Метла

Глава двадцать шестая. Гром среди ясного неба

1

Лёля, выйдя из холла, остановилась на крыльце огромной больницы, света из её многочисленных окон хватало настолько, что можно было даже не включать уличные фонари. Она жадно вдыхала свежий воздух, казавшийся просто божественным после палаты, пропитанной йодным запахом бетадина.

Отрезвляющее дыхание приближающейся зимы. Снующие мимо Лёли люди не мешали и никак не задевали её. Неожиданно нахлынуло ощущение спокойствия, сладкое чувство одиночества, необходимое после часов, проведённых в заботе о больном. Хотя Аркадий не был капризен и не выматывал нытьём и требованием неустанных ухаживаний за собой. Он, как всегда, был благороден, терпелив, и ироничен, даже будучи прикован к постели. Тем не менее вдохнуть свежего воздуха и одиночества захотелось вдруг со страшной силой.

— Здравствуйте, Лёля, — она не заметила, задумавшись, что кто-то подошёл к ней со спины. Большая тень накрыла её, Лёля обернулась:

— Давид! — непонятно почему, она даже обрадовалась, увидев своего случайного знакомого. Уточнила, удивляясь:

— Мы ведь встречаемся третий раз? Помните, вы говорили, что это будет уже не случайно? Что вы тут делаете?

— Хондроз лечу, — засмеялся весело Давид. Шею он держал ещё чуть скованно, но из глаз пропало настороженное вслушивание в нездоровый организм. — Как ваш муж?

Лёля не смогла сдержать радостную улыбку:

— Поправляется. Постойте, а вы откуда знаете?

— У меня пронырливых подчинённых целая тьма. Донесут всё. Что надо, и что не надо.

Лёле стало неуютно:

— Постойте, а зачем они за нами следят?

Давид замахал руками:

— Что вы! Что вы! Это вышло случайно. Мне нужны были не вы. Но я рад этой случайности. Очень. Кажется, я наконец-то на самом деле смог кому-то помочь. Без пустых химер, реально. И вы приняли верное решение. Теперь у вас все будет хорошо и правильно. Как вы любите.

Лёля не помнила, чтобы она ему говорила что-либо о своей любви к правильности, но пропустила реплику мимо ушей. Наверное, сказала и забыла. Удивительно, как за время двух коротких случайных встреч, они смогли поговорить о таком количестве важных вещей.

— Честно говоря, меня в большей степени интересует ваша подруга, — продолжал Давид, — то решение, которое выберет Соня. А вы попали в сферу внимания моих подопечных за компанию с ней. Она завела некое знакомство, которое ей не принесёт ничего хорошего.

Мимо них пробегали и с трудом проходили люди, больные и здоровые, старые и молодые, светлые и омрачённые, но у Лёли возникло ощущение очерченного круга, отделяющего её и странного собеседника от остального мира.

— Да, — задумчиво, и почему-то уже совсем не удивляясь, задумчиво произнесла она. — С Соней действительно происходят в последнее время странные вещи. И она очень изменилась. Но, мне кажется, ей вовсе неплохо. А какое, по вашему мнению, должна моя подруга принять решение?

Давид внимательно посмотрел на неё, и тени проходящих мимо людей как-то странно задёргались в унисон:

— Вы должны убедить её оставить даймона. Это просто: лишь чуть-чуть укротить фантазию.

— Какого даймона? — не поняла Лёля.

— Она тоже не поймёт сначала. Потому что не знает, кто именно её новый знакомый. Просто скажите, чтобы она больше не встречалась с ним.

— А, — сказала Лёля. — Я поняла. Лёля познакомилась с кем-то по фамилии Даймон, да? Или, не дай Бог, с кем-то по кличке Даймон?

— Скорее по кличке, — подтвердил её опасения Давид.

Лёля кивнула:

— Передам. Боже ж мой, опять Соня куда-то впуталась.

— Прощайте, Лёля. И помните всегда, вы — светлый человек. Химерный мир страстей не для вас.

Лёля улыбнулась ему, и легко спустилась с больничного крыльца. Давид сделал рукой движение, похожее на то, что как бы он собирался её перекрестить, но передумал.

2

Клоду показалось, что его разбудили раскаты грома. Он проснулся в скрюченной позе у окна. Гром отзывался мощными приступами головной боли, и Клод понял только одно: ему совсем не хочется возвращаться в реальность. Он попытался опять погрузиться в сонное небытие, где не было молотков, бьющих по затылку с внутренней стороны черепа, где тело не болело так, словно по нему прошёлся каток туда-обратно и снова — туда, где желудок не поднимался к горлу с намерением покинуть организм. Клоду хотелось туда, где не было ничего, и его, Клода, тоже не было.

