Скажи мне, кто я, и я скажу тебе, кто ты.
(воларская народная поговорка)
Меня держал высокий темноволосый парень, одной рукой прижимая к стене, другой зажимая мне рот. Говорил он шёпотом:
— С ума сошла? Показываться здесь средь бела дня! Тебя же повсюду ищут!
Я кое-как высвободилась и оттолкнула его:
— Ты кто?
— Данияр… Ты что же, и меня не помнишь? Неужели Белава была права, и ты выпила эту дрянь? Хоть что-нибудь помнишь?
Я отрицательно замотала головой.
— Ладно, — продолжал парень. — Хвала небу, ты жива, а это — главное! Идём! — oн взял меня зa руку.
— Никуда я не пойду!
— Ладомира, прошу тебя, пойдём в безопасное место. Я домик снял в гончарной слободке. Там тихо-спокойно, никто нас не найдёт.
— Подожди, — я упиралась, как ослица. — Докажи сначала, что ты меня знаешь.
— Как?
— Не знаю, твои проблемы.
— Ну… например, у тебя на шее изображение полной луны и буйвола, который якобы вёз колесницу Великой Богини-Матери, а его рога символизируют полумесяц…
— Откуда ты это знаешь?
Он улыбнулся:
— Оттуда, откуда знаю и то, что у тебя вот здесь родинка сердечком, — он дотронулся до моего бедра, и тут же получил звонкую пощёчину.
— Так всё. Дома разберёмся, — парень взвалил меня на плечо, как свёрнутый для продажи ковёр, и понёс вдоль по улице.
Я не брыкалась, чтобы не привлекать внимания, редкие прохожие и так провожали нас удивлёнными взглядами. Вися вниз головой, думать было удивительно легко. «Данияр…Он знает и про клеймо, и про родинку, и про Белаву…Может, всё же стоит поверить ему?»
Остановившись у высокого дощатого забора, Данияр отворил замок, внёс меня во двор, бережно опуская на землю, и закрыл калитку на огромный засов.
— Пойдём в дом. Там всего лишь одна комната и кухня, да и дворик маленький. Зато свой, отдельный. Надеюсь, тебе понравится. Я ведь и вещи твои привёз. В Белобрег пока возвращаться не будем, там тобой уже интересовались. Входи, не стой, как чужая.
Оглядываясь, я вошла в дом. Он притворил дверь, а затем крепко прижал меня к себе:
— Ладушка, я так боялся за тебя… Не делай так больше. Белава велела тебя дожидаться на Ольховой, ты туда обязательно заявишься…
— Подожди, — поспешила я высвободиться из его объятий. — Может, мы и знакомы, но мне нужно привыкнуть к этой мысли, понимаешь? Я не знаю, кому можно верить. Часлав тоже утверждал, что он — мой кузен, и домой обещал отвезти.
— Часлав Бежицкий? Губернатор? Вот скот! Как же тебе удалось сбежать от него?
— Как-то удалось…
— Ладно, пойдём на кухню, я тебе буду всё рассказывать.
Я присела на единственную кровать:
— Нет уж, рассказывай сейчас. Значит, я — Ладомира? И? Дальше?
— Всё по порядку?
— Всё по порядку.
Данияр оседлал стоящий напротив меня стул с высокой спинкой и начал рассказ:
— Мы с тобой из одного поселища родом — из Сторожинца, недалеко от Белобрега, почти на берегу моря. В общем, буду вести повествование из твоих слов. Родилась ты очень слабой и болезненной. Даже не плакала никогда, и вообще — чуть дышала. Тебе и месяца не было, как отец отвёз тебя в Белобрег. Там жила женщина — Лунный Оракул, которая и ворожить, и исцелять умела. Родители надеялись, что она и тебя выходит. Но по какой-то причине Оракул, как и другие ведуньи, покинула нашу краину, уплыв за море и прихватив тебя с собой. Там у них, у вас то есть, имеется Обитель, где женщин посвящают в культ Богини-Матери, Луны. Обучают и грамоте и разным другим премудростям, помогая открыть в себе Силу. Когда ты в девятнадцать лет домой вернулась — никто тебя и не узнал. А родители тебя живой уж видеть и не чаяли. Ещё вы очень с моей сестрой, с Огнешкой, сдружились. А я тогда работал и учился в Белобреге. А когда в поселище к родителям приехал, тебя увидел…
— Ближе к делу, Данияр.
