Молот Пограничья. Книга III

Глава 12

— За мной! — Я перехватил Крушитель двумя руками, чтобы было удобнее шагать. — Во имя Отца!

И тьма впереди ожила. Снова ощетинилась остриями копий и изогнутыми лезвиями ятаганов, снова заскрежетала, засияла алыми огоньками глаз Измененных. В ответ ей завыли повторители, и остатки моей гвардии устремились в бой, кромсая черную орду огнем, серебром и сталью.

Строй двигался вперед, бронированным клином вгрызаясь в податливое и душное нутро сердца тьмы. Я сам стал острием этого совершенного оружия, и мой молот поднимался и опускался, раз за разом принося покой изувеченным душам защитников цитадели. Длинные и прямые коридоры сменялись залами, залы — тесными поворотами, неотличимыми друг от друга.

Любой другой уже давно затерялся бы в бесконечности их переплетений, но я упрямо шагал, не сбиваясь с одному мне известного курса. Чужая сила исступленно пульсировала где-то впереди и вела через цитадель куда вернее самой совершенной системы наведения.

Кровь не обманешь. Я знал, где прячется брат — так же, как и он видел весь путь, который мне пришлось прорубить через полчища его прислужников.

— Займите оборону. — Я поднял руку, приказывая преторианцам остановиться. — Дальше я пойду один.

Никто не стал возражать. Они слишком хорошо знали, на что способно исковерканное Хаосом чудовище. Даже лишившись сил и половины своего черного воинства, Страж остается Стражем. В бою против него не помогут ни повторители, ни мечи, ни сверхчеловеческая отвага — самое могучее оружие Легиона. Переломить такую силу может только подобная ей.

Моя.

Открыв глаза, я еще почти минуту лежал неподвижно и пялился в потолок. Пытался понять, почему разум решил вытащить из омута памяти продолжение сна — ту часть, которую я или еще никогда не видел, или успел забыть.

Что изменилось. Но что?..

Осознание пришло чуть позже — уже когда я кое-как сполз с кровати и направился к умывальнику. Подсказка вышла яснее некуда — в полумраке зеркала над крохотной раковиной, разумеется, отражался силуэт восемнадцатилетнего парня, а не гигант с боевым молотом в штурмовом доспехе, в котором никто из смертных не сумел бы сделать и шага.

И там, во все, я тоже был нынешним собой, а не прежним. Под неуязвимым металлом скрывалась не безупречная машина смерти, а Игорь Костров. Обычный человек, наделенный лишь крупицей могущества Стража. Ему хватало сил орудовать Крушителем и жечь врагов огнем, даже броня оказалась впору. Да и упрямством он нисколько не уступал тому, кем я был раньше.

Но для той схватки, что ждала впереди, одного упрямства мало.

Я только сейчас почувствовал, как колотится сердце. Колошматит, будто я пробежал несколько километров, ни разу не воспользовавшись магией. Сон, как и всегда, оставался лишь сном, бояться было нечего и незачем, но мне почему-то все равно казалось, что ужас из темных коридоров цитадели так никуда и не делся. Что зло, которому нет имени, каким-то образом проползло в эту маленькую комнату из другого места и времени.

И все еще тянет ко мне свои мертвые костлявые руки.

Пальцы сами нашарили на стене выключатель, и под потолком зажглась одинокая лампочка. Темнота отступила, трусливо расползаясь по углам, но тягучее и неприятное чувство внутри так никуда и не делось. Я то ли сумел на мгновение заглянуть в будущее и увидел там какую-то дрянь, то ли наоборот — крепче обычного застрял в прошлом. Будто сон все еще держал меня липкими холодными пальцами, пытаясь затянуть обратно — туда, где в полумраке бесконечных коридоров терпеливо дожидался враг.

Ощущение было настолько осязаемым и ярким, что все вокруг до сих пор казалось ненастоящим. Не реальным миром, а миражом, подделкой. Картинкой, нарисованной наивным и бездарным художником для такой же непритязательной публики. Темное пятно шторы, сквозь которую уже просвечивал прямоугольник окна, доски стен — неуклюжие мазки, кровать и пол — еще одна простенькая фигура с кляксами теней в углах. Даже отражение в зеркале вдруг расплылось, будто при свете мои глаза почему-то видели хуже, чем в темноте.

