Лунные кружева, серебряные нити

ГЛАВА 2

Бродячий глупец лучше сидящего мудреца.

(воларская народная поговорка)

Проснувшись на рассвете, я была абсолютно уверена в том, что следует без промедления отправиться к шатру с музыкантами. Осторожно спустившись с горы сена и вытащив из объятий Кетруся свой башмак, я выскользнула со двора в надежде, что Гастомысл не слишком будет обижаться, что не заглянула попрощаться.

Добравшись до площади, я застала уже собирающихся в путь комедиантов. Краснощёкий пожилой мужчина запрягал пару гнедых лошадей, остальные складывали в яркую кибитку нехитрые пожитки.

— Подождите! — я добежала до кибитки и положила руку на спину лошади. — Возьмите меня с собой!

Все молча уставились на меня. Мужчина с минуту помолчал, критически осматривая меня, и спросил:

— А что ты умеешь?

— Не знаю, а что нужно?

Парни заулыбались, с любопытством рассматривая меня.

— По канату ходить или фокусы показывать, — продолжал мужчина. — Или ещё что-нибудь эдакое, на что публика захочет глазеть и платить.

— Фокусы? — я дотронулась до его руки. — Тебя давно мучает ревматизм и колено. Жена давно покинула тебя, отойдя в иной мир. Всё, ради чего ты живёшь — это твоя дочь.

— Твоя правда. А будущее видишь?

— Не уверена. Но точно могу сказать, что вскоре вас с дочерью ожидает приятное и весёлое событие.

— Весёлые события у нас каждый день. Что ж, ладно, садись в кибитку. Посмотрим, если за твой талант будут платить, останешься.

Наконец все погрузились, и мы тронулись. Лошадьми правил Володримей — самый старший и уважаемый человек, он же являлся отцом Ветраны — хорошенькой смазливой девушки, умеющей петь, танцевать, играть на нескольких музыкальных инструментах и обучать несложным трюкам собачек, костюмы которым она также шила сама. Трёх парней звали Полемон, Вьюр и Галтей. Кроме исполнения музыки, они жонглировали, чем придётся, и выписывали акробатические кульбиты.

— Ну, а тебя как звать? — поинтересовался один из парней, когда мы дружно кивались из стороны в сторону, проезжая по городским улочкам.

— Бажена, — привычно ответила я, не моргнув глазом.

— Расскажи о себе, — попросила Ветрана, придвинувшись ближе в темноте кибитки.

— Да нечего особо рассказывать.

— Ну как хочешь, смотри сама. Я знаю, ты — беглянка, которую разыскивает стража. У каждого из нас свои скелеты в сундуке. Так что расспрашивать не буду. Но если вдруг захочешь — я умею хранить секреты.

Я ничего не ответила, и разговор прекратился. По городу мы ехали молча. Стоило цветастой кибитке миновать городские ворота, как нас тот час же остановили. По приказу стражника все вышли наружу. Все, кроме меня.

— Это все? — услышала я голос караульного.

Мои попутчики молчали, не зная, что ответить.

— Ну-ка, проверь, — не сдавался голос, отдавая кому-то распоряжения.

В кибитку заглянул один из стражников, и я испуганно вжалась в стенку. Но, к моему удивлению, это оказался мужчина с площади, чёрные волосы были закрыты начищенным до блеска шлемом, но я всё равно без труда узнала отца смуглой девчушки…. Он тоже узнал меня, удивлённо поморгал, помолчал с минуту.

— Ну, что там? — занервничал голос снаружи.

— Всё чисто, господин комендант.

Долгое время я боялась выглянуть и лишь, когда проехали несколько вёрст, отважилась вылезти из-под холщовой крыши. Оказалось, мы давно оставили город позади и сейчас ехали вдоль реки по широкой наезженной дороге.

— Будем ехать, пока не встретим крупного селения, — пояснил Полемон, жуя яблоки, которыми только что жонглировал.

— Может, и до вечера, — добавил Галтей.

