Метла

Глава седьмая. Война с мандрагорами

1

Фред протирал стойку, напевая незамысловатую песенку, которую он ещё в детстве слышал от отца (других он петь вообще не умел). Бармен чуть притоптывал ногой, иногда прерывая свой вокал, чтобы сказать фразу, которую он где-то случайно услышал:

— И работаем мы до последнего посетителя…

Фраза так ему понравилась, что Фред часто говорил её сам себе, и испытывал при этом удовольствие. Этот вечер был таким же, как много-много других таких же счастливых вечеров. Потому что вся его жизнь соткана из них, пропитана, как тряпка водой, счастливыми вечерами. Они начинались того самого момента, как Жанна будила его тихим поцелуем, приносила ужин в постель и пока он открывался новой ночи, рассказывала обо всех и милых, и печальных событиях, которые произошли днём, пока он спал.

А тихими ночами, когда основной поток клиентов растекался по домам, оставались только самые близкие друзья, привыкшие приходить к Фреду ночью. Они степенно и весомо рассуждали с ним за кружкой сливовицы о том, что происходит в мире. Наверху спали обожаемые Фредом близняшки, тихо ворочалась Жанна, и во всех уголках их чудесного дома витало ощущение семьи, уюта, достатка.

Сам же Фред никогда не мог удержаться, чтобы время от времени не взлететь на секундочку на второй этаж. Чтобы, как и много лет назад, в самом начале семейной жизни, вдохнуть родное сонное Жаннино тепло, поцеловать плечо, пощекотать осторожно розовую пятку, высунувшуюся из-под смешного лоскутного одеяла.

Конечно, Фред не мыслил такими словами, как «счастье», не барышня же он какая-нибудь, а совсем наоборот — взрослый, состоявшийся мужик, отец семейства. Но в глубине души он знал, что всё, чем живёт, именно так и называется.

Фред, всё ещё напевая старинную охотничью песню, которую в детстве слышал от отца, аккуратно расправил тряпку и повесил на сушку над мойкой. Он был так занят своими мыслями, что не уловил чуть заметное движение за вешалкой в слабо освещённом углу таверны. Но кто-то терпеливо наблюдал за каждым его движением, и когда послышался отдалённый звон колокольчика (судя по всему, кто-то хотел попасть в антикварную лавку), из тёмного угла даже раздался тихий, но возмущённый вздох.

Тот, кто прятался в углу, замер. Он заметил, что движения бармена сразу после сигнала колокольчика стали заторможёнными, а взгляд — невидящим, потусторонним. В этом странном замедленном ритме Фред снял барменский фартук. Потом, словно за настойчивым зовом, подошёл к стене напротив барной стойки, привычным движением нащупал только ему известную кнопку. Кусок стены поехал в сторону, и открылась невидимая до этого дверь. Всё в таком же полусне Фред втянулся в невысокий проём. Дверь за ним закрылась, и из угла за вешалкой донеслось долго сдерживаемое и возмущённое:

— Ох, Соня, ты...

2

Соня, не подозревая о буре эмоций, которые она вызвала у полуночного шпиона своим появлением в антикварной лавке, терпеливо ждала на пороге, когда ей откроют. В руках она вертела злосчастного козла, который никак не давал ей покоя.

Из внутреннего дворика наконец-то появился Альфред всё в том же огромном пушистом халате, торжественно прошествовал мимо Сони, милостиво ей кивнув, и так же торжественно снял замок. Затем широко распахнул дверь и важно направился в лавку. Соня потелепалась за ним, всё ещё вертя в руках чёрную фигурку.

— Я вот хотела у вас спросить.… Про ваш подарок.

Альфред, открывая окно, бросил через плечо:

— А что? В общем, конечно, так себе подарок получился. Я другое хотел, но так вот вышло...

— А что другое? — немедленно полюбопытствовала Соня.

— Я так козу имел виду — кормилицу, женственную. А оказался — козёл, который олицетворяет разрушительные силы в мужчине. Ну, типа «старый, похотливый козёл». Так говорят про некоторых.

Альфред наконец-то справился с заевшей рамой и в пыльную духоту заставленной вещами лавки рванулся свежий ночной воздух. Соня немного помялась и спросила:

— А откуда он у вас? Только не обижайтесь, я вас ни в чём не подозреваю, просто мне очень интересно.

