Лунные кружева, серебряные нити

ГЛАВА 26

На устах мёд, а в душе — яд.

(воларская народная поговорка)

Плутая по бесчисленным коридорам с тускло горящим факелом в руке, шагал долговязый стражник, следом ступала я. За мной, приложив надушенный платок к носу, шествовал Гдышек.

Отворив скрипучую дверь, сонный охранник протянул мне факел. Я не взяла его и шагнула в полумрак камеры. Тяжёлая дверь сразу же захлопнулась. Замерев на мгновение, и не услышав поворота ключа, я с облегчением вздохнула.

На каменном полу сидела, склонив голову, девушка. Стоило мне приблизиться, как пленница испуганно вжалась в стену, затаив дыхание.

— Не бойся, я здесь, чтобы помочь тебе, — я старалась говорить как можно мягче.

Она не двигалась, уставившись на меня зелёными горящими глазами, как испуганный зверёк

— Всё хорошо, со мной тоже было такое, -

опустившись рядом, я обнажила шею и показала метку.

Девушка закрыла руками лицо и всхлипнула.

— Не плачь. Ты совсем ничего не помнишь?

— Ничего, — услышала я надтреснутый охрипший голос. — Я не хочу умирать! Всё это так глупо! Если бы я знала, помнила хоть что-то!

— Я не знаю как, но обещаю вытащить тебя отсюда, — девушка почему-то казалась знакомой мне.

— Хорошо, я верю тебе, я буду ждать.

Виконт, любезно сопроводив меня до маяка, забрал лошадь и помахал на прощанье ручкой. Повернувшись к дому, я заметила стоящую у окошка Эйву, протирающую краем рушника посуду и наблюдающую за мной.

— Вечер добрый твоему дому! — перешагнула я порог. — Уже на маяк собралась?

Эйва отнюдь не находилась в добром расположении духа. Сначала я получила нагоняй за то, что исчезла, не объяснив, куда, зачем и насколько, вследствие чего Эйва прикончила все имеющиеся в доме сердечные капли. Затем следовал выговор за неподобающе короткие волосы.

— И потом, — продолжала она, уткнув руки в боки, как делала это моя рассерженная мать, — еще недели не прошло, как ты оплакивала свою потерю, а теперь ищешь утешения в объятиях другого?

— Эйва… Ты не права… И вообще, ты обидела меня. Нельзя обвинять человека, не разобравшись, что к чему. Иди, ставь кипятиться воду. За чашкой успокоительного чая с мелиссой я тебе всё поведаю.

Всю ночь я спала, как убитая, не слыша ни шагов Эйвы, ни чирикающих за окном пташек, ни хриплого лая Плешика…

— Лада, поднимайся, к тебе гости! — настойчиво трясла меня за плечо Эйва, когда солнечный свет только-только пробивался в окна.

— Какие ещё гости? — открыв один глаз, я пыталась выдернуть из рук женщины одеяло, чтобы снова нырнуть под него.

— Господа какие-то, карета. Вроде тот, вчерашний твой кавалер, — Эйва натянула на меня платье и в буквальном смысле вытолкала за дверь спаленки. Однако вскоре я вернулась, поняв, что шлёпаю по холодному полу босиком. Обувшись и открыв наконец второй глаз, я допила холодный травяной чай и вышла на улицу.

Гдышек уже был «при параде», даря белозубую улыбку и подметая шляпой дорожную пыль. Приоткрыв дверь кареты, он подал мне руку, а после запрыгнул и сам.

На мягких подушках нас поджидал юноша с густой копной каштановых завитых волос и тонкими усиками. Одет он был не скромнее Гдышека, скорее, даже превосходил его пышностью кружев и количеством каменьев на камзоле. На его тощих коленях, в шёлковых чулках и узких бархатных панталонах, покоилась внушительных размеров шляпа, украшенная перьями, и трость с массивным золотым набалдашником в виде мастерски исполненной головы лошади.

— Утро доброе, насколько это может быть, — зевнула я, усевшись напротив парнишки.

