Молот Пограничья. Книга III

Глава 15

— Выражайтесь яснее, Ольгерд Святославович, — простонал я, кое-как высовывая из-под усохшей морды вепря одну руку — кажется, даже целую. — Я с удовольствием рассказал бы что угодно. Только обстановка, как бы этом вам объяснить… не располагает.

По мне будто поезд проехал. Чужой аспект, добытый в честном бою, не только наполнил резерв, но и слегка восстановил силы тела, но я все равно ощущал себя так, словно меня разорвали на части, а потом собрали заново. И не слишком аккуратно, в спешке поменяв местами некоторые внутренние органы.

Впрочем, это определенно было куда лучше того, что могло случиться. Простого смертного, да и, пожалуй, Одаренного хряк-переросток весом в пару с лишним тонн просто-напросто размазал бы по камню ровным слоем. А сумел не только выжить, но и, кажется, даже сохранить в целости весь набор костей.

За вычетом разве что нескольких ребер, однако после такой схватки обращать внимания и вовсе несолидно. Я за пару секунд всадил в гигантскую свиную тушу заклинаний на половину резерва, потом вогнал копье, сам едва не получил здоровенным копытом, увернулся от клыков, проехался спиной по траве, приложился затылком об камень…

И потом почему-то победил — сам не понимая, как.

У Горчакова, судя по выражению лица, имелась на этот счет весьма интересная теория. Если раньше он смотрел на меня исключительно с уважением, теплотой и почти отеческой заботой, теперь в его взгляде поселилось что-то еще. Не страх, конечно, но что-то подозрительно похожее на осторожность и недоверие. Так обычно смотрят на ядовитых змей, ящериц или еще каких-нибудь опасных хищников — пусть даже те и демонстрируют полное отсутствие желания напасть.

Видимо, по этой же причине старик и не спешил подходить, чтобы помочь.

— Матерь милосердная, вы и дальше собираетесь так стоять? — не выдержал я. — Как насчет того, чтобы вытащить меня?

Подействовало. Хоть и не совсем так, как я рассчитывал. Старик нахмурился, буркнул что-то себе под нос и наклонился. Но вместо того, чтобы приподнять кабанью голову, просто ухватил меня за ворот куртки и рывком выдернул на свободу.

Не слишком учтиво — зато эффективно.

— Благодарю, — проворчал я, кое-как усаживаясь спиной к камню.

Горчаков молча кивнул и отступил на пару шагов, не сводя с меня глаз. Будто до сих пор почему-то ждал, что я начну выкладывать всю подноготную. А мне оставалось только пялиться на него в ответ, потому что сказать было попросту нечего — я понятия не имел, как угробил хряка-переростка, и уж тем более н знал, чего в этом… такого.

В конце концов эта игра в гляделки надоела нам обоим — и Горчаков сдался первым.

— Не пойми меня неправильно, Игорь, но мне очень хотелось бы понимать, что… кто ты такой, — вздохнул он. — И где научился этим фокусам.

— Обязательно поймете, Ольгерд Святославович. Особенно когда потрудитесь объяснить, что именно вас так смущает.

— Не прикидывайся. — Горчаков нахмурился. — Сейчас такой дряни уже не встретишь, но я в свое время видел. И, должен сказать, зрелище было так себе. Такое не забудешь, даже если очень захочется — а захочется непременно.

— Все еще непонятно, — проинформировал я.

— Мертвые Пальцы. Способность вытягивать силу из живого существа прикосновением. — Горчаков говорил отрывисто, будто выплевывал каждое слово — настолько отвратительными они ему казались на вкус. — Это заклинания аспекта смерти. И я хочу знать, кто и где тебя этому научил.

Хаос его забери… Да, это действительно объясняло если не все, то многое. Я прочитал справочник по заклинаниям от корки до корки, и мог поклясться, что никогоа похожего на эти самые Мертвые Пальцы в разделе огненной стихии не было. Да и во всех прочих тоже, если уж на то пошло. Составители и редакторы книги упоминали аспект Смерти лишь вскользь, ограничившись пятью основными.

