Лунные кружева, серебряные нити

ГЛАВА 5

Наша жизнь подобна маскараду — всякий носит при себе маски.

(воларская народная мудрость)

Когда я проснулась, солнце было уже высоко.

— Данияр, эй! — потрясла я его за плечо. — Черники хочется…

— Какая черника, осень скоро… — недовольно пробормотал он, не открывая глаз.

— Тогда виноградика.

— Намёк понял. Захоти его, пожалуйста, чуть позже; я ещё посплю.

Я неохотно вылезла из тёплой постели, перелезла через Данияра и начала рыться в сундуке, выбирая одежду.

— Ты куда собралась?

— На рынок. Здесь же есть рынок?

— Ну почему ты такая вредная? — он сел и потянулся. — Уже иду.

— И я с тобой. Мне надоело в четырёх стенах сидеть. Знаешь, что я придумала? Я одену твою одежду и шляпу. Никто ведь не додумается искать меня среди мужчин?

Данияр рассмеялся:

— У меня нет шляпы, и одежда моя тебе будет велика.

— Купи, пожалуйста, шляпу с широкими полями. И нитки с иголкой. Я немного подошью твои вещи, чтоб с меня не падали. А вообще у тебя денег много?

— Лада, вот только не начинай опять про шубу. Я сказал, к зиме купим.

— Да какая шуба? Я список хочу написать, что еще купить нужно!

Я извлекла из ящика стола чернильницу, перо, кусок потрёпанного пергамента и начиркала:

«1 мука

2 хлеб

3 яйца

4 молоко

5 сыр

6 морковь

7 лук»

И вручила сей список Данияру:

— И про виноград не забудь!

Когда он вышел за порог, я принялась рыться в его вещах, выбирая себе рубашку, штаны и куртку. Куртку ушивать не буду. Рубашку — чуть-чуть — пусть лучше остаётся широкой и длинной, чем подчёркивает фигуру. А вот штаны придётся сузить и укоротить.

Как только он вернулся, я сразу же забрала из корзины виноград и отправилась в кухню. Данияр внёс следом две тяжёлых корзины и мешок, поставив всё это богатство на пол. А потом надел мне на голову шляпу, поля которой закрывали мне пол-лица.

Не снимая шляпы, я так и присела на старую табуретку:

— Данияр, а что это ты притащил?

— Как что? Он достал из кармана список. Всё, что ты просила: один мешок муки, два хлеба, три яйца, четыре кувшина молока, пять головок сыра (и зачем нам столько?), шесть морковок и семь луковиц.

— А раньше я отправляла тебя одного за покупками?

— Что-то не так?

— Ладно, забудь.

Когда я оделась в мужскую одежду, натянула шляпу, спрятав под неё волосы, и вышла к Данияру, он забраковал мои старания:

— Ну, посмотри на себя — какой из тебя мужчина? Тонкая, хрупкая, и голос нежный.

— Это только потому, что ты знаешь. А ведь мы так и из города можем уйти, особенно в сумерках.

— Хорошо, давай проверим сначала. Вечером выйдем прогуляться и к Тэодору заглянем. Это сын аптекаря, он меня на лекцию и затащил.

— Есть одно маленькое но — у меня в темноте глаза светятся.

— Ничего, шляпу получше нахлобучь. И говорить старайся поменьше.

— А зовут меня как?

— Молчан. Намёк ты поняла.

— Договорились, — вздохнула я.

Вечером мы вышли со двора, и Данияр тот час хлопнул меня пониже спины с просьбой перестать вилять бёдрами. Я старалась изо всех сил — не вилять и не обижаться. Выйдя из ремесленной слободки, мы немного поплутали по тесным улочкам и остановились у большого дома, весь первый этаж которого занимала аптека.

Данияр постучал в узкое окошко, и оно распахнулось.

— О, здорово! А ты чё, уже на лекцию собрался? Так рано ещё, — высунулся плотный веснушчатый парень в круглых очках.

— Выходи, пройдёмся.

Через минуту он уже стоял на крыльце, в коротких штанах, расстёгнутой рубашке, модных остроносых башмаках и со свитками под мышкой.

— Это — Тэодор, а это мой дальний родич — Молчан, — представил нас Данияр.

Тэодор пожал мне руку, и я кивнула головой.

Мы зашагали вверх по улице, к центру города.