— Так вы и есть та девушка, которая коня на скаку остановит, в вольер к собакам зайдёт? — с ходу начал молодой человек, грациозно сложив на коленях руки.

Я бросила на виконта недовольный взгляд, давая понять, что я не намерена давать представления всем его дружкам.

— Расскажите о Лунных Жрицах подробнее. Хотелось бы услышать из первых уст.

— Извините, — теперь я пожалела, что открылась Гдышеку, — мне не хочется это обсуждать, — дёрнув ручку двери, я собралась покинуть высшее общество.

— Сколько? — нервно заёрзал парень.

— Что — сколько?

— Сколько вы просите за свои услуги? — этот сопляк никак не желал отцепиться.

— Деньги мне, конечно, сейчас нужны, но если вам требуется полечить лошадь, я и так нe откажу. Мне не сложно.

— Нет, вы меня не поняли. Сколько берёте за работу? Отравления, убийства, доведение противника до сумасшествия?

— О, это не по моей части. Я в эти игры не играю.

— Что ж, жаль. Предвидел такой ответ. Тогда помогите хотя бы узнать о заказчиках покушения. Отвезите несчастную девушку, куда следует, чтобы к ней вернулась память. А я, в свою очередь, обещаю доставить вас домой, в Воларию.

— Ого, — присвистнула я, — умеете вы девушек уговаривать! Я не против, да только совсем не улыбается снова трястись по пыльной дороге, мокнуть под дождём, отбиваться от назойливой мошкары и ночевать у старых выпивох, а также подвергаться несправедливым и местами справедливым нападкам тёмного люда, обзывающего меня ведьмаркой…

— Комфорт, раскладывающиеся сиденья, карета с обогревом, — вмешался Гдышек, — и охрана. Я лично сопровожу вас.

— Я подумаю над вашим заманчивым предложением, а пока говорю вам своё окончательное и бесповоротное «может быть». А сейчас, с вашего позволения, пойду, досмотрю сон. Всего наилучшего.

Перешагнув через вытянутые ноги курчавого парнишки, я выпорхнула из кареты и направилась к дому.

Но только я успела бросить на пол башмаки и снова забраться под одеяло, как Эйва снова потревожила меня:

— Ну что ж вы никак не можете решить свои проблемы? Карета укатила, а твой виконт уже в нашей кухне ошивается.

— Я ему сейчас поошиваюсь! — снова вскочила я. — Человеческого языка не понимает?

Заглянув в кухню и обнаружив там роющегося на полке с вареньем Гдышека, я не стала скрывать своего раздражения:

— Ну, что ещё?!

— Вы что же, даже не угостите старого друга кофеём?

— О-о, пора вас от зависимости лечить. Такого зелья в доме не держим. Чаю с вареньем?

— Так и быть, сойдёт. Из ваших рук я готов принять даже яд.

— Сходите-ка лучше за водичкой, — я протянула виконту деревянное ведёрко.

— Кто? Я? — он на всякий случай поозирался по сторонам.

— Именно. Или вы ещё кого-то здесь видите? — я сунула ведро ему в руки и, взобравшись на табуретку, потянулась за сушёными травами.

Гдышека не было долго. Только я начала подумывать, не направиться ли выуживать его из колодца, как он воротился самостоятельно, промокший, но ужасно довольный собой.

— Скажите на милость, — я поставила на стол чашки, — зачем высокопоставленным господам жертвовать своим временем и переться, бес знает куда? В чём же выгода, Винсент?

— Во-первых, — отвечал виконт, таская варенье прямо из банки, — король отчаянно Желает знать о плане покушения и всех заговорщиках. Во-вторых, вы не согласились помочь в борьбе с недругами, а другие, быть может, пойдут на сотрудничество.

— Не смешите меня, — махнула я рукой, — никто из Лунных Дочерей не пойдёт на это и не станет помогать в вашей глупой войне. Знания и сила не для того даются. И вообще, откуда вы знаете, чего желает ваш король?

— Но ведь он сам ясно дал понять это. Или вы не слушали и ловили ворон?