— Что ж, в таком случае — я тоже хочу знать. — Я пожал плечами. — Потому как учить меня такой магии некому. Некромантов в роду, знаете ли, не было. И в кадетском корпусе, полагаю, тоже.

Я все-таки нашел в себе силы подняться — сидеть перед Горчаковым на земле, как на скамье подсудимых, казалось если не унизительным, то по меньшей мере неправильным. Будто я таким образом признавал себя виноватым невесть в чем, а заодно и давал старику право меня допрашивать.

— Да знаю я, что не было, — отозвался тот.

Все еще ворчливо и недовольно, но хотя бы уже без мрачной подозрительности. Невесть откуда взявшиеся силы некроманта наверняка до сих пор внушали Горчакову вполне справедливые опасения, однако во лжи он меня как будто не подозревал.

Ну, или делал вид — владеть собой старик умел не хуже всех прочих титулованных аристократов, хоть и прожил всю жизнь на Пограничье.

— Знаю, — повторил он, вздохнув. — Поэтому и пытаюсь понять, где к тебе эта зараза прицепилась.

Это уже куда больше напоминало беседу двух разумных людей. Хотя бы потому, что не подразумевало моей вины просто потому, что я каким-то непостижимым образом без всяких учителей или книжек выдал заклинание, за несколько секунд превратившее двухтонное таежное чудище в высохший труп.

Способность могла активироваться и сама по себе. Основа изо всех сил пыталась наполнить резерв и одновременно защищала, сохраняла мне жизнь, превращая в оружие все, до чего могла дотянуться. И где-то глубоко внутри вдруг нашелся аспект, который справился там, где оказались бессильны заклинания Огня на стыке пятого и четвертого рангов.

Но не мог же он появиться там из ниоткуда? Способности Стража многократно превосходили всю местную магию, но умения забирать чужую жизнь среди них не было. Прибор в военном госпитале тоже не показал даже намека на Смерть, значит…

Значит, я приобрел аспект уже позже — у кого-то из местных тварей.

Упырь у зубовского грузовика отпадал сразу — в нем магии было совсем немного. Уродливая тварь неплохо отожралась на товарищах, однако набрать маны толком не успела. Я помнил, как черные нити растворились в воздухе, не дотянувшись до трофейной брони. В тот день меня защитили то ли чары доспеха, то ли сама Основа, не пожелавшая принять такую грязь. Или энергии аспекта просто оказалось слишком мало, чтобы сформировать хоть что-то.

Но было еще кое-что.

— Скажите, Ольгерд Станиславович, — задумчиво проговорил я. — А может быть такое, что аспект зверя получает не тот, кто его убил?

— Бывает, конечно. Сплошь и рядом. Если, к примеру, солдаты из штуцеров подстрелят, то силу заберет Одаренный офицер. Магия — она ж, считай, как живая, в никуда уходить не хочет, сама к Основе тянется. — Горчаков на мгновение задумался. — Только подойти все равно надо. Вот прямо близко, чтобы аспект тебя почуял.

— Ясно, — кивнул я. — Тогда, полагаю, меня так наградил медведь, которого мы искали у хутора.

В тот самый день, когда я впервые встретил Пальцекрыла — и укоротил его на голову. Дело было ночью, и схватка вышла непростой, и я мог просто-напросто не заметить, как аспект перекочевал из мертвого… дважды мертвого тела косолапого в мое. Зверя прикончил автоматон, однако магия нашла себе нового владельца иначе. Видимо, медведь провалялся недостаточно долго, чтобы она просто растворилась в эфир.

— А ведь и правда. — Горчаков поморщился, чуть втянул голову в плечи, и в его взгляде на мгновение мелькнуло что-то похожее на вину. — Ты тогда первым в лес помчался, а я тебя даже не предупредил, что такое может быть. Думал, вместе зверюгу встретим и издалека убьем, а оно вон как вышло…

— Ну… могли бы и раньше сказать, да, — буркнул я. — Одаренный способен принять любой аспект?

