ГЛАВА 19

Делай добро и не спрашивай, для кого оно.

(галтийская народная поговорка)


Ещё не успев открыть глаза, я поняла, что дождь закончился. За окном щебетали птицы, и сквозь тяжёлые занавеси пробивался яркий свет. Прищурившись и потянувшись, я сильнее прижалась к Данияру. Он же в ответ почесал меня за ушком, как бестолкового щенка.

— Данияр, — зашептала я, — погода хорошая, давай собираться.

Кастусь спал долго. Поэтому я сама заварила травяной чай и отправила Данияра в корчму за пирожками. Но раньше, чем он вернулся, к нам пожаловал гость. Плотный кряжистый мужик в алой рубахе попросил разбудить хозяина и сообщил сонному кузнецу, что сын его, Лойко, на работу сегодня и завтра не выйдет, по причине того, что вчерась на него разбойники напали, и теперича у него глаз подбит, губа разбита и нос расквашен.

— Откуда у нас разбойники? — чесал голову Кастусь. — Не ограбили хоть?

— Не-а, ничего не взяли, Только без штанов домой отправили и в бубен маленько настучали.

— Пусть выздоравливает, плохо мне без помощника.

После завтрака мы оседлали лошадей, взяли передачку от Кастуся для его дочери и отправились в Златоселище. Платы кузнец не взял, замахал руками и чуть было не обиделся. Мы, в свою очередь, обещали заглянуть к нему на обратном пути с вестями от дочери.

— Данияр, ты ничего не хочешь мне сказать? — поинтересовалась я, как только мы минули поселище.

— Ты сегодня необыкновенно красивая.

— Приятно слышать, но я не об этом. Это ты кузнецовому ученику в бубен настучал? Так, кажется, его отец выразился?

Он молчал.

— Слушай, ну ты же не маленький, чтоб дракой всё решать! И не разбойник с большой дороги!

— Был повод.

— А если он Кастусю расскажет?

— Тогда еще раз припечатаю.

Я вздохнула. Ну как можно с этим дикарём разговаривать?


Дорога на Златоселище ничем не отличалась от виденных нами ранее, разве что возделанных полей становилось гораздо меньше, а непролазных глухих лесов да заросших лугов заметно прибавилось. Всё чаще на пути встречались ручьи, речушки и мелкие озерца, да и местность стала более каменистой. Кое-где, на подъездах к очередному поселищу, тракт был сплошь выложен глубоко вкопанными и надёжно утрамбованными камнями, и восемь подков одновременно отбивали по ним барабанную дробь.

Остановившись у одного из родников, решено было сделать привал. Моё внимание привлекло находившееся у самой воды каменное сооружение. Несколько больших плоских камней округлой формы каким-то чудом стояли один на одном, практически достигая человеческого роста. На них виднелись едва различимые письмена, обветренные и стёртые временем. Убрав с камня мох и проведя по канавкам пальцами, я всё равно ничего не смогла разобрать.

— Какие-то культовое место, — предположил Данияр.

— Может, и вода здесь волшебная? — я набрала пригоршню студёной воды, зачем-то понюхала её и несмело попробовала на вкус. — Вода, как вода. Пить вроде можно.

Набрав воды с собой и напоив лошадей, мы ещё немного повалялись на сочной, ещё зелёной траве. Я пыталась плести венки, да только Котлета каждый раз слизывала незаконченный, будто цветы в них были вкуснее, чем те, которые росли у неё под копытами. От неё не удалось спрятать и преподнесённый Данияром вересковый букетик. Иней тоже топтался за мной следом, тыкаясь мордой в спину. Я решила, что лошадям здесь не нравится, и мы тронулись дальше.

Разнообразные каменные сооружения встречались часто. Это были и огромные валуны на краю дороги, и сваленные зачем-то горы камней, и вырезанные из камня причудливые фигуры, и каменные стелы с колышущимися на ветру ленточками.

