На следующий день любопытство преодолевает гнев Фелисити. Они с Энн являются ко мне с ответным визитом. Наши лондонские каникулы подходят к концу. Скоро придется возвращаться в школу Спенс. Том тепло приветствует Энн, и та сразу оживляется. За две недели, проведенные в Лондоне, Энн стала более уверенной в себе, как будто поверила наконец, что достойна счастья, и я очень боюсь, что все это плохо кончится.
Фелисити тащит меня в гостиную.
— Мы никогда больше не должны говорить о том, что произошло на балу! Но это в любом случае не то, что ты думаешь. Мой отец — добрый и любящий человек, и он настоящий джентльмен. Он никогда и никому не причинит вреда!
— А как насчет Полли?
— А что насчет Полли? — переспрашивает Фелисити, внезапно глядя мне прямо в глаза. Ох, каким ледяным бывает ее взгляд! — Ей повезло, что мы взяли ее в дом. У нее будет все, чего ей захочется, — лучшие гувернантки, школы, наряды, со временем — выезды в свет. Это куда лучше, чем сиротствовать у каких-то совсем дальних родственников.
Значит, цена ее дружбы — мое молчание.
— Так что же, договорились? — резко спрашивает Фелисити.
К нам присоединяется Энн.
— Я что-то пропустила?
Фелисити ждет моего ответа.
— Нет, — говорю я, обращаясь к Энн.
Напряженные плечи Фелисити расслабляются.
— Похоже, нам не грозит скука на каникулах. Джемма знает, как найти Храм!
— Да, мне кажется, я его видела.
— Ну и чего мы тогда ждем? — говорит Энн. — Вперед!
Сад выглядит почти неузнаваемым. Он зарос сорняками — толстыми, сухими, высокими. В колючей траве, прямо на виду, лежит полусгнивший трупик какого-то небольшого зверька, кролика или дикобраза… Над ним вьются мухи. Они громко, пугающе жужжат.
— Ты уверена, что мы попали именно в сад? — спрашивает Энн, оглядываясь по сторонам.
— Да, — отвечаю я. — Смотрите, вон серебряная арка.
Арка слегка потускнела, но это она.
Фелисити находит камень, под которым Пиппа спрятала ее вооружение, и перекидывает ремень колчана со стрелами через плечо.
— А Пиппа где?
Из зарослей кустов выходит прекрасное животное. Оно представляет собой нечто среднее между ланью и пони, у него длинная шелковистая грива и пятнистая шкура лилового оттенка.
— Привет, — говорю я.
Существо делает осторожный шаг в нашу сторону и замирает, принюхиваясь. Потом всхрапывает, как будто уловив в воздухе что-то тревожное. И вдруг бросается бежать, а из кустов кто-то выскакивает с громким воинственным криком.
— Прячьтесь! — кричу я, толкая подруг в густые заросли сорняков.
Прекрасное животное падает на землю, отчаянно крича. До нас доносится тошнотворный хруст костей, а потом наступает тишина.
— Что это такое, кто на него напал? — шепотом спрашивает Энн.
— Не знаю, — отвечаю я.
Фелисити берет лук на изготовку, и мы крадемся следом за ней к краю зарослей. Кто-то согнулся над животным, тело прекрасного существа разодрано сбоку…
Фелисити вскидывает лук.
— Эй, ты! Замри!
Хищник оглядывается. Это Пиппа… ее лицо залито кровью убитого животного. И я могу поклясться, что на мгновение ее глаза стали голубовато-белыми и звериная жажда исказила такое милое лицо…
— Пиппа? — растерянно произносит Фелисити, опуская лук. — Что ты делаешь?
Пиппа встает. Ее платье истрепано, волосы в полном беспорядке.
— Мне пришлось это сделать. Он собирался напасть на вас.
— Нет, не собирался, — возражаю я.
— Да! — бешено кричит Пиппа. — Ты не знаешь этих тварей!
Она шагает ко мне, и я инстинктивно отступаю. Пиппа срывает одуванчик и протягивает его Фелисити.
— А мы поплывем опять по реке? Мне так нравится на воде. Энн, я знаю одно место, где магия невероятно сильна. Мы можем сделать тебя такой прекрасной, что все твои тайные желания осуществятся!
— Мне хотелось бы стать красивой, — кивает Энн. — Но, конечно, после того, как мы найдем Храм.
— Энн! — предостерегающе произношу я.
Вообще-то мне не следовало этого делать. Просто само слетело с языка.
Пиппа переводит взгляд с Энн на Фелисити, потом на меня.
— Так вы уже знаете, где он?
— Джемма видела его в ви…
— Нет, — перебиваю я Фелисити. — Пока что не знаем.
Глаза Пиппы наполняются слезами.