— Да в том-то дели, Игорь, что не любой. — Горчаков снова нахмурился. — Чтобы такое случилось, должна и склонность какая-никакая быть, и в самом звере сила.

Старик явно хотел сказать что-то еще, но не успел. Снова залаяла собака, потом вторая, а через несколько мгновений раздался треск, ветви молодых елей всколыхнулись, из из зарослей показались Друцкие. Сначала младший, обогнавший отца на несколько шагов, а потом и сам Матвей Георгиевич.

— Вижу, вы уже со всем справились судари, — проговорил он с улыбкой. Но, повернувшись к поверженному вепрю тут же вытаращился. — Матерь милосердная… Ну и чудище! Могу я полюбопытствовать, кто из вас его прикончил?

— Игорь Данилович, — сухо отозвался Горчаков. И для пущей убедительности даже продемонстрировал копье, на котором не было ни капли крови. — Когда я прибежал, зверь был уже мертв.

Ответ получился странным. Как будто и по делу, но до того неестественным, что любой на месте Друцкого заподозрил бы подвох. Но старика, похоже, интересовала исключительно добыча.

— Я так и знал, что сегодня отличитесь именно вы, Игорь Данилович! — радостно воскликнул он, направляясь к туше. — Ну и шкура… Настоящие доспехи! Боюсь даже спросить, как вы сумели уложить такую громадину.

Я неопределенно пожал плечами и покосился на Горчакова. Тот снова нахмурился, отвел взгляд, однако говорить ничего не стал. Видимо, решил, что моему сомнительному секрету лучше оставаться секретом, и остальным об этом знать не обязательно.

И хорошо — вряд ли их сиятельства обрадовались бы, узнав, что среди них завелся самый настоящий некромант.

— Ого… Не будь тут в ране копья, я, пожалуй, решил бы, что зверюга скончалась от старости. Тощая, как скелет! — проговорил младший Друцкий, опускаясь на корточки рядом с вепрем. — И шерсть вся седая… Интересно, сколько ей было лет?

— Куда больше, чем мне бы хотелось, — усмехнулся старший. — Не знаю, как вы, судари, а лично я не уверен, что нам следует это есть. Да и для жертвы богам вепрь слишком тяжел.

Мы с Горчаковым снова переглянулись, и я, наконец, выдохнул. Наши товарищи так и не поняли, как именно я отправил вепря на тот свет, а его… скажем так, не самый свежий облик списали на возраст. Только у старшего Друцкого на лице мелькнуло что-то похожее на сомнение, однако он так ничего и не сказал.

Даже если у его сиятельства и появились какие-то догадки, он решил оставить их при себе.

— Можно взять только клыки, — сказал Горчаков, отворачиваясь. — Старым богам не было угодно наградить нас ужином, но сама охота вышла славной. Нечасто встретишь того, кто способен одним ударом уложить вепря с аспектом.

— О да! Сын достоин своего отца. А может, даже превзошел его. — Старший Друцкий улыбнулся, разворачиваясь ко мне. — Вам, Игорь Данилович, есть за что благодарить богов. А на трапезу нам вполне хватит уток и молодого оленя.

— Вот и славно. — Горчаков размахнулся, воткнул копье древком в землю и потянулся за здоровенным охотничьим ножом на поясе. — Тогда берем клыки — и идем к капищу.

— Велес, Жива, Сварог — варяжский бог-кузнец, — тихо проговорил старший Друцкий. — Триглав — его всегда больше боялись, чем почитали. Недобрый он — но справедливый.

Резные идолы доставали мне примерно до середины груди, хотя когда-то наверняка были куда выше даже самого рослого человека. Просто нижняя их часть уже давным-давно ушла в землю. Я мог только догадываться, сколько им лет, но по всему выходило, что если и меньше тысячи, то не так уж намного. Наверняка лица на столбах высекли еще при конунге Рерике.