На въезде в «Терень» у такой же возвышающейся стелы собрался пёстро разодетый народ. Приблизившись, мы без труда определили, что это свадьба. Галдящая толпа окружала светящуюся от счастья румяную невесту в красном бархатном платье до щиколотки и белом кружевном переднике. Из-под платья выглядывали забавные деревянные башмаки и пухленькие ножки в белых чулках. Её тёмно-русые волосы были аккуратно заплетены и украшены крупными белыми цветами. Плотный круглолицый жених в коротком бархатном жилете, белой рубахе и узких панталонах от смущения теребил в руках фетровую шляпу с парой соколиных перьев, то одевая, то снова сдёргивая её, и неуклюже переступал с ноги на ногу, стуча по каменной мостовой высокими каблуками грубых квадратных башмаков. Поравнявшись с шумящей толпой, заполонившей дорогу, Иней занервничал и отказался двигаться дальше, пришлось спешиться и попытаться провести лошадей мимо.

— Опа! Повезло! — от толпы отделился разодетый парень с белой розой за ухом и бросился нам на встречу. — Добрый знак! Сильно торопитесь?

— Допустим, — я сразу заподозрила подвох.

— Одолжите-ка лошадок, — он и не думал меня слушать, вырывая из моих рук уздечку. — Мы скоренько, молодых до поселища довезём, чтоб житьё-бытьё лёгким было, и дальше себе поедете! — и крикнул, обращаясь к друзьям-подружкам: — Коней сыскал! Айда обряжать!

С десяток хохочущих девушек обступили лошадей и, не обращая внимания на нас, вздрагивающего всем телом Инея и клацающую зубами Котлету, принялись втыкать цветы и ленты во все легко и труднодоступные места, пока бедные животные не стали похожи на свадебные торты.

Я с удивлением наблюдала за происходящим на моих глазах свадебным обрядом. Молодых поставили лицом друг к дружке и принялись обматывать верёвкой, желая никогда не разлучаться, затем стали водить вокруг них хоровод, распевая различные пожелания на манер весёлых песенок, иногда не очень приличных. После этого молодожёны самостоятельно выбрались из повязанной верёвки и протянули связанные лентами руки. Одна из девушек, худенькая курносая хохотушка с яркими цветами в распущенных волосах, разрезала связывающую их ленту так, что на их руках остались только браслеты. Обрезанные концы этой ленты были с поклоном завязаны на каменной стеле.

— Этот каменный столб предназначен для свадеб? — поинтересовалась я у курносой, догнав её.

— Не обязательно, — пожала она плечами. — Так уж было заведено у наших предков, еще до того, как сюда пришли мистагоги. Наши старожилы и сейчас оставляют тут подношения, прося удачи в делах, в дороге или охоте.

— А почему? Что эти камни символизируют?

— Да откуда я знаю? — рассмеялась она и приколола к моим волосам алую розу. — Надо, значит — надо! — затем взяла нас с Данияром под руки и потащила вслед за процессией.

Дружки жениха вели лошадей, девушки всю дорогу с песнями рассыпали перед ними зерно, мы же лениво тащились следом.

Молодых довезли до самого дома, украшенного цветочными гирляндами. На заборе также развевались яркие ленты, чтобы всем было понятно, где проходит торжество.

Жених спрыгнул с Инея сам. А визжащую, вцепившуюся в гриву Котлеты невесту, пришлось снимать всем миром, на глазах у изумлённой публики, разглядывая нижние юбки и ленты на чулках. Мстительная Котлета напоследок откусила добрую половину венка с её головы, на что потерпевшая невеста отреагировала пронзительным визгом. Я не стала ругать невоспитанную кобылицу, поцеловала в морду нервного Инея, обошла, поставила ногу в стремя и уже подняла вторую, как чьи-то руки схватили меня и стянули вниз.

— Вы куда это намерились? Живо во двор, все уже собрались! — держал меня за локоть один из дружков жениха.

— Спасибо, но мы торопимся.

— Ничего не знаю! Никаких гвоздей! Кто с чьей стороны, мне всё равно, проходите, не задерживайте!

Нас с Данияром потащили во двор, чересчур радостно подталкивая в спину.

В украшенном зеленью широком дворе с одной стороны стояли накрытые разномастными скатёрками столы, а с другой — нестройными рядами располагались стулья, лавки, табуреты и скамейки, наполовину занятые гостями. На лужайке из плетёных ветвей была организована арка, увитая лентами, цветами и серебристыми колокольчиками.