— Вы знаете, где он! И вы не хотите, чтобы я пошла с вами!
Она совершенно права. Я боюсь Пиппу, точнее, боюсь того существа, в которое она превратилась.
— С чего ты взяла? Конечно, мы хотим, чтобы ты пошла с нами, ведь так? — Фелисити смотрит на меня.
Пиппа срывает другой одуванчик и превращает его в месиво. И обжигает меня взглядом.
— Нет, она не хочет! Я ей не нравлюсь! И никогда не нравилась!
— Это неправда, — возражаю я.
— Правда! Ты всегда мне завидовала! Ты завидовала моей дружбе с Фелисити! И ты завидовала тому, как тот индийский красавец, Картик, смотрел на меня, как будто желал меня! Ты меня ненавидела за это! И не трудись отрицать, у тебя все на лице написано!
Она пронзила меня насквозь этой правдой и отлично это знает.
— Не говори глупостей, — бормочу я.
Мне трудно дышать.
Пиппа смотрит на меня глазами раненого олененка.
— Ну да, конечно, о таком не следует говорить вслух…
— Ты… ты сама решила съесть здешние ягоды, — наконец выпаливаю я. — Ты сама решила остаться!
— Ты меня бросила здесь, умирать в реке!
— Я не могла сражаться с убийцей, посланным Цирцеей, с той темной тварью! Но я вернулась за тобой.
— Разберись в том, чего ты на самом деле желаешь, Джемма! Хотя в глубине сердца ты знаешь ответ. Ты оставила меня здесь с той тварью. И если бы не я, ты бы так и не узнала…
Она умолкает.
— Она бы не узнала чего? — спрашивает Энн.
— Никогда бы не узнала, что они ее ищут! Это я предупредила тебя, Джемма, предупредила во сне!
— Но ты ведь говорила, что ничего не знала об этом! — горестно восклицает Фелисити. — Ты лгала! Ты лгала мне!
— Фелисити, пожалуйста, не сердись! — просит Пиппа.
— А почему ты не предупредила меня раньше? — спрашиваю я.
Пиппа складывает руки на груди.
— А зачем мне рисковать собой и рассказывать тебе обо всем, если ты не хочешь ничего мне пообещать?
Ее логика представляет собой искусно сплетенную паутину, и я в нее попадаюсь.
— Впрочем, неважно, — продолжает Пиппа, поворачиваясь к нам спиной. — Если мне нельзя доверять, так можете поискать Храм без меня. Только потом не прибегайте ко мне за помощью!
— Пиппа! Не уходи! — кричит ей вслед Фелисити.
Я никогда прежде не видела, чтобы Фелисити умоляла кого-то о чем бы то ни было. А Пиппа впервые не откликается на ее зов. Она уходит все дальше и дальше и наконец пропадает из поля нашего зрения.
— Может, надо ее догнать? — неуверенно спрашивает Энн.
— Нет, — отрезает Фелисити. — Если ей нравится вести себя как капризное дитя, так и пусть. Я за ней бегать не стану.
Она крепко сжимает в руке лук.
— Идемте.
Амулет показывает направление, и мы углубляемся в лес, идем мимо чащи, где ждали нас несчастные леди с фабрики, погибшие в огне. Мы следуем указаниям Ока Полумесяца, шагаем по длинной извилистой тропинке, пока не добираемся до двери, что ведет к Пещере Вздохов.
— Почему мы снова здесь оказались? — спрашивает Фелисити.
Я растеряна.
— Не знаю. Похоже, я запуталась в направлениях…
Внезапно Энн замирает на месте, в ее глазах вспыхивает сильный испуг.
— Джемма…
Я оборачиваюсь — и вижу их, плывущих вдоль тропы.
Фелисити тянется к стрелам, но я останавливаю ее руку.
— Все в порядке, — говорю я. — Это те самые девушки в белом.
— Храм уже близко, — шепчут они жужжащими голосами. — Иди за нами…
Они движутся очень быстро. И мы спешим изо всех сил, чтобы не потерять их из виду. Окружающая тропу зелень, похожая на зелень джунглей, сменяется холмистой равниной, время от времени под нашими ногами — горячие пятна песка… Когда мы добираемся до третьего холма, я уже не вижу девушек в белом. Они исчезли.
— Где они? — спрашивает Фелисити.
Она сняла колчан, чтобы растереть затекшее плечо.
— Я не знаю, их не видно, — говорю я, пытаясь отдышаться.
Энн садится на камень.
— Я устала. Как будто мы уже несколько дней идем!
— Может, мы увидим что-нибудь, если поднимемся на холм, — предполагает Фелисити. — Они ведь сказали, что Храм близко. Идем, Энн!
Энн неохотно поднимается, мы карабкаемся по склону холма.