— Отец меня осенью в Белобрег отсылает, на лекаря учиться, — вздохнул парень.

— Так это же хорошо, — ответил Данияр, — будешь зелья прописывать, которые в вашей аптеке продаются. Семейное дело.

— Да, тебе легко говорить, ты, когда на королевском флоте служил, видать, везде побывал.

— Везде — не везде, но в Балтии был, и в Селиноре, и в Валибии. Неужели тебе больше ничего не хочется увидеть, кроме этого пыльного Старброда?

Парень уныло пожал плечами и не ответил.

Гуляя по городу, мы встретили еще одного их знакомого — Дубыню, который усердно звал нас в трактир:

— Пойдёмте, братцы, посидим, побалакаем. Качей новое пиво привёз, селинорское. Я вас с такими крошками познакомлю — закачаетесь!

Но Тэодор, очевидно, был не ходок по трактирам. А Данияр и вовсе резко оборвал беседу, сказав, что с ним малолетний родственник, и нечего ребетёнка спаивать. Тогда Дубыня одолжил у Тэодора денег и отправился развлекаться сам.

— И часто вы с Данияром по кабакам шляетесь? — поинтересовалась я у Тэодора, бросая на своего парня косые взгляды.

— И правда, Данияр, мы с тобой уже давно знакомы, а никуда не ходили, кроме, как на лекции. А приходите ко мне в гости вечерком, оба, а? Обсудим, так сказать, политическую обстановку за чашечкой чего-нибудь…

Мы согласно закивали, а Тэодор углубился в рассуждения о пользе и вреде хмельных напитков. Так, незаметно, мы приблизились к центральной площади.

Лектор проводил занятия прямо в скверике, поэтому слушатели сидели, где придётся. Заборы и лавки были заняты, и мы, за неимением лучшего, разместились прямо на траве. Пока профессор готовился, перекладывая свои бумажки туда-сюда, все галдели, а я рассматривала собравшийся народ.

— Эй, Любава! — Тэодор подскочил с места, завидев в толпе знакомую девушку. — Иди к нам, падай!

Между нами уселась, поджав ножки, невысокая худенькая девушка с длинной русой косой.

— Знакомься, — продолжал Тэодор, кружа над ней, — это — Молчан, а это — Данияр.

— Очень приятно. Любава, — девушка безразлично кивнула и уткнулась в свой фолиант.

Сегодня разговор зашёл о парламенте. С профессором, нестарым еще человеком в смешном белом парике, можно было общаться по ходу лекции и задавать вопросы.

— Скажите, пожалуйста, — поднялась я с места, не обращая внимания на попытки Данияра усадить меня обратно, — а какую роль вы отводите женщине в современном мире вообще и политике в частности?

— Молодой человек, вопрос хороший, но не имеющий отношения к содержанию сегодняшней темы, — ответил лектор, поправляя очки.

— Профессор, мой вопрос затрагивает такой аспект жизни, как голосование и выборы в парламент. А это имеет непосредственное отношение к данной лекции.

— Ну что ж, я отвечу. При нынешней власти и данной сложившийся ситуации я сомневаюсь, что в ближайшем будущем женщины получат право голоса, а уж тем более право участия в качестве избирающихся членов парламента. Эти миром правит сильный пол, юноша.

— Позволю себе не согласиться с вами, профессор. За каждым великим мужчиной стоит женщина, порой мягко руководящая им, порой подталкивающая к нужному решению.

— В ваших словах, несомненно, присутствует немалая доля истины, молодой человек. Женщина сильна своей слабостью, и мы всегда негласно подчиняемся ей.

— Браво, браво! — зарукоплескала сидящая рядом Любава. — Молчанчик, ты такой молодец!

Как только солнце стало опускаться за горизонт, все начали расходиться.

— Любава, а это… можно провести тебя домой? — поинтересовался у девушки Тэодор. — Темно уже…

— Ну и что, что темно? Или ты думаешь, я дороги не найду?

— Он просто хотел сказать, что ещё не поздно, и можно провести вместе ещё немного времени, если ты не против, — вставила я свои пять монет, стараясь доходчиво объяснить слова Тэодора.

— А-а, ну тогда можете все вместе меня проводить, я не против. Нам туда — на Подольскую, — кивнула она головой и зачем-то взяла меня под руку.