Как только из дома вышел высокий мужчина с каштановыми волнистыми волосами и небольшой бородкой, облачённый в синее, расшитое серебряными звёздами одеяние, шум и суета сразу стихли. И наши молодожёны поспешили к арке, навстречу местному служителю неба.

Мистагог долго распинался по поводу тяжких времён, необходимости служения своей краине и долга перед королём и отечеством. Затем рассказывал длинную нудную историю о том, как отец-небо взял в жёны мать-землю, и теперь они связаны и неразлучны, и как крепок их союз, чего и вам желаем, и прочее в том же духе. Пару раз он отвлекался на иные нравоучения, указывая поселянам, какую часть урожая необходимо жертвовать Мистагогии. И, наконец, завершил свою длинную речь тем, что всё-таки объявил заждавшихся и зевающих молодых мужем и женой. Те, в свою очередь, обменялись простенькими оловянными колечками и чмокнулись.

Снова поднялся гам, восторженные поздравления и рукоплескания. Парни тут же подхватили скамейки и всё, на что можно присесть, и потащили к столу. Вместе с нами, разумеется.

— Давай немножко посидим ради приличия, а потом смоемся под шумок, — шепнул Данияр, и я кивнула.

На столах отсутствовали ложки, вилки, ножи и мелкие тарелки, не говоря уже о рушниках и салфетках. Зато глиняных и деревянных кружек было столько, что их можно было бить не жалея и тянуться за следующими. Кружки не уставали наполняться крепкими напитками и подниматься вверх за здоровье молодых.

Принюхавшись и попробовав на вкус мутноватую жидкость, я сделала вывод, что это такой сорт местного пива. Сидящий напротив меня парень с ромашкой за ухом, подпирающий рукой круглую щёку и лениво жующий зелёное перо лука, пояснил, что это — эль, в отличие от пива в нём не используется хмель, только ячмень, дрожжи и мёд по вкусу. И сразу же протянул мне следующую кружку. Однако пиво из бузины пробовать я не рискнула, сомневаясь в умении этих доморощенных пивоваров.

Овощи и всякая зелень были сложены горками на широких деревянных блюдах, стоящих в центре, ломти грубого хлеба громоздились прямо на льняных скатертях. Жаркое из баранины, до этого жарящееся на вертеле над стеной огня, подали в общих глубоких мисках. Только есть его руками было, мягко говоря, неудобно. Постреляв по сторонам глазами и убедившись, что за мной никто не следит, я тихонько вытерла руки о край скатерти. Подняв глаза, встретилась взглядом с Данияром. Не успела я подумать, не покраснеть ли мне, как он тут же последовал моему примеру.

Как только приглашённые музыканты приняли по нескольку кружек эля и схватились за инструменты, наступило безудержное веселье и просто-таки дикие пляски. Жених, в конец осмелев, а может, и перебрав, начал выписывать кренделя ногами, чуть ли не катаясь по земле и не становясь на голову, хотя пару раз у него это получилось.

Мы с Данияром переглянулись и поняли, что момент настал. Вышли из-за стола, взялись за руки и запрыгали, как козлы, в сторону калитки. Отвязать лошадей и вскочить в седло было минутным делом.

Поселище мы миновали галопом, оставляя позади клубы пыли. Не то что бы нам в нём не понравилось. Просто время терять не хотелось, лучше добраться до Златоселища засветло. А еще я решила, что на обратном пути завезём молодожёнам какой-нибудь подарок, купленный в городке. Данияр не спорил на этот счёт. Но добавил, что такой свадьбы нам точно не надо.

В следующем поселище встречный люд махал нам руками, кланялся и желал всех благ и нескучной брачной ночи. Тут только до нас дошло, что с лошадей пора снимать цветы и ленты. А розу в моих волосах по просьбе Данияра я всё же оставила.

Следующей запланированной остановкой являлось Златоселище, до которого нам удалось добраться довольно быстро. Городишко был простецким и небольшим, но не бедным. Особой роскошью не блистал, но дороги были не разбитыми, домики — ухоженными, а заборы — ровными и свежевыкрашенными. Лавок, кабаков и мелких лоточков встречалось великое множество. Проезжая по узкой мощёной улочке мимо постоялого двора, мы посоветовались, и я решила остановиться здесь. Расположимся, дадим отдых лошадям, а потом уж отправимся на поиски кузнецовой дочки.

