Интерлюдия
Зимний сад выглядел увядшим. Возможно, вина лежала не на садовнике, настроение собеседников, пьющих чай за круглым стеклянным столиком, волшебным образом влияло на окружение.
— Вам не кажется, милый друг, — человек, которого за глаза звали «хорьком», вертел в руках опустевшую фарфоровую чашку, будто забыв, для чего она предназначена, — что война крайний метод решения проблем?
— А вы сомневаетесь, что мы дошли до точки? Был ли у нас с вами ли хоть один план, осуществленный как надо и с прогнозируемыми результатами? — ответил Красавчик, иронично склонив голову.
— Вместо того, чтобы разбираться с джокером, спутавшим наши карты, мы начинаем войну?
— Ну что вы заладили «война, война», — в голосе Красавчика прорезалось плохо скрываемое раздражение. — Местечковый конфликт, не более. Да и не ведется он на территории Империи. Чем он отличается от военных действий, к примеру, в Северной Африке?
— И почему мы так уверены, что Империя обломает зубы в этой вашей карпатской «Неафрике»? И главное, мы правда хотим, чтобы наша страна потерпела поражение?
— Слишком глобальный вопрос, чтобы отвечать на него разом. Предлагаю разбить его на части. Во-первых, не Империя, а Император. Раз уж у нас не удалось его «случайно» устранить, расправимся с его репутацией. Пункт два: войнушка наша маленькая, не крупнее шахматной партии. Только фигур у нас побольше, за белых играет вся Европа и Американские Штаты в придачу. Это, говоря шахматный языком, блицкриг.
— Разве это шахматный термин? — переспросил Хорек.
— Разве нет? — удивился Красавчик. — Это неважно. Когда, продолжая нашу метафору, зубы Империи начнут крошиться, мы сможем поднять волну, которая смоет с престола династию Орловых.
— Очередной далеко идущий план. Мы не боимся, что наш джокер опять вмешается и испортит нам игру?
— Это пункт три. С одной стороны, где война, а где этот ваш носорог. А с другой, нам следует принять меры, чтобы никакой джокер нам ничего не спутал. Например, рассорить его с Империей. Это не так уж сложно, если подойти к делу с умом.
— А раньше мы подходили с чем? — оскалил зубы Хорек.
— Раньше мы не могли определиться, с кем именно следует играть, — покачал головой Красавчик. — Мы пытались выйти на Манна, но создается впечатление, что его вовсе не существует, зато в каждой бочке затычка, имя которой — Беринг. А стало быть, на нем и сосредоточим свое внимание.
— Постарайтесь выражаться конкретнее, мой друг, — поморщился Хорек. — Что именно мы намереваемся предпринять?
— Уже начали, — радостно кивнул Красавчик. — Наша цель сделать невозможным любое сотрудничество Беринга с Империей. Она нам в этом сама уже всячески способствует. Вторая задача — сделать Беринга персоной нон грата в глазах СИБ. У меня есть данные, что на него вышел Покровский. Нам этого вовсе не надо. Но если и правда именно Беринг сорвал операцию на АЭС, то новый скандал с грязной бомбой его дискредитирует. Хотя бы на уровне беспочвенных подозрений.
И снова магический метаболизм спасал меня от безудержного русского пьянства. Бобров же выглядел изрядно размякшим, хотя, конечно, в Астрале мы вроде бы физически и не потребляем спиртного, но наше сознание реагирует на него «по привычке» вплоть до полноценной имитации алкогольного отравления. Я в таком удрученном состоянии генерала не видел никогда, даже когда он валялся на кровати в Медном Доме, балансируя между жизнью и смертью.
Выпивая рюмку за рюмкой, он рассказал мне историю карпатского инцидента. С диверсией на Карпатской АЭС мы разобрались меньше недели назад. Почти сразу после этого грязные бомбы «всплыли» сразу в нескольких населенных пунктах, расположенных вдоль российской границы.
Причем, их вполне официально обнаружили местные власти. Якобы абсолютно случайно. Так же «естественно» за каждой из них тянулся «русский след». Был скандал в прессе, но никуда дальше он не пошел, на самом деле доказательств, что бомбы подкинули мы, не нашлось. Зато можно было раздуть эту историю в массовом сознании, подкинув в коллективное бессознательное идею, что надо бы вернуть подарочек хозяевам. Иначе говоря, бомбы надо взорвать на территории Российской Империи.
