Лондон в огне

Глава пятая, где читатель вместе с пытливой героиней совершает волнительную экскурсию по Лондону

…Грузный джентльмен умело заслонил проход корпусом, уцепился за перила, но угодившая между ног вражеская трость сбила его с шага, заставила замешкаться. Соперник — невысокий молодой человек просочился на трап первым, изящно обойдя и возмущенную даму в широком старомодном капоре, и уже стучал подошвами по ступенькам трапа. Вот и простор площадки империала — вперед, ближе к кучеру, (но не рядом!) с левой стороны, там куда лучше видно. Лоуд плюхнулась на сиденье, поставила между колен трость-спасительницу, поправила съехавший цилиндр и огляделась с чувством глубокого удовлетворения. Омнибус раскачивался и поскрипывал, заполняемый спешащими пассажирами, кондуктор призывал не медлить — час пик, каждая секунда на счету. Наконец, звякнул колокольчик и полностью заполненное транспортное средство тронулось в путь. Лоуд на всякий случай посмотрела в серое утреннее небо, извлекла из кармана фунтик с каштанами — еще горячие (взяты у проверенного торговца, червивых и пустотелых у него немного) и хрустнула первым орехом — сосед глянул осуждающе, но тут смотри не смотри, перекусить мы имеем право, пусть кто-то и считает путевые трапезы не совсем приличным.

Плыла мимо знакомая широкая Коммершел-роуд, омнибус катил под железнодорожными виадуками и толстыми трубопроводами пневмолиниий. Стучали колеса экипажей, покрикивали кучера, фыркали и гневно свистели автоматоны, по тротуару бежали продавцы газет и опаздывающие на службу джентльмены, гавкали рвущиеся со своих поводков собаки — Лондон окончательно проснулся.

Лоуд украдкой щелкнула-запустила пустую скорлупку в кабину наглого автоматона (за шиворот водителю не попала, ну, так ведь и несподручно было целить). Ехать предстояло далеко, по пути имело смысл обдумать ситуацию и найти какой-то свежий и интересный шпионский ход. Несомненно, работа проделана большая и успешная, но немного безрезультатная. Пока безрезультатная! Нет таких городов, что не могли бы взять коки-тэно.

Основная сложность как раз и заключалась в том, что брать город не требовалось. Собственно, и разрушать Лондон тоже было не очень обязательно. С одной стороны это хорошо: город большой, суетный, если жечь и топить, очень хлопотно и утомительно выйдет — тут и так дышать нечем, хоть ветер сегодня северный и дым заводов слегка сносит. Нет, ну не ш… негодяй ли этот кэбмен — так и подрезает, черттова деревенщина! Карточки[11] за такое лишать нужно!

За эту, как тут принято говорить «неделю», шпионы осознали сложность поставленной задачи. Лагерь Нью-Крэйн найти не составило труда — сведения о нем имелись достаточно точные. Съездили со Светлоледей по Кентской дороге, прогулялись — сидят обожаемые хвостачи за глухим забором, под охраной, по слухам обучаются с утра до ночи и страшно томятся. Толку от этого лагеря немного, проникать внутрь незачем — хвостатые они и есть хвостатые. Командование, если к ним и приезжает, то перехватить его трудно — три дороги, автоматоны и экипажи мелькают тут часто. Узнать нужный человек едет или лейтенантишка с пустяковым пакетом, не получится. Лоуд дважды каталась за город сама, меняя личины, гуляла вокруг Нью-Крэйн, присматривалась. Нет, не было там ничего любопытного. Можно, конечно, коменданта пощупать — но будет ли толк? По слухам от местных деревенских, лагерный полковник туп как бревно.