— Минуточку, с этого места подробнее. Вы хотите сказать, что утром я говорила с королём?

— Так и есть. Точнее, не говорила, а дерзила и отшучивалась, — Гдышек вздохнул и закатил глаза.

— Этот юнец на короля совершенно не тянет.

— А по-вашему, король обязательно должен быть старым, толстым и лысым, как ваш? Я полагаю, что когда-то и он был молодым.

— Трудно представить… Ну, если только это было очень-очень-очень-очень давно.

Выпроводить виконта за дверь получилось не скоро. Зато мне удалось научить его мыть чашки, это оказалось не намного сложнее, чем обучать лошадь или собачку, главное — игровая форма и поощрение. Если бы капризная баронесса не была такой дурой, она могла бы вертеть лордом, как ей вздумается.

Эйва, как обычно, спала, и пообщаться мне было не с кем. Поэтому от скуки я занялась приготовлением обеда и собиранием необходимых вещей в поездку, так как виконт обещал заехать ближе к вечеру.

Однако он так и не заявился, даже ночью, когда Эйва отправилась на маяк. В конце концов, мне надоело дожидаться, сидя со свечой у окна и наблюдая за пустой безлюдной дорогой. Накормив кошек, Чучундру, Кабыздоха и мохнатого Плешика, я отправилась спать.

Утром мои попутчики, наконец, пожаловали. Я не ожидала увидеть столь пышную процессию, состоящую из трёх карет и десятка вооружённых стражников в качестве эскорта. Выяснилось, что одна из карет предназначалась исключительно для провизии, в другой, с заколоченными наглухо окнами и замками, везли заключённую, ну а третья, самая большая и роскошная, предназначалась для меня. Гдышек большую часть времени ехал верхом, иногда перемещаясь ко мне, чтобы послушать рассказы о моём прежнем путешествии в сторону Златоселища.

От него я узнала, что Верховный мистагог проявил заинтересованность в этом деле и еще разок испытал свои силы. Но не гипноз, не насильно влитое в пленницу зелье не возымели должного воздействия. А к утру арестантка стала чувствовать себя гораздо хуже, поэтому с отправлением решили не задерживать. Услышав эти речи, волосы на моей голове прямо-таки зашевелились:

— Кто вам дал право издеваться над человеком? Пустите меня к ней!

— Не велено. Приказ короля. Вдруг попытается сбежать?

— Если вы этого не сделаете, сбегу я! Вы что же, собираетесь просить помощи у Лунных Жриц, доставляя к ним измученных полуживых сестёр?

— Нет, небо — свидетель, я не хочу этого. Надеюсь, она уже поправилась, это в наших же интересах.

Остановив кортеж и заглянув в карету арестованной, я обнаружила её в плачевном состоянии. Девушка, белая, как полотно, раскинулась на обтянутых кожей сиденьях, разметав густые медные волосы и тяжело дыша. Сначала я заставила Гдышека вынести страдалицу на свежий воздух и дать воды. Пила она много и жадно, но буквально тут же её выворачивало. Это продолжалось довольно долго, но зато самочувствие её улучшалось прямо на глазах, щёки порозовели, руки перестали дрожать, а ноги — подкашиваться. После недолгих пререканий с охраной и виконтом (а спорить со мной бесполезно) я усадила девушку в свою карету, завернув бедолагу в тёплые одеяла. Уснула она практически сразу, а я тем временем, как смогла, наладила работу всех систем её организма, так как сбои и застой энергии чувствовались абсолютно во всём теле.

Повторная дорога к Лунной Обители выдалась неимоверно скучной и нудной. По пути мы вовсе не останавливались в трактирах и поселищах, окружающий мир я рассматривала только из окна несущейся кареты. На ночь стражники устраивали привал в лесу или чистом поле, разводя костры и укрывшись тяжёлыми шинелями от холодного дождя и пронизывающего до костей ветра. Гдышек спал в карете для заключённой, иногда заглядывая к нам, разузнать, как дела, но я-то знала — он ищет предлог, чтобы погреться у чугунной дорожной печки. С красными руками и синим носом, он всё равно умудрялся выглядеть придворным франтом и вести светские беседы, это явно у него в крови.

