Лунные кружева, серебряные нити

ГЛАВА 6

Лучше одну минуту быть трусом, чем всю жизнь — мёртвым.

(воларская народная поговорка)

Вскоре мы решили расположиться на отдых, как раз на тех камнях, откуда меня несколько дней назад увёз Ставр. Данияр, в отличие от меня, позаботился о неблизкой дороге, прихватив с собой хлеб, сыр и холодный мятный чай. Ну хоть кто-то из нас живёт в реальном мире, а не парит в облаках, пытаясь собрать воедино рассыпанные бисером мысли!

Мимо прокатила телега. Данияр пытался договориться с тщедушным мужичком об оплате проезда, но его сварливой бабе достаточно было взглянуть на нас, чтобы стукнуть муженька в плечи, поторапливая.

Чем ближе мы подходили к Старброду, тем большее во мне поднималось беспокойство. Я не могла рассмотреть, те же стражники, что и с утра, или они сменились. Но, к счастью, им было не до нас — у ворот уже столпилось несколько телег и горстка людей. Мы ускорили шаг. Данияр всё время оборачивался и бросал на меня сочувственные взгляды. А я старалась не показывать своей усталости, поэтому улыбалась и прибавляла шаг. Но потом плечи снова опускались, и я смотрела лишь под ноги. Так мы миновали ещё несколько верст.

На краю дороги у еще неубранного колосящегося поля стояла крытая коляска, запряжённая парой стройных рыжих лошадок. Двое мужчин, пыхтя, копошились у обочины, прилаживая колесо. Проходя мимо, на миг мне показалось, что один из мужчин мне знаком. А когда мы почти поравнялись с экипажем, из коляски высунулась дамская ручка в белой перчатке с веером, и знакомый голос возмущённо произнёс:

— Скоро уже? Чего мешкаетесь?

— Ветрана?! — я не поверила своим глазам.

Девушка долго вглядывалась в моё лицо, пытаясь рассмотреть в пятнистом пареньке знакомого. Я приподняла шляпу, облегчая ей эту задачу:

— Это я, Бажена. Только теперь я Лада.

— Лада?! Ой! А что это с тобой? Ты сама на себя не похожа!

— Да тебя тоже не узнать.

Ветрана вылезла из коляски, расправляя многочисленные пышные юбки с бантами и оборками:

— Куда путь держите?

— В Белобрег.

— Хотите, подвезу? — очаровательно улыбнулась она.

— Это было бы чудесно.

— Сейчас колесо починят, и поедем. Тебе, наверное, интересно, почему я туда еду? Да? Платье свадебное шить! Представь себе! По пути всё расскажу. А ты, я смотрю, уже и мальчика себе нашла? — Ветрана отступила на шаг и смерила Данияра с ног до головы оценивающим взглядом. — Хорошенький. Молодец, подруга, хороший выбор. Одобряю. И как он вообще?

Данияр заметно покраснел:

— Послушайте, дамы, я вообще-то здесь и всё слышу. Не надо обо мне говорить, как о племенном жеребце.

Ветрана рассмеялась и хлопнула его веером:

— Тебе же комплимент делают, просто научись принимать!

Но Данияр насупился и отправился помогать с колесом.

— В общем, влюбился в меня тот господин, ну, усатый который, на лошади, ты же видела! Влюбился, значит, без памяти и колесил за мной повсюду, — щебетала Ветрана, когда мы, плавно покачиваясь, ехали в коляске, не боясь ухабистой дороги. — Вот и отца к себе в дело взял. В Белобреге встретимся, познакомлю. Там всё для свадьбы и купим. Столица, всё-таки. Да и порт есть — селинорские ткани посмотрим.

— А ты его любишь? — поинтересовалась я, не понимая, как за несколько дней можно так хорошо узнать человека, чтобы решиться прожить с ним всю жизнь.

В ответ Ветрана лишь хмыкнула, раскрыла веер и начала разглядывать проносящиеся мимо берёзки.