Мы с Любавой шли впереди, обсуждая неправильный курс нашего короля и вынужденное бесправие женщин; парни плелись следом.

— Знаешь, Молчан, ты так меня понимаешь… Ни один парень на такое не способен!

— Понимать тебя должна подруга, а парень — он на то и парень, у них мозги по — другому заточены.

— Какой же ты интересный… Жаль, что мы уже пришли… Когда еще свидимся? Хочешь, завтра? — схватилась она за меня обеими руками, стараясь заглянуть под шляпу.

— Не знаю, уезжать собираюсь… — отвела я глаза.

— Прискорбно… Напиши хотя бы…буду ждать… Ладно, всем пока! — махнув на прощанье ручкой и еще раз взглянув на меня, она скрылась за дверью.

Обратно в сумерках мы шагали молча, потому что Тэодор был в таких расстроенных чувствах, что даже бросил дурную затею — в гости зазывать.

— Так вот почему ты уезжать не хочешь, из-за Любавы, — наконец догадался Данияр, приближаясь к аптеке.

— Хотел её пригласить погулять или на лодке покататься. Если б не этот хлыщ в лаптях, родственничек твой…

— Сам ты хлыщ, — Данияр приобнял меня за талию.

Тэодор захлопал рыжими ресницами:

— Простите, ребята, я вас не знаю, — развернулся и зашагал к двери.

— Стой, подожди! — я схватила его за рукав, другой рукой снимая шляпу и распуская волосы. — Ладомира. Приятно познакомиться.

Он опешил, а затем разозлился:

— А знаете, теперь я на вас зол вдвойне! За то, что вы из меня дурачка делаете!

— Да подожди ты, — встал у него на пути Данияр. — Не кипятись. Нам всего лишь хотелось узнать, правдоподобен ли этот маскарад.

— А-а, и поэтому вы на мне эксперимент ставили. Молодцы, нечего сказать!

— Мне очень нужно покинуть этот город неузнанной, и чем быстрее — тем лучше, — не выпускала я его руки.

— Ладно, входите, — Тэодор поозирался по сторонам, взъерошил соломенные волосы и приоткрыл дверь. Зажёг свечи в бронзовом канделябре и повёл нас вверх по скрипучей лестнице, освещая себе путь. Когда мы оказались в тесной комнате, он закрыл дверь на засов и поставил канделябр на стол, приглашая нас усесться в плетёные кресла.

— А с глазами что, почему светятся?

— Не знаю.

— И давно?

— Всегда.

— Так ты, выходит, та девушка, которую разыскивает стража?

— Выходит, да.

— И за что, если не секрет?

— Часлава она обидела, а он такого не прощает. Вот мы и в Вышков собираемся, подальше, — вмешался Данияр, не дав мне открыть рот.

Тэодор ставил на стол кувшин и глиняные чарки.

— То-то моя мать от родичей из Примостня вчера возвращалась, сказывала, что все входы-выходы стражниками охраняются. Всех проверяют, а женщин заставляют оголить шею на предмет клейма какого-то.

— Они знают, что я в городе, — с ужасом посмотрела я на Данияра.

— И знают, что никуда не денешься, — добавил Тэодор. — Потому что город прочёсывают с собаками, в нескольких кварталах уже обыскали все дома, с подвала до чердака. И до вашей гончарной слободки вот-вот доберутся.

Данияр взял меня за руку, и я сжала его ладонь:

— Нужно срочно убираться.

— Да уж, поторопитесь. Тем, кто приютил преступницу, тоже не поздоровиться, — Тэодор угрюмо посмотрел в мою сторону.

— Прости, я не хочу подставлять тебя. Но скажи, как думаешь, в таком виде меня можно принять за парня и выпустить из города?

— У меня есть идея получше. Мы сейчас спустимся в аптеку, я нарисую на тебе красные пятна, и стражники даже не захотят приближаться к больному незнамо чем, заразному мальчишке.

— А ты нам лошадь не одолжишь?

— Так и быть, из города вывезу. Но дальше — сами. Так что из вещей берите только самое необходимое.

Забыв о полном кувшине и перейдя от слов к делу, Тэодор разрисовал мне лицо, руки и шею красно-бурой, неприятно пахнущей жидкостью. Мы договорились, что он заедет за нами на рассвете.