Правительство республики, мягко говоря, напряглось и призвало не делать резких движений. Уже следующим утром, чего не ждал вообще никто, его свергла партия крайне правых.
— Это все меньше, чем за неделю? — искренне удивился я.
— Пять дней, сегодня шестой пошел, — кивнул Бобров.
— И что дальше? — спросил я. — Пока все это выглядит неприятно, но не такой степени, чтобы использовать слово «война».
— У нас есть четкие агентурные данные, что готовятся провокации с использованием тех самых бомб. И взорвутся они не на территории России.
— Сейчас не понял.
— Задача не нанести нам физический ущерб, — пояснил Бобров, — а испортить репутацию в глазах мирового сообщества. Все западные СМИ начнут писать, что бомбы взорвали мы. Начнется острый приступ русофобии.
— Шизофрения какая-то, — не удержался я.
— В таком мире мы живем. В Африке и на Ближнем Востоке они выкидывали такие фокусы не раз и не два, — пожал плечами генерал. — В Республике уже началась мобилизация. Туда через Польшу едут эшелоны с оружием. Разведка и генштаб пришли к консенсусу, что война начнется в любой момент.
— Но войны как таковой нет?
— Это не конец истории, — генерал позволил себе грустно улыбнуться.
— Я понимаю, все еще впереди.
— Не в этом смысле, — раздраженно махнул рукой Бобров. — Я не все рассказал о происшедшем.
— Вот как? Тогда продолжайте.
— Мы, как вы и сами догадываетесь, не заинтересованы во взрывах грязных бомб по обе стороны нашей границы.
— Так, и?..
— Мы послали спецотряды, чтобы изъять их.
— Это получилось?
— Отчасти, Яков Георгиевич, и не всегда чисто. Короче говоря, зарубежные СМИ исходят, простите мой французский, на говно с криками о русском вторжении в бедную беззащитную Карпатскую Республику. Теперь все. Политинформация окончена, спасибо за внимание.
— Но скажите мне, Сергей Геннадьевич, почему вы не поручили эту операцию мне? Я бы уже точно извлек эту мерзость тихо и, как говорит молодежь, «без палева».
Бобров очень выразительно замялся, я внимательно на него посмотрел.
— Ну же, Сергей Геннадьевич, говори как есть.
— Ты главное пойми, что я на твоей стороне! Я с тобой уже работал, и ты мне жизнь спас и не один раз.
— А кто против?
— Есть мнение, и в узких кругах оно очень назойливо озвучивалось. Состоит оно в том, что никто не знает, куда делись радиоактивные отходы. Камешки — это хорошо, но никто их раньше не видел. Ну и инопланетяне, которые на вас напали, их ведь тоже никто в глаза не видел, кроме агентов Химика и Физика. И раненого вражеского агента, которого вы на глазах всей команды погрузили в транс.
— Ну-ка, ну-ка, продолжайте, мне интересен ход этой мысли.
— И вы ведь с иностранным бизнесменом связаны, который тоже как чертик из табакерки выскочил. Короче говоря, идея в том, что вы молодежь нашу загипнотизировали, эти отходы под шумок припрятали, а потом то ли их британцам продали, то ли всю катавасию сами и затеяли. Теория эта была озвучена на экстренном заседания Совета Безопасности при Императоре. Покровский ее к сведенью принял. Не то, чтобы горячо поддержал, но начал изучать.
— Уточните, как обстоят дела у меня лично? Я уже объявлен в розыск как враг народа?
— Нет, до этого дело не дошло. Как я и сказал, ваш вопрос внимательно изучают. Пока все-таки официальная версия в том, что вы на нашей стороне, хотя имеются нюансы. Мой личный совет: держитесь подальше от горячего.
— Ясно. Ну пусть изучают. У меня еще остались дела в Поднебесной. И учитывая, что официально Российская Империя ни с кем не воюет, то и призвать меня на службу или давить на мой патриотизм у вас возможности нет. Я буду заниматься своими делами, а в события вмешаюсь, если дела у России пойдут исключительно плохо.
— Это разумно. Моя судьба, как ты понял, оказалась связана с твоей. Если вдруг тебя признают, как ты остроумно выразился, врагом народа, то и ко мне доверия не будет именно потому, что я тебе обязан и ты с точки зрения спецслужб «мой человек».