Но поля и хаты появились гораздо раньше. Володримей въехал в поселище с музыкой, объявляя о скором зрелище, при этом и парни не остались в стороне, выглядывая из кибитки и играя на своих инструментах, кто во что горазд.

Остановились мы в поле, где на скорую руку поставили шатёр и разожгли костёр. Мужчины, стреножив лошадей и отпустив их на траву, ушли по соседним селениям, созывать народ на вечернее представление, а мы с Ветраной занялись приготовлением обеда.

— Нагреем водички и в шатре устроим баню, — она подбросила в костёр сухих поленьев.

— А я думала, шатёр для того, чтобы в нём выступать.

— Он же маленький, только для наших пожитков сгодится. И спать в нём можно…Послушай, Бажена, тебе обязательно нужно видок поменять, чтоб не была похожа на свой портрет со стены. Я тебе платье дам. А вот волосы… давай-ка острижём!

— Нет, ты что?!

— Ладно, доберёмся до Старброда, купим у аптекаря средство одно, что волосы осветляет. Я у него всегда впрок беру, чтоб надолго хватило. Щиплет, конечно, жутко. А если передержать, то клочьями лезут, как у бешеной собаки. Но чего не сделаешь ради красы? Можешь платок пока повязать — выбирай любой из того тюка. И одежду себе подыщи.

Стоило мне наклонить над корытом голову, чтобы вымыть волосы, как Ветрана присвистнула. Я почувствовала, как она провела пальцами по моей шее:

— Ух ты! А не больно было делать?

— Что делать? — я с раздражением убрала её руку.

— Наколку.

— Наколку? Какую ещё наколку? У меня на шее?

— А то ты не знала. Ты ещё более странная, чем мне показалось вначале.

— Послушай, Ветрана, ты имеешь полное право мне не верить. Но прошло чуть больше суток с тех пор, как я очнулась у дороги, не помня о себе ровным счётом ничего.

— Что, совсем-совсем?

— Абсолютно.

— А-а, ясное дело — на празднике перебрала. Хотя нет, уже бы пришла в себя. Значит, без ведовства тут не обошлось — как пить дать.

— Скажи, что у меня на шее изображено? — приподняла я тяжёлые волосы.

— Трудно сказать. Какой-то круг с лучами или сполохами, но направленными вовнутрь… вроде рога… только не пойму, чьи. И на рогах — полумесяц.

— Всё?

— Нет, ещё какие-то письмена.

— Можешь их срисовать?

— Боюсь, что нет. Слишком мелко и непонятно.

После «баньки» я порылась в горе вещей и выбрала самое неброское платье, хоть рукав был и коротким, зато шея и декольте полностью закрыты. В гардеробе Ветраны сложно было найти что-либо более целомудренное, а мне, в отличие от соседки, совсем не хотелось привлекать к себе внимание. Затем я решила выстирать свою одежду, зная, что накидка мне может понадобиться в любой момент. Развешивая для просушки длинный пояс, я обнаружила, что в нём что-то есть — жёсткое и колющее пальцы. Тогда я взяла кухонный нож и распорола ткань. В мою ладонь выпал массивный медальон, похоже, из серебра, и лоскуток выделанной воловьей кожи с надписью. Я поднесла его ближе к глазам. Не смотря на то, что чернила размазались и местами совсем стёрлись, царапины от острого металлического пера были видны достаточно хорошо:

«Старброд. Ольховый переулок, шестой дом. Белава»

Что это значит? Я знала, что со мной случится беда, и предусмотрела своё возвращением Белава — это я? Полемон обещал, что через несколько дней мы будем в Старброде. Там всё и разъяснится. По крайней мере, только на это я и надеюсь.

Рассматривая серебряный медальон, я поняла, что на нём то же изображение, что и на моей шее. Хоть я и не могла вспомнить, что оно означает, но чувствовала радость и облегчение, надев медальон на шнурок и поместив на шею под платье, словно воссоединилась с чем-то родным и жизненно необходимым.