— А. Так вот. Ты тоже в столицу переехала, чтобы свой Дар на благо людям использовать. Ну и ходили к тебе поначалу всякие там болящие-просящие. А потом придворные дамы стали в сумерках заезжать, поворожить и всё такое.
— А Белава?
— Ты написала, что к ней отправилась, я тебя не дождался — выехал следом. Белава будто предчувствовала, знала, что за ней придут. Поэтому просила тебе передать: «Чтобы память восстановить, выпей лунного серебра».
— А что с ней случилось?
— Никто толком не знает. Стражники утверждают, когда её пришли арестовывать, Ставр, начальник тайной стражи, её за волосы наверх поволок, а потом люди видели, как она из окна выпала и разбилась. То ли сама выбросилась, то ли помог кто, то ли её убили, а потом выбросили — кто ж теперь ответит?
— Это ужасно, — мне почему-то вспомнились красивые голубые глаза и усмешка на тонких губах. — А серебро? Она дала тебе лунное серебро?
— Нет… Я вообще-то думал, ты сама это приготовишь. Ты ведь готовила всякие там зелья.
Я обхватила голову руками и чуть не заплакала:
— Как? Скажи, как я это сделаю, если ничего не помню?
Парень присел рядом:
— Не печалься, — провёл он ладонью по моей щеке. — Ты всегда просила сил у луны. Всё будет хорошо, вот увидишь.
Пока Данияр растапливал баню, я грела обед в печи и размышляла. Необходимо найти еще какую-то подсказку, наподобие той, которую я вшила в свой пояс. Раз я всё продумала, значит, найдётся решение и этой проблемы. Пересмотрела и перещупала все свои вещи — ничего. Видимо, искать нужно в другом месте.
Вскоре на пороге появился Данияр:
— Баня готова. Пойдём, я тебя веничком отхожу.
— Нет уж, спасибо. Я как-нибудь сама. И без веничка.
— А-а. Тогда сейчас иди, а то потом жарко будет, а ты жара не любишь.
За занавешенным окошком ещё виднелось заходящее солнце, а меня уже дико клонило в сон от всей этой суеты. Я нашла в своём сундуке ночную рубашку и расстелила постель. Уже закрыла глаза и начала засыпать, как скрипнула тяжёлая дверь, и ввалился Данияр:
— Обожаю, когда у тебя глазки светятся! Кошечка ты моя!
Он бросил на стул рубаху и полез под одеяло.
— Эй-эй! Полегче! Поищи себе другое место, это уже занято! — столкнула я его ногами с кровати.
— А мне где спать?
— Я откуда знаю? На полу или в бане, например. Ты совсем чужой человек для меня, неужели не понятно?
Он вздохнул, зажёг свечу и сел за стол, извлекая из ящика потрёпанный фолиант.
— Сказки на ночь? — ехидно поинтересовалась я.
— Почти. Случайно на любопытную лекцию попал, лектор из Галтии преподаёт.
— Ясно. Так ты студент?
— Уже давно нет. Не мешай, спи давай.
Я обхватила колени и села на кровати, рассматривая симпатичного широкоплечего брюнета и покусывая уголок одеяла. Один интересный вопрос не давал мне покоя:
— Данияр… А скажи, у нас с тобой что-нибудь было?
— А иди ты…
— Не злись. Просто скажи правду.
— Знаешь что, милая? Я не собираюсь каждый раз, когда ты отшибёшь себе память, заново с тобой знакомиться и получать по морде! Поищи-ка другого дурачка!
— Ха! Да меня один парень, Гастомысл из Вышкова, даже замуж звал!
Данияр вскочил с места и, на ходу с грохотом опрокидывая стул, выскочил на улицу, громко хлопнув дверью.
Ну и ладно. Я задула свечи и улеглась спать. Первый раз за те несколько дней, что я себя помню, спала я спокойно и без сновидений.
Рано утром я уже успела одеться и заплести волосы, как «потеря» вернулась самостоятельно.
— О, здравствуй! ¬— потянулась я.
Данияр ничего не ответил и прошёл в кухню. Я последовала за ним:
— Где ночевал-то?
Он продолжал меня игнорировать, извлекая из корзины и выкладывая на стол молоко, мёд и пышные булочки.
— Ты чего обиделся? Представь себя на моём месте. Всех ты видишь впервые и …
— Что у тебя с ним было?
— С кем?
— С тем Гастомыслом из Вышкова?
— А-а, вон ты из-за чего… Он просто подвёз меня на телеге до города. И всё. Это шутки у меня такие.
Я решила, что ему не стоит знать о том, что я ночевала у Гастомысла на сеновале, да еще и с братом. А то долго придётся всё объяснять и оправдываться.
