Мастер молний. Книга IV

Глава 22

Я сперва не понял, зачем Орлов хотел меня видеть. Он задал мне пару вопросов, которые я вполне мог бы решить с Покровским или даже с Бобровым. Например, мы поговорили о кризисе самолетостроения в стране. Нам нужен был свой воздушный лайнер, но русские чиновники в какой-то момент предпочли закупать американские и французские, что на коротком горизонте казалось выигрышным.

В итоге своего самолета у нас нет, а в условиях экономической блокады мы остались без запасных деталей. Я, пожав плечами, запросил список деталей. Это в целом соответствовало моим планам. Наш продажник Арсений искал выходы на авиазаводы, но до авиаторов было гораздо труднее добраться, чем до Ласточки.

Поговорили и о создании аэробуса нового поколения, я опять же был не против, и попросил представить мне какие-то модели, актуальные на сегодняшний день. Можно нерабочие. Я даже был готов сам купить несколько списанных экземпляров.

Император еще раз лично просил освободить военнопленных, и мне пришлось повторить, что вопрос решается прямо сейчас.

— Мы ведем переговоры об обмене пленными, — зачем-то добавил Покровский. — Но группа, занимавшаяся грязными бомбами, официально не существовала и в списки на обмен не входит. Да и нет доверия карпатской стороне. Они, как мелкие жулики, всюду ищут возможность обмануть партнера.

— Если сведения разведки верны, то уже к вечеру ваши люди будут в безопасности. Возможно, им потребуется срочная медицинская помощь, и лучше они получат ее в нашей новой клинике. Кстати, усиленно рекомендую.

— Присутствующим скидка? — попытался вяло пошутить Покровский.

— Да, стопроцентная, — серьезно ответил я. — С вас, ваше Величество, и вас, Николай Александрович, я не собираюсь брать деньги за лечение. А вылечить я могу все.

Вот тут-то разговор и сдвинулся с мертвой точки.

— Как вы думаете, Этерн, — спросил меня Орлов, — сколько в мире долгожителей?

— Насколько «долго»? — уточнил я, догадываясь, куда он ведет.

— Людей, проживших более ста лет.

— Вопрос сложнее, чем кажется на первый взгляд, — начал я занудствовать. — Если брать «гостей издалека», то их по моим прикидкам пара сотен, все они потенциально живут гораздо больше ста земных лет. Сколько им сейчас, затрудняюсь ответить. Если же брать только местных жителей, то думаю, пара десятков наберется.

В разговор вступил Покровский.

— По нашим данным, и наш общий друг Бобров должен был вести переговоры и по этому вопросу, Инквизиция предлагает самым полезным для них людям некую процедуру или ритуал, не знаю, как точно его классифицировать. Называется он «Бедо Игур» и вроде бы продлевает жизнь на десять-пятнадцать лет. Слышали ли что-нибудь о нем?

Я искренне рассмеялся.

— Что именно вас развеселило? — заинтересовался Орлов.

— Завры — те еще жулики. Спихивают туземцам неликвид.

— Что вы имеете в виду?

— Bedo i gûr! — процедура, предназначенная исключительно для рептилоидов. Завров, гекконов, еще есть несколько рас, которым она подходит. Я примерно представляю, как ее адаптировать для людей. Но все равно это дешевый и почти нерабочий вариант.

— Что же с ним не так?

— Он действительно в определенной степени обновляет клетки организма, что может продлить жизнь на короткий срок. Процесс старения при этом консервируется, но и не более того.

— А что еще может быть?

— Не происходит омоложения организма. Да и через определенный срок, как раз эти десять лет, усиливается его износ. Требуется новая процедура, и так далее до бесконечности. Прекрасный способ, если вдуматься, посадить на иглу всех, кто имеет вес в мировом сообществе. Например, глав государств, религиозных лидеров, олигархов. Даже и руководителей служб безопасности. Если вам предлагали эту услугу, то надеюсь у вас хватило ума отказаться?