Давно почивший варяг-скульптор не отличался особым мастерством, и деревянные физиономии получились угловатыми и не слишком симпатичными, но сейчас, в вечернем полумраке, тени скрывали изъяны работы резчика, и древние идолы выглядели почти живыми. На мгновение даже показалось, что их глаза двигаются, наблюдая за незваными гостями капища, и следят — особенно за мной.

Но в этом взгляде не было ни угрозы, ни неприязни — скорее любопытство. В последнее время забытых богов навещали нечасто, и они, пожалуй, не имели ничего против новых лиц.

— Как они могли так сохраниться? — полушепотом спросил я. — Лет-то сколько прошло… А ведь тут Тайга.

— Не спрашивай. — Друцкий покачал головой. — Видать, охраняет их что-то… Или кто-то.

Местная природа, насквозь пропитанная магией, за неделю превратила перевернувшийся грузовик в ржавую развалину, а за две наверняка сожрала бы его полностью, однако резных старцев почеме-то пощадило.

Да и деревья вокруг них почему-то не росли. Капище расположилось примерно в десятке километров от Великанова моста, как раз посередине между Невой и дорогой, ведущей к заимке. Вокруг не осталось ничего похожего на тропу, и без Горчакова мы наверняка бы сто раз заблудились, однако крохотную полянку на возвышении и сосны, и ели, и их редкие лиственные собраться почему-то обходили стороной.

Капище защищала магия. Не привычные уже аспекты, не чары, оставленные древними колдунами, не энергия автоматонов. Но и не та, что разливалась за Невой повсюду. Другая. Еще более древняя — если такое вообще возможно. Люди, почитавшие старых богов, посещали это место, даже когда сюда уже пришла Тайга.

А может, и раньше.

Потом им пришлось оставить север. Бежать, навсегда уступив этот берег реки созданиям иного рода. Какими бы крутыми ни были предки сегодняшний князей Пограничья, и какой бы магией и технологиями ни обладали варяги, здесь они битви проиграли. И ушли за Неву — туда, где теперь стояли Ижора, Орешек, Гром-камень…

А старые боги остались. И то ли ждали, когда к капищу снова понесут драгоценные дары, то ли просто спали.

Им спешить было некуда.

Четыре покосившихся столба с резными ликами, выстроившиеся на полянке полукругом. И пятый — на возвышенности. Чуть крупнее остальных, ровный и прямой, как и тысячи лет назад. Чем-то похожий на Горчакова — такой же могучий и косматый, с длинной бородой, почти закрывающей латный нагрудник.

— Перун-громовержец, — вполголоса пояснил Друцкий. — Небесный воитель, старший над всеми.

— Его всегда считали богом князей и княжеской дружины. — Сокол почти бесшумно шагнул вперед и встал рядом со мной. — Поэтому и почитали особенно.

— Удивительно, что кто-то из молодых еще знает такое, — удивленно пробормотал Горчаков. — Ты тоже веришь в старых богов?

Сокол ответил не сразу. Видимо, подбирал слова, чтобы ненароком не обидеть старика. Да и злить хозяев капища ему, похоже, тоже не хотелось, будь они хоть сто раз деревянные. В этом месте столетиями копилась сила — и чувствовали не только Одаренные.

— Ну… не сказать, чтобы верю, ваше сиятельство, — осторожно проговорил Сокол. — Но в Тайге любая помощь пригодится. Прежняя диакониса в Орешке говорила, что молиться идолам — большой грех. Все уговаривала Буровина отправить солдат и сжечь старое капище — только кто бы им сюда дорогу показал?

— Точно не я, — недовольно проворчал Горчаков. — Нечего наших богов трогать. Тыщу лет стояли — и еще постоят. И защитить себя сумеют, если придется.

— Вот и матушка Серафима так говорит, — кивнул Сокол. — Мол, не нужно лезть без надобности. Человек сам решает, какого бога о помощи просить.

— Верно. У Матери на этом берегу силы большой нет. — Младший Друцкий сделал несколько шагов вперед и осторожно опустил к деревянному подножью Перуна клыки вепря. — А эти помогут.