Искать необходимо человека знающего, брать за эти… жабры и душевно разговаривать. Имелись наметки, как и что делать. Но выбрать нужного человечка и свой истинный интерес не выдать — вот сложность. Лоуд и не подозревала, что такие запутанные схемы-системы гильдий могут в этой стране выстраиваться: чиновники, военные, флотские, городские, все по чинам и рангам. Бери кого хочешь, тряси, да только толку-то? Что пальцем в небо…

Лоуд неодобрительно посмотрела в небо. Многовато у города неприятных сторон. Начиная с дымно-газового удушья и кончая… Э, да разве тут закончишь? Опытный оборотень не слишком придирчив — люди есть люди, что с них ждать? Пованивают, суетятся, болеют, врут неуклюже и непременно самого пафосного уважения требуют — ни ума, ни вкуса. Но тут вообще сущие самоубийцы обжились…

Омнибус катил вдоль бесконечных верфей: виднелись за зданиями и заборами корпуса огромных недостроенных кораблей, зияли титаническими деревянными _ ребрами-шпангоутами. Рядом, в других цехах роились крошечные светляки огней газовой сварки — очень хитроумного изобретения. Почти непрерывно въезжали за ворота верфи специальные автоматоны, груженые баллонами. Проплывали над рекой грузовые дирижабли, волокли под своими закопченными брюхами замысловатые конструкции, смахивающие на потроха железного великана. Все дымило, стучало, ехало и плыло. Да, флот тут заделывают немалый, это к войне, понятно. Но на что им война, если от удушья передохнут?

В горле снова запершило, Лоуд в печали догрызла последний каштан.

Неправильный город.

Она сошла с омнибуса у «Брент Каледон Кросс».

Рабочие спешно укладывали брусчатку, другие сколачивали помост — да, здесь все и будет. Вон она, новая станция подземки. Вход перекрыт забором, но судя по всему, его скоро снимут. Лоуд деловитым шагом проследовала мимо, оценивая улицу и представляя, как и где будет стоять полицейское оцепление. На подземке оборотень каталась трижды — любопытно, но удовольствие ниже среднего: кирпичный туннель, лязг, дым и копоть. Укс бы там вмиг загнулся. Но здесь, на «Брент Каледон», придется снаружи поработать, что чуть приятнее. Лоуд почитала в газетах о всяких торжественных открытиях и примерно представляла, как оно случится. Здесь толпится публика, там стоит музыка и отборноблагородные мордосы…

Сменив облики, шпионка прошла мимо станции еще дважды, последний раз прошаркала престарелой леди — рабочие сказали что-то непочтительное, никакого уважения к возрасту, одно грубиянство, вот взорвать вас шм… дерзляков дурнопахнущих.

Осмотрев подходы, Лоуд сочла место действия вполне позволительным — вот и трактир имеется, наверняка, там зеваки места заранее займут. Но под шпионские цели лучше обосноваться в кофейне — место для Светлоледи более приличествующее. Угораздило же с напарницей — с такой ходить, все равно, что с барабаном и знаменем — все взгляды на нее. Ну, она, конечно, не виновата что такой неудачной уродилась.

Менять облик было негде, пришлось опять тащиться до угла и возвращаться в свежем виде. Лоуд зашла в кофейню, заказала чашечку «ефиопа», булочку с изюмом — не время обжираться, чисто для порядка перекусить.

Вот странная отрава этот кофе — вроде и невкусно, и дорого, а все равно берешь. Чертт знает почему. Может от сочетания с редкостными по приятности пирожками и булочками? Нет, имеются в городе Лондоне свои положительные стороны, хотя все равно побыстрей бы тут закончить и отвалить.

Обдумывая, какой тупица придумал давать «на чай» даже в кофейне, где чай наверняка и так забесплатно пьют, Лоуд двинулась к остановке. Нет, очень странный обычай. Да чего там «странный», вообще возмутительный! Еще в спину глядит — двухпенсовика ему мало. Обслуживать нужно лучше, а не в спины корыстно смотреть!

Возвращаться Лоуд решила вкруговую — в этом отношении Светлоледя абсолютно права — чем лучше город знаешь, тем удобнее в нем шпионствовать.