— Есть ли процедуры не столь, скажем так, травматичные? — спросил Покровский. — Вы сами, как я понял, тот еще долгожитель. Делали с собой нечто подобное?

— Я живу на магическом метаболизме и вовсе не старею. Это ответ на второй вопрос, а что касается первого, то да, есть масса медицинских способов продлить жизнь и омолодить организм человека, то есть дать ему второй шанс. Или просто замедлить процесс старения. В той же Эритии, человеческом государстве, где я жил последние годы, срок жизни превышает сто лет. Сложно напрямую сравнивать, но там сто двадцать лет соответствуют местным семидесяти.

— И каждый в Эритии живет бесконечно? Как же вы справляетесь с перенаселением?

— У нас нет бессмертия для каждого. Все же тело, работающее на обычном биохимическом метаболизме, имеет свой ресурс. И психика накладывает свои ограничения. Рано или поздно всем пора идти дальше.

— То есть омоложения и у вас не предусмотрено, — грустно констатировал Покровский.

— Ну почему же, для избранных есть омоложение, можно отрегулировать физический возраст. Мало кто выбирает стать снова двадцатилетним, предпочитают тридцать-сорок лет. Это довольно сложная и дорогая процедура, да и магов, способных ее осуществить, мало. Так что увы, даже в нашем довольно счастливом мире нет всеобщего равенства. Но как поется в песне «Кто хочет жить вечно?»

— А как можно перейти на магический метаболизм?

— Есть расы, которые изначально живут на нем. Майариды, эльфы. Но даже они со временем покидают физическое тело, просто надоедает.

— А как бессмертные расы справляются с перенаселением?

— Экспансия. Для того и нужны мы, демиурги. Мы открываем для них свободные миры, подходящие для жизни этой расы. Для завров кстати тоже, они обильно размножаются. А своих демиургов у них мало, хаха.

— А почему, интересно? — спросил Покровский.

— Рептилоиды — вообще слабые маги. Своей школы у них нет. Пользуются всем понемножку, адаптируя под свою, довольно специфическую, энергетическую систему. Люди, правда, тоже тянут все и отовсюду. Но среди нас встречают сильные стихийные маги. Те же друиды — исключительно человеческая магия, хотя она и близка по духу эльфийской, то же единение с природой. Но главное не магия, а правильный образ мыслей. Мне кажется, у рептилоидов не хватает фантазии. Лабиринт их не принимает. Но есть исключения, врать не буду.

— У меня голова кружится от всех этих завров и эльфов, — признался император со слабой улыбкой.

— Самый важный вопрос все еще не задан, — сказал Покровский.

— Ответ — да.

— Вы поняли, что за вопрос?

— Великая «Дева надежды» Эстельвен начала преподавать в моем Университете. И она же открыла сеть клиник, о которых я сказал в самом начале. Она может омолодить вас, ваше величество, и вас, советник.

— Вот так просто возьмет и омолодит?

— Проще некуда, если я попрошу. А я уже сказал: «да».

— И на каких же условиях? — напряженно поинтересовался Орлов.

— Да ни на каких, — поморщился я. — Не сравнивайте меня с торгашами заврами. Я не собираюсь сажать вас на иглу вечной молодости. У нас общие интересы, возрождение Гиперборейской цивилизации.

— И у вас нет особых просьб? — прищурился Покровский.

— Полно. И мы их с вами будем долго обсуждать и торговаться за каждый чих.

— А кто-то только что назвал завров торгашами.

— Это другое! — запротестовал я. — Мне нравится процесс. Считайте возрастной особенностью пожилого человека, которому все доставалось непросто. А для завров торг — образ жизни и мыслей.

— Разница от меня ускользает, но замнем для ясности, — хихикнул Покровский. — Так что у вас за просьбы?

— Например, меня чрезвычайно огорчает, что Птицын все еще занимает пост губернатора.

Мне показалось, что Орлов с трудом удержался, чтобы не выругаться. Вслух же он только тихо зарычал.

