Лунные кружева, серебряные нити

ГЛАВА 11

Если живёшь на острове, подружись с морем.

(воларская народная мудрость)

Мне показалось, что я едва успела уснуть, как Данияр уже разбудил меня. Он сидел на постели рядом, гладя мои волосы. Сев на кровати, я не сразу пришла в себя, раздумывая, что за странный сон довелось мне увидеть. Но, заметив аккуратно сложенную одежду, поняла, что это был не сон.

— Уже пора?

Он кивнул и взял в охапку наши вещи. Поднявшись, я еще раз тряхнула головой, прогоняя остатки сна, затем взяла уже не нужный медицинский ящик и шагнула за порог.

Матросы молча провожали нас взглядом, когда мы шли к шлюпке. Никаких шуток, угроз или улюлюканий. Над палубой повисла тяжёлая тишина, словно нас отправляли на казнь. Лишь капитан неизменно дымил своей трубкой, как ни в чём не бывало разговаривая со стоящим по правую руку боцманом. Бросив взгляд на лесенку, я заметила вытирающего белоснежным фартуком слёзы кока — единственного приятного человека на этом проклятом судне. С остальными расставаться было совсем не жаль. Теперь наши пути разошлись, нo завтра мы всё равно будем в Вышеграде. Я это знаю.

Усаживаясь при помощи Данияра в шаткую шлюпку, я заметила, что нас там уже ждут: на вёслах был один из моих пациентов — насупившийся матрос с вечно больными зубами, схватившийся при моём появлении за висящий на шее оберег, и музыкант, не испугавшийся и подавший мне руку.

Открытое искрящееся море казалось мне безобидным и даже приветливым. Я наблюдала, как под лодкой играли на глубине рыбы. Небо было абсолютно чистым, а вдали парили птицы — значит, суша совсем рядом. Вот если бы нам оставили шлюпку, клянусь, я бы гребла не покладая рук к вожделенному берегу.

Как только мы приблизились к маленьким островкам, музыкант бросил вёсла, оставив их в уключинах, вытащил из-под лавки пистоль и протянул Данияру:

— Лучше убьёшь, чтоб не мучилась. Эх, жалко — красивая, чертовка!

И Данияр зачем-то принял этот прощальный «подарок». Ну и ладно, ему виднее. Быть может, на акул будем охотиться, или альбатроса подстрелим.

Высадились мы на самом большом из островков, шагов сорок в диаметре. Данияр спрыгнул в воду, взял меня на руки и вынес на берег, поставив на чистый, серебристо-белый песок. Следом музыкант вынес все наши вещи: два небольших узла да медицинский ящик. Перекинулся парой слов с Данияром, пожал ему руку, кивнул мне и побрёл по воде, возвращаясь в шлюпку.

Я не стала провожать их взглядом, даже ни разу не обернулась, что бы взглянуть на удаляющийся корабль. Сначала я обошла весь островок. Видно было, где, играя синими красками, начинается глубина, а где опять виднеется освещённая солнцем мель, выводящая на следующий близлежащий островок. По-хозяйски порывшись в вещах, я расстелила кое-что из одежды (не моей, конечно) на влажный песок, сняла неуместные здесь башмаки, высыпая из них мелкий песочек и села. Данияр примостился рядом. Я не сводила взгляда с горизонта, прикрывая ладонью глаза от яркого солнца и всматриваясь в синюю даль.

— Галтия в той стороне? — спросила я.

— Уже попутного судна ждёшь?

— Так и есть. Ведь капитан сказал, что галтийские суда здесь кишмя кишат.

— Он слегка ошибся. Скорее, намеренно, чем случайно. Пути пролегают чуть западнее, здесь небезопасное для судов место. Сейчас эти островки заметны, а во время прилива судно запросто сядет на мель.

— Ты хочешь сказать, что во время прилива эти острова скрываются под водой? Совсем-совсем?