Рельсовик подкатил весь в пару и звоне — Лоуд забралась на переднюю площадку, подальше от котла. Паровик хрюкнул-свистнул-дернул — катился вроде бы по гладким рельсам, но так содрогался, будто ему в зад… в общем, чрезвычайно припадочно ехал. Правда, на нем обычно быстрее получалось. Хотя и не всегда.

На следующей остановке Лоуд не зевала — заняла место у окна. Оно и удобнее, и дышать чуть легче. Проезжали мимо здоровенного храма. Нужно признать, в здешних многочисленных породах храмовников Лоуд все еще путалась — отчего они все по-разному именуются, хотя и одному богу хвалу возносят, того даже опытному оборотню не понять. Ну да ладно, лично Лоуд больше всего ближайшая церковь святого Бонифация приглянулась: привычкой красиво отбивать колоколом часы и воспитанностью жрецов. Лоуд отправилась осмотреть местную молельню в свою первую одиночную разведку…

Храм походил на замысловатый рыбий скелет из темно-красного кирпича: из него торчали острые шпили и шишечки, карнизики, выступы, и прочее такое колкое. Статуи, затаившиеся на фигурных приступках стен, тоже были интересными. Лоуд постояла, задрав голову, и с опаской двинулась к входу. Вообще-то она не любила жрецов, храмовников и прочих примитивных обманщиков, что дурят головы без особого искусства.

Внутри странно пахло, на многочисленных скамьях сидело несколько посетителей — видать, день был не очень молельный. Лоуд присела на удобное сиденье, огляделась. Вокруг было довольно оригинально, и, надо сказать, богато. Впрочем, всё какое-то крупное и неудобное (тащить трудно). С главного помоста проникновенно говорил жрец в черной одежде — вещал хорошо и мелодично, но немного непонятно. Лоуд послушала, делала в нужное время молельные движения — Светлоледя предупреждала, что с этим здесь строго, нужно за окружающими внимательно следить и вторить.

Напевы черного человека убаюкивали, Лоуд осознала, что сейчас задремлет, что, конечно, крайне непочтительно, и пошла к выходу. У дверей наперерез двинулся черный человечек рангом пониже говоруна. Двигался подозрительно целеустремленно — оборотень почувствовала как нож под жилетом напоминает о себе. Но намерения у черненького оказались не особо агрессивные — держал на виду изящную шкатулку. Видимо, с чем-то священно-памятным. Лоуд свершила на шкатулку правильное молельное движение — жрец глянул с изумлением. Понятно, не совсем то, что ждал, вышло. А кто виноват, если темновато тут у них? Лоуд разглядела прорезь в крышке шкатулки, опустила туда три пенса. Жрец смотрел осуждающе. Ишь ты, какой хваткий. Пришлось добавить еще монетку.

— Давно ли ты был на исповеди, сын мой? — негромко спросил черненький, встряхивая шкатулку.

— Да не особо давно, — заверила Лоуд, пытаясь ничего не напутать и быть предельно дипломатичной. — Сидячи на святом острове прилежно исповедовался. Прямо до требухи доисповедался. Очень очистительное место, и сейчас как вспомню, так вздрогну.

Жрец смотрел с интересом. Лоуд немножко ему рассказала о криках чаек, солнечных лучах в расщелинах и многоголосом шепоте святых голосов, решила, что нажертвовала мудрости явно больше чем на шиллинг и распрощалась.

Вечером Светлоледя посоветовала быть осмотрительнее — храмовники люди ушлые. Лоуд согласилась, но ведь с другой стороны, если от всех ушлых шарахаться, тогда тебя между дураков и поймают, что для оборотня в возрасте несколько позорно. В общем, заворачивала Лоуд к Святому Бонифацию, когда мимо путь держала. Монетку в ящик бросить, с черненькими переговорить — было там двое любознательных, про море любящих послушать, да о своих святых порассказать. Им там, в большом храме было скучновато — работы хватает, но сам бог туда редко наведывался — черненькие и сами свою ущербную полузабытость богом осознавали.

