Лунные кружева, серебряные нити

ГЛАВА 24

Жизнь — это не только танец на розах.

(галтийская народная мудрость)

Открыв глаза и стряхивая с себя остатки сна, я села на кровати. За окном начинал розоветь рассвет. Я помню, я всё помню, будто еще раз пережила всё это. Так вот, как попало ко мне зелье забвения! Белава всё просчитала наперёд, расследуя дворцовые интриги и не желая быть пешкой в чужой игре.

«Пергамент!» — едва не подпрыгнула я, — «Тот документ, так необходимый Ставру! Он всё время был у меня с собой, в башмаке под стелькой!»

Я вскочила с постели, хватая с пола обувь. Вернувшись и поджав озябшие ноги, я аккуратно вытащила из башмака стельку и извлекла оттуда сложенный в несколько раз лист. Осторожно развернув его, поднесла к глазам:

«Мы, нижеподписавшиеся, сим заверяем Вас в своей верности и обещании сделать всё от нас зависящее в свержении с трона старого Воларца. Справедливость да восторжествует!»

Ниже шёл список имён с подписями и уже полустёртыми печатями:

«Барон Ольбрехт Проскевич

Маркиз Лугвень Подияко

Барон Часлав Беницкий

Граф Горион Волский

Виконт Ольгимонт Богуш

Капитан Ставр Будвачевский

Капитан Евнутий Спытко

Его Высокопреосвященство Мистагог Земомысл Жебентяй»

И кому же, интересно знать, присягают эти господа? Да это же заговор! Самый, что ни на есть, настоящий заговор! Вот почему Ставр гонялся, как бесноватый, за этим несчастным листком! Попадись он на глаза королю, эти негодяи уже болтались бы на виселице! Но почему и главное, как он попал в руки к Белаве? И что она собиралась делать с ним? Шантаж? Нет, на неё это не похоже. А что делать мне? Передать в руки нашего государя? А стоит ли? Вдруг этот переворот изменит всё к лучшему? Хотя, насколько я могу судить по известным мне из списка личностям — это вряд ли. А письмо, которое я должна была передать некоему Переславу? Успела ли я это сделать? Помнится, что нет. Я не успела доехать до Вышкова. Возможно, эта переписка была отнюдь не любовной. Моя сумка тогда оказалась пуста — без письма и прочего содержимого. Конфисковали, не иначе.

Спать уже совсем не хотелось, а ломать голову было бессмысленно, поэтому я оделась и отправилась в кухню. Успею что-нибудь приготовить, пока Эйва вернётся.

Она не заставила себя долго ждать, открыв дверь практически одновременно с восходом солнца. Эйва вернулась в приподнятом настроении, отдохнувшая и помолодевшая, и я не преминула сделать ей искренний комплимент по этому поводу.

— Да, — согласилась она. — Чего не могу сказать о тебе. Выглядишь довольно измученной.

— Это не так. Я ходила к морю, и выпила Лунное серебро, как ты и велела. Эйва, я помню всё-всё!

— Вот и умница. Я могла бы рассказать тебе кое-что, но думаю, узнать это самой тебе было гораздо интереснее, — она скользнула взглядом по моему животу, затем потянулась к полке и загремела посудой. — Так что ты там вкусненького состряпала?

После завтрака я спросила разрешения взять мула и повозку, чтобы отправиться на постоялый двор и забрать свои вещи. Эйва любезно запрягла Кабыздоха и заодно любезно всучила мне список необходимых покупок. Сама же, оставив на столе гору немытой посуды, отправилась спать. Мне тоже не особо хотелось заниматься уборкой, поэтому я тихонечко выскользнула за дверь.

Мул показал себя довольно тугим и непослушным животным, но мне всё же удалось поладить с ним, вспоминая те навыки общения с животными, которые я знала раньше. Бричка была маленькой, и я с трудом представляла себе, как же уместиться здесь по возвращении, вместе с приобретёнными товарами и моей одеждой.