Еще несколько человек подошли к идолам. Кто-то с мелкими подношениями вроде кусков хлеба или серебряных монеток, кто-то так — поздороваться. Из всей родни Горчакова только Аскольд остался стоять в стороне. Видимо, не особо почитал старых богов в отличие от отца.

Или просто не хотел лишний раз попадаться мне на глаза после того, как удрал, оставив меня с вепрем один на один.

— Теперь — все? — тихо спросил я, когда все закончилось. — По машинам и домой?

— Нет. — Старший Друцкий покачал головой. — Велесову ночь положено проводить здесь, в Тайге.

— Древние варяги верили, что это особое время. Поворотная точка между зимой и летом, разделяющее тепло и холод. — Горчаков оперся на копье. — Завтра мы будем славить предков, но до рассвета этот лес не принадлежит живым.

— И зачем же тогда здесь оставаться? — вздохнул я.

— Традиция. Я не слишком-то верю в духов, но в эту ночь в Тайге может случится всякое. Никогда не узнаешь наперед, кто выйдет из чащи. — Горчаков кивнул в сторону деревьев за полянкой. — И будет ли он врагом или другом.

— Наши предки верили, что ночным гостям можно задать вопрос, — добавил старший Друцкий. — И они непременно ответят.

— А вы сами… задавали? — Я поморщился — слишком уж сильно этот разговор отдавал суевериями. — Или хотя бы видели кого-то?

— Да нет, конечно! — Младший Друцкий нервно усмехнулся. Видимо, парня проняло, и он отчаянно хотел разрядить обстановку. — Я уже пятый раз на охоте — и ничего. Ну, может, волк завоет среди ночи…

Голос звучал громко и весело, но легче не стало — ни людям вокруг, ни, похоже, самому Друцкому. Закончив говорить, он опасливо отступил на пару шагов от идолов и огляделся по сторонам, будто пытаясь понять, не оскорбил ли кого сверх меры.

Пожалуй, оскорбил — слишком уж чуждой и почти неприличной была в таком месте человеческая речь. И будто в ответ на слова Тайга отозвалась целым ворохом ночных звуков.

Я разобрал шелест ветра в верхушках сосен, окружавших полянку. Тихое поскрипывание стволов, какую-то птицу, которую потревожил наш разговор. Едва слышное журчание — видимо, где-то недалеко протекал ручей или одна из бессчетных мелких речушек.

Но было еще кое-что: звук, которому даже в Велесову ночь в Тайге уж точно не место.

Шаги — словно кто-то неторопливо брел через лес к капищу, слегка подволакивая ноги.

— Матушка милосердная… — пробормотал кто-то из гридней. — А туман-то какой густой… Ничего уж не видать.

Действительно, пока мы возились с идолами, все вокруг успело затянуть тугой белесой пеленой. До самого капища она еще не добралась, но деревья по его краям уже утопали в тумане, из которого торчали только худые верхушки, похожие на чьи-то гигантские кости.

А шаги тем временем становились громче, и теперь их явно слышал не только я. И когда сквозь туман проступила высокая тощая фигура, неуклюже ковылявшая в нашу сторону, гридни как по команде сдернули с ремней арбалеты и штуцера.

— Духи, говорите?.. — Сокол лязгнул затвором, загоняя патрон в ствол. — Вот уж нет. Боюсь, единственное настоящее зло, которое мы здесь встретим — это люди.

Разлучник остался в машине примерно в двух километрах отсюда, но рука все равно сама поползла к поясу, где обычно висели ножны. Сейчас я почему-то особенно нуждался в родном аспекте. Огонь не только нес тепло и свет — в его силах было прогнать другую магию. Тягучую, тяжеловесную и холодную, как сама таежная ночь.

Увы, уже слишком хорошо знакомую.

— Духи? Нет, духов там нет, — мрачно усмехнулся я, зажигая в ладони пламя. — Но и людей, к сожалению, тоже.