…Рельсовик довез Лоуд до Ковент-Гарден, далее следовало прогуляться, ноги размять. Район был любопытный, веселый, частично уже знакомый оборотню. Лоуд неспешно свернула на Лонг-Эйкр, миновала коротенькие запутанные переулки. У большого углового дома на Эндел-стрит творилось что-то интересное: в изобилии толклись бурно курящие мужчины, с жаром спорили, соглашались, размахивали руками. На плакате было написано: «Учредительное собрание Международного Товарищества Рабочих». Лоуд уже и сама догадалась что очень «международное» — вокруг многие разговаривали на вопиюще непонятых языках. Нет, немецкий подгавкивающий язык оборотень уже выделяла, но все равно было любопытно. Лоуд прочла еще один плакат: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!». Главное слово было знакомым, его Светлоледи изредка употребляла. Обозначает оно «работяги», но используется в разных смыслах, порой непонятных. Раньше Лоуд представляла пролетариев чуть иначе — примерно как рабочих на доках. Здешние были ничего так, аккуратные, хотя и трудовые. Кстати, свободные оборотни, несомненно, принадлежат к очень трудовым пролетариям, поскольку нет такого ремесла, которое хоть разок не пришлось бы изображать коки-тэно. Надо все же глянуть, что тут учреждают.

Мужчины начали выбивать трубки и устремились внутрь — перерыв заседания заканчивался. Лоуд пристроилась за группой интересных, приятно смуглых приезжих, попутно запомнила красивые слова «беллиссимо» и «домани»[12] и оказалась в зале. Здесь было тесновато — больше двух тысяч пролетариев. Все захлопали, разноголосо заприветствовали — на трибуну поднялся интересный бородатый мужчина. Из шума и криков Лоуд поняла, что его зовут Карл Маркс. Звучное имя, ничего не скажешь. Мужчины Карлы оборотню попадались неоднократно, вот прозвища Маркс слышать не доводилось. Звучит кратко, но звучно…

Лоуд принялась слушать, было интересно, правда, где-то к середине речи оборотень осознала, что чуть туповата и грамотности не хватает, что огорчило и несколько подпортило впечатление. Но ведь все верно человек говорил. И про жуткие условия труда, и про кооперативное движение, про вруна-казначея и про всякие прочие безобразия. С морскими оборотнями, между прочим, вообще никто до сих пор о десятичасовом рабочем дне не разговаривал. Лоуд аплодировала вместе с залом, всецело поддерживала основную мысль выступления до тех пор, пока речь о заводах не зашла. Конечно, трудящийся оборотень имеет право на эти самые «орудия производства». Но зачем коки-тэно совладельничать этими самыми заводами-фабриками? Там одна вонь и кашель. Нет, тут что-то у мистера Маркса чуть-чуть недодумано. Впрочем, нынче лишь учредительное собрание, вот учредят понадежнее и все детали продумают…

Марксу с чувством поаплодировали, начали выступать другие пролетарии. Лоуд испытала тщеславное желание влезть на трибуну с красивыми резными шарами и сказать что-нибудь умное от лица островного пролетариата, но сдержала ложный порыв. Оборотни — народ скромный, да и сочинить сходу что-то толковое и достойно-длинное не получалось. Эх, учиться нужно.

Речи с трибуны не умолкали, у пре-зид-иума подписывали протокол. Лоуд пробилась туда — оставить о себе память на таком достойном сборище было попросту необходимо. Охрипший лысый мужчина подсунул бумагу и перо — глядя на столбики разномастных подписей оборотень ободрилась — уж явно не самая здесь криворукая. Вывела «О. Лоуд. Представитель островов К-Тэно». Лысун умело промокнул крошечную кляксочку:

— Простите, мистер Лоуд, не совсем понял, откуда вы прибыли?

— Самоназвание, — умело применила красивое слово Лоуд. — Канадский генерал-губернатор наши острова давит, чертт бы его побрал. Но это временно. Мы независимые и отстоим свои права!

