1
Леший и Соня шагали вдоль аккуратных заборов. Леший — бодро, а Соня сначала пробовала поворчать по поводу этого бега по пересечённой местности в вечернем платье, но её брюзжание сразу же разбилось об его издевательский взгляд.
— Я не хочу, чтобы ты потеряла форму, — заявил он, — сколько прекрасных ведьм на моем веку обленились, заросли жиром и упокоили свои телеса навечно на мягких диванах!
— Другие ведьмы, — тихо расстроилась Соня, стараясь успеть за энергичным Лешим.
Но уже через несколько минут их энергичной прогулки, она почувствовала прилив сил. Платье сидело, как влитое, в нём можно было гулять, хоть всю ночь напролёт. Соня уже с любопытством рассматривала неизвестную ей часть города. Домики все были небольшие, с садиками, похожие и в то же время отличные чем-то своим, индивидуальным, от дома Лешего. Вчера она спросила его, как называется эта местность, не заколдованная ли она, на что этот любитель недосказанности коротко ответил «Нет», а старое дерево не замедлило выдать афоризм в своём духе: «Не место красит человека».
Соня промолчала тогда, но подумала про странный феномен. Сначала город ей показался очень маленьким, а потом он, по мере её знакомства с его жителями и улицами, начал как бы расти, становился все больше и больше. Туман, висевший над ним и скрывающий дальние от дома Лешего виды, с каждым её появлением отступал к ещё нереальному, практически невидимому лесу. Улицы словно прорисовывались всё тщательней и тщательней, обрастали мелочами, сначала незаметными для глаз, здания раскрашивались в разные, порой причудливые цвета. И она была уверена, что по мере знакомства с ним, этот обычный провинциальный город ещё будет расти, наливаться палитрой красок, открывать в себе приятные неожиданности, уточнять детали.
Из-за забора многозначительно тявкнула какая-то собака, и без перехода зашлась оглушительным лаем. Соня вздрогнула от неожиданности, но Леший что-то тихо пробормотал, и собачий лай сник, сошёл на нет, и тут же прекратился так же внезапно, как начался. Соня вдруг вспомнила:
— Леший, а ты знаешь, что у тебя в саду живёт старый слепой пёс?
Леший, кажется, даже нисколько не удивился:
— Это Флик. Никто не знает, сколько времени он уже живёт здесь. Когда я впервые появился в этом доме, он уже был. И никто из жителей не знает, когда Флик поселился в саду. Не обращай внимания на его грозный вид. Он добрый пёс.
— Почему же он живёт во дворе, в этих сырых джунглях? Ты не можешь взять старую слепую собаку домой? Я думала, в тебе больше человечности.
Леший засмеялся:
— Уж кто-кто, а Флик не нуждается в жалости. И у него есть очень важное дело в этом саду.
Соня, все так же торопливо поспевая за ним, тем не менее, удивилась:
— Какое такое дело у собаки может быть вообще? А тем более в старом заброшенном саду? Неужели кто-то рискнёт забраться в твой сад за яблочком?
— Нет, Флик стережёт не сад, — произнёс загадочно Леший и опять надолго замолчал, предоставляя Соне возможность самой блуждать в лабиринте вопросов, оставшихся без ответа.
Деревянная улица скоро закончилась. Приграничные фонари беспомощно бросали последние пяточки света в темноту и неизвестность надвигающегося леса, асфальт сходил на «нет» в чуть накатанную колёсами редких авто загородную дорогу. В жару, наверное, она была невероятно пыльная, но недавний дождь прибил грязь, ветер выпил мокрые лужи, и было хорошо идти в этот пустырь, где так горько и ветрено пахло растревоженной дождями полынью.
Луна скользила от облака к облаку, меняя недолговечный свет на мрак и опять окрашивая пространство, поросшее бурьяном, в свои любимые тона. Лунные. Соня, которой надоело, не зная цели, телепаться за Лешим, чуть раздражённо, чуть заискивающе попробовала продолжить разговор:
— Может, ты когда-нибудь начнёшь хоть намекать мне, куда мы и зачем идём?
— Когда-нибудь, может, и начну, — неопределённо пообещал Леший, и опять замолчал.
Дорога становилась все заброшенное и непроходимей, потом и вовсе превратилась в тропинку. Тропинка вела в подозрительного вида кусты. Соня вопросительно посмотрела на Лешего, который явно намеревается идти дальше. Ей не очень хотелось лезть в эти кусты.
— Нам что — сюда?