— Тогда береги себя, Сергей Геннадьевич. Как ты сам сформулировал, «держись подальше от горячего». Если понадобится политическое убежище, я его тебе охотно предоставлю, причем не у врагов России, а на, так сказать, нейтральной территории.
— Я — патриот, — Бобров сделал вид, что обиделся.
— Так я ж и не призываю тебя к врагам Отечества переметнуться. Сказано: нейтральная территория. И добавлено: если припрет.
— Ты у нас — большой и сильный боец из другой школы, — инструктировала меня Джу Линь. — Мальчики захотят проверить тебя на прочность. После этого уже начнется серьезный разговор.
— Что за мальчики?
— Мои братья, кузены и седьмая вода на киселе. Что ты — Яо, они не знают, и не должны. Рано им. Только отец в курсе.
Мы ехали на поезде в вагоне для иностранцев. Самолеты к местам боевой славы мифического Шаолиня не летали. Это железнодорожный люкс явно проигрывал любому ширпотребу в России, но я был на редкость неприхотлив, когда это действительно было необходимо.
На станции мы взяли внедорожник местного производства. Я уже достаточно имел дело с подержанными автомобилями, чтобы мне захотелось срочно сделать его немного ближе к идеалу.
В итоге мы прибыли в небольшой городок. Мы прошли по улице, по обе стороны которой красовались двухэтажные домики с яркими, даже аляповатыми вывесками. Моего «пекинского» диалекта хватило, чтобы понять, что все это — реклама школ боевых искусств.
Улица постепенно заполнялась людьми, маленькими автомобильчиками и мотоциклами, «запряженными» в тележки и кибитки — местная версия тук-тука, как я понял. Джу припарковалась, с трудом найдя свободное место и заехав парой колес на тротуар.
— Дальше пешком. Там рынок, народу много, не проехать. И готовься.
— К повышенному интересу молодых перспективных мастеров кунфу?
— Как догадался?
— Почитал письмена на домиках вокруг нас.
— Если что, я с тобой!
— Не лезь! — возразил я. — Ты — слишком большая ценность.
— Скажи еще, что я — ваза эпохи Цин. А я сделана не из фарфора, боевые искусства — моя жизнь.
— Я думал, что ты — стюардесса!
— Мы предпочитаем, чтобы нас называли «бортпроводница».
— Правда?
— Не скажу!
Нам дорогу преградила пятерка мускулистых молодых людей в дешевой на вид, но удобной одежде. Один из них что-то выпалил с наглой ухмылкой. Диалект я разобрал с трудом, но вроде бы парень обозвал меня столичным хлыщом, а Джу — моей подстилкой. Я определил содержание его тирады больше по тону и благодаря эмпатии. Она же подсказала, что слова не важны, ему просто хотелось подраться со мной. Я не был уверен, что местный этикет одобрит, Если я ударю первым. Так что пока суть да дело, я с наслаждением слушал, как Джу в ответ ругает нахала.
Кажется, она задела чувствительную струну в душе парня, так как он вдруг сделал морду кирпичом и резко выкинул руку в направлении ее лица. Ну это ему казалось, что «резко». Я решил, что сигнал к поединку дан, так что перехватил его запястье и отвесил грубияну затрещину. Парни по большому счету ничего не умели, так что схватка заняла секунд пятнадцать. В итоге вся пятерка прилегла отдохнуть на ломаный асфальт.
Таких схваток нам предстояло еще три, противники не произвел на меня впечатления. В последний раз я даже предоставил Джу разобраться самой. Ну чуток подстраховал. Она явно продвинулась в искусстве куда дальше этих подмастерьев-недоучек.
На рыночной площади поединки были абсолютно невозможны. Нам пришлось продираться сквозь плотную толпу людей, я бы больше опасался карманников, чем драчунов. Но у меня все пожитки были спрятаны в кармане, куда ничья шаловливая рука не могла проникнуть при всем желании. Чемодан Джу я, кстати, убрал туда же, чтобы не таскаться с ним.
Так, нога за ногу, мы и добрались до школы ее папаши. Я чуть не поплыл от удовольствия, настолько все это напоминало гонконгские фильмы про кунфу. Ученики сидели в позе лотоса в просторном зале, покрытом матами. Расположились они в каре по периметру, во главе сидел почтенный и на вид чуть ли не дряхлый старец, скорее всего он и был отцом Джу, по крайней мере какое-то сходство угадывалось.