Когда я оделась и вышла из шатра, Ветрана вовсю кокетничала молодым человеком, хихикая и поправляя «невзначай» сползающее с плеча платье. Увидев возвращающихся музыкантов, мужчина подкрутил ус, лихо, вопреки своему немалому весу, вскочил в седло и умчался, посылая девушке воздушный поцелуй.

— Я те щас плётки задам! — не на шутку разъярился Володримей, потрясая плетью у носа дочери. — Вертихвостка! Видела бы твоя мать!

— Разве я виновата, что меня все любят?

— В монастырь отдам, мистагогам огороды копать будешь, распутница!

Мне совсем не нравилось быть свидетельницей семейной сцены, поэтому я быстренько нырнула в шатёр.

— Чего он строгий такой? — поинтересовалась я у вертящегося перед зеркалом Галтея.

— С ней ещё пожёстче надо. Такая влюбчивая, что ни одного мужика не пропустит.

— Потому что имечко подходящее — вот и ветер в голове, — добавил Вьюр.

— Ага. Лучше б сразу Гулёной назвали, или — Беспутой!

Парни засмеялись. А я не унималась:

— А вы, небось, сами тем счастливчикам завидуете?

— Смеёшься? Чтоб Володримей руки повыдергивал? Да в каждом поселище девок — пруд пруди, выбирай любую!

Полемон, шутя, ткнул его локтем:

— Ты, Вьюрик, за себя говори. А у меня только одна — Ольжина. В Старброде живёт, истосковалась уж вся, наверное. Вот возьму и женюсь! Слово даю, небо — свидетель!

— Да кому ж такой муженёк нужен, — смеялись парни. — Без деньгов да в разъездах!

После обеда отец с дочерью уже беседовали тихо-мирно, как ни в чём не бывало. Остальные репетировали. Должно быть, к подобным выяснениям отношений и частым скандалам они уже привыкли.

Народ стал собираться на представление одновременно с закатом солнца. Мужчины настраивали инструменты и зажигали факелы, вгоняя их в землю по периметру намеченной для выступления площадки.

В шатре Ветрана долго крутилась у старого треснутого зеркала, напевая и расчёсывая пышные волосы. А я от нечего делать сидела на тюке с одеждой и развлекалась с собаками — Айкой и Чарой, уже наряженными в пёстрые юбочки с бантами и оборками. И вскоре у меня уже получилось наладить с ними контакт. Собаки с радостью выполняли все мои мысленные просьбы и призывы: кружились на месте, прыгали на задних лапах и даже забавно ползали.

— Отец! Иди сюда, скорее! — закричала Ветрана.

В шатёр вбежал Володримей.

— Как ты это делаешь? — Ветрана показывала на собак пальцем, глядя на меня в упор.

Но я уже отвлеклась, и четвероногие комедиантки остановились.

— Не знаю, не могу объяснить. Просто чувствую их. Если захочу, то могу проникать в их разум, и позволяю слышать себя.

— А говорила, ничего не умеешь, — обрадовался Володримей. — А с лошадью сможешь?

Я вспомнила свой опыт на городской площади:

— Можно попробовать…

— Так, быстренько собирайтесь-наряжайтесь, народ собрался. Как солнце сядет — начнём, — затараторил Володримей и выскочил из шатра.

Мне собираться-наряжаться не хотелось, и потому я так и осталась сидеть на месте, положив на руку подбородок и прислушиваясь к вечернему стрекоту цикад.

Вскоре совсем стемнело, лишь факелы бросали слабые отблески на полотняную стенку шатра. Сначала я услышала музыку. Судя по тому, что голос какого-то из инструментов на время замолкал, я решила, что парни ещё и развлекают народ жонглированием, акробатикой и прочей ерундой.

Когда музыка совсем стихла, Володримей объявил:

— А сейчас, дорогие друзья, для вас выступят очаровательные, обворожительные, несравненные Бажена и Ветрана! Ита-а-ак, встречайте!

Раздались редкие нестройные рукоплескания.

Ветрана «натянула» на лицо дежурную улыбку, взяла меня под руку и шагнула на улицу.