Через пару дней пути дождь и собачий холод, наконец, закончились, но солнце всё никак не желало нас баловать, лишь изредка проглядывая сквозь мутные волокнистые облака.

— Винсент, обещаете, что заглянем в Ковань на обратном пути и проведаем кузнеца? — заёрзала я на сиденье, рассматривая знакомую улицу и провожающую наш кортеж толпу зевак.

— Даю слово, — пригнувшись в седле и наклонив голову к приоткрытому окошку, ответил Гдышек. — А оружием ваш кузнец занимается?

— Очень даже может быть.

— Вы говорили, он толковый изобретатель, а сейчас как раз необходимы такие люди. Ах, даже и не спрашивайте, это военная тайна, — я и не собиралась выспрашивать, но Гдышек сам лез из кожи вон: — Ладно, так и быть, скажу только вам и только под большим секретом… Мы работаем над кое-каким проектом…Тайное оружие… В общем, летучий корабль. Если всё получится, создадим целый флот.

— Меня не очень интересуют ваше тайное оружие. Сейчас мне больше всего не хватает растопленной Кастусём баньки, — мечтательно вздохнула я.

— Шалунья вы эдакая, — мило улыбнулся виконт.

— Да ну вас, — закрыв окно, я откинулась на подушки.

Что же касается моей попутчицы, всю дорогу она сидела тихо, как мышка, и помалкивала, ведь рассказывать ей было совершенно не о чем. Зато я трещала без умолку, болтая о лунном серебре и родной Обители.

Мимо «Терени», где когда-то довелось побывать на развесёлой свадьбе, проехать спокойно не удалось. Виденный ранее всё на том же празднестве местный служитель неба не мог остаться равнодушным и не разузнать последние столичные новости. А уставшие, измотанные дорогой вояки, в свою очередь, не смогли отказаться от заманчивого предложения опрокинуть по кружечке вскипячённого со специями вина и устоять против приглашения заночевать в тепле и уюте, под добротной крышей принадлежащего мистагогу дома.

Нам, женщинам, как и полагается, была выделена отдельная комнатушка, пусть с одной, но довольно широкой кроватью и аккуратно сложенными горкой пуховыми подушками. Всем уже стало очевидно, что сбегать заключённая совсем не собирается, поэтому её доверили мне. Моя подопечная тем временем приходила в себя. Она уже совсем освоилась, повеселела и даже, в отличие от меня, изъявила желание накрыть стол и помочь мистагогу с ужином. А затем, по-хозяйски, словно делала это каждый день, притащила мне лохань горячей воды. Ну, просто золотко, а не девушка!

Любезный и обходительный служитель неба живо интересовался не только нашим самочувствием, но и настроением, за что щедрый и падкий на лесть Гдышек не преминул расплатиться с ним золотом. Простые стражники, вопреки своим ожиданиям и надеждам, отправились ночевать на конюшню. Но никто и не жаловался — избалованных особ среди них не было, жизнь научила их переносить все тяготы и лишения. Винсенту же, как и полагается знатному господину, была отведена отдельная комната, расположенная рядом с нашей.

Вскоре всё стихло, и на небесную твердь вскарабкалась луна. Лишь откуда-то издали доносился собачий лай и тихое ржание лошадей. Лёжа на большой пуховой подушке, я наблюдала, как моя соседка заплетает длинную косу, и рассказывала ей о лунных покровителях и высших сферах. Дверь тихонько отворилась, и на пороге появился наш радушный хозяин со свечой в одной руке и круглым подносом в другой.

— Прошу прощения, если помешал, — скромно улыбнулся мистагог. — Услышал голоса и решил, что вы еще не спите.

— Уже собираемся, — девушка поправила тонкую рубашку и прикрылась одеялом.

— Я не задержу вас. Так, заглянул проведать и осведомиться о вашем здоровье. Заодно и вкуснейшей вишнёвой наливки принёс, собственного производства, — не спешил уходить святоша, протягивая нам кубки.