Нашу одежду я связала в два тюка, деньги же и прочие мелочи рассовали по карманам. Ложиться спать я боялась, чтобы не прозевать рассвет и не размазать «боевую раскраску», поэтому было решено прилечь в одежде, даже не разуваясь. И, как только моя голова коснулась подушки, я тут же провалилась в сон.

На этот раз мне снилось море, безбрежное, спокойное и величественное. Я плавно покачивалась на волнах, слышала скрип корабельных снастей и глухие удары волн о борт. И маяк, красивый, белокаменный, освещённый ярким полуденным солнцем. Когда я открыла глаза и увидела склонившегося надо мной Данияра, то всё ещё ощущала сильную качку и подступающую дурноту.

— Вставай, уже светает, я тебе чай мятный сделал.

— Не буду я, и так мутит, — я приподнялась и села на кровати. — А почему ты не сказал Тэодору всю правду? Ты ему не доверяешь?

— Нет, почему же. Просто так ему будет спокойнее. Да и нам тоже. Если вдруг его схватят и будут пытать, он и в самом деле будет не в курсе событий, — Данияр улыбнулся, но мне было не до смеха.

Вскоре явился Тэодрор. Оставив плату за жильё на кухонном столе, Данияр взвалил два небольших тюка на телегу, на них же уложил и меня, для пущей надёжности натянув мне на нос шляпу и укрыв курткой.

— Н-но, пошла, — Тэодор тронул вожжи, и лошадка мерно зашагала по еще не успевшей запылиться улице.

Лёжа на боку и поджав ноги, я разглядывала милые плетёные заборчики и ухоженные огороды, надеясь, что сегодня мы покинем этот лицемерный негостеприимный город.

Подъехав к городским воротам, мы стали. Один из стражников, с арбалетом наперевес, приблизился к нам, второй осматривал кладь на телеге.

— Куда и зачем?

— Я — Тэодор, сын Янислава-аптекаря, знаете, наверное. А эти двое — родичи наши из Вышкова. Припёрлись вчера и зелья у отца просят, да лекаря кликать. Один вон, весь в плямах, чуть не помирает (я замычала, закрывая пятнистыми руками лицо), И второй вона чешется уже (судя по тому, как затряслась телега, я поняла, что Данияр очень усердно чешется). — А отец сказал, что нам в городе заразы всякой не надобно, и зелий таковых у него не имеется. Вот, велел их обратно отвезти, пускай в Вышкове своём лечатся.

— Это правильно, — стражник посторонился. — А сам-то не боишься?

— Боюсь, а что делать? На улице-то не бросишь — родичи всё-таки. Хоть за город вывезу, а там и сами доковыляют.

— Ну, давай, езжай уже.

Телега снова затряслась по неровной каменной мостовой. Ещё немного — и мы выехали из города. Лошадь перешла на рысь, поднимая позади повозки клубы пыли. Встать я пока не решалась и ждала, когда город скроется из виду.

— Спасибо. Дальше мы сами, — услышала я вскоре голос Данияра.

Остановившись у лесочка, мы сняли поклажу и стали прощаться.

— И что дальше? — поинтересовалась я, когда Тэодор скрылся за поворотом.

— Дальше — в Сторожинец, домой. Только Тэодор нас совсем в другую сторону вёз, к Вышкову.

— Значит, теперь возвращаться придётся? И снова мимо Старброда?

Данияр кивнул головой, взял наши вещи и зашагал, я засеменила следом.

— А идти очень долго?

— Долго. До Белобрега пешком и за день не доберёшься. Но нам, не доходя до города, на развилке повернуть, да ещё полдня. Ездят здесь частенько, так что будем проситься в попутчики. А заночевать в каком-нибудь поселище можно, они после Старброда частенько встречаются.

— Да кто ж нас возьмёт, я же вся пятнистая! Давай найдём ручей или озерцо, чтобы умыться.

— Ну уж нет! Вдруг еще стражников встретим? Может, пешком идти и дольше, зато безопаснее.

Возвращаться до ненавистного городка было недалеко — не больше часа, вот только идти было совсем лень, и я плелась за Данияром, еле переставляя ноги.

Опять неизвестность. Куда я иду, зачем, чего ждать дальше? Как же мне надоело это дурацкое состояние! Так, вздыхая и охая, я и ковыляла по пыльному тракту.