Но реальность с раскатами грома ворвалась уже в его уютное ничего, и он со стоном открыл один опухший глаз, посмотрел на мир сквозь щёлочку. Мир в прищуренном глазу был смутен и неясен, тогда Клод попытался приоткрыть глаз второй, и увидел рядом с собой пустой пакет из-под праха. Он резко встал и схватился за голову. Рядом с единственным засохшим цветком на подоконнике он увидел рассыпанную пыль вперемешку с землёй. Вспомнил события вчерашнего дня, и к страданиям физическим тут же прибавились страдания моральные.

— Да я... Как же я... Зачем? О, Боже! — вскричал Клод, его резко затошнило, и он стремительно выбежал из комнаты.

Пока, судя по доносящимся из ванной комнаты звукам Клоду было очень нехорошо, в студию по стене, осторожно и вкрадчиво, просочилась тень лысого уродца. Она оглядывалась, извивалась по обоям широкой лентой, осматривалась в незнакомой комнате. Затем спустилась к подоконнику. Нагнулась к горшку с цветком, и провела прозрачными руками по рассыпанной земле. Затем она проскользнула по закрытым холстам, примериваясь поваляться в неразобранной постели Клода. Её движения становились все увереннее и конкретнее. Кажется, отчаяние и страх покинули лысого уродца.

Клод появился на пороге комнаты, мокрый и бледный. Он и так с трудом держался на ногах, когда вдруг увидел тень. Она начала двоиться у него в глазах, затем троиться, и вот уже перед глазами у Клода появилось пять отсветов лысого уродца. Он без чувств повалился на пол. Тень всплеснула руками и суетливо скользнула к Клоду, в тщетных попытках поднять рухнувшее тело.

3

— Да нормально у меня все, нормально, — улыбался Аркадий, чуть придерживаясь за стену, стараясь это сделать как можно незаметнее для Лёли. Она, свалив больничные сумки с грязным бельём, какими-то баночками, что нужно было отмыть, книжками, открывала входную дверь, пытаясь ещё поддерживать мужа.

— Мне двигаться всё равно нужно, ты слышала же, как врач сказал? — он радостно щурился на грязную лестничную площадку, которую перерезал напополам солнечный луч, проникший из высокого узкого окна, на открывшуюся дверь своей квартиры, на Пончика, выскочившего им навстречу с задранным хвостом. Аркадий был счастлив.

— Не геройствуй, — строго сказала Лёля. — Все хорошо в меру.

Опираясь на Лёлю, Аркадий дошёл до кровати, лёг. Чуть полежал с закрытыми глазами, вслушиваясь в себя. Лёля уже чем-то громыхала на кухне, слышался шум воды из крана, требовательное мявканье Пончика, который справедливо надеялся, что его кто-нибудь покормит завтраком. Аркадия беспокоил один вопрос, но он, чуть поворочавшись уютно, решил, что пока он счастлив, пусть все так и будет. Все вопросы пусть останутся на потом. Как-нибудь, как-нибудь...

Лёля подумала практически то же самое. «Мы решим всё как-нибудь», — сказала сама себе. И вздрогнула, потому что за стенкой вдруг раздался приглушенный грохот. Сначала она испугалась, но почти сразу же поняла, что грохотало в другой квартире.

Лёля вылетела на лестничную площадку и заколотила в соседнюю дверь:

— Алёна Фёдоровна, у вас все в порядке?

Несколько секунд стояла тишина, затем послышались шаркающие шаги, дверь скрипнула, и в щёлочку показалось лицо соседки-инопланетянки. Лёля поразилась переменам, произошедшим с Алёной Фёдоровной за эти дни. Соседка была непривычно обыкновенно одета, без макияжа, волосы свалявшиеся, непричёсанные и, кажется, даже несколько дней уже немытые. Алёна Фёдоровна была почему-то в чёрном платке. «Всем нам пришлось несладко», — почему-то подумала Лёля.

— У вас всё в порядке? — уже тихо повторила она. Соседка кивнула.

— Всё нормально, — прошелестела она. — Картина со стены упала. А у вас?

— Аркадия сегодня выписали, — улыбнулась Лёля, — какое-то время побудем дома, потом в санаторий его отправлю. Или вместе куда-нибудь к морю слетаем. Мне тоже отдохнуть не помешает.

— Я рада, — со скрипом произнесла Алёна Фёдоровна и закрыла дверь. Лёля, удивившись совсем немного, вернулась домой и тут же все забыла. Лёля закрывала дверь в прекрасном настроении. Тёмная туча, накрывшая её в эти непростые дни, развеялась, и впереди было ясное и понятное будущее. Без этой выматывающей тревоги в душе, без судорожного пульсирования в висках, без ощущения, что ей подменили кровь на чужую, дикую, заставляющую Лёлю жить по неведомый ей законам. Будущее без Клода.

