Лунные кружева, серебряные нити

ГЛАВА 20

Учение должно приходить изнутри, а не снаружи.

(воларская народная мудрость)

Проснувшись, я чувствовала себя разбитым корытом. Слабость, головокружение и дурнота никак не желали оставлять меня в покое. Пробовала даже наложить на себя руки (в смысле, полечиться самостоятельно), но этот трюк на мне никогда не срабатывал.

Зато наши лошади выглядели отдохнувшими. Их даже успели вычистить, как следует. Собрав вещи и наскоро позавтракав, мы покинули суетливое Златоселище.

Как указала Мирта, через весь городок ехали по главной дороге. Один раз пришлось заплатить штраф за остановку в неположенном месте, у самой ратуши. Дурацкие здесь всё-таки законы!

За городом возделанных полей и садов не наблюдалось вовсе. Местность была каменистой и неприветливой, с разгуливающим и завывающим в ушах ветром. Куда ни посмотри — отовсюду торчали голые скалы, рядом ютились утлые, наскоро сбитые хибарки. Проезжая мимо широкого ручья, мы наблюдали, как целое семейство занимается золотодобычей, даже дети. Они загребали из деревянной тележки грязь и остатки породы, а затем, стоя по колено в холодной воде, полоскали это месиво в больших плоских мисках, в поисках крупиц драгоценного металла.

— Если у них участки с золотом, почему они так бедно живут? — спросила я Данияра, сворачивая голову в сторону уже оставленного позади ручья.

— Можно всю жизнь провести в поисках золотоносной жилы.

— Авантюристы. Лучше бы хозяйством занимались.

— Каждому своё, — пожал он плечами.

Никаких строений, хоть чем-то напоминающих Обитель, на горизонте не наблюдалось. И спросить было не у кого. Въезжая по всё более сужавшейся дорожке в хвойный лесок, я начала подумывать, что Мирта ошиблась, в результате чего мы и заблудились. Теперь придётся возвращаться в город и снова собирать информацию, на этот раз у кого-нибудь потолковее.

Вдруг позади послышался шум ломающихся сучьев, и раздался глухой, содрогающий землю удар. Не успела я оглянуться, как Иней встал на дыбы и помчался сломя голову прямо в лесную чащу. Мне оставалось только прижаться к нему всем телом, намертво вцепившись в гриву.

Иней нёсся вперёд, не разбирая дороги, чудом уворачиваясь от хаотично выпрыгивающих навстречу деревьев. Ветки хлестали меня по лицу и путались в волосах. Я изо всех сил старалась остановить его, но ни поводья, ни мои крики, ни мысленные приказы, которые действовали на него раньше, не помогали. Удержаться в седле было нетрудно, я боялась другого: если он налетит на что-нибудь или оступится, то мы вдвоем не соберём костей. Поэтому на ходу стала освобождать ноги из стремян, чтобы в случае чего не тащиться за ним по всему лесу, и поглядывать, в какие кусты приземлиться.

Но думать долго не пришлось: выскочив на открытое место, Иней резко стал, и я перелетела через его голову. Сначала я боялась пошевелиться, гадая, жива ли. Но, оторвав голову от влажной, покрытой мхом земли поняла, что жива. Болело всё: голова, шея, спина, руки и ноги, но больше всего — плечо и правый бок.

— Ах ты, паршивец! — со злостью глянула я в сторону Инея, в душе понимая, что он не виноват.

На что конь сразу же обиделся, громко заржал, и, задрав хвост, ускакал в неизвестном направлении.

Из леса сквозь ломающиеся кусты отчаянно пробиралась Котлета. Благодаря недовольному ржанию Инея, Данияр сообразил, в какой стороне меня искать. Как только Котлета ступила на открытое место, он сразу спешился и побежал ко мне:

— Хвала небесам, ты жива! — сгрёб он меня в охапку. — Где болит?

— Везде, но не сильно. А Иней в лес ускакал.

— Чтоб его волки съели! — он начал поднимать меня.

Не смотря нa неприятные ощущения во всём теле, поднялась я легко — значит, ничего не сломано. Повезло.

— Данияр, а что это за шум был, почему Иней понёс?