— Так вы что ж, и ремесло своё бросили, и лошадей, и кибитку? — обратилась я к Володримею.

В ответ он развёл руками:

— Каждая лягушка ищет, где болото лучше. Галтей, Полемон да Вьюр пускай колесят, а у меня уж года не те. Моя старость уже обеспечена.

У меня возникло неприятное ощущение, что Володримей остался доволен тем, что сумел продать дочь подороже. Ну что ж, каждому своё, пусть у них всё сложится.

— А ты что, заболела, что ль? Или маскарад такой? — Володримей с интересом разглядывал моё лицо.

— Вы, как всегда, угадали — маскарад.

— Ну а память-то хоть вернулась?

— Пока нет, но я над этим работаю, — я тоже отвернулась к окну.

По пути мы сделали лишь одну остановку, чем я решила воспользоваться, чтобы размять ноги.

Истошный крик Ветраны заставил всех обернуться. Девушка стояла у дороги, подняв кверху обе руки. Справа от неё здоровенный амбал с чёрной повязкой на одном глазу держал в руках цепь, размахивая ею в воздухе. Слева тощий, длинный, заросший щетиной мужик в обеих руках держал по кривому ножу, упиравшихся в бока Ветраны. Володримей, недолго думая, поднял с дороги увесистый камень и запустил им. Через мгновение здоровяк уже лежал в дорожной пыли, а его дружок улепётывал в лес, бросив своё оружие. Данияр сорвался с места и бросился вдогонку. А я, вместе с Володримеем и кучером, направилась к девушке. Она вовсе не казалась испуганной, пару раз еще и лягнула ножкой в изящной атласной туфельке лежащего разбойника. Присев, я склонилась над ним. Раны не было, но на виске прямо на глазах надувалась ярко-бордовая шишка. Я тут же приложила ладонь к его голове, стараясь хоть как-то облегчить боль — человек ведь всё-таки.

— Вы же его убить могли, — с укором обернулась я к Володримею.

— Да что с ним, извергом, сделается? У него башка покрепче этого камня будет!

— А если бы в дочку попали?

— Я меткий. Годы тренировок.

Ветрана чмокнула отца в щёку и горделиво прошествовала к коляске.

— Только я вообще-то в того, худого целился, который с ножиками, — шепнул мне Володримей и поспешил вслед за дочерью.

Совсем скоро из лесу появился Данияр, толкая перед собой невезучего грабителя со скрученными за спиной руками. Кучер на пару с Володримеем решили связать разбойникам руки и, привязав верёвкой к коляске, доставить в Белобрег для дальнейшего разбирательства. Бедолаги принялись молить о пощаде и откупаться, выворачивая карманы. Ветрана же, пользуясь случаем, ещё разок оттаскала тощего за волосы. В общем, разошлись они мирно, обещая исправиться.

— Через часок уж в городе будем, прикажете еще остановку? — подал голос возница, когда солнце начало клониться к западу.

— Нет, гони, — заёрзала Ветрана. — А то лавки закроются.

Данияр обернулся к кучеру:

— Будь добр, друг, не доезжая города останови. Как лес закончится, у развилки.

Кучер кивнул головой.

— Так вы не в город? А куда? — надула губки Ветрана.

Я вспомнила слова Данияра и решила, что eй будет спокойнее ничего не знать:

— Да еще кой-какие дела остались, мы в Белобрег позже заглянем, своим ходом.

— В общем, решай свои проблемы быстрее. Не придёте на мою свадьбу — обижусь, так и знай! Ты ведь моя единственная подруга!

И когда это, интересно, мы стали подругами? За пару дней? Вообще-то, если сказать по правде, она тоже моя единственная подруга. Хотя бы потому, что остальные просто выпали из моей памяти.

— А когда свадьба? — вежливо поинтересовалась я.

— Мы с моим Пересветиком дату ещё не назначили, думаю, через недели две — ещё время подготовиться нужно. Да и хочется, чтобы нас сам Верховный Мистагог венчал. А он пока за свадьбы не берётся — занимается государственными делами.