Альфред задумался и удивлённо произнёс:

— Откуда точно не помню, но, скорее всего, Савой принёс. Его руку я всегда узнаю.

Соня испугано вздрогнула. Ей показалось, что в только что раскрытом окне за спиной Альфреда промелькнула большая тёмная тень. В следующую секунду она успокоила себя мыслью, что здесь всё непонятное, и тенью больше, тенью меньше — какая разница? Тем не менее от ощущения, что за происходящим в доме наблюдает кто-то неведомый, она поёжилась и на всякий случай спросила антиквара:

— А вы здесь один живете? Совсем один?

— Совсем, — как-то подозрительно весело ответил Альфред. — Да и посетителей у меня не так много бывает. А почему интересуетесь?

Соня посмотрела по сторонам:

— Жутковато у вас.

— Мне уютно тут одному... Так вы хотели узнать, откуда у меня этот козёл? Мне нужно проверить в приходно-расходной книге. Подождите минутку…

И Альфред не мог придумать ничего лучше, чем в эту тревожную минуту развернуться и выйти из комнаты. Соня осталась одна. Наблюдать, как тени от множества вещей, раскиданных по лавке, образуют на стенах образы немыслимых чудовищ. Они даже пытались танцевать, в те редкие моменты, когда не тянули к Соне свои чудовищные лапы.

Она подумала, что у двери ей будет спокойнее, но тут же вспомнила, как стеклянный шар с глазом выкатился накануне ей под ноги, и застыла на месте, боясь на что-то наступить, а вернее, кого-то потревожить. Время ожидания показалось вечностью, оно, это время, развалилось густой патокой, еле тянулось и лепило секунды одну к другой, не давая им набрать полноценный ход. До тех пор, пока обмирающая от страха Соня не услышала явно, что кто-то за её спиной сигает в лавку через окно. И время побежало, словно его столкнули неведомые силы.

Раз — Соня собирается закричать.

Два — она не успевает закричать.

Три — чья-то рука закрывает ей рот.

Четыре...

— Тихо, тихо, это я, — прошептал Соне прямо в ухо очень знакомый голос, и, выждав секунду, чтобы удостовериться, что она успокоилась, ладонь ото рта убрали.

— Леший, вот же, ты, — в ответ так же тихо шикнула Соня, потому что это и был Леший.

Она хотела его ещё о чём-то спросить (на самом деле, обо всем, что происходит), но послышался звук шагов Альфреда. Леший весело подмигнул Соне, стремительно подскочил к стене, где располагалась потайная дверь, провёл рукой по поверхности, и на глазах удивлённой Сони дверь открылась. Леший всё с той же весёлой улыбкой исчез. В буквальном смысле слова — растворился в стене.

И, если он так настаивал на секретности, то исчез очень вовремя, потому что тут же в комнату вошёл Альфред, с головой углублённый в пухлую, старую книгу:

— Странно, странно. Никаких записей.… И откуда у меня этот козёл?

— Им рассчитывался мастер Савой с Фредом за сливовицу на днях, — пискнула Соня, всё ещё прислушивающаяся к своему сердцу, которое неслось вскачь и никак не могло успокоиться.

— Не может быть! — разъярился внезапно антиквар. — Какого лешего бы у меня делал козёл Фреда?

— Вот и я о том же, — опять пискнула Соня, испугавшись разъярённого Альфреда не меньше, чем пляшущих на стене теней. Тем временем антиквар, сразу поверив Соне, перебирал в голове варианты коварного проникновения вражеского козла в свою святая святых.

— Ко мне кто-то заходил без моего ведома? Не может быть, я закрываю лавку на замок и всегда проверяю шпингалеты на окнах. Не терплю посторонних в доме, особенно в своё отсутствие. У меня склероз? Мастер Савой забрал своего козла у Фреда и принёс мне, а я и не помню? Ну и как такое возможно? Я бы всё равно записал статуэтку в книгу. У меня порядок, бухгалтерия.

Соне ничего не оставалось, кроме как согласно кивать головой. Впрочем, несмотря на взаимный интерес, откуда взялся в антикварной лавке козёл, так и не смогли выяснить. Долго ещё раздавалось в ночной тишине из открытого окна Альфредово отчаянное: «Ну как же?!» и вторящее ему Сонино азартное: «Но ведь как-то!».