Но не успела я и шагу ступить, как рукоплескания стихли, а голоса свирели и волынки жутко сфальшивили, отдавая резью в ушах. Володримей подскочил к нам, шепнул Ветране: «Давай!», а меня поволок в совершенно противоположную сторону.

— Твои глаза горят, как две луны, — испуганно зашептал он, как только мы отошли на приличное расстояние.

Я не знала, что ответить. Считать ли это изысканным комплиментом или изысканным ругательством?

— Эдак ты мне весь народ распугаешь. Иди вон, лошадей посторожи, — кивнул он в сторону мирно пощипывающих траву лошадок. — А то кто их знает, этих местных — сведут ещё.

Я вздохнула и поплелась через поле. Не дойдя нескольких шагов до лошадей, я легла на траву и принялась рассматривать звёздное небо, покусывая сорванную травинку. Издали доносилась весёлая музыка, восторженные окрики и громкие рукоплескания — похоже, Ветрана уже исполняла свой соблазнительный танец.

Мне хотелось уйти ещё дальше, дальше от селений, от людей, от музыки. Чтобы в тишине и одиночестве наслаждаться этим колдовским зрелищем — простирающимся от горизонта до горизонта бархатным покрывалом небосвода, усыпанного мириадами мерцающих звёзд, и бледным величественным диском луны, хозяйки ночи. Стараясь ни о чём не думать, я закрыла глаза, подставляя лицо лунному перламутру. И так хорошо и покойно стало на моём сердце, словно я вернулась домой, обрела забытых родных и потерянную на пыльном пути душевную гармонию.

Ближе к ночи, когда музыка стихла, я поднялась и нехотя побрела к шатру. Народ уже расходился по домам. Вьюр тоже шёл по дороге в поселище, весело болтая и обнимая пышненькую девушку с тугими русыми косами. Полемон и Галтей убирали факелы, складывали музыкальные инструменты и незатейливые декорации, а Ветраны нигде видно не было.

Заметив моё возвращение, Володримей поспешил навстречу. Я уж собралась извиняться за тo, что оказалась бесполезной, но, к моему удивлению, он и не думал упрекать меня.

— Ты как там, не замёрзла?

— Нет, всё хорошо. Я спать пойду.

— Лучше с Ветраной в кибитке ложитесь — там теплее. И комаров меньше. Ну, чего нос повесила?

— Да уж лучше умереть, чем не знать, кто я и ничего не помнить.

— Я знаю, кто ты. Нетрудно догадаться, что ты — Лунная Дева.

— Кто?

— Лунная Дева, Лунная Жрица, Лунный Оракул — называй, как хочешь. Ещё в детстве мать рассказывала мне легенду о Лунной Деве. О том, как рыбак ночью у моря нашёл прекрасное сверкающее одеяние, решил отнести его домой и продать за большие деньги. Но вдруг услышал чудесное пение и обернулся. Из моря выходила прелестная девушка и пела песнь о ночной тишине и лунном свете, и глаза её мерцали, как две луны. «Кто ты?» — спросил сражённый её красотой рыбак. «Я — Дочь Луны, одна из её оракулов», — отвечала прекрасная девушка. «Пойдём со мной, о, прекраснейшая из дев», — рыбак не мог отвести взор от сверкающих глаз и светящейся серебром кожи, — «Клянусь, я сделаю всё, чтобы ты была счастлива!» «Ты не знаешь, что говоришь», — возразила девушка, — «Мне нужно возвращаться, отдай мою одежду, прошу». «Нет. Спой ещё для меня. И спляши — тогда, быть может, отдам». «Кто ты такой, чтобы сомневаться в словах Богини?! Я накажу тебя за твою дерзость!» — разгневалась девушка. Рыбак почувствовал, как трудно ему становиться дышать, и как кружится его голова, и болит всё тело. Тогда он упал на колени: «Прости, я не хотел обидеть тебя!» — и протянул ей одежду, и с восхищением провожал взглядом чудесную лунную девушку, шествующую к маяку. И ему казалось, что это дивный, прекрасный сон, — Володримей на мгновение задумался. — Я никогда не встречал Лунных Жриц, но ты — точно одна из них. У тебя серебром горят глаза, и ты можешь подчинять себе животных, а может, и людей.