— Например, ведьмарок в Старброде ловит, — вмешался Данияр, поглядывая на меня. И я поняла, что гуляние нам не светит. Но Ветрану огорчать не хотелось, и посему пришлось заверить, что мы будем стараться изо всех сил, чтобы попасть на торжество.

— Приморская улица, самый первый дом, запомнишь?

— Уже запомнила, — устало кивнула я.

— А муж твой, случайно, не тот ли Пересвет, который Вежновеций? — поинтересовался сидящий рядом Данияр.

— Он самый. Вы знакомы?

— Да не то, что бы. Они с отцом своё торговое судно у нас на верфи делали. Я тогда еще учился судостроительному делу и подмастерьем работал. А запомнил, потому что за срочность хорошо заплатили. Да и не последние люди в городе.

— Да, он у меня такой — Пересветик мой. А отец его уж год, как помер и ему всё завещал.

Как только закончился нависающий с обеих сторон густой хвойный лес, экипаж остановился. Мы распрощались, пожелав друг другу успехов и прочих радостей. На прощанье Ветрана вручила мне подарок — свёрток, в котором лежали белый кружевной веер, вуаль, баночка с пудрой и пуховкой и флакончик с ярко-пунцовой мазилкой, использовавшейся, вероятно, для губ и щёк. Данияр спрыгнул с коляски, снял меня и наши связанные в охапку вещи, и мы зашагали по широкой утоптанной дорожке, тянущейся в гору между зеленеющим лугом и кромкой густого леса.

— И когда ты успела подругу эту приобрести? По ней же сразу видно — девица лёгкого поведения, — бурчал себе под нос Данияр.

— А ты их много встречал? То-то смотрю, хорошо разбираешься!

— Лад, не придирайся к словам, мне лень сегодня с тобой ругаться. А видела бы ты этого «Пересветика», да в нём пудов семь живого веса! И никакой он не «господин», а купец обычный.

— А теперь ты не придирайся! Пусть выходит за кого хочет, это их дело! И вообще, завидуй молча!

Мы шли по тропке, споря и припираясь. Точнее, спорила я, а Данияр не обращал на меня никакого внимания, и от этого я злилась еще больше. Даже когда он сунул мне в лицо букет из маков и ромашек, я не успокоилась и продолжала ворчать, что он нагло затыкает мне рот и уходит от разговора.

— Слушай, ты такой пилой стала, раньше я за тобой такого не замечал.

— Ну так и не тащись за мной.

— А за кем тогда прикажешь тащиться? Тайно надеюсь, что ты просто-напросто устала, и дома всё будет по-другому.

— И не надейся! Всё равно будешь спать в бане!

— Только если с тобой, — Данияр догнал меня и приобнял за плечи. — Какая же ты у меня чумазая!

— На себя погляди! — дёрнув плечом, я сбросила его руку. — До поселища долго ещё? А то вон туча приближается, слышишь — гремит уже?

— До Дубравника еще топать и топать, а потом ещё столько же до нашего Сторожинца. Ты же мечтала умыться, а мечты иногда сбываются. Дождь как раз твои пятна и смоет. Всё равно к родителям в таком виде не заявишься.

— Шутки у тебя не смешные. Я под дождь не хочу. И вещи промокнут. Нужно где-то спрятаться.

— Тогда давай ускоримся, не доходя Дубравника старый заброшенный хутор, там и переждём.

Дождь хлынул неожиданно резко и обильно, как из ведра. До виднеющегося впереди полуразрушенного дома добежать мы не успели, пришлось запрыгнуть в старую голубятню. Я подставляла руки под свежие холодные струи, низвергающиеся ручьём с ветхой крыши, и умывала лицо. Данияр тоже помогал, как мог, растирая мне водой шею и плечи. Крыша была совсем дырявой, и холодные капли не уставали падать за шиворот. Когда дождь начал стихать, оставляя на лужах пузыри, Данияр снял башмаки, подхватил меня на руки и побежал через лужок к старому дому. Плечом толкнув покосившуюся дверь, поставил меня на пол и снова направился к голубятне, за вещами. Но не успел он пробежать и половину пути, как с небес снова обрушилась стеной вода, и от сильного раската грома зашумело в ушах.