— Дерево позади упало.

— Плохой знак.

— Ладушка, — он крепко прижал меня к себе.

— Ой, больно! Сломаешь!

— Прости, — он поднял голову и замер, потом развернул за плечи и меня.

За гладким озером возвышались каменные стены какого-то замка.

— Думаешь, это и есть Лунная Обитель? — спросила я, почему-то шёпотом.

— Думаю, мы через лес дорогу срезали…

Я вымыла в озере перепачканные землёй лицо и руки. Чистое платье ускакало вместе с Инеем, так что придётся довольствоваться этим, изодранным ветками, с пятнами травы и грязи.

Данияр подсадил меня бочком на Котлету, сам запрыгнул позади и тронул поводья. Котлета зашагала вдоль озера к виднеющимся впереди стенам. Ехать мне было неудобно, ныли все кости и даже, казалось, внутренности, но вслух я этого не сказала, чтобы не тревожить Данияра.

Вдоль берега ехать пришлось недолго. Вскоре из леса вынырнула широкая тропа, на которую мы и свернули. Дорога вела прямиком к темнеющей в стенах арке, служащей въездом. У самой арки располагался небольшой лоток, заваленный хрустальными шарами, манускриптами, толстыми свечами, гадальными картами и склянками с разноцветными порошками, из чего я сделала вывод, что мы явились по адресу.

— Эй, вы куда? — выпрыгнула из-за лотка худощавая девушка.

— Мы ищем Лунную Обитель. Это она?

— Она самая. Но мужчинам вход туда закрыт.

— Это почему? — возмутился Данияр. — Я только рядом постою, никого трогать не буду.

— Ни один мужчина не имеет права осквернять Обитель, пересекая её порог. Это приказ Луноликой, — девушка разговаривала исключительно со мной, даже не смотря в его сторону.

— Ладно, раз уж приехали — иди, я подожду.

— А вдруг это долго?

— Ничего страшного, мы с Котлетой будем ждать вон там, под соснами. Ты идти-тo сама сможешь? — он аккуратно снял меня с лошади.

— Смогу, уже всё прошло — солгала я и шагнула в тёмный проём.

Выйдя на свет в широком белокаменном дворе, я пошла вперёд, оглядываясь и рассматривая постройки со множеством тонких окошек и барельефов. Всё это казалось мне смутно знакомым, что-то вертелось в голове, только никак не получалось зацепиться за это воспоминание, чтобы оформить его в законченный образ.

— Лада! — услышала я женский голос и обернулась.

Ко мне приближалась невысокая полная женщина в белом платье.

— Здравствуй, моя хорошая! — обняла она меня.

— Здравствуйте.

— Не ожидала тебя здесь увидеть. Гляжу, ты изменилась. В лучшую сторону. Поздравляю, — она улыбнулась и снова обняла меня. — Твоя комната уже занята, я подыщу тебе что-нибудь.

— Не нужно, я здесь ненадолго. А вы — Светозара?

— Я — Райна. Светозары давно нет с нами. Ты ведь сама знаешь, что она была казнена в Вышеграде несколько лет назад. Или не знаешь? — она приложила руку к моей голове. — Лучше тебе сразу увидеться с Луноликой, она единственная, кто может дать тебе ответы на твои вопросы.

Женщина повела меня по выложенной деревянными кругляшами тропке в крытую оранжерею. Проводив меня до входа, она еще раз обнялась и оставила меня одну. Войдя внутрь, я обнаружила множество растений: и знакомых мне овощей и фруктов, и совсем неизвестных, а также много душистых ярких цветов и пышной зелени. Крыша была прозрачной, местами чуть приоткрытой, из-за чего чувствовался лёгкий ветерок, даже спасительный в этой духоте и влажности. Я шла вперёд, рассматривая кружащихся пчёл и бабочек, пока не увидела пожилую даму.

Она сидела в кресле, спиной ко мне, держа горшочек с землёй в одной руке и маленькую лопатку — в другой.

— Ладомира? — произнесла женщина, не поворачивая головы, затем поставила горшок на землю и развернула кресло на больших металлических колёсах.