Пришлось немного поплутать по сонным городским улицам в поисках «Трёх Тараканов». Заспанный хозяин, как и следовало ожидать, не слишком обрадовался столь раннему визиту. Но стоило ему увидеть горсть монет в моей руке, как всё недовольство мигом испарилось, и по лицу расплылась любезная улыбка. Душевный хозяин постоялого двора сам вынес мои вещи и сложил их в бричку, а такое вразумительно разъяснил, как добраться до рынка, и даже высказал желание лично сопроводить меня, но узнав, что монеты закончились, это намерение как ветром сдуло.

Несмотря на такую рань, на рынке уже во всю шла бойкая торговля. Я оставила мула у входа, и, поскольку привязать его было не к чему, пришлось дать босоногому мальчишке пару мелких монет, чтобы сторожил, не сходя с места.

Купив всего, о чём просила Эйва (муки, свежей рыбы, соли, гороха, мёда и льняного масла), я рассовала всё это по корзинам и кое-как разместила в повозке, решив усесться на весь этот скарб, как только выедем за город. Пока же приходилось вести Кабыздоха по грязным и уже многолюдным улицам. Чтобы не терять понапрасну времени, по пути я стала узнавать, не найдётся ли для меня какой работы, заглядывая во все встречающиеся заведения.

В пекарне мне сразу отказали, как и в цветочной лавке. Хозяин кабака «Пьяная тыква» согласился взять меня на работу прямо сейчас. Но я, глядя на разносящую тяжёлые кувшины и чудом успевающую хлопать по тянущимся к её прелестям грязным рукам девушку, сбежала из этого бедлама сама. За тяжёлую работу прачки предлагали такие гроши, что мне лет десять пришлось бы откладывать деньги на обратную дорогу. Одна из шустрых торговок предложила мне работу в рыбном лотке. Но стоило мне заглянуть за него и увидеть горы сырой рыбы и её покрытых мухами останков, как меня сразу же вывернуло, чуть ли не на ноги этой самой злосчастной торговке.

Умывшись прямо в фонтане, я поняла, что найти подходящую работу не так-то легко. А может, я просто не хочу снизойти до этого? Придётся составить Эйве конкуренцию, предсказывая будущее и занимаясь прочей бестолковщиной. В конце концов, это моё ремесло, и ничего другого я, похоже, не умею. А может, стоит сдать в ломбард украшения? Серебряный медальон я точно не отдам. Я взглянула на руку, где красовалось подаренное Данияром колечко. Нет, только не его, это единственная память о нём. «Жемчуг приносит своему обладателю слёзы», — почему-то вспомнилось мне учение о камнях и талисманах. А вот перстень, подаренный виконтом, вполне сгодится. Жаль, я не прихватила его сразу. Придётся вернуться завтра, а заодно и в порт заглянуть.

Судя по мёртвой тишине в доме, я поняла, что Эйва спит, хотя время уже перевалило за полдень. Выложив продукты на кухонный стол, я отправилась распрягать мула.

Обед снова пришлось готовить мне, как и мыть грязную посуду. Но ничего, хорошо, когда есть чем заняться и некогда думать, а Эйва пусть отдыхает — успеет еще нахлопотаться.

Ближе к вечеру к нам заглянула посетительница — дородная пани средних лет, с выглядывающими из-под шляпки завитыми прядками и в наброшенной на круглые плечи меховой пелерине.

Заспанная Эйва беседовала с ней недолго, объясняя, что для некоего ритуала требуется растущая луна. Но и этого времени мне вполне хватило, чтобы принарядиться, расчесать волосы и одеть на большой палец левой руки сапфировый перстень.

— И я с вами! — выглянула я на крыльцо, когда дамочка уже усаживалась в коляску.

Пани удивлённо оглянулась, не успев поставить на приступку вторую ногу.

— Мне в город нужно, подвезёте? — не отставала я.