— Вы что-нибудь слышите? — спрашиваю я.
Мы все прислушиваемся; где-то недалеко раздается как будто негромкий плач.
— Птицы? — спрашивает Фелисити.
— Чайки, — говорит Энн. — Мы, похоже, недалеко от воды.
Мы почти на вершине холма. Я предлагаю Энн руку, чтобы помочь ей преодолеть последнюю часть подъема.
— Ну и ну… — выдыхает Энн, окинув взглядом пейзаж.
Перед нами широкое пространство воды, и не слишком далеко от берега — маленький остров. На нем возвышается величественный собор с сине-золотым куполом. Чайки, чьи голоса мы слышали недавно, кружат над ним.
— Да, это он, — говорю я. — Тот, что был в моем видении.
— Мы его нашли! — кричит Фелисити. — Мы нашли Храм!
Спеша угнаться за девушками в белом, я перестала следить за амулетом, проверять курс. А теперь, взглянув на него, вижу, что Око Полумесяца угасло.
— Мы сбились с пути! — пугаюсь я.
— Да какая разница? — возражает Фелисити. — Мы ведь в конце концов нашли Храм!
— Но он не на нашей тропе, — возражаю я. — Нелл предупреждала, что мы должны держаться тропы.
От усталости Фелисити впадает в раздражение:
— Джемма, она просто несла всякую ерунду! Ты следуешь советам абсолютно сумасшедшей особы!
Я поворачиваюсь вокруг себя, верчу амулет так и эдак, надеясь уловить нечто вроде сигнала. Но амулет не оживает.
Энн касается моей руки.
— И в самом деле, Джемма! Мы ведь понятия не имеем, можно ли доверять ее словам. В лучшем случае она просто душевнобольная. В худшем — может служить Цирцее. Мы не знаем!
— Ты даже и того не можешь знать, стоит ли доверять этому амулету! — настаивает Фелисити. — Если подумать, куда он нас завел? К неприкасаемым? К тем сгоревшим девицам в зарослях? А в тот вечер, когда мы были в опере? Нас чуть не убили те ужасные охотники!
Энн кивает.
— Ты сама говорила, что девушки в белом приходили к тебе в видении. Они показали тебе Храм, и вот он, пожалуйста!
Да, вот только… Этот храм стоит не на тропе. Нелл предупреждала, что нас постараются увести с истинного пути. Нелл, в безумном гневе задушившая попугаиху, пытавшаяся и меня тоже придушить… «Не доверяй ей», — говорили девушки в белом. Но Картик говорил, что доверять нельзя никому и ничему в сферах. Я уже вообще не знаю, чему верить.
Собор на острове выглядит так, словно он воздвигнут много лет назад. Это должен быть нужный нам Храм. А чем еще он может оказаться? Внизу, у берега, покачивается на волнах лодка, как будто нас здесь ждали.
— Джемма? — окликает меня Фелисити.
— Да, — говорю я, пряча амулет. — Это должен быть Храм.
Фелисити, взвизгнув, пускается вниз по склону, к лодке. Вдали красуется величественный собор, маня нас тысячами огней. Мы отвязываем лодку и отталкиваемся от берега, мы гребем, направляясь к острову.
От воды поднимается туман. Внезапно темнеет. Крики чаек звучат со всех сторон. Полоса воды, отделяющей нас от Храма, оказывается куда шире, чем мы думали. Я вглядываюсь сквозь дымку — и собор кажется мне простыми развалинами. Желтая луна видна сквозь высокое пустое окно, ее свет поблескивает в осколках стекол, оставшихся в рамах, и ночное светило выглядит как маяк, зовущий заплутавшие корабли. Я зажмуриваюсь — а когда вновь открываю глаза, собор стоит передо мной все так же величественно, это гигантское каменное сооружение со шпилями и огромными готическими окнами.
— Он выглядит совсем пустым, — говорит Фелисити. — Да я и представить не могу, чтобы в нем кто-то жил.
Мне хочется сказать: «Кто-то или что-то».
Мы вытаскиваем лодку на берег. Храм стоит высоко на холме. Чтобы добраться до него, нам нужно миновать крутую лестницу, высеченную прямо в скале.
— Как вы думаете, сколько здесь ступеней? — спрашивает Энн, окидывая взглядом лестницу.
— Пока не пересчитаем, не узнаем, — говорю я, начиная подъем.
Это трудное предприятие. На полпути вверх Энн вынуждена сесть и отдышаться.
— Мне не добраться туда, — пыхтит она.
— Доберешься, — говорю я. — Осталось совсем немного. Посмотри-ка!
— Ох! — изумленно вскрикивает Энн.