Она была очень старой. Но я не смогла бы назвать её старушкой, столько было в ней достоинства, уверенности и величия. Дама. Пожилая дама королевских кровей.

— Прошло столько времени, я уже и не надеялась увидеть тебя вновь, — её голос звучал властно. — Что привело тебя в Обитель?

Я шагнула ближе:

— Дело в том, что я абсолютно ничего не помню о себе. В один прекрасный день я очнулась с совершенно чистой, как новый пергамент, головой. Только спустя время я нашла своих родных и узнала, кто я и откуда. Но это не дало мне ответы на мои вопросы и по-прежнему мучает меня. Мне удалось поговорить с Эйвой, такой же Дочерью Луны. Она объяснила, что мне поможет лунное серебро. Но я подумала, раз уж я здесь, то почему бы не навестить Обитель, где я провела много лет?

— Всё правильно, дорогая. Но Эйва не дала тебе верного ответа. Будь она стоящей ведуньей, она не жила бы на маяке, раскидывая картишки.

— Но я сама видела, здесь продаются карты и тому подобный инвентарь. Разве мы этим не занимаемся?

— Конечно, нет. Всё это — мишура, сувениры для наивных поселянок. Людям, видишь ли, спокойнее жить, если они уверены, что Лунные Жрицы существуют для того, чтобы излечивать болезни и предсказывать будущее.

— А… для чего?

— В далёкие и счастливые для цивилизации времена женщину почитали, превозносили и поклонялись ей, как ипостаси Великой Богини-Матери. У Богини много имён, каждый народ зовёт её по — своему: Мать народов, Ткущая нить жизни, Богиня плодородия, Богиня любви и красоты, Лунная Дева, Всемогущая, Дева-Воительница, Богиня охоты, Триединая Богиня, Великая мать. Магическая, нерушимая связь между женщиной и Луной существовала всегда. Лунные Жрицы издревле совершенствовали ритуалы и астральные путешествия, это давало женщине власть над временем и пространством. Наши тайные знания передаются из уст в уста на протяжении тысячелетий. Теперь осталось мало священных мест, где мы можем скрыться от мужского мира, мира войн и разрушений.

— Другими словами, вы помогаете всем женщинам вернуться к своим истокам?

— Приобщиться может каждая. Но нужно ли это каждой? У некоторых, исключительных женщин врождённая связь с Луной и Высшим Божеством. Хотя, при определённых усилиях и благодаря специальным ритуалам и практикам, этот дар можно в себе и развить.

— Я очень хочу вспомнить всё, чему вы меня учили, и вернуть свой дар!

— Подойди ближе, дорогая.

Она протянула руку, желая коснуться меня, и я послушно подставила голову.

— Не всё так просто, как сказала тебе Эйва. Лунное серебро здесь бессильно. Тебе необходимо вернуться в Обитель зимой, когда в один месяц случится два полнолуния. В это время сила луны находится в зените — это самое подходящее время для ритуала. Я сама займусь тобой.

— Спасибо.

— Не спеши благодарить. Память полностью вернётся к тебе. А твоя сила — она уходит от тебя с каждой ночью. Тебе достанется такая же участь, как и Эйве — лечить просящих тебя о помощи и предсказывать будущее. Карты, кости, камни, ракушки — не важно. Ты вспомнишь, как это делается.

— Но почему?!

— Потому что, сила, дарованная нам Луной, растёт и совершенствуется только при одном условии — никогда не знать мужчину. А ты, как я вижу, давным-давно променяла свой Дар на низменные инстинкты.

— Любовь — это не низменные инстинкты.

— Любовь? — она рассмеялась. — О, дитя, ты ещё так мало знаешь о жизни! И, кстати, я ведь отсылала тебя в Белобрег с важным заданием, а ты пропала. Кто в этом виноват, если не сведший тебя с ума мужчина?

— Простите, что подвела вас, но я ни о чём не жалею.

— Что ж, это твой выбор. Ты сама плетёшь кружева своей судьбы. Буду рада вновь увидеть тебя. Зимой. А захочешь раньше — двери всегда открыты.

— Спасибо, очень рада была видеть вас.

— Я тоже, Ладомира.