Данияр прибавил скорость, запрыгивая в дом и вытирая мокрыми рукавами лицо и голову. А я вовсе не спешила прятаться: так и осталась стоять у входа и любоваться разгулявшейся стихией. Шум дождя смутно напоминал мне недавно виденное во сне море. Брызги воды долетали до моих ног, как пенящиеся гребни разбивающихся о берег волн. Я наслаждалась этим моментом, вдыхая полной грудью свежий прохладный воздух. Вспышки молний с треском рассекали небо, озаряя всё вокруг колдовским светом…

— Заходи, простудишься ведь, а тебе ещё моих детей рожать, — испортив всё веселье, он втащил меня в дом и захлопнул дверь.

Я осмотрелась. Запустение и ветхость читались в каждой пяди богатого некогда дома. Из ощерившихся рам зловеще торчали осколки стекол. В одной из комнат не было половины стены, балки и крыша полулежали на еще крепком полу. К моему удивлению, паутина и пыль почти отсутствовали, мусора тоже особо не было. И скоро я поняла, почему. В кухне обнаружился очаг с дровами и маленький столик, уставленный пустыми бутылями и глиняными плошками.

— По-моему, здесь кто-то живёт время от времени, — заметила я.

— В любом случае, нам придётся переждать здесь непогоду, я так подозреваю, что и переночевать.

В самой приличной из комнат мы расстелили на полу кое-что из вещей, но перед этим я тщательно осмотрела все углы на наличие следов крыс и мышей. Промокшую одежду разбросали сушиться и переоделись.

Поужинав тем, что осталось от Старбродских припасов, мы, уставшие, но довольные собой, улеглись спать. За окном, отбивая нестройную дробь, всё еще монотонно падали капли, и от этого ещё больше клонило в сон.

— Всё-таки на тебя можно рассчитывать, в беде не бросишь, — я зевнула и улеглась на бочок.

— Ты это только сейчас поняла?

Среди ночи меня разбудил скрип двери и громкие шаги, затем я услышала голоса. Судя по всему, между собой негромко разговаривали несколько мужчин.

— Я же человеческим языком говорил: нападать надо было, когда они еще колесо починяли, — раздался хриплый голос.

— Так мы ж тогда засаду не успели устроить, — ответил ему писклявый.

— А вдвоём на одном хромом коне вы путь перерезать успели? Да от бабы схлопотать?

— Успели. Да только к ним подмога подоспела, — вмешался третий голос.

— Какая ещё подмога?

— Да четыре здоровенных мужика, — продолжал третий.

— Пять. И все с ружьями, — писклявый сочинял на ходу.

В кухне загремело, кто-то стал возиться с дровами, разжигая очаг, зазвенели стеклянные бутыли и кухонная утварь.

— А я такой, одному — на! Второму — на! Третьему — под дых, четвёртому — по тыкве!

— Да, и я, и я! — поддакивал писклявый голосок. — Как рукой махнул, как всех раскидал! А потом еще сзади навалились, одолели, окаянные!

Данияр приподнялся на локте и нашарил в сумерках полено:

— Да это же наши горе-разбойники! Вот уж где приврать горазды! Пойду, пообщаюсь. Поинтересуюсь, где они пятерых с ружьями видели.

Я взяла его за рукав, покачала головой и приложила палец к губам.

— Надобно в другое место уходить. Тут никакого промысла, будто сглазил кто, — продолжалась за стеной беседа.

— Да кто ж тебя, одноглазого, сглазит?

Они дружно заржали.

— А вы, ежели в недобрый глаз и нечистиков не верите, то и напрасно. Вот у моей тётки домовик завёлся. И такой же ж гадкий, шельма! То горшок утащит, то тарелку серёд ночи расшибёт!