— Вы сами нас поставили в сложное положение! — ответил за него Покровский. — Мы бы давно вышибли его с поста, но вы обещали, что убьете Птицына, как только он лишится должности.

— О нет, он не умрет. Это слишком просто! Есть участь и пострашнее смерти.

Что-то я дал волю чувствам. Я увидел, как дернулись Орлов и Покровский, напуганные всплеском темной злой ауры. Я взял себя в руки и мило улыбнулся.

— Дайте слово, что не тронете его, — сказал император, быстро пришедший в себя, — и я завтра же пинком погоню его прочь.

— Не могу. Он стрелял в мою племянницу.

— Ну не он же сам! Тот вояка уже давно и прочно сидит! Его рота расформирована. Прокурор, который привел спецназ к вам на порог, тоже на каторге. Есть за что и кроме штурма вашего отеля. Птицын же не планировал такого жесткого развития событий. В это я охотно верю.

— Он создал процесс, который привел к стрельбе. Алиса выжила только по чистой случайности. И благодаря хорошим навыкам моих учеников, которые начали разбираться в военно-полевой медицине.

— Мы зашли в тупик, — грустно констатировал Покровский. — Значит, все пока останется по-прежнему. Это как-то повлияет на наши договоренности?

— Нет, но не ждите, что я оставлю эту тему.

— Зачем я вас позвал? — сменил тему император, — Как вы думаете?

— Поговорить о бессмертии, — улыбнулся я. — Вскоре познакомлю вас с Великой Эстельвен.

— И это тоже. Спасибо! Но я хотел сказать, что нам пора упорядочить наши отношения. Я выбрал дом, который уместно передать вам в качестве посольства. Николай Александрович, прошу вас!

— Это особняк чаеторговца Щербакова. По нашим данным он как-то попадал в сферу вашего внимания. В любом случае, здание историческое, добротное и просторное, расположено удобно. Не дело, что по факту ваше представительство «ютится» в загородном отеле. Вас устраивает помещение?

— Почему бы и нет? А что со старым владельцем? — на самом деле я знал, что с ним. Настоящие его хозяева, Кобры, приказали долго жить.

— Купец Щербаков сильно провинился перед Российской Империей. Он получит компенсацию от казны и удалится на постоянное жительство в свое загородное имение. Пусть будет благодарен, что отделался малой кровью.

— Ну что ж, отличный дом, с благодарностью принимаю.

— Тогда дело за малым, вам надо назначить посла. Или вы, Яков Георгиевич, возьмете на себя эту роль? Опять же по факту вы ее и исполняете.

— Я сторонюсь чрезмерной административной нагрузки. Есть у меня в штате талантливый директор школы. После небольшого, но емкого обучения он вполне справится с задачей.

Я, конечно, имел в виду Модеста Вениаминовича Мирского, которого я вытащил со свалки. И сейчас я судорожно прикидывал, где я возьму обучающие обручи для него. И какие именно. Эх, мне бы русского дипломата на час, чтобы местную кухню разъяснил. По моему секретному методу. Ладно, зря у меня что ли целый новый Университет стоит!

— И мы вам человечка пришлем, — сказал Покровский. — Найдется в вашей новой столице уголок для посла Российской Империи?

— У меня построен целый посольский квартал! Лучший дом в нем — ваш!

— Позови ко мне Птицына! — рявкнул Орлов, когда Беринг покинул Кремль. — Нет, сам с ним поговори. Чувствую, не сдержусь, шею этому придурку сверну! Так меня и всех подставить! Жадный дурак!

— Слушаюсь, ваше величество! — поклонился советник и ушел в свой кабинет.

Вскоре у него на пороге возник Губернатор Московский. Сесть ему Покровский не предложил.

— Знаете, зачем я вас вызвал? — спросил советник холодно.

— Мне бы с его величеством поговорить, — промямлил Птицын.

— Петр Алексеевич не хочет вас видеть. Догадываетесь, почему?