Она опять занялась пересадкой растений, из чего я сделала вывод, что аудиенция окончена, и направилась к выходу.

Завидев во дворе всё ту же женщину у башенки с барельефом в виде лежащего на рогах буйвола полумесяца, я направилась к ней.

— Ты уже покидаешь нас?

— Да, мне пора. Скажите, а Луноликая… она передвигается только в этом кресле?

— Ей нелегко ходить. Луноликой очень много лет, ты даже не представляешь, насколько она стара. Это неизбежно. Рано или поздно, в нашем случае — поздно, старость настигает каждую из нас, что символизирует время убывающей луны. В это время мы достигаем мудрости. Ты уже достигла детородного возраста — полнолуния, это пора наивысшего расцвета женского начала, и твоя пора продлится очень долго.

Я улыбнулась:

— Что ж, я, пожалуй, пойду.

— Погоди, — Райна замялась, — я беспокоюсь за тебя. Ощущаю нависшую над тобой опасность, возможно, даже смерть…

— Вы сказали, моя пора продлится долго. А насчёт опасности — она уже миновала. Сегодня на меня чуть не упало дерево, а потом я свалилась с лошади. Впредь буду осторожнее. Спасибо. Может, зимой еще свидимся.

— Тебе будет трудно добираться сюда зимой, особенно учитывая твоё нынешнее состояние. Береги себя.

Я шла к воротам, раздумывая над её словами. Действительно, зачем мне возвращаться? У меня всё хорошо, самый дорогой и близкий человек рядом. Оттого, что я вспомню какие-там гадания, жизнь моя не изменится. Так зачем же пробираться по занесённым снегом дорогам и колотиться от холода ради этого?

Выйдя из арки, я была приятно удивлена: под сосной лениво жевали сухую траву Котлета и вернувшийся блудный Иней.

Увидев меня, Данияр подался навстречу:

— Уже управилась? Ну, что узнала?

— В общем-то, ничего нового.

— Выходит, зря ехали?

— Нет, почему же, это путешествие было отнюдь не лишним. А Инея ты где нашёл?

— Сам вернулся, дурачина. Обратно на нём еду я. Хотел напоить лошадей, но эта истеричка не подпустила меня к озеру, — он махнул рукой в сторону стоящей за лотком девушки. — Священное оно какое-то. Я поинтересовался, не плещутся ли они в нём голышом во время полнолуния. А она почему-то обиделась.

— Идём, — потащила я его за рукав, — не смущай бедную девушку.

Общим решением было не останавливаться в Златоселище, а скакать до самой Ковани, прямиком к Кастусю. Но всё же пришлось остановиться в корчме на окраине городка, чтобы дать лошадям отдых, а также воды и овса. Да что таить, мы и сами вымотались не меньше. А учитывая, что на моём теле уже начали проявляться полученные благодаря Инею синяки, то колотиться в седле было просто невыносимо, и поясницу я уже совсем не чувствовала. Однако после сытного ужина возвращаться в седло совсем не хотелось. Когда Данияр вышел на улицу отвязывать лошадей, я поплелась следом, решив убедить его заночевать здесь.

Но удача снова улыбнулась нам. Из Златоселища в сторону Ковани возвращалась запозднившаяся телега, хозяин которой ужинал, точнее выпивал, в этой же корчме. Он сам и узнал нас. Как оказалось, мужичок гулял вместе с нами на сельской свадьбе в Терени.

Когда мы погрузились на пустую телегу, подстелив на твёрдые доски солому и привязав позади наших лошадок, на улице уже темнело. По краям телеги болтались два фонаря, их тусклого света вполне хватало для освещения бегущей через леса-поля дороги. Мужичок, правивший лошадью, распевал во всю глотку заунывные песни. Голос у него был довольно противный, да и медведь хорошенько потоптался по его оттопыренным ушам. Но, не смотря на эту какофонию, я быстро уснула, поджав ноги и укрывшись своим плащом.

Глубокой ночью мы въехали в поселище. Уже протрезвевший мужичок растолкал нас, сообщив, что это конечная остановка.

— Терень? — с трудом разлепила я глаза.