Я зажмурился, тряхнул головой, и странное наваждение исчезло. Осталось только ощущение, что все это — от продолжения сна до вязкого и тяжелого пробуждения — было не просто так. Казалось, что какая-то часть сознания, запертая где-то глубоко внутри, все еще пытается докричаться до меня из придавленного гранитными плитами памяти небытия.

— Да что тебе вообще нужно, болезный? — проворчал я, глядя в глаза отражению.

Парень в зеркале, конечно же, не ответил. Только едва заметно пожал плечами и принялся разглядывать меня в ответ. И, судя по выражению лица, результат осмотра ему не слишком-то нравился.

Выглядели… ну, допустим, мы — действительно так себе. К концу октября летний загар уже почти успел сойти, но даже это не могло объяснить зеленовато-бледный цвет физиономии, к тому же еще и дополненный здоровенными синяками под глазами. И если раньше я со скрипом списывал посредственный внешний вид на усталость и недосып, то сейчас…

Отдыхал я, пожалуй, чуть больше, чем следовало. Одаренному вполне достаточно шести часов крепкого сна, а я редко проводил в постели меньше семи — во всяком случае, последнюю неделю с небольшим. После появления в гриднице отставного фельдфебеля со звучной фамилией Сокол, мне было, на кого спихнуть всю физкультуру и прочую военную подготовку.

Парень не только сам был отличным бойцом, но и соображал в обучении куда лучше любого другого, включая даже многоопытного дядю. Сказывался и опыт солдатской муштры на протяжении пары лет, и армейская привычка вставать в шесть утра. И теперь, пока гридни разминались на площадке у дома, я порой позволял себе поваляться на четверть часа подольше.

Однако внешний вид за это время не изменился нисколько. Я все так же щеголял аристократичной бледностью, присущей разве что столичному или новгородскому пижону, но уж точно не князю Пограничья, который возвращается в родовое имение только выспаться и перекусить — и то не всегда. Я целые дни проводил бок о бок с дружиной. Те же тренировки, еда, та же беготня по лесу вокруг Гром-камня и бессчетные упражнения с оружием и без.

И все же парни выглядели иначе. Василий на моих глазах превращался в пышущего здоровьем атлета, чьи бицепсы уже едва помещались. Иван стремительно догонял брата, и даже их отец, давно разменявший пятый десяток, понемногу обрастал мускулатурой.

И только я, наоборот, похудел. Не высох до скелета, конечно же, но все же сбросил с сентября несколько килограмм. Мое нынешнее тело и раньше не слишком-то торопилось набирать жирок, однако теперь и вовсе превратилось в один сплошной набор мышц. Ключицы выступили, а скулы чуть заострились, добавляя лицу лишние пару лет возраста. Развитые тренировками мускулы никуда не делись, но теперь не бургились под кожей, а все больше напоминали жгуты из плоти.

Как будто организм решил без моего ведома избавиться от всего, что почему-то считал лишним, и перешел в режим абсолютной функциональности, попутно избавившись даже от намека на груз в области пояса. Плоский живот над резинкой подштанников теперь походил на стиральную доску, и выглядело это… странно. Любители щеголять осиной талией наверняка только обрадовались бы подобному, но я прекрасно знал, что у обычных людей такие кондиции достигаются разве что голодовкой.

Мне же случалось есть и солдатские каши с маслом и говяжьей тушенкой, и наваристую уху, которую готовил Жихарь. Чай я всегда пил с парой-тройкой кусков рафинада, да и отказываться от бабушкиных пирогов, конечно же, не спешил. Жизнь на Пограничье не слишком-то балует людей, а под боком у Тайги, да еще и перед самой зимой, лучше запастись теплом и энергией про запас. Поэтому даже самые подтянутые из солдат или гридней редко напоминают натурщиков или цирковых атлетов.

Но меня законы природы, похоже, решили обойти стороной.