Делегаты отнеслись с пониманием, расспрашивали об условиях труда и быта. Лоуд отвечала, что далеко не гладко дело едет, есть трудности в судостроительной отрасли, сальмовую флотилию давно уже менять пора, но где успеешь при таком безразмерном рабочем дне. Есть трудности с оплатой труда, да и с детской смертностью вовсе плохо. Посочувствовали искренне. Подошел Маркс, пожал руку, пожелал успеха. Лоуд поблагодарила и начала пробираться к выходу. Что ни говори, а весьма умные и интересные люди здесь собрались, хорошее дело затеяли.

На улице Лоуд аккуратно завернула памятку в носовой платок и со вздохом спрятала. Даже несколько совестно было уводить у Карла орудие его политического производства, тем более перо было не из дешевеньких. Но должна на островах коки-тэно память об Учредительном собрании остаться или нет? Простит Маркс, он из понимающих и воспитанных людей…

Пришлось задержаться на Дайк-стрит — там взорвался котел автоматона. Лоуд пробилась сквозь толпу зевак, осмотрела место происшествия: взорвавшиеся котлы были отнюдь не редкостью, но каждый раз надеешься на что-то новенькое. К сожалению, пострадавших не имелось, только у автокучера пострадал цилиндр и опалились брови. Поделом — на таком опасном посту надлежит шлем носить, хотя бы и такой смешной как у констебля. Полицейский на месте происшествия тоже имелся — охранял рассыпавшийся груз автоматона. Кстати, плохо охранял. Впрочем, Лоуд черенки для лопат и кирок были ни к чему. Обсудив происшествие с продавцами из галантерейной лавки, и дав пару советов приехавшим ремонтникам, оборотень двинулась домой.

Размышляя о шлеме — все-таки выразительный, хотя и не очень практичный головной убор, имеет смысл раздобыть малоношеный, а лучше вообще новый, — Лоуд дошла до Гринфилд-стрит, завернула в табачную лавку. В животе уже урчало — пора бы и поужинать. Все-таки утомительна эта шпионская жизнь — встаешь затемно, домой лишь в сумерках дотаскиваешься. А платят, по сути, символически. Если в шиллинги перевести, то в неделю всего-то выйдет… Тьфу, не переводится тут ничего — сложновато на «короны» пересчитать. А, пусть Логос возиться, ему все равно делать нечего…

Выйдя из лавки, оборотень чуть не попалась — вороны атаковали с крыши дома напротив, Лоуд успела встретить их тростью, чуть не сшибла одну из птиц — та увернулась, мерзко каркая. Клюнуть или загадить бдительную шпионку птички не успели. Два дня назад, на Кеннон-стрит-роу, Лоуд пришлось куда как хуже. Вот же подлый город с тупыми птицами. Никогда раньше у Лоуд не возникало сложностей с вороньим племенем. Иногда приходилось птичек жрать (ни им, ни оборотню, те трапезы не доставляли большого удовольствия — просто жизненные периоды выдавались такие гадкие, птицеедные). Но что это за внезапная мстительность, да еще в чужом мире⁈ Если все, кого коки-тэнам приходилось когда-то сжирать, начнут на оборотней налетать-напрыгивать, в мире порядка определенно не прибавиться.

В раздражении и вернувшихся мыслях о необходимости приобретения шлема констебля, Лоуд прибавила шагу, хотя уставшие ноги порядком ныли.

Дверь отперла Анди — Лоуд сказала служанке, что погода явно портится — шрам от там-гавка ноет — верный признак, и поднялась по скрипучей лестнице.

Светлоледи сидела за столом, обложенная газетами.

— Отвратительный город! — объявила Лоуд, укладывая на полку цилиндр и приглаживая редеющие волосенки. — И за проезд дерут безбожно.

— Опять вороны? — пробурчала догадливая Светлоледи и сняла одну из газет: под ней обнаружились тарелки с ужином. — Давай, еще теплое.

— Теплое, как же, теплое. У вас дождешься теплого. А что там?