Он не удостоил её ответом, и Соне пришлось нырять вслед за ним в растрёпанный можжевельник. Или что-то там ещё, чему она не знала названия. «Любит Леший всякие трудные пути. На то он и Леший, чтобы лазить по всяким зарослям», — подумала Соня.
Она хотела ещё что-нибудь про него подумать, но не успела. Потому что взору её открылась круглая танцплощадка на пятачке поляны прямо посередине леса. Единственное, что по невероятной случайности осталось здесь целым, это одинокий фонарь, ливший тусклый свет из разбитого плафона. Под ногами зияли щелями потрескавшиеся плиты, края площадки щерились разломанными вдрызг скамейками. Возвышение для оркестра представляло собой сборник всевозможного мусора, который гнал сюда ветер, обрадованный этим запустением.
— Это что? — спросила изумлённая Соня. — Мы здесь зачем?
— Это танцплощадка, — ответил Леший. — Мы здесь затем, чтобы получить информацию. Ну и, при желании, потанцевать.
Здесь можно было делать все, что угодно (переломать ноги; молиться, чтобы больше никогда не оказаться в подобном месте; играть в бомжей), но только не танцевать. Соне даже стало жалко Лешего. Может, он не представлял до сих пор, насколько все запущено?
— Подожди, ещё не вечер, — загадочно произнёс он.
Тёмное небо наполнилось чем-то мельтешащим и звенящим. Вместе с головной болью с неба посыпались всевозможные птицы. Они с удовольствием, и ни на минуту не прекращая галдеть, рассаживались на площадке для оркестра. Постепенно несвязный гомон выстроился в присвистывающую мелодию. Мелодия обрела такт: раз-два-три, раз-два-три, а уже из него вдруг родился вальс.
Соня решила уже ничему не удивляться. И когда Леший галантным полупоклоном пригласил её на танец, она приняла приглашение, стараясь не смотреть на вздыбившиеся плиты площадки. А вернее, решила вообще не смотреть на происходящую несуразицу и закрыла глаза совсем.
Неожиданно ей стало очень легко. Даже закрыв глаза, она чувствовала, что они плавно парили прямо по воздуху, сантиметров пяти не касаясь земли. Соне это понравилось. Было мягко и романтично. А когда она открыла глаза, то увидела, что они уже совсем не одни.
Площадка заполнялась какой-то странной публикой. Танцевал, паря над суетой, небритый бомж неопределённого возраста с девочкой-тинейджером, которая явно гордилась своим панковским хайером. Танцевал не менее странный тип с лицом, разукрашенным под монстра, со строгой леди в традиционном костюме классной дамы начала прошлого века, с тщательно уложенной причёской. Танцевал, гремя цепями, как привидение, металлист в кожаной куртке с пропитого вида синявкой с огромным фингалом, закрывающим ей весь правый глаз. Её серый, длинный плащ надет практически на голое тело, и это было заметно даже в полутьме. Танцевали непонятные тени, извивались, похабно прижимаясь друг к другу.
Чуть в стороне, взявшись за руки, стояли, не в силах отвести друг от друга глаз, два полупрозрачных силуэта, мужской и женский. Сквозь эту странную пару просвечивала низкая жёлтая луна. Соня вопросительно показала глазами на призрачных, и Леший тут же шепнул ей:
— Это сны влюблённых. Разлучённые люди спят, а их души ищут друг друга в ночной пустоте.
Соня с надеждой вскинула на него глаза:
— Значит, всё-таки душа — это не просто искусственная паутинка, выкрашенная серебристым спреем?
Леший загадочно и нагло удивился:
— А разве я когда-нибудь утверждал это?
Кто только не попадался на этой странной запутанной танцевальной площадке! Оказывается, столько неспящих пропадало в ночи. И все — и люди, и почти не люди, и совсем не люди — собрались здесь в медленных парящих над землёй танцах. Была даже парочка вурдалаков, которых все сторонились, и они на самом краю площадки танцевали в стороне от всех друг с другом, соприкасаясь огромными, кровью налитыми про запас, отвисшими зобами.
Когда взгляд Лешего упал на эту парочку, скромно мнущуюся на краю площадки, он прямо даже обрадовался:
— О, нам сегодня всё-таки повезло... Извини.
Он галантно поцеловал Соне руку, и совсем не галантно оставил её одинокую в самом центре танцующих пар. Она проследила глазами, как он подошёл к вурдалакам, начал разговор. Вурдалаки добродушно кивали головами. Тогда Соня, перестав волноваться за Лешего, осознала нелепость своего статичного пребывания в эпицентре кружения и парения, и отошла в сторону. В стороне оказалось вполне себе удобное для сидения поваленное дерево. Соня опустилась на его шершавую кору, проворчав сама себе:
— Я, надеюсь, что это всё-таки пусть адская, но костюмированная вечеринка... В любом случае можно сказать, что и на шабаше я побывала.