— Не знаю наверняка. Будем надеяться на лучшее. Возможно, какой-нибудь корабль всё же пройдёт рядом. Но, поскольку песок здесь сырой, могу с уверенностью сказать, что во время прилива вода закрывает остров. Вопрос, на сколько.

— Но капитан сказал, что у нас есть шансы! Он на нашей стороне!

— Не будь такой наивной, капитан на своей стороне. Он мог бы утихомирить команду, просто заперев нас в карцере. И, если бы он верил в наше чудесное спасение, мог бы дать с собой хотя бы пресной воды и не высаживать меня на территории противника в форме с нашим гербом и нашивками. Скорее всего, такого лазутчика казнят на месте, без суда и следствия.

Эти слова меня немного озадачили. Но я не теряла надежды, беспрестанно всматриваясь в чистый горизонт. Когда мне надоело это занятие, я переключила своё внимание на мелких крабов, которые гонялись у кромки воды друг за другом и преследовали более мелких созданий, рассчитывая пообедать ими.

Мы сидели рядом до самого вечера, держась за руки и почти не разговаривая. С самыми близкими людьми ты можешь не разговаривать часами, и при этом в воздухе никогда не повиснет неловкая пауза. Не придётся заполнять тишину пустой болтовнёй, потому что ты и так чувствуешь его, читаешь мысли по глазам и едва заметным движениям. И больше ничего не надо, никаких слов. Тебе спокойно, тепло и уютно…

Уже совсем стемнело. Ночь небрежно расплескала по бархатному небосводу звёзды, как краску на холсте. Луна прогнала дневное светило, требуя уступить это место ей. Она смотрелась в море, как в зеркало, подобно прекрасной деве. И её колдовское отражение дрожало на воде, колеблющееся волнами.

— Ты плавал когда-нибудь в лунной дорожке? — обернулась я к Данияру.

— Нет. А ты?

Вместо ответа я стала снимать с себя одежду.

— Ты что это задумала? Полагаешь, легко вот так спокойно наблюдать за этим?

Я бросила в него платье.

— Но ты же сама сказала, пока всё не вспомнишь — я для тебя чужой!

Затем в него полетели чулки, играя в лёгком ветерке шёлковыми лентами.

— Мне не нужно ничего вспоминать, чтобы понять, как сильно я люблю тебя.

— Так это что, намёк?

Последней я сбросила нижнюю тонкую сорочку. На мне остался лишь мой серебряный амулет.

— Какие же вы, мужчины, тугодумы недогадливые, — я побежала в море, поднимая прозрачные брызги.

Вода была тёплой, но приятно освежала тело после дневного зноя. Несколько раз я окунулась с головой, выныривая в бледном мерцании прямо посередине колышущейся лунной дорожки. Рассматривая свои руки и тело, мне казалось, что они также сияют, искрятся мириадами серебряных бликов, как свежевыпавший снег под луной. Снег… серебристо-белый… Да, я видела его. Мне вдруг вспомнился мягко падающий снег и я, маленькой девочкой ловящая на протянутую ладонь пушистые снежинки. Ощущения волшебства и необычайного счастья наполняют маленькое сердечко и захватывают дух. От смутного воспоминания и ощущения мороза по коже пробежал озноб. Но тёплые сильные руки обняли меня, успокаивая и притягивая к себе…

Мы лежали на расстеленной на влажном песке одежде. Данияр разглядывал звёздное небо, я наблюдала, как морские волны лениво слизывают с сырого песка недавние отпечатки наших горячих тел. Уж лучше бы прилив начался ночью, когда мы спим. А еще лучше — смыло бы огромной волной, тогда бы я не успела прийти в себя и понять, что происходит.

— Прости, что втянула тебя в эту авантюру…

Данияр приподнялся на локте, крепче обнимая меня и прижимая к себе:

— Не жалею ни одной минуты, проведённой рядом с тобой, и благодарю небеса за то, что подарили тебя…

Я положила голову ему на плечо:

— Спасибо…

— За что?

— За всё…