— Наш конфликт с Берингом немного вышел из-под контроля…

— «Немного вышел»? Так вы это называете? Я изучил вашу, с позволения сказать, деятельность. Не сомневайтесь, поручение такое дал мне государь.

— Уверен, что смогу объяснить все спорные моменты!

— Будьте уверены в другом: ни я, ни государь не видим вас на этой должности. Да и на государственной службе.

— Помилуйте, Николай Александрович! — рухнул вдруг на колени Птицын. — Он же меня прямиком в ад отправит! Судью Малинкину он уже до психушки довел!

— Прекратите паясничать! — брезгливо поморщился советник. — Не были бы вы родственником покойной жены Петра Алексеевича, которой он слово дал заботиться о ее близких… Встаньте уже! Слушайте волю государя! С этого момента вы бессрочно находитесь на домашнем аресте. От службы вы отстранены без потери должности. Обязанности ваши возьмет на себя сам генерал-губернатор. Он же проведет аудит Московской Губернии. Счета ваши и прочее имущество арестованы до получения результатов проверки. Вам будет выплачиваться определенная сумма как пансион. Мы постараемся не посвящать прессу, это и в ваших интересах. Если все это просочится, то вас отстранят уже официально. Уходите. Вас отвезут в подмосковное имение.

Со мной связался Лихтенштейнский банкир Маркус. Голос его звучал испуганно. Он просил Манна немедленно прибыть для очень-очень важного разговора. Я в целом предполагал, о чем пойдет речь, но решил все же не отказываться от встречи.

Эльза была занята на операции. Алису я решил не брать, ни к чему ей светиться в эпицентре международного конфликта, а именно к тому дело и шло.

Маркус послал меня в ресторан, где мы обычно встречались с Беккером. Нам по традиции отвели отдельный кабинет. Там уже был накрыт стол, за которым скучали в ожидании незнакомый чернявый толстяк и уже достававший меня на выставке англичанин. Там он, правда, уламывал Якова Беринга, а сейчас они пришли побеседовать с Генри Манном.

— Вильям Хартман, — представился англичанин. — Если мы подружимся, вы сможете звать меня Билли. Я представляю финансовые круги Великобритании.

«Он что, перед зеркалом по сценарию свои монологи репетирует?» — подумал я, с трудом удерживаясь, чтобы не заржать как конь.

— Тури Манганьелло, — представился толстяк, по-английски он говорил с сильным акцентом. — Я представляю промышленников юга Италии.

— Как поживает любезнейший сеньор Морроне? И почему уговаривать меня, уж не знаю на что, не прислали его?

— А мы подумали, что вы слишком сблизились, — окрысился вдруг толстяк. — И кто тебе сказал Манн, что мы хотим тебя уламывать? Мы просто сообщим, как все будет.

— Узнаю родную мафию! А то я заволновался, что вы хватку потеряли, — рассмеялся я.

А про себя подумал, надо выяснить, что там со старичком Луиджи, может быть ему политическое убежище требуется.

— Как-то мы неправильно начали! — вмешался Билли. — И что же вы с порога быкуете, мистер Манганьелло? Кто так ведет переговоры?

— Должен же был я прощупать, из какого он теста, — ухмыльнулся сицилиец. — А то столько криков было про его исключительность.

Тури протянул мне потную руку, которую я проигнорировал, усевшись за стол напротив странной парочки. Вот никогда бы не представил рядом рафинированного англосаксонского джентльмена и толстого мафиози. Беккера с ними не хватало для комплекта.

— Да ладно, Манн, не дуйся! — хохотнул толстяк, хотя в глазах его проскользнуло что-то дикое. — Давай выпьем за знакомство!

— И тут я поддерживаю итальянского коллегу, — радостно заявил Билли. — Выпьем за начало большой дружбы.

— Или мы не станем тратить время друг друга и перейдем к делу, — ответил я с холодной улыбкой.