Она заёрзала на дереве, стараясь устроиться поуютнее. Вдруг сзади, из темноты, кто-то тронул её за плечо, Соня вздрогнула и обернулась. Перед ней во всей красе предстало пропитое бледное лицо синявки, которая улыбалась ей во всю ширину беззубого рта.
— Потанцуем?
Соня отодвинулась на безопасное расстояние.
— Я не танцую, — торопливо (даже слишком) произнесла она.
— Может, тогда споем? — подумав, предположила синявка.
Но Соня отвергла и это предложение:
— Это тоже исключено.
Синявка вздохнула:
— Хоть сигаретка у тебя найдётся?
— Увы, и это — мимо.
Соня отодвинулась уже настолько, что чуть не упала с поваленного дерева.
Синявка наконец-то заметила это и обиделась:
— Сиди тогда тут грустная, раз не умеешь веселиться...
Она развернулась и ушла обратно на площадку, в танцы, свет и веселье. Соня с отчаянием начала жестикулировать Лешему, чтобы он заканчивал переговоры побыстрее, когда на площадке начался переполох. Сначала раздался женский крик откуда-то с края забитого народом пяточка, потом смачно выругалась какая-то жертва белой горячки, танцующие сломали узор танца и бросились врассыпную. Площадка стремительно пустела. На середину круга выпрыгнуло, кровожадно щерясь, темно-розовое животное с круглыми милыми глазами. В лапе Кенгуру зажимал острый тёмный нож, с которого стекали капли чего-то неправдоподобно алого.
Темно-розовый Кенгуру обиженно всхлипывал, приговаривая:
— Забыли, забыли меня... Я устрою вам праздник.
Вдруг Соня поняла, что Кенгуру — это только маска, а под костюмом скрывается кто-то большой и обиженный. Она ещё не определила, пугаться ей или нет, но сразу же почувствовала, что Леший немыслимым образом оказался рядом с ней, и уже ободряюще сжимает её руку.
Из сбившейся в испуганную кучу толпы раздался ропот:
— Перелил уже одну, перелил. Капля за каплей перелил, без права на престол.
— И это в брачный период, — сокрушённо проворчал, оказавшийся рядом с Соней и Лешим вурдалак. — Что дальше-то будет?
— Чего ты хочешь? Оголтелый, он и есть оголтелый, — прошипела худая бледная женщина, похожая на привидение.
— А вы, судя по всему, тоже с ним дело имели? — заинтересовался вурдалак. — И чего же не пошли до конца? Говорят, это совсем не дурственно. Поначалу, конечно, всякие там паники и сожаления, а потом всё отпускает. Вот прямо всё отпускает.
— Дочка вытянула, — вздохнула бледная, — Замуж за подонка собралась, я должна была вмешаться. Так и осталась, наполовину — здесь, наполовину — там...
Соня не дослушала конца столь интересного разговора, так как Леший потянул её в сторону от танцплощадки.
— Все, Соня, танцы закончились. Старички и старушки расползаются со старой танцплощадки.
Он, ускоряя шаг, крепко держа её за руку, стремительно шагал по уже хоженому ими пути среди густеющего на глазах леса.
— Кто этот Кенгуру, — конечно, сразу же спросила еле поспевающая за ним Соня.
— Оголтелый Упси? Он и есть оголтелый. Его призывают только те, кому жить не хочется. Приличные люди его сторонятся. Должность у него незавидная, что и говорить. Вроде палача. Парень он неплохой, но работа довела до ручки — все чаще срываться стал...
В голове у Сони, непонятно откуда опять закрутились слова, цепляясь одно за другое, стали складываться в строчки, и потом тонкой струйкой полился мотив, и Соня поняла, что к ней пришла песня.
Этот сон не из тех, что скрывают,
Ничего не скрывая — умру.
На рассвете является тайна
Темно-розовым Кенгуру.
И под этот навязчивый речитатив они побежали неизвестно куда, но куда-то прочь отсюда, уже молча, по пружинящей под ногами тропинке, легко и свободно.
