!

— Да никакой это не секрет! — возражаю я, краснея. — Это ровно ничего не значит, в самом деле! Он просто пригласил нашу семью на ужин, вот и все.

Фелисити выглядит так, словно ее уронили прямо в середину Темзы.

— Ты приглашена к ним на ужин? Это определенно кое-что значит.

— Это невежливо — обсуждать в моем присутствии людей, которых я не знаю! — надувается Энн.

Фелисити наконец решает сжалиться над ней.

— Саймон Миддлтон — не только единственный сын виконта, но еще и очень красивый молодой человек. И он, судя по всему, проявляет интерес к Джемме, хотя она и не хочет, чтобы мы об этом знали.

— Да ничего подобного, неправда! — возмущаюсь я. — Он просто весьма милосердный человек, я уверена.

— Миддлтоны никогда не отличались милосердием, — заявляет Фелисити, глядя вниз, в фойе. — Ты должна очень постараться понравиться его матери. Ей нравится тщательно изучать людей, ее это развлекает.

— Не слишком ты меня утешила, — говорю я.

— Предупрежден — значит, вооружен, Джемма!

Внизу леди Денби говорит что-то забавное, ее спутницы смеются тем сдержанным смехом, который каким-то образом появляется у женщин, расставшихся с девичеством. Леди Денби совсем не похожа на того монстра, каким представляет ее Фелисити.

— А что ты наденешь? — мечтательным тоном спрашивает Энн.

— Рога и шкуру какого-нибудь здоровенного зверя, — отвечаю я.

Энн несколько мгновений обдумывает мой ответ, будто полностью верит в эту ерунду. Ну что с ней поделаешь?

— Я надену что-нибудь приличное. Что-нибудь такое, что одобрит моя бабушка.

— Ты должна потом рассказать нам все подробно, — заявляет Фелисити. — Мне будет очень, очень интересно все узнать.

— А ты хорошо знаешь мистера Миддлтона? — любопытствую я.

— Я с ним знакома сто лет, — отвечает Фелисити.

Она стоит у перил, локоны ее золотистых волос падают до подбородка. Фелисити выглядит как картинка, ее необычная красота весьма соблазнительна.

— Понятно. А ты не брала ли его на прицел?

Фелисити кривится:

— Саймона? Да он мне как брат. Я и вообразить не могу, чтобы между нами начался роман.

Мне становится немного легче. Конечно, глупо возлагать какие-то надежды на Саймона так скоро после знакомства, но он обаятелен и хорош собой, и я ему как будто понравилась. Его внимание заставляет меня чувствовать себя красавицей. Да, это всего лишь легкое волнение, но мне совсем не хочется, чтобы оно сразу прошло.

Одна из толпящихся возле леди Денби дам смотрит наверх и замечает нас. Леди Денби тоже поднимает голову.

— Идем! — шепчу я. — Идем же!

— Может, толкать меня начнешь? — огрызается Фелисити.

Я и правда слишком наседаю на нее. Мы поспешно ныряем в коридор. Фелисити затаскивает нас в пустую спальню и закрывает дверь. Энн нервно оглядывается по сторонам.

— Но можно ли нам сюда заходить?

— Ты же хотела уединения, — отвечает Фелисити. — Вот и получай.

На кресле лежит чье-то платье, в углу стоят несколько шляпных картонок. Конечно, сейчас спальня пуста, но это не значит, что она ничья.

— Нужно действовать побыстрее, — говорю я.

— Это верно, — с усмешкой соглашается Фелисити.

Энн смотрит на нас так, словно мы внезапно свихнулись.

— Мы попадемся! Я знаю!

Но как только мы беремся за руки и я вызываю дверь света, все страхи забываются и нас охватывает благоговение…