— Ладно, к делу так к делу, — посерьезнел Хартман, а Тура посмотрел на меня злобно. — Мы предупреждали вашего коллегу Беринга, что ситуация усложняется. И он доигрался. Россия в экономической блокаде. В каких отношениях вы с Берингом? А главное, в каких отношениях вы с Бореасом?

— Можете считать меня полномочным представителем его величества Этерна Первого.

— Это я и хотел услышать, — кивнул Хартман. — Тогда вы должны донести до своего повелителя, что он должен срочно вывести все производства с территории Российской Империи. Это касается и китайцев. Мировое сообщество не заинтересовано в промышленном росте этих стран.

— Должны? Возможно, я неправильно понимаю это слово, но разве оно не подразумевает, что когда-то и что-то давали в долг? Я не припомню, чтобы Этерну, мне или Берингу одалживали участие в экономической блокаде.

— Ваша ирония неуместна, — поморщился Хартман.

— Ты думаешь, Манн, мы тут торгуемся? — раздраженно буркнул Тура.

— Я думаю, что зря трачу время, — честно ответил я.

— Ну же, мистер Манн, — продолжил Хартман, — вы представляете молодую развивающуюся экономику. Вам предстоит завоевывать рынки, искать свою нишу в мировом экономическом сообществе. А с таким отношением вы рискуете подвергнуться тем же санкциям, что и Российская Империя. Она тоже расплачивается за непонимание ситуации.

— Я представляю державу, технологический уровень которой в разы превосходит все, чем располагает эта планета. И она готова делиться технологиями с дружественными державами. Вряд ли санкции способствуют дружбе.

— Мы не с того конца заходим, — заговорил вдруг Тура самым приторным тоном. — Для начала мы должны проявить дружелюбие к мистеру Манну.

— О, вы безусловно правы, любезнейший сеньор Манганьелло! — радостно улыбнулся Хартман. — Мы уверены, что дружелюбие в свободно конвертируемой валюте изменит отношение нашего нового знакомого к происходящему.

Он написал на салфетке число с шестью нулями, и помедлив, как окончательный штрих, добавил в начало значок доллара. После этого Хартман внимательно посмотрел на меня, изучая мою реакцию. Я с трудом удержался, чтобы не рассмеяться. За одну чистку авгиевых конюшен в той же Сицилии мне заплатили примерно столько же.

Толстяк явно знал порядок чисел, так что посмотрел на Хартмана удивленно.

— Я пошутил! — расхохотался Билли. — Повелись? Ладно-ладно, я знаю, что денежки шуток не терпят.

С этими словами он приписал три нуля в конец числа.

— Теперь уже на что-то похоже, не так ли мистер Манн?

— И зачем мне эти фантики? — спросил я.

— Что вы имеете в виду? Это настоящие доллары, за которые можно купить абсолютно все в этом мире. И если вы не поняли, это не предложение Берингу или вашему королю. Это наш подарок лично вам.

— Доллары не подкреплены ничем, это просто бумажки, которые печатает полиграфический станок в Вашингтоне. Или того хуже, даже не бумажки, а записи в базе данных Министерства Финансов. Вы в курсе, что валюта Новой Гипербореи, талоны на роскошь, подкреплена золотым запасом страны? На самом деле и это не совсем верно, хотя формально правильно. За нашей валютой стоит научная мощь Метрополии, а лично Этерн имеет доступ к таким технологиям, которые многим развитым мирам и не снились. Так что повторяю вопрос: вы серьезно пытаетесь подкупить меня фантиками и бусами?

Тура хотел было вскочить, но Хартман положил ему руку на плечо.

— Чего же вы хотите?

— Не тратить зря свое довольно ценное время и заняться действительно важными делами. А вам предлагаю подумать: действительно ли вы хотите испортить отношения с Новой Гипербореей своими играми в экономическое давление? Вы даже с Россией не справились, куда вам действительно мощная страна.

На этом я встал и вышел из ресторана.

— Тогда не удивляйся, Манн, если что-то случится, — раздался у меня за спиной сердитый голос толстяка.