2
Первым проснулся Леший, когда солнце жарким настойчивым лучом провело ему по подбородку, лизнуло губы и переместилось на нос, щекоча и поддразнивая. Он открыл глаза сразу, так как просыпался всегда, молниеносно входя в реальность. Память, даже спросонья, не переставала удивляться этой человеческой особенности — отдыха во сне, ибо бывали времена, когда Лешему совсем не нужен был сон, чтобы отдохнуть. Раньше он вообще не знал, что такое физическая усталость.
Его автомобиль стоял на небольшой полянке чуть в стороне от шоссе, там, где они остановили его вчера, когда поняли, что на землю спустилась чёрная густая ночь, странная в своей темноте и беззвёздности. Даже луна, которая сопровождала до этого момента, качнувшись в прощальном реверансе, исчезла с небосвода. Мир накрыла душераздирающая чёрная тень, и Леший с Соней решили заночевать в чистом поле, потому что двигаться дальше было невыносимо. Казалось, что сам воздух сгустился, как масло, и авто, пыхтя и чихая, вдруг стало буксовать, с трудом раздирая это чернильное пространство Фары — сразу обе — мигнув два раза сумеречным сиянием, потускнели, и видимым остался только небольшой круг света перед ними.
Они так и уснули, сидя. Леший на своём водительском, месте, Соня — на пассажирском.
Леший почувствовал занемевшее плечо, с ироничной нежностью посмотрел на лохматую Сонину голову, осторожно высвободился — переложил её на спинку сидения, огляделся вокруг. Занимался красивый загородный рассвет. Пели, встречая его, утренние птицы.
Леший вышел из машины и потянулся на восходящее солнце. Походил вокруг авто, вглядываясь в окружающий его мир, но не увидел ничего подозрительного, всё было, как обычно. Ничего не напоминало о странной ночи, не выпускавшей их из своих объятий.
Он залез в багажник, немного погремел там каким-то скарбом, затем достал небольшой котелок и несколько баночек и кулёчков. Что-то насвистывая, сам умилился своей запасливости и хозяйственности, сложил припасы рядом с авто, на предусмотрительно раскинутую скатерть.
Леший уже совсем было собирался приступить к обязанностям кострового и повара, когда что-то в стороне леса потянуло его, заставив изменить планы. Он бросил на землю охапку веток, которые набрал поблизости, и с досадой произнёс:
— Нет, ну ты не мог не явиться в такое замечательное утро, чтобы его испортить.
Тот, кто вызвал столь горячие и не очень положительные эмоции у нашего героя, стоял в зарослях леса недалеко от поляны. Неопределённого возраста, седой, чем-то напоминающий Лешего, который мог бы стать таким в будущем, если бы обстоятельства сложились определённым образом. Незваный гость с дышал с трудом, словно пробуя ветер на вкус. Но не тяжёлой смиренной одышкой тучных людей, а как удивлённо-испуганный новорождённый, которому первый вдох доставляет с непривычки болезненные ощущения. Лицо у него было недовольное, от каждого незаметного движения мышц то собиралось в сеть старческих морщин, то разглаживалось в абсолютно юный овал. Леший остановился напротив пришельца, какое-то мгновение они молча смотрели друг на друга. С потаённой радостью и с такой же потаённой болью одновременно.
— Ты опять лезешь, куда тебя не просят? — резко, не здороваясь, наконец, произнёс, все так же судорожно глотая воздух, пришелец. — Сколько это может продолжаться? Тебе мало того, что ищейки идут по твоему следу?
— Я не собирался уходить от наказания!
В сердцах выпалив это, Леший показательно расслабился, театрально оперся на подвернувшийся сук и уже насмешливо продолжил:
— Сейчас я действую в рамках, которые ты сам же мне и установил... Кстати, давно хотел спросить, почему ты выбрал именно мужской пол? Не учёл, что женщиной мне бы жилось труднее?
— Не считай это наказанием, — как-то сразу устало и тоскливо выдохнул гость, — Я стараюсь защитить... И обещал твоей матери позаботиться о тебе.
— Так и делай, что должен. — Леший вызывающе махнул рукой. — А я буду делать то, что считаю нужным.
Гость зарычал:
— Ты будешь читать книжки, выращивать сливы и пить сливовицу в соседней таверне. Это круг, который я очертил. Не выходи из него, не расшатывай пространство с помощью ни о чем не подозревающей девушки. Не высовывайся! Ты вообще сейчас вне игры. Разговор окончен.
Он развернулся и тяжёлой поступью удалился в гущу леса. Леший грустно улыбнулся вслед ему:
— Вот и поговорили. Я прямо испугался до дрожи в коленках.