— Вот за меня выходить ты совсем не торопишься и кольцо не носишь.
— Какое еще кольцо?
— Которое в шкатулке красного дерева лежит. Без дела.
— Так мы и жениться собирались?
— Представь себе. Только потом ты решила, что официальная церемония состоится тогда, когда мы карьеры сделаем и дом свой купим. Короче, поженимся, когда ты станешь старой каргой.
— Во-первых, когда я стану каргой, с тебя не то что труха, а песок будет сыпаться. А во-вторых, я что-нибудь говорила насчёт неофициальной церемонии?
— Лада! Да мы уж год, как вместе живём! Узнают твои родители — убьют. А меня вообще четвертуют и закопают!
— Не сердись. Раз уж такое дело, давай я на правах жены тебе чего-нибудь сварю или постираю, ну, или заштопаю.
— Да ты хоть для начала головушку свою вылечи, — он постучал костяшками пальцев по моей голове, но я не обиделась.
Когда Данияр ушёл в поисках работы, ко мне с визитом заявилась хозяйка, распахнув без стука дверь.
— Так-так, — услышала я в сенях писклявый голос, раздумывая о лунном серебре и заодно шинкуя капусту.
— А я-то думаю: Данияр ушёл, а в хате кто-то хозяйничает. Дым вон из трубы валит, — продолжала «общение» седая сухопарая женщина в узком сером платье. — А вы, собственно, кто?
— А я, собственно, его невеста. А вы кто?
— А я — тутошняя хозяйка. Что-то не припомню, чтобы он о вас рассказывал… Так вы, «невеста», здесь надолго? Или на ночь-две? Просто надо знать, какую плату брать — за одного или за двоих?
— Знаете что, дамочка? — отложила я в сторону нож. — А пошли бы вы отсюда вон и не совали свой длинный нос в чужие дела, пока я своему кузену, Чаславу Бежицкому, не пожаловалась, что вы налоги в городскую казну не платите от сдачи жилья!
Она захлопала блеклыми глазами и попятилась к выходу.
— И в следующий раз стучитесь перед тем, как войти, как делают все воспитанные люди! — крикнула я вслед.
К вечеру Данияр вернулся домой и выложил на стол бумажные кулёчки с леденцами и засахаренными орешками.
— А это тебе хозяйка наша передала, — сказал он, ставя корзину с грушами и выкладывая гуся. — Уже и познакомиться успели?
— Да, было дело… Мой руки, садись за стол.
— А ты готовить не разучилась?
— К сожалению, нет. Слушай, Данияр, а Белава мне никаких рецептов не передавала?
— Нет, только слова.
— А как к ней в дом пробраться? Ты сможешь доски оторвать?
— Смогу, если ночью, чтоб никто не видел. Да только мы ничего не отыщем. Там уже обыски проводили — ничего не нашли.
— Значит, не там искали. А кто ещё может знать, где взять это лунное серебро?
— Ну, наверное, такие же оракулы, как и ты. Но ты сама говорила, что вас на всю краину было пять. А теперь, пожалуй, ни одной.
— Так где же нам их искать? Разве что в той Обители, где меня воспитывали? Ты часом не знаешь, где это?
— Откуда я могу знать? Знаю, что на севере, за морем, и всё. Может, родители твои знают. Вдруг ты им рассказывала?
— Точно! Нужно к ним наведаться!
— Лад, я сегодня твои портреты на столбах видел и стражников с собаками.
Я представила себе забавную картину: Часлав вернулся с Верховным Мистагогом, а птичка упорхнула! Опростоволосился «любимый кузен».
— Данияр, ну придумай что-нибудь! Как мне покинуть город?
— Что-нибудь обязательно придумаем. Нам в любом случае нужно убираться отсюда. Или в поселище жить, или вообще — в Галтию уехать. А ты чего орешки не берёшь, ты же любишь?
— Я? Терпеть не могу!
— Знаешь что? Я больше в бане спать не буду, — сказал поздно вечером Данияр, задувая свечи, раздеваясь и укладываясь в постель. — Хочешь, сама туда иди.
— Ладно, спи тут. Только чтоб без рук!
— А обнять хотя бы можно?
— Нет.
— А за руку взять?
— Нет.
— А…
— Нет.
— Всё, спи. Я до тебя даже и пальцем не дотронусь, пока сама не попросишь, — и отвернулся.
— А если попрошу, когда стану старой каргой?
— Будет уже поздно. С грелкой будешь спать.