— Четверг нынче — говяжья поджарка с гарниром, сладкий пудинг. И вон твоя пресса ждет

— Ну, ладно, — Лоуд потащилась мыть руки — командирша чуть что начинала орать насчет «заразы» и «не дома гуляешь».

Потом Лоуд жевала поостывшее жаркое и хихикала, читая прессу. Вот что в Лондоне было хорошего, так это «Панч»[13].

За чаем обсудили ситуацию, Лоуд растолковала обстановку у новой станции подземки, объяснила где наблюдательный пункт можно устроить. Светлоледи задавала вопросы, но без этого… эн-туз-иа-зму — по всему чувствовалось, что выполнять задуманное и забираться в самые верха ей не хочется.

— Не пойму, чего ты сомневаешься, — заметила Лоуд, доедая пудинг с сухими фруктами.

— Все эти принцы, герцоги и королевы тоже люди. Главное, поговорить с ними душевно и без суеты

— Я понимаю. Но у меня без суеты не выходит: то у правителей внезапно головы отлетают, то наоборот, их мои ноги вдруг безумно беспокоят.

— Что ж тебе без ног теперь скакать? — Лоуд с отвращением отставила чашку. — Нет, без ног тебе удобней не станет. Успокоиться тебе нужно, вот что, Светлоледя. К примеру, спуститься днем к Анди. Служаночка вполне ладная, нашим сквайром не замызганная…

— Брось трепаться. Не тема для обсуждений.

— Я вовсе не нарываюсь, — с достоинством пояснила Лоуд. — Но и без Логоса очевидно, что через неделю ты ядом начнешь плеваться и невинных оборотней со свету сживать.

— Так уж и очевидно? — угрюмо уточнила командирша.

— Опыт у меня. И нюх.

— Ой, заткнись, пожалуйста. Оно меня еще учить будет.

— Правде рот не запечатаешь. Ладно, если ты к Андромеде спуститься не решаешься, я само к ней схожу. За кофием.

Лоуд спустилась к хозяину, рассказала о страшной катастрофе на Дайк-стрит, где при столкновении взорвались два котла автоматонов, десяток людей искалечило, констебля в больницу увезли — голову ему оторвало, а шлем до сих пор висит, закинутый на карниз, кокардой поблескивает, в него вороны гадят. Обсудили вред автоматонов и неудачную работу полиции, Лоуд плавно перешла на тему бракованных дирижопельных обшивок — по слухам в ноябре летательные аппараты начнут десятками на улицы рушиться — сквайр Ивеи судорожно вспомнил, что у него письма не дописаны и смылся в свою комнату. Лоуд завела разговор со служанкой о ценах на сахар, Андромеда поклялась, что если мистер Бёртон ее отвлекать не станет, кофе мгновенно сварится. Довольная Лоуд поднялось к себе:

— Сейчас подаст наша щебетунья.

Катрин угрожающе фыркнула.

— Я не настаиваю, — заявила Лоуд и взяла журнал.

Мерцала газовая лампа, бросала тени на бледное лицо начальницы. Вот тоже забота. У людей всегда так: условности, манерности, предрассудки. Что усложнять? Спустилась бы, зашвырнула в постель девицу или хозяина — из гриба тоже что-то выжать можно, если без особой свирепости обращаться.

Анди принесла кофе, пожелала спокойной ночи. Вежлива со вдовой. Побаиваются черную жилицу, и хозяин, и служанка, чуют, что голову открутить может. Интересно, что у Катрин с теми правителями вышло? Нет, спрашивать неудобно. Так-то начальница ничего: траур ей к лицу, широкая бархотка на шее весьма украшает «сестрицу». Вот только на улице она взгляды притягивает до полной возмутительности. Этот… как его… пар-докс: в штанах верховых и с оружьем на поясе — ей нормально, а в чинном платье сплошная непристойность.

— И чего мы пялимся? — поинтересовалась Светлоледя, не отрываясь от большой статьи в газете.

— Оно анализирует и думает как лучше свиданье обустроить, — объяснила Лоуд.