При ближайшем рассмотрении двор показался мне не постоялым, а проходным — так много вертелось в нём народу. Нам пришлось подождать, пока хозяин спустит по лестнице страшного неплательщика и должника, освобождая для нас комнатушку. Хозяин ещё немного поворчал в ответ на мою настырную просьбу о выдаче чистого постельного белья, но всё же согласился, посчитав это требование законным. Открыв тяжёлым ключом дверь, я брезгливо переступила порог. Но мои волнения оказались напрасными. Здесь было не хуже, чем в Кечиньской «Хитрожёлтой Луне», даже пыли меньше. Бросив вещи на пол у кровати, я достала клочок бересты с криво нацарапанным адресом, узелок с деньгами и гостинцами для Кастусёва внука, и мы отправились искать Нагорную улицу.

Заприметив в центре города выступление комедиантов, мне сразу вспомнилась Ветрана с развесёлой компанией, и я ощутила, как сильно тоскую по дому. На главной площади балаган развлекал публику, чуть поодаль ребятишки и взрослые занимали очередь, чтобы прокатиться на ярких качелях-каруселях, и повсюду бойкие торговки предлагали уложенные в наплечные лотки товары: леденцы, орешки, семечки и пирожки, начинённые всякой всячиной.

Нагорная улица находилась практически в центре, нам удалось разыскать её без особого труда. Постучав в первую попавшуюся дверь, я спросила у молодой, но замученной и уставшей женщины, не она ли является Миртой. Женщина молча показала пальцем вверх и захлопнула дверь, из чего я сделала вывод, что нам нужен второй этаж.

Такую же дверь на втором этаже распахнул лысоватый мужчина с аккуратной бородкой.

— Здравствуйте, не подскажете, где найти Мирту? — начала я.

— А вы, собственно, кто?

— Мы из Ковани едем, гостинцы от Кастуся везём.

— А-а, родственники, значит? Входите! — он втащил нас в комнату.

— Мы не то чтобы родственники…

— Мирта к подруге отправилась, — не слушал он меня, — велела кашу каждые пять минут помешивать. Каша сгорела, а жены всё нет. Они с Томилой такие тараторки! — мужчина почему-то одевал сюртук. — А мне выйти нужно, с Казимиром договорились на шесть. В общем, посидите минутку с сыном, а Мирта сейчас вернётся, — он схватил с комода шляпу и выскочил за дверь, прежде, чем я успела сообразить, чем это пахнет.

Тут же раздался детский плач. Только сейчас я заметила, что в углу стоит мальчишка лет четырёх в коротких штанишках на подтяжках и взъерошенными волосами.

— Тише, не плачь, — присела я рядом. — Мы гостинцев привезли, от деда.

— Каких? — мальчуган потёр кулаком нос и всхлипнул.

— Не знаю, сейчас глянем. Данияр, ну что ты стоишь, как не родной? Подай узелок.

Данияр рассеянно протянул мне узелок и сел на высокий, обитый старой кожей стул:

— Не нравится мне эта затея. Почему мы должны с ним сидеть? Давай, ну не знаю, к стулу, что ли, привяжем, чтоб не убежал. А мать скоро вернётся.

— А-а-а! — испуганно завыл малыш, пятясь в тёмный угол.

— Не бойся, дядя шутит. Вот, возьми конфетки, — я протянула ему горсть леденцов. — Да ладно, подождём уж пять минут.

Прошло пять, десять, двадцать минут… Мальчишка уже давно стрескал конфеты и распотрошил весь узелок, а родители всё не возвращались. Вскоре он опять начал хлюпать носом.

— А хочешь, выйдем твою маму на улицу встречать? — я надеялась чем-нибудь отвлечь его там.

— Ул-л-ла-а! На улицу! — заверещал он и босиком выскочил за дверь.

Мы бросились вдогонку, перескакивая сразу через несколько ступеней.

Выбежав, мальчишка принялся гонять по двору, наматывая круги, визжа от радости и размахивая руками.

— А знаешь, что? Давай к дереву его привяжем и спать пойдём, пусть родители сами разбираются, — снова начал Данияр.

— Да что ты заладил: привяжем да привяжем, тебя что, в детстве всё время привязывали?

— Не помню. Но другого выхода я пока не вижу.