Однако больным я себя уж точно не чувствовал. Начиная с определенного ранга, физическая мощь Одаренного почти не зависит от размера и крепости мышц, но я всегда предпочитал тренировать не только Основу, а еще и тело. И оно отзывалось на нагрузку, благодарно наращивая выносливость и силу — и продолжало это делать, даже когда начало понемногу подсыхать. Я без труда ломал надвое лошадиную подкову две недели назад, и сейчас бы тоже справился — пожалуй, даже легче.

Но что тогда? Магия?..

Нахмурившись, я зажег на ладони крохотный огонек. Основа отозвалась сразу же, а через мгновение за ней подключился и контур, тянувшийся от жив-камня в подземелье. За ним вспыхнуло первородное пламя в кузне, а потом где-то далеко за Невой проснулся Вулкан. Огневолк, как и всегда, гулял сам по себе, лишь изредка наведываясь в усадьбу. В последнее время мы виделись все реже и реже, но вовсе не потому, что наша связь ослабла. Наоборот — теперь я без особых усилий мог вызвать его хоть с пяти километров, хоть с целой дюжины.

Энергия циркулировала через контур без задержки, с едва заметными потерями на отклик. С тех пор, как я взял за правило проходиться по настройкам каналов каждый вечер, они работали почти идеально.

Почти.

Вздохнув, я вытер лицо, натянул через голову рубаху и направился вниз, чтобы позавтракать. Будь в зале ее сиятельство вредина, бабушка или уж тем более дядя, меня тут же затянуло бы в водоворот повседневных забот. Но сегодня первой почему-то проснулась Полина — и утренний разговор начался совсем не так, как обычно.

— Опять дурной сон? — поинтересовалась сестра, пропустив и приветствие и все прочие ритуалы.

Обычно она начинала день с чашки кофе или свежей газеты — конечно же, если дядя не успевал добраться до нее раньше. Однако сегодня почему-то решила просто посидеть за столом, дожидаясь остальных.

— Вроде того, — вздохнул я, устраиваясь напротив. — Что, так видно?

— Ну… вообще-то да. Выглядишь, честно говоря, не очень. — Полина чуть подалась вперед. — А чувствуешь себя как, нормально?

— Вполне. — Я пожал плечами. И, подумав, добавил: — Но давно уже хотел тебя попросить глянуть. Ты же у нас целитель.

— Я и так каждый день гляжу. И на тебя, и на Катюшку, и на бабушку… на всех. Если что-то серьезное было, давно бы заметила… Но давай попробую. — В голосе Полины на мгновение послышалась что-то слегка похожее на обиду. — Сиди ровно и не двигайся.

Я молча кивнул и прикрыл глаза, отдаваясь на волю чужого Дара. Основа легонько встрепенулась, когда сестра потянулась ко мне, но тут же успокоилась — никакой угрозы такое прикосновение не таило.

Даже когда магия пробралась под кожу, буквально просвечивая тело насквозь. Может, Полина и правда каждый день проверяла здоровье всех в усадьбе, но так глубоко точно не лезла — иначе я бы непременно почувствовал: прозевать вмешательство такого уровня было попросту невозможно.

— Ну как? — поинтересовался я через полминуты. — Нашла что-нибудь?

— Ни-че-го. — Полина зачем-то отчеканила слово по слогам. — Физически ты в полном порядке.

— Абсолютно?

— Ну… Совсем уж ничем не больных людей не существует. Но ты определенно куда здоровее меня, Кати, бабушки, дяди — да и вообще любого в Гром-камне.

— Звучит обнадеживающе, — усмехнулся я. И тут же снова нахмурился. — Физически. А… не физически?

— Сама не пойму. Вроде и ничего, а вроде и с аспектом какая-то ерунда творится. — Полина прищурилась, и я снова ощутил прикосновения ее Дара. — Основной как обычно, а второй… У тебя ведь Жизнь, как и у меня, да?

— Была, кажется. — Я кое-как вспомнил, что выдал прибор в военном госпитале. — Но так, не густо.

— Вижу, что не густо… Еще Лед появился.

— Это от кракена, — догадался я. — Помнишь, Жихарь рассказывал?

Я прикрыл глаза и попытался расплести в астрале нити аспектов, но вышло не очень: для полноценной медитации господский дом с его шумом явно не годился, так что у меня получилось только слегка проявить магию.

