Наш семейный врач, доктор Левис, решительно заявляет, что у меня обычная простуда, ничего больше. И я, несколько раз чихнув, полностью соглашаюсь с его диагнозом. Но приходится остаться в постели. Миссис Джонс приносит на серебряном подносе горячий чай и бульон. А днем отец проводит со мной целый час, развлекая меня чудесными историями об Индии.
— Да, вот мы с Гуптой и оказались на пути в Кашмир, с ослом, который не желал сдвигаться с места даже за все сокровища Индии. Когда он увидел тот узкий перевал, он оскалился на нас и лег на землю, отказываясь идти дальше. Мы тянули и тянули за веревку, но чем энергичнее мы пытались его поднять, тем сильнее он сопротивлялся. Я думал, мы там и останемся. Но Гупта в конце концов набрел на спасительную идею.
— И что он сделал? — спрашиваю я, сморкаясь.
— Он снял шапку, поклонился ослу и сказал: «Только после вас». И осел тут же встал и пошел вперед, а мы — следом за ним.
Я смотрю на отца, прищурившись.
— Ты все это выдумал!
Отец театрально прикладывает ладонь к груди:
— Ты подвергаешь сомнению слова твоего отца? Да что ты о себе возомнила, неблагодарная девчонка!
Это заставляет меня рассмеяться — и чихнуть. Отец наливает мне еще чаю.
— Выпей-ка, милая. Я не хочу, чтобы ты пропустила сегодня вечером танцы с сумасшедшими в больнице у Тома.
— Я слышала, мистер Сноу любит уж слишком фамильярничать с партнершами, — говорю я.
— Ну, лунатик он или нет, я с него шкуру спущу, если он на такое осмелится, — грозно заявляет отец, выпячивая грудь, как отставной морской офицер. — Ну, разве что он поздоровее меня… Тогда мне понадобится твоя защита, моя дорогая.
Я опять смеюсь. Отец сегодня в чудесном настроении, хотя и выглядит похудевшим и руки у него продолжают время от времени дрожать.
— Твоей матушке понравилась бы идея танцевального вечера в Бедламе, могу тебя заверить. Она так любила все необычное…
Мы замолкаем. Отец крутит на пальце обручальное кольцо, которое по-прежнему носит, поворачивает его снова и снова… Я разрываюсь между желанием сказать правду — и удержать его рядом с собой. Выигрывает честность.
— Я так по ней скучаю, — говорю я.
— Я тоже, малышка…
Мы снова молчим, и никто не знает, чем заполнить возникшую между нами пустоту.
— Я знаю, она была бы рада, что ты учишься в школе Спенс.
— Ты уверен?
— О да. Это ведь была ее идея. Она говорила, что если с ней вдруг что-нибудь случится, я должен отправить тебя именно туда. Странно, если подумать. Как будто она знала…
Отец умолкает и смотрит в окно.
Я впервые слышу, что мать сама хотела отправить меня в школу Спенс, в ту самую школу, где она едва не погибла, в школу, где она подружилась с девушкой, позже превратившейся в ее врага, Сарой Риз-Тоом. С Цирцеей. Но прежде чем я решаюсь расспросить отца поподробнее, он встает и прощается со мной. Все его оживление исчезло, он не в силах больше оставаться рядом.
— Мне пора, мой ангел.
— Разве ты не можешь посидеть еще немножко? — хнычу я, хотя и знаю, что он терпеть этого не может.
— Я не должен заставлять себя ждать, мои старые друзья уже собрались в клубе.
Почему мне постоянно кажется, что я вижу лишь тень прежнего отца? Я себя чувствую ребенком, который пытается ухватить папу за полу пальто, но промахивается.
— Да, конечно, — говорю я.
Я улыбаюсь отцу, стараясь выглядеть веселой, бодрой девочкой. «Не разбей ему сердца, Джемма…»
— Увидимся за ужином, малышка.