Она заваривала гречку, поджаривала грибы с луком, и прислушивалась к шелесту книжных страниц в комнате, где отдыхал Аркадий. Под боком у него, с левой стороны, примостился Пончик и исправно мурлыкал, словно подключал усталое сердце Аркадия к своему живительному моторчику.

***

Алёна Фёдоровна, закрыв дверь, с перекосившимся лицом произнесла сама себе:

— Вот как, значит, у вас все в порядке? У всех все в порядке... Профурсетка... Моё счастье со своей подругой-ведьмой забрали. А теперь у них всё в порядке… Я ж совсем одна теперь...

Она всхлипнула, и вдруг горько заплакала, размазывая уже старческие, безнадёжные слезы по не накрашенному лицу. Затем, словно опомнившись, неистово перекрестилась. В её квартире произошли резкие перемены. Теперь все стены были завешаны иконами, частью — купленными в церковной лавке, частью — вырезанными из каких-то книг и журналов. Исчезла пепельница в виде черепа со стола, на её месте появился подсвечник—менора с шаббатными свечами, нияр шабат мадлика. Так же горело много свечей, купленных в православной церкви. Упавшая со стены маска африканского вождя была последней каплей похороненных Алёной Фёдоровной надежд. Отныне она представляла остаток своей унылой жизни так — без эмоций и высоких, пусть даже дерзких мечтаний, без вызывающих нарядов, которых просто не для кого стало носить, без вдохновенных переживаний. В общем, без любви.

Алёна Фёдоровна упаковала маску в пыльный чемодан, снятый с антресолей, вернула чемодан на место, подошла к стене, увешанной иконами, неумело, но неистово крестясь:

— Согрешила, прямо совсем согрешила, — проговорила она, обращаясь к строгому лику какого-то неизвестного ей, но кажущегося авторитетным святого. — Но ведь не настолько, чтобы нечистой силы воинство на меня посылать. Господи, ты добрый, помоги мне. Отведи нечистую силу, а...

Тут Алёна Фёдоровна, не выдержав, расплакалась:

— А Сергея Петровича верни. Пожалуйста!

Она опять неумело и неуверенно перекрестилась, затем тихонько прошла в коридор, отворила входную дверь, прислушиваясь, что происходит в квартире Аркадия и Лёли. Из квартиры соседей доносились вкусные запахи готовящегося завтрака, умиротворяющий звон посуды и невнятное бормотание Лёли, которая что-то выговаривала Пончику. Алёна Фёдоровна, полная тоски, разочарования и злобы, закрыла дверь.

4

К концу рабочего дня в Лёлиной аптеке ещё топтались перед витринами несколько человек: молодой человек и пара пожилых женщин.

Она вопросительно посмотрела на парня, который, судя по всему, уже определился.

— В общем, дело такое, — неожиданно замялся целеустремлённый на вид юноша. — Лежит человек пластом, молчит, только кашляет. Температура высокая, из носа течёт...

Лёля на мгновение скрылась за стеллажами, и вынесла несколько коробочек и бутыльков, стала выставлять по одному перед покупателем:

— Вот этот порошок растворите в кипятке, пусть немного остынет, но пить нужно горячим. Три раза в день после еды. Вот капельки в нос, прокапаете. Эту таблеточку пусть на ночь выпьет.

Парень кивал, типа, «ага, понятно…»

— От кашля можно взять эти таблетки, или сироп.

— А какая разница? — проявил он заинтересованность.

Лёля продолжала гриппозный ликбез:

— По действию разницы никакой, просто некоторые не любят пить сироп. Он горьковатый.

— Ну, я не знаю. — Решение далось ему с некоторым трудом. — Дайте и таблетки, и сироп.

Лёля пробила сумму в кассе:

— Восемьсот сорок восемь рублей.

Парень протянул деньги, сгрёб маленькие бутылочки, но уходить не спешил, что-т о было у него на уме ещё. Наконец он спросил:

— А как быстро это все поможет?

— В порошке есть жаропонижающее и болеутоляющее, — ответила терпеливо Лёля. — После первого же приёма должно стать легче.

Парень явно оживился, быстро и радостно указал на пачку презервативов:

— Тогда мне ещё это. Посчитайте.

Лёля улыбнулась:

— Нет, ну, не так же быстро…

Парень опять сник:

— Да?

— Определённо, — кивнула Лёля.

Пожилые женщины, на первый взгляд внимательно разглядывающие витрины, по всем признакам, понятным Лёле, на самом деле заинтересованно прислушивались к беседе. Она могла поставить десять к одному, что кто-нибудь из них обязательно вмешается. И не ошиблась.

— А вы луковый сок в нос пробовали? — тонким пронзительным голосом проскрипела одна из них. — Моя бабушка так насморк лечила. На раз-два всех микробов убивал.