— Прыгай, — ответил вместо неё пожилой извозчик.

Всю дорогу ехали молча, дамочка пристально рассматривала меня, а я — мелькающие по краям дороги кусты. Подъезжая к городу, она осмелела и решилась со мной заговорить:

— А вы, простите, случайно не ученица Эйвы?

— Можно и так сказать.

— Значит, и гадать умеете? И привораживать? А сколько берёте?

— Ой, я ещё ничего не умею, — решила я схитрить, чтобы не отнимать у Эйвы её хлеб. — Я ведь только учусь.

— А-а-а, — разочарованно протянула она. — Жаль. А вам куда ехать-то?

— К рынку, если можно. Буду очень благодарна.

— За травами и снадобьями?

— Почти.

До рынка меня подбросили, да там и оставили. Только здесь уже никого не обнаружилось, и близлежащие лавки тоже пустовали. Немного поплутав по улицам и расспрашивая местный люд, я добралась до ювелирной лавки старого Рысика. Но и она, к моему разочарованию, оказалась запертой.

— Эй, сдаёшь что? — услышала я доносящийся из тёмного угла голос и обернулась.

В тени стояла молодая женщина с повязанным поверх цветастого платья платком и усердно пыхтела трубкой.

— Вы — мне?

— Тебе-тебе, красавица. Сдаёшь — куплю, ищешь — продам.

Я шагнула в полумрак двора:

— Колечко хотела продать.

— Ну-ка, — она взяла мою ладонь и склонилась над ней. — Даю золотой.

— Вы что, сбрендили? Это же сапфир!

— Два золотых.

— Да ну вас, — я развернулась и зашагала прочь.

Внезапно моё тело сковала сильная слабость, голова закружилась, ноги стали ватными, и срочно захотелось прилечь на близлежащую скамеечку. Заподозрив неладное, я обернулась.

Женщина, не переставая дымить трубкой, пристально смотрела мне вслед.

— Ах, так! — возмутилась я. — Играем, значит, не по правилам! — и направилась к ней, мысленно отражая негативное воздействие и направляя его в противоположную сторону.

Женщина вытаращила большие тёмные глаза, хватаясь за спрятанную под монистами пышную грудь:

— Ты чья? — удивлённо спросила она.

— Я — своя. А ты — чья? — я рассердилась не на шутку.

— Я — Кирусова. Нельзя быть ничьей. Пойдём к Кирусу, он и тебя возьмёт, ты — сильная!

— Слушай, не дури мне голову! Просто покажи, где тут ломбард или ювелирная лавка, и на этом мирно расстанемся!

— Тогда тебе нужно в наш квартал, Бодынец. Это в сторону порта. Я провожу.

— Спасибо, обойдусь, — я развернулась и направилась прочь.

— Эй, постой! Не обойдёшься! Я знаю место, где твой перстень оценят по достоинству, честное бодынецкое, — она провела ребром ладони по горлу и подняла её вверх, — мамой клянусь. К тому же, со мной тебе безопаснее, я знаю, что говорю.

— Ладно, убедила. Показывай дорогу, только чтоб без фокусов!

Чем дальше мы уходили от центра города, тем улочки становились уже и грязнее, люди — оборваннее, собаки — злее и худее, дома — обшарпаннее. Я уж раздумывала, не повернуть ли обратно, пока не поздно, как женщина, остановившись у потемневшего от дождей трактира, заявила:

— Пришли. Жди здесь, — и скрылась за тяжёлой покосившейся дверью.

Вскоре на широком деревянном крыльце показался коренастый мужчина с чёрной бородой и усами. Разделённые пробором волосы казались чересчур гладкими и блестящими, словно измазанные какой-то дрянью. На нём была алая рубаха, подпоясанная золотым поясом, замшевый жилет и начищенные до блеска сапоги.

— Подойди, не бойся, — его голос, мягкий и вкрадчивый, совершенно не вязался с внешним видом.