Алые искорки — Огонь. Зеленые — Жизнь, которая к тому же еще и норовила спрятаться за голубым Льдом. Разноцветная мишура поблескивала вокруг, однако выделить отдельные стихии я так и не сумел.

Да и зачем?

— Не пойму. То ли Жизнь просела, то ли это Лед так теперь искрит. — Полина слегка нахмурилась, но тут же виновато заулыбалась. — Я же не прибор — так, вижу кое-что. Это тебе в Новгород надо, если разобраться хочешь. Или к диаконисе в Орешек — вдруг чего подскажет?

— Не горит. — Я махнул рукой. — Потом съезжу, когда с охоты вернемся. А то гости небось, уже вовсю собираются.

— Собираются? — улыбнулась Полина, приподнимая бровь. — Собрались! Матвей Георгиевич со своими еще затемно приехал.

Я еще не успел запомнить ни многочисленных знакомцев, ни уж тем более дальнюю родню Горчаковых, однако это имя сразу отложилось в уме. Наверное, потому, что его сиверский князь из рода Друцких приходился младшим братом тому самому Александру Георгиевичу, который… которого в Тайге постигла весьма прискорбная участь.

Я уже видел упыря своими глазами и без труда мог представить, в какую тварь превратился пропавший княжич.

— Друцкий, значит? — Я поднялся из-за стола. — А чего в дом не позвала? Гостей накормить положено.

— Да они там с дядей Олегом уже целый час как на площадке возятся. — Полина махнула рукой. — Говорят — без хозяина завтракать не дело.

— А хозяин спит, как… этот самый, — недовольно проворчал я, шагая к прихожей. — Стыдоба!

Великанов мост — единственный путь через Неву на всю округу — располагался в вотчине Костровых, и князья и бароны обычно собирались на охоту прямо в Гром-камне. В прошлом году их встречал отец, а в этом…

В этом я проспал все на свете — и теперь спешил поскорее исправить оплошность.

Воображение уже успело нарисовать полный двор гостей, но, к счастью, ранних пташек, прикативших в Отрадное еще до рассвета, оказалось не так много. Едва выйдя на крыльцо, я разглядел у Гром-камня всего один видавший виды внедорожник — точную копию дядиного «козлика», только слегка посвежее. Внутри никого не было — все пассажиры давно переместились на площадку между домом и гридницей и, судя по звукам, вовсю занимались… чем-то.

— Проснулся? — Дядя поднялся с лавки у стены и шагнул мне навстречу. — А я тут уже это… собираю тебя помаленьку.

— Чего не разбудил? — поинтересовался я вполголоса.

— Зачем будить? Спит человек — так пускай спит! — Вместо дяди ответил старик в выцветшей камуфляжной куртке и болотных сапогах по середину бедра. — Это я сам не рассчитал — из Сиверска-то путь не близкий! Восемьдесят километров, считай — вот и выехали заранее.

Его сиятельство Матвей Георгиевич Друцкий был чуть ли не две головы ниже меня, зато шириной плеч не уступал Горчакову. А длинная борода, заплетенная в косицу, и густые прокуренные усы и вовсе делали сиверского князя похожим на сказочного гнома. Наверное, поэтому я и запомнил его среди прочих.

Ну, еще история с братом-упырем, конечно же… Такое разве забудешь?

Мы уже виделись — и на суде перед поединком, и в тот день, когда старики дожидались меня у храма после присяги. Но тогда поговорить не успели, и поэтому, видимо, Друцкий решил наверстать упущенное прямо сейчас.

— Ольгерд Святославич тоже в дороге уж, наверное, — продолжил он, протягивая мне крепкую короткопалую ладонь. — А там и остальные подъедут. Вырицкие, из Белогорки… родня моя из Никольского.

Рукопожатие у Друцкого оказалось такое, что я едва удержался от соблазна в ответ сломать ему пару костей, но старик буквально воплощал собой доброжелательность, а силу не рассчитал, похоже, исключительно от избытка чувств.

— А мы к вам, Игорь Данилович, не с пустыми руками, кстати, — проговорил он, наконец, выпуская мою руку из стальных клещей. И, развернувшись, позвал кого-то из своих: — Александр! Неси, показывай подарок!