Я думаю, что все это была постановка ради моего удовольствия, не верю, что они каждый день так сидят без дела и чего-то ждут. При нашем появлении глава рода поднялся степенно. Но без особых усилий.
— Глубокоуважаемый господин Чжун Хуанфу, — обратился я на том самом убогом «пекинском», которому успел обучиться в посольстве. — Я много наслышан о вашем высоком искусстве и счастлив, что жизнь подарила мне шанс познакомиться лично.
Эту выспренную речь я сопроводил уважительным, но не подобострастным поклоном.
— И я сердечно рад вас видеть, уважаемый друг моей дочери, — ответил старец на довольно чистом русском языке. — Я знаю, что вы — человек со множеством лиц, как будет уместно называть вас в этот момент?
— Друзья, знающие меня издавна, обращались ко мне «Этерн». Мне почему-то кажется, что сейчас именно это имя будет уместно. И вы прекрасно говорите на русском языке. Я приятно впечатлен!
— Я учился в Москве, хотя это и было очень давно. Если вы не возражаете, я воспользуюсь редким случаем попрактиковаться.
— Я бы тоже не прочь усилить свой китайский, но не могу и не хочу отказать вам.
Мы обменялись дружескими поклонами.
— Моя дочь рассказывала, что вы — адепт очень интересной школы боевых искусств. Я бы решил, что моя жизнь прошла зря, если бы не смог увидеть ваше искусство своими глазами.
Я понял, что по-человечески пообщаться не выйдет, пока мы не проведем ритуальный спарринг. Хотя я и сам был не прочь изучить местную школу.
— Судьба сделала мне подарок, позволила чисто случайно познакомиться с и даже подружиться с вашей дочерью. Впрочем, как говорила одна мудрая черепаха, случайности неслучайны. И я буду абсолютно счастлив приобщиться к крупице вашего искусства, о котором ходят легенды далеко за пределами вашего города.
— Это была очень мудрая черепаха, — улыбнулся старик. — давайте же обменяемся мудростью. Вы не возражаете для начала размяться с кем-то из моих учеников?
— Папа, — возмутилась вдруг Джу, — мы уже достаточно размялись с бездарными учениками с улицы воинов. Если уж ты хочешь посмотреть на Этерна в деле, выбери хотя бы не новичков.
— Спокойно, дочь моя, я не собираюсь оскорблять нашего гостя, призывая сразиться с недостойными противниками. Но все же, прежде чем предложить свою недостойную кандидатуру, я бы хотел посмотреть на поединок с четверкой моих лучших учеников, в том числе и с твоим братом.
— Могу ли я, забыв на миг о скромности, предложить этой замечательной четверке выйти на ринг в полном составе?
— Мы называем площадку для поединков «лэйтай», — поправил меня старец с улыбкой. — Моя четверка достигла определенных успехов в своих занятиях. Им самим приходилось выходить в одиночку против нескольких противников. Я не хочу оскорблять гостя недоверием, но пусть начнет бой мой сын Лао, а потом, если это будет уместно, к нему присоединятся остальные.
— Как вам будет угодно, — вежливо ответил я.
«Ну что же, пойдем по длинному пути», — подумал я про себя.
— Если у вас нет с собой спортивной формы, я осмелюсь предложить гостю костюм из своих запасов, — оценивающе посмотрел на меня старик, явно обративший внимание на отсутствие у меня багажа.
Но я не был склонен напяливать на себя обноски, так что просто попросил комнату, где я мог бы переодеться. От небольшой паузы на душ и отдых с дороги я отказался. Во что одеты ученики, я уже отметил для себя и создал такой же комплект, но не песочного цвета, а лазурный, в цвет моего герцогства.
Я вышел на ринг, задержавшись буквально на пять минут. Меня встретил там молодой китаец, похожий лицом и на Джу, и на старика.
Начали мы спокойно, Лао просто намечал удары, я же показывал, как буду их блокировать и направлять в другую сторону. Мой стиль больше напоминал японское айкидо, когда вместо грубого соприкосновения используют силу удара соперника, направляя ее против его самого.
Так мы протанцевали с минуту, а потом учителю это надоело, он коротким лающим выкриком приказал сыну «заняться делом». Тут уж Лао накинулся на меня как разъяренный тигр.