В этот время с другой стороны стены стояли Жанна и Леший, разглядывая потайную дверь, и вели не менее загадочный разговор.

— Столько лет, столько лет, а я ни о чём не догадывалась, — повторяла расстроенная Жанна.

Леший пытался её утешить, но у него это не очень хорошо получалось:

— И не догадались бы, пока у вашего мужа не началось обострение, — говорил он.

— Но почему, почему же именно сейчас?

— Кто знает? — Леший тихо обнял её за вздрагивающие плечи. — Может, потому что увидел вас, будучи Альфредом, а может потому, что пришло время.

— И что теперь будет? — Жанна посмотрела на него с отчаянием.

— Всё будет так, как решите вы. Но сегодня, Жанна, проследите, пожалуйста, чтобы Фред всю ночь оставался дома. Никаких превращений в эту ночь, вы понимаете?

Она, немного успокоившись, пошла к двери, все ещё вопросительно оглядываясь на Лешего.

— Жанна, всё будет правильно, — в очередной раз заверил он. — А сейчас моя главная задача — незаметно выманить эту сыщицу из лавки. Так, чтобы Альфред ничего не заподозрил. Потом вы должны звякнуть колокольчиком, словно кто-то пришёл в таверну.

Жанна кивнула:

— Поняла. Идите за ней, я тут справлюсь сама.

3

Когда Соня услышала тихий и таинственный свист с улицы, она сразу поняла, что, во-первых, это свистит Леший.

Во-вторых, он свистит ей.

А в-третьих, свистит тайно.

Она торопливо попрощалась и выскочила на прохладную ночную улицу. Всё равно их разговор с Альфредом явно зашёл в тупик.

— Ты готова к героическим подвигам? — спросил её Леший, улыбаясь. На спине у него висела заплечная сумка внушительных размеров, плотно набитая и тяжёлая.

— Ты серьёзно или издеваешься? — Соня поёжилась от порыва ночного прохладного ветерка.

— В общем, — не стал томить её выбором Леший, — я иду уничтожать теплицу с мандрагорами. Ты со мной? Но сразу предупреждаю — дело не очень приятное. Грязное дело, прямо скажу.

Соня раздумывать долго не стала. Словно в детстве сердце её зашлось восторгом перед предстоящим приключением. Только и придумала, что спросить:

— А чем они тебе досадили? Мандрагоры...

— Просто выбор у нас небольшой. Или здоровье Жанны, или жизнь Альфреда, или существование пары-тройки незнакомых нам мандрагор.

— Дело обстоит даже так серьёзно?

— Вообще-то, Соня, да.

Леший бросил быстрый взгляд на таверну, ещё раз свистнул, но уже громко и разухабисто. Из окна тут же выглянул Фред в хозяйственном фартуке, завертел головой в разные стороны, и, удостоверившись, что улица тиха и спокойна, скрылся обратно.

— А-а-а, ты специально, да? — догадалась Соня.

— Я должен был убедиться, что нам никто не помешает.

— Но там ведь Альфред? Он наверняка будет против.

— Теперь нам Альфред точно не помешает, — уверенно ответил Леший. Он вытащил из заплечной сумки две пары внушительных затычек для ушей — таких, как Соня видела в своём видении у Альфреда, одну из пар протянул Соне, — наденешь, как только подойдём к теплице, и не забывай следить, чтобы они сидели плотно.

Следом он вытащил ещё две пары очень плотных перчаток, одну так же протянул ей. Соня пощупала незнакомый материал. Оценила:

— Такие мягкие и лёгкие.

Леший сказал серьёзно:

— Сонь, в наших местах уже давно охотятся на мандрагор, так что и все приспособления для этого разрабатывались столетиями. Эти перчатки очень ценные, так как сделаны из кожи редкого и почти не встречающегося сейчас животного. Я даже тебе называть не буду, ты все равно никогда про него не слышала.

— А что у тебя ещё есть уникального в мешке? — спросила Соня.

Леший стал доставать один за другим предметы из сумки, показывал Соне и аккуратно складывал обратно. Когда инструктаж был закончен, Леший взял Соню за руку и двинулся в сторону антикварной лавки. Но к двери, на которой опять висел замок, подходить не стал, а срезал чуть влево. И показал Соне на калитку, которую она ни ночью, ни днём не могла заметить из-за пышных ползучих цветов, полностью покрывавших забор. Леший чуть приподнял цветастую шапку над калиткой, и они с Соней благополучно оказались на заднем дворе лавки.