Огромная черная птица проносится совсем рядом с ней и садится на ступени неподалеку. Это вроде бы крупный ворон. Птица громко каркает, и у меня по рукам бегут мурашки. К первой птице подлетает вторая. Парочка, похоже, подгоняет нас, требуя двигаться дальше.
— Идемте, — говорю я. — Это всего лишь птицы.
Мы проходим мимо птиц и наконец добираемся до конца лестницы. Здесь мы видим перед собой огромные золотые двери. На их филенках вырезаны самые прекрасные в мире цветы.
— Какая прелесть! — говорит Энн.
Она касается пальцами лепестков — и двери распахиваются.
Собор просторен, потолок парит где-то высоко-высоко над нами. Вокруг горят факелы и свечи.
— Эй, есть тут кто-нибудь? — зовет Энн.
Ее голос рождает эхо: «Будь… будь… уть…»
На полу из мраморных плиток выложен красный цветочный узор. Когда я резко поворачиваю голову, цветы вдруг кажутся мне грязными и потрескавшимися, плитки — отбитыми по краям. Я моргаю — и все снова сверкает и ошеломляет красотой.
— Вы видите что-нибудь? — спрашиваю я подруг.
«Будь… будь… уть…»
— Нет, — отвечает Энн. — Погоди-ка, а это что такое?
Энн протягивает руку к чему-то на стене. Кусок камня рушится на пол. Что-то, подпрыгивая, катится по полу и останавливается у моих ног. Череп.
Энн содрогается всем телом.
— Зачем эта штука здесь?
— Не знаю…
Волосы у меня на затылке шевелятся от страха. Глаза играют со мной шутку, снова видя разбитые, грязные плитки пола. Прекрасный собор дергается, как в судороге, величественная красота рассыпается. На какую-то секунду я вижу совсем другое: это осыпавшаяся, развалившаяся оболочка, остов здания, и разбитые окна наверху смотрят зловеще, как пустые глазницы черепа.
— Думаю, нам лучше уйти отсюда, — шепотом говорю я подругам.
— Джемма! Энн!
Голос Фелисити звучит высоко и пронзительно от испуга. Мы бежим к ней. Она поднесла свечу почти вплотную к стене. И мы видим… В стену вделаны кости. Сотни костей. Страх во мне все нарастает и нарастает.
— Это не наш Храм, — говорю я, уставившись на кости чьей-то руки, крепко вмазанные в промежуток между крошащимися камнями.
Осознав положение вещей, я холодею с головы до ног. «Держись пути, девица».
— Они увели нас с тропы, как и говорила Нелл Хокинс.
Над нами что-то быстро пролетает. По куполу проносятся тени.
— Что это? — Энн хватает меня за руку.
— Я не знаю.
«Знаю… знаю… знаю…»
Фелисити нащупывает стрелу в колчане за спиной. Движение и шорох начинаются с другой стороны. И теперь как будто ближе.
— Уходим, — шепчу я. — Быстро!
Внезапно вокруг нас начинается движение. Под золотым куполом проносятся тени, похожие на гигантских летучих мышей. Мы уже почти у двери, когда слышим это: высокий пронзительный вой, от которого у меня леденеет кровь.
— Бежим! — кричу я.
Мы несемся к выходу, под нашими ботинками трещат осколки разбитого мозаичного пола. Но мы все равно слышим ужасающие вопли, рычание, лай…
— Бегом, бегом! — кричу я.
— Смотри! — резко выкрикивает Фелисити.
Тьма в вестибюле собора шевелится. И что бы там ни кружило в воздухе над нами, оно теперь опустилось между нами и дверью, и мы в ловушке. Визгливый вой затихает, сменившись низким утробным голосом, который ритмично бормочет:
— Куколки, куколки, куколки…
Они выходят из теней — с полдюжины или около того самых нелепых, гротескных существ, каких я только видела. Все до единого одеты в изодранные грязные белые балахоны, наброшенные поверх древних кольчуг, у всех башмаки с острыми металлическими носками. У одних — длинные перепутанные волосы, падающие на плечи. У других головы обриты наголо, и на коже видны свежие кровоточащие порезы. У одного особо страшного духа на голове красуется полоска волос, она тянется от центра лба через затылок к вороту. Руки этого существа обхватывают браслеты, а на шее — ожерелье из косточек человеческих пальцев. И это существо, видимо вожак стаи, выступает вперед.
— Привет, куколки, — говорит он, зловеще ухмыляясь.
Он протягивает руку. Ногти выкрашены черной краской. На мускулистых руках — отчетливые черные линии, рисунок изображает колючие стебли, они вьются кольцом. И заканчиваются у локтей, и дальше до самых плеч вытатуированы жирные красные цветки. Маки.
В памяти всплывают слова Нелл Хокинс: «Бойся Маковых воинов».