— Так и есть. Я — домой. Всех благ.

— Ой, а мы так и не купили подарки молодым! — спохватилась я.

— Зачем подарки? Они уже разбежались, — махнул он рукой.

— Как разбежались? Свадьба день назад была!

— Да поругались, прям на свадьбе, когда нужно было друг друга ласковыми словами называть.

— И где логика?

— Когда рыбки-птички-солнышки закончились, жених свою молодуху «пышечкой» назвал. А та обиделась, что толстухой дразнит, и выдала всё, что о своём дурне думает. Ну, а тот в ответ. В общем, поругались, да по мамкам разбежались.

— Это ничего. Помирятся. Нужно с ними поговорить.

— Лада, — жалобно протянул Данияр, — а можно они сами разберутся, без тебя?

— Можно, можно. Я просто так сказала.

— Так что? Едем или тут заночуем?

— Едем. До Ковани всего ничего осталось.

Я ехала первой, во-первых, потому что хорошо видела в темноте, а во-вторых, потому что бесстрашная Котлета была такой же отчаянной. Иногда я начинала дремать в седле и даже клевать носом, но кобыла уверенно шагала вперёд. Следом тащился ведомый ею Иней.

Когда мы подъехали к Ковани, уже близился рассвет. Кузнец долго не отвечал на стук в ворота, тогда Данияр перепрыгнул через невысокий заборчик и забарабанил в окно.

— Да иду я, иду! — забурчал за дверями Кастусь. — Неужто до утра неймётся?

Вскоре он показался из-за приоткрытой двери с голым торсом и дубиной наперевес.

— Прошу прощения за беспокойство, — Данияр на всякий случай сделал шаг назад. — Да только к утру мы уже будем лежать у тебя под забором.

— О, какие господа пожаловали! — кузнец отбросил дубину и распахнул объятья. — А я-то думаю, кому там срочно в кузню понадобилось? Авось, разбойники какие? — и поспешил открыть ворота. — Как съездили?

— Можно завтра, а? — я, как полуживая медуза, сползала в руки Данияра. Вслед за этим разрешила донести меня до кровати и поухаживать: стянуть платье, башмаки и укрыть одеялом. Всё. После я провалилась в глубокий сон.

Спали долго, но Кастусь нас не тревожил, занимаясь своими делами в кузне. Однако ближе к полудню он не выдержал и открыл ставни. Комната сразу же наполнилась светом, что заставило меня натянуть одеяло до самой макушки. Сон улетучился, но вставать всё равно не хотелось. И всё же хитрый Кастусь знал, как воздействовать на людей. Сначала он гремел посудой, а потом приоткрыл дверь в нашу комнату, и мне ничего не оставалось, как вылезти из тёплой постели и потянуться за платьем, чтобы идти на доносящиеся из кухни аппетитные запахи.

— Просыпайся, — потрепала я Данияра по голове, — у меня уже есть план действий на сегодня. Сначала есть, потом в баню, потом опять есть, потом придётся выстирать грязные вещи, хоть и не больно хочется, потом снова есть, потом спать.

— Хороший план, мне нравится, — выглянул из-под одеяла Данияр. — Я, пожалуй, сразу перейду к последнему пункту. Подожди-ка, — он придержал платье, не давая мне одеть его. — Да ты вся в синяках!

— Так уж и вся. Местами.

В итоге мой план не был приведён в исполнение, поскольку Кастусь настойчиво лечил меня разными примочками и настойками, а Данияр полдня прикладывал всю меня к капустным листьям. Я и сама поучаствовала в этом, растирая ушибленные места своими золотыми ведьмарскими ручками, чтобы синяки сошли, и шишки быстрее рассосались. Что конкретно помогло — остаётся только догадываться, но к вечеру я уже выполнила большую часть задуманного, только лишь поспать пока не удалось.

Ближе к вечеру мы отправились к речке. Сначала я, как оракул, предрекла горе-рыбакам неудачный день. Но они и не думали собирать манатки, поверив лишь тогда, когда рядом с ними мы начали купать лошадей. После Данияр катал меня на лодке, и мне это до безобразия нравилось. Найдя чистый песчаный берег без камышей и ила, мы вдоволь накупались в реке, не смотря на прохладную воду. Вернувшись домой, я обнаружила прихорашивающегося перед отполированным медным тазом Кастуся.