— Это всего лишь ребёнок, ему просто не хватает внимания. Давай сходим, покатаемся на качелях, здесь ведь совсем рядом. Это лучше, чем ждать на улице, к тому же он опять начинает хныкать.

Сорванец и вправду перестал наматывать круги и сел на землю, обняв коленки. Я заметила, как дрожит его подбородок.

— Мама скоро придёт, а пока можем на качелях покататься. Хочешь?

— Ул-л-ла-а! Хатю! Хатю на кателях!

Настроение у него менялось чаще морского ветра, он снова расправил плечи и побежал, подпрыгивая то на одной, то на другой ноге. Я, как курица-наседка, бросилась следом. Но Данияр схватил меня за руку и не сдвинулся с места.

— Но он же на улицу побежал! — пыталась я высвободить руку, беспокоясь, чтобы сорванец не потерялся или не прыгнул под копыта лошади.

Но через пару минут он сам вернулся, заглянув во двор:

— Эй, вы где? На катели хатю!

— Пойди сюда, — приказным тоном произнёс Данияр.

К моему удивлению, мальчишка подошёл, спрятав за спину руки.

— Мы никуда не пойдём, пока ты не научишься себя вести.

— Ы-ы-ы, — начал было хныкать карапуз.

— Или ты идёшь домой и там плачешь, или ты становишься хорошим послушным мальчиком и идёшь вместе с нами на качели.

— Я — паслусный, — сразу же успокоился он, блистая хитрыми глазёнками.

Тогда Данияр присел, взял его на руки и посадил себе на шею. Этот вариант мне понравился, можно было не волноваться, что он снова убежит или потеряется.

До площади мы добрались быстро. Малыш выбрал карусель со стоящими на ней деревянными лошадками, катающимися по кругу, и я примостилась рядом. Не знаю, какой мастер вырезал этих лошадей, но у них были такие страшные морды, что доведись мне увидеть их среди ночи, пришлось бы пить сердечные капли. Но малышей это ничуть не смущало, все с удовольствием держались за деревянные гривы, размахивая ногами. Мне же после нескольких кругов сделалось совсем дурно. Данияр стащил меня с карусели, не дождавшись её остановки:

— Тебе плохо? Совсем позеленела…

— Сейчас отдышусь…и…это… катайся лучше ты…

— Не хочу я кататься, мне не пять лет! А давай его к карусели привяжем, сам пускай катается, хоть до утра!

— Не беси меня! Лучше попить купи. Хочешь пить? — повернулась я к мальчику.

Но того и след простыл…

Повертев во все стороны головой, мне так и не удалось его обнаружить.

— Данияр… мы только что потеряли чужого ребёнка, — я почувствовала, как на лбу выступает холодный пот.

— Успокойся, далеко не ушёл. Разделимся, я — направо, ты — налево. Встречаемся здесь же.

Я стала пробираться сквозь толпу, поднимаясь на цыпочки и высматривая нашего мальчишку. Один раз я ошиблась, схватив малыша в таких же штанишках, но на извинения для его опешивших родителей времени не было, и я поспешила дальше. Заметив у лотка с напитками усатого стражника, я, не раздумывая, направилась к нему:

— Помогите, пожалуйста, ребёнок потерялся!

— Имя, возраст, особые приметы?

— Ребёнка?

— Ну не ваши же, наверное.

Я попятилась. Стыдно сказать, но я даже не узнала, как зовут дитя. Обойдя лотки сo сладостями и карусель в виде вкопанного столба с привязанными на нём верёвочными петлями, я вышла к площадке с клетками, заполненными тощими облезлыми животными. У одной из клеток с надписью «Тигрий. Зверь заморский» галдела толпа, подойдя ближе, я поняла, чем она была недовольна.

У самой клетки на земле сидел наш малыш и, по плечо засунув руку через прутья, хлопал леденцом на палочке по сникшей голове тигрия. Подбежав, я подняла его на руки.

— Киска не хотет иглать, — развёл руками мальчик.

Я прижала его к себе и стала протискиваться сквозь толпу.

— Ничего себе, мамаша!

— Нарожают, а смотреть некому!

— И куда стража смотрит? Под суд таких надо! — доносилось мне вслед.

Данияр уже поджидал нас у деревянных лошадок, махая рукой. Первым делом он сообщил мальчишке, что дома его ждёт наказание.