В сумерках внутренний сад Альфреда очень напоминал дачный участок её мамы. Те самые легендарные шесть соток, которые мама в стародавние времена получила от завода, и которыми дорожила, как дворянскими латифундиями. Казалось, что вот на том пятачке земли посажен картофель, тут притаились ростки баклажанов, а в теплице... К Сониному удивлению, теплиц оказалось несколько. От самой крайней распространялся умопомрачительный аромат чего-то болотно-сладкого, затягивающего. Аромат, который показался Соне лучше любых духов.

— А это? — тихо спросила она Лешего.

— Нет, нам нужна только одна, — так же тихо ответил он. — Вон та.

— Жаль, — Соня повела носом в сторону прекрасно пахнущей палатки, обтянутой плотным полиэтиленом.

— Не советую, — засмеялся Леший, — там ещё то удовольствие.

Он достал из сумки банку с чем-то похожим на краску и две большие плоские кисти. Большие садовые ножницы. Толстую верёвку. Флягу с горючим. Большие походные спички. Когда содержимое сумки иссякло, перекочевав на землю, Леший оглядел свои приготовления и сказал:

— Ну-с, начнём...

Заткнув уши затычками себе и Соне, Леший надел большие толстые рукавицы и начал рисовать вокруг теплицы с мандрагорами непонятные Соне, но явно охранительные знаки.

4

Соня и Леший в первых лучах рассвета (кстати, очень живописно и героически) смотрели на разрушительное дело рук своих. Перед бойцами лежала перепаханная, вздыбленная земля, посреди которой зиял обугленный остов бывшей теплицы, сохранивший на самом верху кусок прожжённой парусины. Обугленная тряпка свисала с шеста, как поникший когда-то белый флаг. Перевёрнутая банка лежала около бывшей палатки, из неё тонким тягучим ручейком лениво сочились остатки пахнущей почему-то ладаном краской. Растерзанные, срисованные почти до ручки кисти валялись тут же.

Перемазанная сажей, землёй и травой Соня была в полном боевом восторге, который не могла держать в себе:

— Мандрагоры так просто не сдаются, да

— Да уж, благодать смирения им недоступна, — ответил Леший.

Соню совсем прорвало, она заговорила быстро и взволнованно:

— А мы с тобой, как те хорошие парни из сериалов, вступившие в бой с мировой несправедливостью? Как она орала, когда ты схватил её за ботву!

Леший грустно улыбнулся и принялся собирать валяющийся на земле хлам в мусорный мешок:

— Соня, причём тут мировая несправедливость? Речь идёт об обыкновенных, несчастных людях. Альфред с детства страдал от неустойчивой психики. В молодости моментально приходил в неистовую ярость. А потом, когда брат получил предмет его страсти, и тут же, в результате несчастного случая, погиб у него на глазах, у Альфреда произошёл сдвиг в психике. Он как бы раздвоился. Одна часть сознания осталась его личностью — нелюдимой и мрачной, а другая стала его братом Фредом, которому он всегда завидовал. В какой-то момент выключается один брат, и тут же его место занимает другая личность. В момент переключения ни одна, ни другая личность не помнят, что происходит. Такое вот получилось «два в одном». Кстати, становится понятна история, которая тебя так тревожила всё это время: козёл, который находился в руках у Фреда в момент переключения, вместе с ним, уже Альфредом, попал в антикварную лавку. Там и остался.

Соня, принявшаяся помогать Лешему, застыла на месте:

— А кто из них мандрагору Жанне скармливал?

— Конечно, Альфред. Эта личность всё более настойчиво пыталась заполучить предмет своей страсти. В лавке, перешедшей от отца по наследству, оказалась древняя книга о магии. Он высчитал по ней пропорции мандрагоры и пытался сделать Жанниного двойника. Уж не знаю, каким образом, но он надеялся материализовать галлюцинацию и владеть своим сокровищем наяву. Альфред готовил волшебный порошок. Фред, не ведая, что творит, вместе с кофе заваривал его Жанне. Кстати, насчёт Жанны и кофе, я думаю, она нам должна, — хитро подмигнул Леший Соне.