— Никак, на свиданье собрался? — поправила я воротник его кремового сюртука.

— Не угадала. На праздник. Готовы?

— Что еще за праздник?

— Первый день осени. Мы всегда проводим в этот день сливовый пир.

Я замялась.

— Пойдёмте, будет весело! — продолжал настаивать кузнец. — Все соберутся в саду, столы накроют. Посидим, обсудим сообща поселянские дела…

— Мы точно там будем не к месту. Сам говорил, что и тебя не особо жалуют.

— А я с собой столько сливовой наливки возьму, что примут нас, как родных, вот увидишь — вмиг зауважают!

— А что ещё нужно туда брать?

— Да все берут чего-нибудь сливового. Я вот испёк бы пирог, да не умею, — он хитро посмотрел на меня.

— Ладно, намёк понятен. Я сегодня добрая. Неси сливы, только без косточек, муку, яйца, мёд, молоко и дрожжи.

Пока выпекался пирог, я расплела волосы. Не придумав, как их уложить, решила идти с распущенными, ведьмарка всё-таки, зачем же уходить от образа и людей разочаровывать? Пусть им будет, о чём посудачить. А вот платье — совсем простенькое. Единственное нарядное, с едва отмывшимися пятнами травы, еще сушится возле баньки. И никаких украшений, кроме колечка и медальона, с собой нет. Хорошо мужчинам: помылся-побрился и всё, уже нарядный.

В большом саду рядами стояли накрытые белыми скатертями столы, вокруг которых суетились женщины. Мужчины курили в сторонке, свободно расположившись на траве. Детишки, собравшись, как воробышки, в стайку, прыгали в скакалку и играли, стараясь разговаривать в полголоса и не злить взрослых. Сложив за спину руки, мистагог расхаживал от одной компании к другой, наблюдая за людской суетой и раздавая советы.

При нашем появлении все замолчали, провожая нас удивлёнными взглядами.

— Вечер добрый, — начал Кастусь, — прошу любить и жаловать — Ладомира и Данияр, мои наилучшие друзья, — и поставил на стол корзину с пузатыми бутылями, а я положила на льняную салфетку пирог.

Мужчины одобрительно зашумели, а женщины похвалили мою выпечку.

Всё, чем был богат стол, не обходилось без входящих в состав слив: компоты, варенья, пирожки и ватрушки, утка с черносливом, блинчики со сливовой начинкой, маринованные сливы, сушёные, пареные, с мёдом. По правде сказать, такое однообразное меню отнюдь не пришлось мне по душе. К тому же, я была уверена, что к завтрашнему утру у меня появятся пациенты, страдающие кишечными коликами.

В общей беседе за столом я не участвовала, зато ловила на себе испуганные взгляды женщин, удивлённые — детей и заинтересованные — мужской половины населения.

Лойко, мой несостоявшийся кавалер, сидел на другом конце стола, пряча подбитый глаз и бросая в нашу сторону хмурые взгляды. Но приняв изрядное количество наливки, он скоро позабыл все свои несчастья, обнимая всех попадающихся под руку девушек. И всё же обиду он затаил. Это я поняла, когда расправившийся с ужином народ, снимая с веток фонари, собрался идти на окраину поселища, дабы принять участие в танцах и прыжках через костёр. Я успела заметить, как Лойко перешептывается со своими дружками, кивая головой в нашу сторону. Поэтому, когда поселяне один за одним вставали из-за стола и выходили тянущейся процессией за калитку, я потащила Данияра в другую сторону. Мне, конечно, было любопытно, чего навыдумывал этот весельчак-затейник, но лень всё же была сильнее и потому победила.

— Тебе неинтересно посмотреть? — удивился он.

— Не-а, я лучше на тебя посмотрю. Пойдём спать. Завтра встанем пораньше — и в дорогу. К тому же, темнеет, и мне не нравится, как поселяне шарахаются от моих горящих глаз. На костёр мне сегодня совсем не хочется. В другой раз как-нибудь.