Я смело шагнула на крыльцо. Из-за спины незнакомца, лукаво поблёскивая чёрными бусинами глаз, выглядывала моя провожатая.

— Так ты — ничья? — хитро прищурился мужчина, пристально рассматривая меня.

— Перстень брать будете? — нетерпеливо перебила я.

— Молодость горячая, выдержки тебе не достаёт…

— Да-да, так что насчёт перстня? — мне хотелось покинуть этот квартал до наступления темноты. Я протянула ладонь вперёд, подставляя камень под лучи заходящего солнца.

— Хорош, ох, хорош! — заулыбался мужчина, обнажая золотые зубы. — Ловкая девица, ручки золотые. Сколько просишь?

— Двадцать золотых.

— Это слишком. За двадцать золотых коня купить можно. Хорошего. Даю восемь.

— Шутите? Девятнадцать.

— Вот плутовка. Десять и точка.

— Мало. Восемнадцать давай.

— Ишь! Дам двенадцать за красивые глаза.

Не успела я открыть рот, чтобы предупредить, что семнадцать — это моё последнее слово, как с улицы раздался громкий свист, и сразу донёсся крик:

— Кирус, поднимай людей, Баклаевские идут!

Кирус отодвинул меня здоровенной ручищей в сторону и нырнул в низкую покосившуюся дверь.

— А я говорила, не надо на их территории работать… Как знала, как знала, — зашептала женщина, лихорадочно сжимая в руке охватывающие полную шею мониста.

— Ладно, я, пожалуй, позже загляну, раз у вас на сегодня так много дел, — я стала спускаться вниз по выщербленным ступеням.

В розоватых лучах заходящего солнца толпа приближающихся мужчин, вооружённых ножами, цепями, пистолями и дубинками, выглядела крайне нелепо. Дверь позади меня с грохотом распахнулась. Из трактира гурьбой высыпали такие же оборванцы. Я, оказавшись между двух огней, в нерешительности замерла на месте.

— Слышь, Кирус, перетереть надо, — выступил вперёд неимоверно высокий лысый мужчина хлипкого на вид телосложения.

— Давай, разрешаю, — ухмыльнулся в бороду Кирус.

— Вчерась на нашей территории двух твоих людей изловили, сегодня глядь — опять промышляют. Не по законам ты живёшь, Кирус. Или думаешь, ты — бессмертный?

— Я, Баклаюшка, ещё подольше твоего проживу, помяни мои слова.

Раздался выстрел, я вздрогнула и закрыла уши. Кто в кого стрелял, разобрать мне не удалось. Толпа, высыпавшая из трактира за моей спиной, лавиной спускалась с крыльца и просачивалась на грязную улицу, держа оружие наготове. Но драка закончилась, так и не успев начаться. С противоположной улицы показалась внушительных размеров шеренга стражников, вооружённых мушкетами. Началась заварушка, только теперь обе банды объединились против общего врага — городской стражи.

Смуглянка решительно схватила меня за руку и потащила прочь. Она бежала сломя голову, только грязные пятки истоптанных башмаков мелькали из-под цветастой юбки.

Завернув за угол, она толкнула плечом дверь и втащила меня следом.

— Тс-с-с, — женщина прижала к губам палец, всё еще настороженно поглядывая на дверь.

Я стала осматривать полутёмный, освещённый лишь коптящими свечами подвал, в котором мне удалось очутиться. У стен ютились несколько столиков, за которыми потягивающие прямо из бутылей мужчины играли в кости и карты, выпуская сизые струйки табачного дыма. Вокруг них крутились расфуфыренные девицы с голыми плечами. Их ярко-размалёванные лица с наклеенными мушками отчётливо вырисовывались в полумраке. Никто из присутствующих не обратил на нас ни малейшего внимания.

— Послушай, — зашептала я, — какой смысл здесь прятаться? Нужно выйти и объяснить, что всё это — глупое недоразумение.