Он окинул взглядом недавнее поле боя, видимо, подсчитывая про себя сумму ущерба. Потом горестно махнул рукой, и, взяв одной рукой свою вновь потяжелевшую сумку, а другой — Сонин локоть, потянул её к заросшей калитке.

Через полчаса они умытые и довольные сидели в таверне за чашками прекрасного душистого кофе. Фред с присущим ему меланхоличным видом копошился за барной стойкой, доделывая все ночные дела перед тем, как пойти спать. Настоящий потомок своих предков, он и глазом не повёл, когда они на рассвете ввалились грязные и весёлые в таверну. Жанна выдала им по большому пушистому полотенцу и махровому халату, отправила по очереди в ванну, а сама занялась бодрящим напитком. Только коричневые тревожные тени под её глазами выдавали, что она провела бессонную и очень беспокойную ночь.

Когда все привели себя в порядок и уселись завтракать, Жанна подсела к заговорщикам за столик в глубину зала. Соня тихо и взволнованно начала рассказывать ей о событиях минувшей ночи. Когда жизнеописание «Соня и мандрагоры» подошло к героическому концу, она решилась задать щекотливый, но очень важный вопрос.

— А как же смерть Фреда? — мельком оглядываясь на меланхоличного бармена, который, протирая тарелки, весь углубился в мурчание какого-то странного мотива, спросила она.

Леший внимательно посмотрел на хозяйку таверны:

— Жанна больше не будет везде видеть галлюцинации. Она же только об этом просила, правда?

Жанна торопливо кивнула.

— Значит, — продолжал он, — мы сделали всё, что должны. Теперь никакой мандрагоры. Остальное — это уже не по нашей части. Кроме того, для Фреда-Альфреда этой трагедии не существует. Для Жанны, наверное, уже тоже?

Жанна побледнела, но твёрдо ответила:

— Я бы хотела оставить всё, как есть. Конечно, присмотрю за Фредом … или Альфредом? Не знаю, с кем из них именно жила все эти годы... Но у нас — девочки, пусть им будет спокойно. Да и не хочу другой жизни. Он для меня всегда был заботливым и любящим Фредом.

— Значит, молчание? — торжественно, хоть и тихо спросил Леший.

— Молчание! — негромким хором ответили Соня и Жанна. Фред издалека удивлённо посмотрел на довольную троицу заговорщиков, но ничего не сказал. Конечно, он ничего не слышал.

5

Соня с опаской подошла к метле. Хозяин гостеприимного дома стоял с насмешливой улыбкой неподалёку, засунув руки в карманы джинсов. Судя по всему, помогать Соне в этом полётном деле он не собирался. Соня растерянно оглянулась на Лешего:

— А ты точно уверен, что у меня получится? И что я домой вернусь, а не отнесёт меня, леший знает (ой, прости!) куда?

— Точно, — не вынимая рук из карманов, подтвердил тот. — Уверен. Не трусь. Давай, давай. Не притворяйся беспомощной. Я видел уже, какая ты на самом деле.

Соня мостилась с разных сторон, думая, как ей лучше сесть на метлу. Потом отчаянно махнула рукой и вдруг вспомнила:

— И всё-таки меня волнует один малюсенький вопросик...

Леший перебил:

— Может, это как раз тот случай, когда лучше вопросики не задавать? Даже малюсенькие. Думай, что у тебя произошло помрачение сознания. В результате чего ты видишь галлюцинации. Чтобы тебе было спокойнее, предположим, что это… ориентированный онейроид. Склонность к непроизвольному фантазированию с яркими представлениями о полётах, путешествиях, о борьбе добра и зла. Причём такое фантазирование может сосуществовать с восприятием реального мира и ориентировкой в окружающем пространстве.

— И как это так?

— На самом деле, ты спишь себе спокойно в своей кровати и видишь сны. Или читаешь книгу, и настолько вошла в сюжет, что уже не понимаешь, где ты, а где героиня книги. Видишь ли, я, как твоя галлюцинация, точно не могу сказать, что с тобой происходит на самом деле.

— А как, интересно, себя чувствуют сами галлюцинации? — всё-таки устроившись на метле, спросила Соня, — особенно такие... Образованные?

Леший неожиданно и коварно подтолкнул метлу, которая сразу же радостно приняла вертикальное положение и взмыла вверх. Последнее, что услышала Соня, уносимая метлой в небо, это его слова:

— Галлюцинации себя чувствуют прекрасно!