— Домовой — это что, — снова вступил писклявый. — Вот брательник мой собственными глазами русалку видел, вот так близёхонько, как я тебя ща. Сети, значится, когда ночью на Клежме ставил, выглянула, говорит, из воды девица и улыбается. И волоса-то зелёные. Ну, Боян с перепугу давай к берегу грести. А она подплыла поближе и лодку недюжинной силищей обернула. Чуть выплыл.

— А слыхали, поговаривают, будто на старой мельнице, у самого Примостня, сила нечистая завелась?

Становилось всё интереснее и интереснее, я приоткрыла дверь и на цыпочках высунулась в кухню.

— Так вот, — продолжал басить хриплый голос, — ведьмарка тамака поселилась. Сказывают, будто в кожана по ночам перетворяется да кровь людскую пьёт. А сама — страшнючая, жуть, и глазюки, нибы у привида, светятся…

Я тем временем, забыв об осторожности, подкралась ещё ближе, что бы послушать леденящую душу байку.

Тут одноглазый выронил бутыль и завопил истошным голосом, тыча в меня пальцем:

— А-а-а! Ведьмарка! Чур меня!

Двое оставшихся храбрецов обернулись и, дружно заголосив, стали сигать из окон, переворачивая на своём пути убогую мебель и роняя посуду.

На крик вбежал Данияр с поленом в руке. Но в кухне уже никого не было. Я одиноко стояла посреди комнаты и хохотала, вытирая слёзы.

На следующий день солнышко высушило лужи, и идти стало легче и веселее. Небольшое поселище Дубравник мы минули без приключений. Там и селения-то всего ничего: тянутся две улочки вдоль старой дубравы. Миновав поселище, Данияр «зазвал» меня в лес, показать местную достопримечательность — огромный валун идеально круглой формы. Вокруг него виднелись остатки каких-то подношений: пустые кувшины, плошки с зерном, моточки пряжи. На окрестных дубах ветер теребил выцветшие на солнце ленточки.

Я провела рукой по гладкой холодной поверхности камня. Здесь, несомненно, ощущалась невидимая, таинственная и вездесущая сила, древняя, как сам мир.

— Это какой-то идол?

Данияр пожал плечами:

— Сколько тут существуют люди, столько и ходят просить у Белого Камня удачи в делах и прочего.

— Я раньше была здесь?

— Не знаю, со мной — нет.

Я подержала над камнем руки, погладила его, затем провела по своей голове в надежде разогнать туман, поглотивший моё сознание. Но ничего не изменилось. Но всё равно, мысленно поблагодарив валун, я бросила на него горсть оставшихся хлебных крошек из кармана куртки. Может, это и самовнушение, но сил во мне точно прибавилось, по крайней мере, остаток пути я шла довольно бодренько, иногда даже опережая Данияра.

— Вот и наш Сторожинец, — указал рукой Данияр, завидев на горизонте высокую полуразрушенную стену из крупных камней.

— Похоже на развалины замка или крепости.

— В давние времена здесь действительно был сторожевой пост, защищающий наши земли от северных народов, пришедших с моря. А сейчас камни потихоньку растаскиваются селянами для своих построек.

— Помнится, ты говорил, что это почти у моря.

— Не совсем. До побережья еще день пути, если на своих двоих.

— Логичнее было бы поставить крепость прямо у моря.

— Там поселищ нет — земля неплодородная. Даже рыбу не выйдешь ловить — крутые берега да голые, торчащие из воды скалы.

— А я надеялась в море искупаться.

— Как-нибудь съездим, найдём подходящее место и искупаемся. Жаль, что ты не помнишь, мы много раз там бывали. Но ты отчего-то любишь непогоду, особенно шторм, разбивающиеся о скалы волны, шквалистый ветер. И меня ведь приучила, — Данияр расплылся в улыбке, вспоминая то далёкое время.

По пути к поселищу мы пришли к общему мнению, что не стоит тревожить родителей, рассказывая о моём розыске и связанной с этой потерей памяти. Сошлись на том, что просто соскучились и надумали проведать.