— Спасибо, это лишнее, — ответила я за нас обеих и собралась отворачиваться к стенке.

— Тогда специально для вас — чаю, — не сдавался гостеприимный хозяин. Оставив на столе кубки, он вышел.

Девушка взяла в руки кубок и поморщилась:

— Я, пожалуй, тоже чаю попрошу, раз уж ему нe спится.

Взяв чашу из её рук, я принюхалась. Запах был дo того терпким и в то же время приторным, что меня передёрнуло.

Вскоре показался хозяин дома с большой дымящейся кружкой и крайне вежливо, почти кланяясь, протянул её мне. Я взяла её в руки и ойкнула, кружка оказалась слишком горячей. Поставив питьё на колени, я почувствовала, что от него исходит такой же приторный аромат, что и от наливки. Хитрец, должно быть, добавил её в чай, думая, что я не замечу.

— О, можете не стараться, — девушка, взяв один из кубков, присела рядом со мной. — Мы это уже проходили, память не восстановилась.

— О чём это вы? — удивлённо вскинул брови мистагог.

— Этот напиток… Запах мне знаком. Верховный, заботливо навестивший меня в тюрьме, угостил меня таким же. Только хуже стало.

— Вот уж совпадение, — развёл он руками и снова улыбнулся.

— Погоди-ка, — забрав кубок из рук моей соседки, я тоже мило заулыбалась хозяину. — А что же вы сами не составите нам компанию?

— Не употребляю. Не положено.

— И даже чай?

— Уже пил. Ну что же вы, в самом деле, даже не оцените мои старания?

— Аромат у вашего чая просто волшебный, — я снова склонилась над чашкой. — Дивный букет! Узнаю сладкие нотки цикуты и чудесный запах олеандра. Признайтесь, что еще интересненького в вашем рецепте? Может быть, белена? Или красавка, называемая в народе бешеной вишней? И не от этого ли прекрасного напитка, преподнесённого Верховным мистагогом, тебя жутко штормило всю дорогу? — обратилась я к испуганно хлопающей глазами девушке, и та от удивления раскрыла рот.

— Красота и сообразительность — редкое сочетание, — занервничал служитель неба, поднимаясь с кресла и извлекая из-под синей мантии пистоль. — Ну! Выбирайте же: либо яд, либо пуля!

Я услышала, как сидящая рядом девушка начала отбивать зубами дробь, я же старалась выиграть время:

— На шум сбежится стража, и мало вам не покажется!

— Я найду, что сказать о двух полоумных девицах, решивших извести меня.

— И где же, позвольте узнать, вы обучались обращению с оружием? Не думаю, что это проходят в ваших семинариях.

— Живее! — он лихорадочно размахивал пистолем. — Долго я ждать не буду!

Взяв в руки свою кружку, я медленно поднялась с кровати:

— Мы, конечно же, выберем напиток. Ведь это так возвышенно и романтично, да и уборки меньше. Или вам нравится соскребать мозги с потолка?

Я тянула время, изо всех сил стараясь направить против него всю свою силу, стараясь парализовать его, убить на месте. Но почему, почему ничего не выходит, когда это так нужно? Почему я не могу контролировать свои способности? Словно окаменевшая, не испытываю ни страха, ни отвращения, ни ненависти. О чём я думаю, где парят сейчас мои мысли, как собрать их воедино?

Пока я, собирая волю в кулак, сверлила взглядом вероломного мистагога, дрожащими руками направляющего на меня оружие, рыжеволосая, недолго думая, выхватила из моих рук горячую кружку и запустила в него.

Раздался выстрел и одновременно с ним пронзительный крик. Сначала я увидела неумолимо приближающийся на большой скорости пол. Затем, в полной тишине, я наблюдала мелькающий во мраке комнаты голый торс виконта, кружащийся каруселью потолок с сыплющимися крошками побелки и наклоняющуюся ко мне девушку, беззвучно шевелящую губами. Её рыжие волосы огненными волнами поплыли, завертелись перед моими глазами, медленно, но верно унося меня в пустоту.