— Уважаемая, это миф, — авторитетно заявила Лёля. — Наоборот, при попадании на слизистую оболочку носа капли из лука сильно раздражают её, стимулируют приток крови и отёк…

Молодой человек, которому уже изрядно надоело выслушивать совершенно неромантичные рекомендации, схватил свои покупки и устремился к выходу, напутствуемый вслед советами пронзительной бабушки:

— А ещё, вспомнила, клопогон вонючий от всего помогает — и от простуды, и от ревматизма, и от венерических болезней, и как родовспомогательное.

Она посмотрела на Лёлю, которая еле сдерживала смех.

— А, что? Лечились же раньше без всяких таблеток этих новомодных. И ничего. Дай-ка мне, красавица, вот это, с названием таким неприличным.

Учёная Лёля быстро нашла ей ибупрофен. Проводив клиентов, она подумала, что это все обязательно нужно записать в свою покинутую тетрадку с весёлыми диалогами в аптеке, и опять радостно и легко засмеялась. Прежняя безмятежная жизнь возвращалась к ней во всех проявлениях. Она набрала номер домашнего телефона и, не зная, как сказать Аркадию, что очень рада, что он жив и с ней, произнесла буднично и привычно:

— Привет. Я домой скоро. Что-нибудь купить по дороге? Тебе чего хочется вкусненького?

5

Алёна Фёдоровна все в том же чёрном платке и глухом монашеском платье мялась перед Сониным подъездом, не решаясь перейти последнюю грань. Да, она вычислила путём долгих наблюдений, как выглядит Сонин муж, и когда он заходит в этот дом, и когда Соня надолго отлучается. Она все рассчитала, подгадала, заметила, как этот человек вошёл в подъезд, но пойти за ним пока не решалась.

Подлость она готовилась сделать, и как бы не оправдывала себя, в глубине души всё равно понимала, что поступку этому, богоугодному, название всё одно: подлость. Алёна Фёдоровна уже и собралась уйти восвояси, но опять прозвучал в ней подслушанный под дверью дружный смех Лёли и Аркадия. Словно горячим душем окатила ненависть, кинулась кровь в щёки, забурлила в голове. Все счастливы, у всех всё хорошо. И это после того, что они с ней сделали.

А больше всех ненавидела Алёна Фёдоровна эту спесивую ведьму, которая делает вид, что вся из себя такая принцесса, а сама, как стемнеет — уф! И на метле прочь из семейного гнезда уносится. А куда? К любовнику, это же к бабке не ходи. А кто любовник, уж не отнятый ли у приличной женщины (тут соседка-инопланетянка напрочь забывала и свечи перед зеркалом, горевшие в полночь на полную луну, и слова чёрного приворота, и прикладывание фотографии суженного к причинному месту) Сергей Петрович? Тут Алёну Фёдоровну затрясло злобой и обидой с новой силой, и она словно лань взбежала на четвёртый этаж и поскреблась в дверь Сониной квартиры.

Не спрашивая даже «Кто там?» (от этого она пожалела его ещё больше, вот какой доверчивый), дверь открыл Сонин муж. «Статный красавец», — сразу же нарекла его про себя Алёна Фёдоровна, которая хоть и следила за ним издалека, но хорошо рассмотрела только сейчас. Он вопросительно уставился на незнакомую женщину в странном платке и тёмном платье до пят, не удосужившись даже спросить, кто она и что ей нужно.

— Здравствуйте, я к вам по поводу жены вашей, — заикаясь от смущения, и почему-то на ярмарочный распев произнесла Алёна Фёдоровна. Всё-таки роль доносчицы она исполняла впервые, и, прямо скажем, у неё это не очень хорошо получалось.

— А что с моей женой? — басом прогремел на весь подъезд статный красавец.

— Так мы, может, внутрь зайдём и дверцу-то прикроем? — надавила на него соседка-инопланетянка все ещё тоном торговки за базарным прилавком, приманивающей покупателей. — Как-то неудобно о личном в общественном месте говорить.

Сонин муж, как говорила знакомая соседке-инопланетянке молодёжь, «не врубался». Он огляделся и растерянно спросил:

— В каком общественном месте?

— Ох, ты, батюшки, — всплеснула руками Алёна Фёдоровна. — Так лестница же, подъезд, вот вам и общественное место.

Сонин муж все ещё пребывал в некотором недоумении:

— Так чего вам от меня в общественном месте нужно?

Тут Алёна Фёдоровна не выдержала, отчаянно набрала в рот воздуха и гаркнула во всю мощь:

— Поинтересуйтесь, где ваша жена по ночам пропадает!

Эхо гулко разнесло её слова по всем этажам подъезда, и тогда Сонин муж, наконец, все понял. Он схватил её за руку, втянул внутрь и захлопнул дверь.