Он целует меня в лоб и уходит. Но его уход никак не ощущается. Он даже не оставил вмятины на кровати, на том месте, где сидел.
Миссис Джонс суетливо входит в комнату, неся еще чай и дневную почту.
— Письмо для вас, мисс.
Я ума не приложу, кто бы это мог послать мне рождественскую открытку, и удивляюсь до тех пор, пока не замечаю, что письмо пришло из Уэльса. Миссис Джонс тратит целую вечность, чтобы навести порядок в комнате и открыть занавески. Письмо лежит у меня на коленях, дразня.
— Вам нужно что-нибудь еще, мисс? — спрашивает экономка без особого энтузиазма.
— Нет, спасибо, — отвечаю я с улыбкой.
Наконец миссис Джонс уходит, и я открываю конверт. Это письмо от директрисы школы Святой Виктории, миссис Моррисей.
Дорогая мисс Дойл!
Спасибо за Ваше письмо. Я с радостью узнала, что Нелл нашла себе столь добрую подругу. В школе Святой Виктории действительно служила учительница по имени Клэр Мак-Клити. Мисс Мак-Клити работала у нас с осени 1894 года до весны 1895-го. Она была исключительно хорошей преподавательницей живописи и поэзии, и ее, безусловно, любили наши девушки, и Нелл Хокинс среди прочих. К несчастью, у меня, похоже, не осталось фотографии мисс Мак-Клити, о которой Вы просите, и мне неизвестен ее новый адрес. Она покинула школу Святой Виктории потому, что ей предложили должность в какой-то школе рядом с Лондоном, где директорствует ее сестра. Я очень надеюсь, что мое письмо Вам чем-то поможет и что Вы радостно встретите Рождество.
Значит, она действительно там служила! Я так и знала!
«…ей предложили должность в какой-то школе рядом с Лондоном, где директорствует ее сестра…»
Школа рядом с Лондоном. Школа Спенс? Значит ли это, что миссис Найтуинг и мисс Мак-Клити — сестры?
Я вдруг слышу внизу голоса.
В мою дверь врывается Фелисити, за ней — смущенная Энн, а за ними — разъяренная миссис Джонс.
— Привет, Джемма, дорогая! Как ты себя чувствуешь? Мы с Энн подумали, что следует тебя навестить.
— Доктор сказал, что вам необходим отдых, мисс! — Миссис Джонс проглатывает окончания слов, как рассерженный садовник обрезает концы веток.
— Все в порядке, миссис Джонс, благодарю вас. Я уверена, визит пойдет мне только на пользу.
Фелисити победоносно улыбается.
— Как пожелаете, мисс. Короткий визит, — подчеркивает миссис Джонс, с силой закрывай за собой дверь.
— Ну, вы этого добились, — смеюсь я. — Вы ее довели до бешенства.
— Какой ужас! — восклицает Фелисити, закатывая глаза.
Энн изучает платье, висящее на дверце шкафа.
— Ты ведь поправишься к вечеру и поедешь на танцы в госпиталь? — спрашивает она.
— Да, — отвечаю я. — Поеду туда обязательно. И не беспокойся, Том будет там непременно. Он от меня не заразился.
— Рада слышать, что он в добром здравии, — говорит Энн так, будто не желала услышать именно это, спеша сюда.
— Ну, выглядишь ты не очень-то хорошо, — говорит Фелисити.
— Зато у меня есть интересные новости.
Я протягиваю подругам письмо.
Фелисити и Энн садятся на край кровати, молча читают письмо — и их глаза округляются.
— Так это она? — спрашивает Энн. — Мисс Мак-Клити — действительно Цирцея!
— Но мы ее разоблачили, — говорю я.
— «Она покинула школу Святой Виктории потому, что ей предложили должность в какой-то школе рядом с Лондоном, где директорствует ее сестра…» — вслух читает Фелисити.
— Если это так, — говорю я, — то миссис Найтуинг тоже под подозрением. Мы больше не можем ей доверять.