— Не знаю, Володримей, прав ты или нет. Но точно знаю, что мне нужно в Старброд.

— Так не вопрос, домчим. По пути выступать будем. Дня три — и мы в городе.

Я улеглась в кибитке на расстеленные одеяла, но через пару минут услышала какую-то возню на улице и выглянула. Рядом с шатром, поправляя волосы, стояла Ветрана, но я успела заметить и парня, который при моём появлении живо метнулся в тень кустов.

— Ветрана, может, спать уже пойдём? Завтра в путь.

— Я это… Хочу в поселище сходить, погулять. Я тут с таким красивым парнем познакомилась! — она подошла ближе и понизила голос. — Высокий, кудрявый — ну просто душка! Он меня в гости зовёт.

— Ты что, серьёзно собралась идти?

— Нет, конечно. Что я, дурёха что ли совсем? Я сразу сказала, что мне нужны серьёзные отношения.

— А он?

— Колечко подарил. Вот, смотри.

— И?

— В общем, я ненадолго, скоро вернусь. А ещё он мне серёжки обещал. Серебряные. Только отцу ничего не говори.

— А когда увидит?

— Скажу, нашла.

Я покачала головой и отправилась спать.

Однако не прошло и часа, как Ветрана вернулась, расстилая одеяло рядом со мной.

Я открыла глаза и, благодаря моему отменному ночному зрению, заметила у девушки хороший фонарь под глазом.

— Уже вернулась?

— Угу.

— И где твои серёжки?

— Обманул. Не подарил.

— Я вижу, что память о себе он всё же оставил, — не смогла я сдержать ехидной улыбки.

— Ничего. Я ему тоже всю рожу расцарапала. Будет знать, как честных девушек обманывать. Бажен, если что — это я ночью ударилась.

— Ну-ну, — снова улыбнулась я и повернулась на другой бок.

Следующим утром я проснулась оттого, что Володримей кричал на Вьюра, который умудрился приволочь ночью из поселища двух кур.

— Всех разгоню к бесам! Воришки! Стражников нам ещё не хватало! — орал Володримей, потрясая кулаком и покрываясь красными пятнами.

В ответ Вьюрик лишь разводил руками, убеждая, что возвращаться — плохая примета, и потому курочек, как случайных свидетелей, придётся уничтожить в котле.

Ветрана со своим «красивым» глазом даже не пожелала вылезать к завтраку, боясь показаться отцу на глаза. Однако позже, в пути, он всё же заметил и, кажется, даже поверил, что дочка впотьмах ударилась. Отводя взгляд, мне пришлось подтвердить, что она действительно никуда не отлучалась.

В последующие две ночи Ветрана не выходила из кибитки. На дневных представлениях она вообще не показывалась, на вечерних кое-как гримировалась, но синяк всё равно был хорошо виден. В дневное время её заменяла я. Перед публикой петь и танцевать я стеснялась, а номер с собачками получался не так хорошо, как у Ветраны, но народу нравилось, а это — главное. Кроме того, сидя верхом на лошади, я просила её танцевать, кружась на месте, и кланяться, припадая на одно колено. Судя по овациям, публика была довольна. А вот лошадь — напротив. С трудом понимая, чего я хочу, Брианна выдавала невероятные кренделя, недовольно косясь на меня.

На третий день пути нам пришлось расстаться — из беседы с местным кузнецом Володримей узнал, что в Примостне готовится знатное торжище. Комедианты свернули с намеченной ранее дороги и отправились прямиком туда, рассчитывая подзаработать.

— Давай с нами! — упрашивала Ветрана. — А в Старброд на обратном пути заглянем, через недельку.

— Нет, спасибо. Не могу столько ждать. Тем более, Галтей сказал, что город недалеко — полдня пути вдоль Речного тракта. Так что, если сейчас выйду — к вечеру уже буду там.

Я одела своё платье, сложила в сумку плащ, деньги, выданные мне Володримеем в качестве платы, кой-какую снедь и отправилась в путь.