— Ты что, с луны свалилась? Они всю шайку повесят, не разбираясь, уж я-то знаю. А мне на виселицу нельзя — у меня дочка и мать старая, кто их кормить будет?

— Я не имею никакого отношения к твоей шайке! — возмутилась я. — Мне домой пора!

— Дурында безголовая! За Кирусом давно охотятся, будут всю ночь шерстить. Останемся на ночь здесь. Или у тебя девять жизней? — она смолкла и замахала рукой одной из девиц, с пышными перьями в волосах.

— Чего? — поспешила она к нам навстречу, нервно захлопнув грязный ощипанный веер.

— Ружена, выручай, перекантоваться надо.

— Опять? — подняла подведённые углём брови девица.

— Не опять, а снова. Только до завтра. Ты мне еще должна, не забывай.

— Ладно, — вздохнула Ружена, без стеснения задирая подол платья и извлекая из заштопанного чулка ключ.

Женщина потянула меня вглубь подвала по узкому неосвещённому коридору и, отворив низкую дверцу, втиснула в крохотную комнатушку с лежащим на полу соломенным тюфяком и горой подушек.

— Ружена сюда никого не водит, это только её убежище, — словно прочитав мои мысли, сказала она, снимая башмаки и без стеснения разваливаясь на постели, заложив руки за голову. — А утречком по домам отправимся. Надеюсь, Кирусу удалось уйти, тогда ты будешь при деньгах, лишившись перстня, а я — при работе и надёжном прикрытии.

Я присела на тюфяк рядом.

«А что, собственно я теряю, оставшись здесь? Не придётся тащиться к маяку пешком холодной ночью. А утром продам перстень, сгоняю в порт и найду Олехно, он не откажет отвезти меня. Эйва волноваться не будет — наверняка она уже на маяке». Только я собралась поинтересоваться, нет ли у этой проныры знакомых моряков или рабочих в порту, как обнаружила, что та уже беззаботно храпит, отвернувшись к стенке.

Проснулась я оттого, что было невыносимо душно. С одной стороны от меня спала Кирусова разбойница, с другой — уже смывшая боевую раскраску Ружена.

В крохотном окошке под самым потолком тревожно подрагивали звёзды, откуда-то доносился лай и нервное ржание лошадей. Почувствовав дурноту и головокружение, мне захотелось выйти на улицу. Но к этому еще примешивалась смутное чувство тревоги, которое подталкивало меня покинуть это заведение как можно скорее. Увы, к своему предчувствию я не прислушалась, и, как вскоре выяснилось — совершенно напрасно. Через несколько минут в коридоре послышалась возня, дверь распахнулась, и в комнату ворвалась толпа вооружённых стражников с ослепляющим, бьющим в глаза светом фонаря. Я и понять не успела, что происходит, как меня выволокли из сырого подвала и поместили в похожую на клетку повозку, захлопнув на запястьях кандалы.

Спустя полчаса я уже сидела на утоптанной соломе в тесной камере вместе с десятком таких же бедолаг. Больше всех нервничала женщина из Кирусовой шайки, беспокоясь о судьбе маленькой дочери. Но, узнав, что это была не облава на воришек, а всего лишь зачистка злачных мест в целях наведения порядка накануне королевской свадьбы, она расслабилась и успокоилась.

— Не боись, красавица, припугнут и отпустят, — опустилась она на солому рядом со мной. — Вот попала ты, да? — она незлобно рассмеялась. — Ничего, прорвёмся!

— Хочешь сказать, что нужно прикинуться девицами непристойного поведения? — почему-то шёпотом спросила я.

— А как же? Хи-хи, ха-ха, и по домам. Уже светает. Только колечки свои спрячь — отнимут, собаки.

Но я решила не следовать её совету, а поговорить с начальством, объясняя, что я не та, за кого меня приняли.

Ох, ну и ночка выдалась!