3
Соня так же проснулась в машине, но гораздо позже и с удивлением, переходящим в восторг. В открытые окна лупило солнце, врываясь вместе со свежим, напоенным ароматом луговых трав ветерком. Ужасы минувшей ночи отступили в глубину памяти, остались какими-то обрывками давным-давно минувших снов, не имеющими к этому полному свободы и солнца пробуждению ни малейшего отношения.
Она сладко потянулась, и в этот момент поняла, что Лешего нет рядом. Вышла из машины, расправила свою великолепное пепельно-розовое вечернее платье, которое совершенно не помялось, ступила босыми ногами на прохладную в тени от машины, примятую колёсами авто траву, и огляделась вокруг. Поляна была безлюдна, но чуть дальше от машины занимался небольшой костёр, над которым дымился котелок. Соня повела носом по направлению к котелку и подумала, что пахнет вкусно невероятно походной кашей. Это был подзабытый запах детства, когда они с классом выезжали на пикники. Они вот так же варили какую-то крупу, боясь, что подгорит, но она все равно подгорала, а они все равно весело и с удовольствием поглощали эту подгоревшую кашу, какую дома бы ни за какие коврижки даже и пробовать бы не стали.
Соня счастливо зажмурилась, перенеслась в совершенно детское ощущение беззаботности. А когда опять открыла глаза, то увидела Лешего. Он выходил из зарослей леса, приволакивая большие, гнутые сухие ветки для костра. Она радостно крикнула ему: «Эй, привет!», и со всех ног кинулась помогать.
Они вдвоём уже свалили ветки около костра, и Леший, убирая травинку, застрявшую в воланах рукава Сониного вечернего платья, улыбнулся и произнёс:
— Доброе утро!
Соня удивлённо кивнула на котелок:
— Когда ты всё успел?
Он состроил назидательность на лице и важно сказал:
— Просто проснуться пораньше и приложить немного усилий. Никакого волшебства, заметь.
— И всё-таки ты — волшебник, — убеждённо выпалила Соня, выхватывая из кучи походного скарба самую большую ложку. — Хоть и тщательно это скрываешь. И город, в котором ты живёшь, заколдованный. И ещё он растёт...
Леший засмеялся, шутливо хлопнул её по руке:
— Все города растут. И это обычный провинциальный город. Соня, человек сам делает место волшебным. Или заколдованным.
Ложку Соня из рук не выпустила:
— Нет, ну всё-таки… Вот почему мне сначала твой город показался очень маленьким, а теперь кажется больше и больше?
Леший начал раскладывать дымящуюся кашу из котелка по одноразовым тарелкам, Соня неотрывно следила за движениями его рук:
— Ты не поверишь, но он растёт вместе с тобой, — сказал Леший, посмотрел на неё и рассмеялся, — Не делай круглые глаза, это элементарно...
Из Сони, помимо её воли, вырвалось то, что никак не могла не вырваться при слове «элементарно»:
— Ватсон...
Леший, протягивающий ей тарелку с кашей (это была гречка!), не понял:
— Что?!
— Так Шерлок Холмс всегда говорит: Элементарно, Ватсон... — пояснила Соня, вонзая ложку в горку рассыпчатой гречневой крупы.
Леший сел рядом:
— А.... В общем, тот, кто умеет видеть, может расширять пространство. И хватит. Я все сказал.
Они с удовольствием принялись за завтрак. Когда котелок опустел наполовину (наверное, больше, чем наполовину, как констатировала Соня с сожалением), наши герои валялись, сытые, прямо на траве, отпивая из кружек душистый, горячий чай. Соня, преодолев навалившуюся истому, всё-таки спросила, вспомнив, что они собственно не просто так прохлаждаются, а занимаются очень важным делом.
— Ночью ты сказал, что нас сегодня ждёт встреча с Жабьим Хвостом. Они тебе прямо сказали, где его найти?
— Они обещали устроить встречу, — Леший перевернулся со спины на живот. — И предупредили, что за нами что-то следует по пятам. Большое и тёмное. И даже им недоступное. И непонятное.
— Это то, о чём говорил неудавшийся клиент Жабьего Хвоста? — спросила Соня, надеясь, что это совсем не так.
— Скорее всего, — огорошил её Леший. — Во всяком случае, я на это надеюсь. Нам и одной темной силы за глаза в преследователях... Не хватало ещё подцепить целую стаю.
— Это очень опасно?
— По крайней мере, за нами пока просто наблюдают, — Леший встряхнулся, словно одним движением сбросил с себя утреннюю негу, и резко поднялся на ноги. — Чем-то наши поиски заинтересовали это НЕЧТО.