— В угол?

— Нет.

— Полоть? Лемнём?

— Именно. Попа будет синяя, обещаю.

— Не надо синяя.

— Ты обещал, что будешь послушным? Обещал. И что?

— Я больсе не буду.

— Что ты не будешь?

— Убегать не буду. Я плосто посмотлеть хотел. Там киска. Не буду больсе.

— Говорю в последний раз: я очень злой дядя, если еще раз ты заплачешь, забалуешь или убежишь, я отвезу тебя в тёмный лес и отдам волкам. Ясно?

— Да.

— Давай руку, пойдём домой. Дедушке скажу, чтобы конфеты покупал только хорошим мальчикам.

— Халасё.

Когда мы вернулись, Мирта ждала у окна.

— Ой! — подскочила со стула девушка с рыжими косами. — А вы кто?

— Друзья Кастуся, передачку вам привезли.

— А я-то думаю, куда муж с сыном делись, дверь нараспашку, каша на столе…

— Вы не волнуйтесь, муж ваш к Казимиру пошёл.

— Вот гад, а! В карты, значит, пошёл играть! Ну, я ему устрою!

— Ма-ам, — одёрнул её за подол платья сынуля. — Не клити, а то злой дядя волкам отдаст!

Мирта удивлённо посмотрела на нас, подняв брови.

— Мы играли, — пояснила я.

— А есё я плятался, а тётя меня искала, а киска не хотела иглать… Но я халосый. Не надо попа синяя.

— Ладно, нам пора. Всего доброго, — мы попятились к выходу.

— Подождите! Что ж, я друзей своего отца не приючу? Темнеет уже, оставайтесь ночевать!

— Спасибо, уже устроились. Но мне ещё хочется задать вам один вопрос: как найти Лунную Обитель?

— А-а, это не сложно, по главному тракту на север, проедете мимо золотых приисков, за лесом и увидите, не промахнётесь. Я туда пару лет назад ездила, научилась масочки для омоложения делать да на картах гадать. Хотите, поворожу?

— Не нужно, спасибо, нам пора.

— Ненормальная семейка, — заметил Данияр, как только мы покинули дом.

— Да, странная, — я взяла его под руку. — Вот что мне не понравилось, так это масочки. Может, она про другую Обитель говорила? Академия благородных девиц?

— Пока не приедем, не узнаем. Думаю, всех и каждую там не будут посвящать в тайные знания. А раз Обитель открыта для всех желающих, то каждая дама оттуда вывезет что-нибудь интересное лично для себя.

— Ты, как всегда, прав. Тo есть иногда, я хотела сказать. Обычно-то я правее…


Несмотря на приближающуюся ночь, на постоялом дворе было всё так же шумно. Здесь, в основном, собирались пропустить по чарочке старатели. Сидя за столиком в укромном уголке, я слушала россказни ужинающих здесь людей о золотых жилах, несметных сокровищах в недрах скалы и гигантских самородках. Но из-за табачного дыма нам пришлось отправиться к себе в комнату, прихватив поднос с чаем и морковным пирогом.

Ночью мне совсем не спалось. Я долго вертелась с боку на бок, потом встала, взяла со столика гребень и подошла к окну, открыв старую штору и принявшись от нечего делать расчёсывать длинные пряди. Луна растёт, полнолуние наступит совсем скоро. Я выпью приготовленный мною лунный эликсир и со спокойной душой вернусь домой. Но отчего же на сердце так неспокойно? Не понимаю, что за предчувствие гложет меня, но оно точно неприятное.

— Лад, ты чего? — приподнялся на кровати Данияр.

— Не спится.

— Что тебя мучает?

— Сама не знаю, спи…

— Я могу спать, только когда ты дышишь рядом.

Я улыбнулась, отложила гребень и забралась под тёплое одеяло, положив голову ему на плечо.

— Мы уже у самой цели, — он чмокнул меня в макушку. — Ты у меня такая сильная. И терпеливая. Обратно будем скакать без остановок, и сразу — на корабль. Совсем скоро будем пить чай в родном Сторожинце под старой яблоней…

— Скорее бы, — закрыв глаза, я расплылась в блаженной улыбке, пристраиваясь на его плече.

Загрузка...