— Это еще какое свидание? У подземки или в душной спаленке сквайра?

— У подземки. Поскольку Оно умное и не желает нарываться.

— Ты же вроде не обижаешься? — с некоторым смущением пробурчала начальница.

— Чего это мне обижаться? «Оно» — звучит гордо. Я бы сказала, даже екс… эск…экс-клюзивно. Немножко льстит. А что там в газетке-то?

— Как обычно. Врут. Пруссия склоняется к миру, подземка дорожать не будет, «Инглэнд Дедал» скоро покинет Новый Восточный док.

— Корабль? Что за имя чудное?

— В честь родственника Укса обозвали. Солидный такой корабль, дальней воздухоплавательной поддержки. С возможностью нести до шести «скаутов» на борту.

— Ишь ты. Вот как пригребет такой к Глору, неприятно выйдет. Нам конкуренты не нужны. Ну, будем молиться, боги упасут. А что там про нашего принца Альберта пишут? Не хворает? Завтра прикатит станцию открывать? А то попремся мы зря в такую даль.

— Вроде здоров принц. Вообще-то он уж лет пять как преставиться должен. Тут у нас явное отклонение от центральной исторической ветки.

— Ты меня не путай. Развели веток-кустов разных реальностей, розарий какой-то бордельный, а не жизнь. Хотя с другой стороны, любопытно. Значит, не умер наш Альберт? Может, предупредить по-человечески, усовестить? Так и так, вы. Ваше Величество, уже пятый год как под камешком должны лежать, зажились малость, одумайтесь.

— Он болел, но выздоровел, — Катрин, сложила газету. — Ничего против не имею, мужчина вроде бы приличный, но немного странно что жив.

— Вот и я говорю — подозрительно. Может, ему хвост вживили или еще что-то? Надо колею истории на место поворотить. Для порядку.

— Хвост — это вряд ли. Хвосты жизнь редко удлиняют. Возможно, принцу иные, менее экстравагантные медицинские методы помогли. Но это не повод его спешно ликвидировать. Может, он вообще не в курсе агрессивных планов.

— «В курсе, не в курсе»… Чем меньше принцев, тем понятнее обстановка.

— Здесь тебе не там. Этак на нас вся империя обозлится. И будет в чем-то права. Имеет смысл попытаться договориться по-хорошему.

— Тухлое дело, — вздохнула Лоуд. — Вы, люди, упрямые, куда там муравьям. И словно специально вас кто-то разводит, всякой дрянью подкармливая.

— Не обобщай.

— Кто обобщает? Вот увидишь — Оно право. Курить будем?

— Вчера курили. Вредное это развлечение, — сумрачно проворчала начальница.

— Вонь нужна. Для конспирации. Да и тебе полегчает.

Катрин вздохнула.

Сидели у распахнутого окна: пустырь уже истаял в ночной тьме. Звезд не видно, низкое лондонское небо стало еще ниже, канава и дома утопали в сгущающемся тумане. Проплыл где-то над железнодорожными путями дирижабль — луч его прожектора вздрагивал и нырял в пелене этакой гигантской, призрачно-заблудшей храмовой колонной.

Лоуд неспешно попыхивала трубкой — табаков имелось много, пробовать любопытно — сегодняшний вкус степной горчинкой отдавал. Катрин не устояла, вынула сигару, чиркнула спичкой, ловко пряча огонек в ладонях — элегантная лесная манера.

— Как там наш Енот? — вслух подумала Лоуд следя за клубами дыма, выползающими за подоконник.

— Надеюсь, завтра узнаем, — начальница вышла в гостиную, потушила рожки ламп, уже ощупью нацедила рюмочку джина — исключительно для подчеркивания вкуса сигары. Опять же манерничает. Бухнула бы стаканчик-другой, спала бы лучше.

Снова смотрели в темноту. Было слышно как прокатил по Пламберс-роу припозднившийся автоматон, и снова тишина, оттененная далеким дыханием огромного города. Едва слышно потрескивала старая мебель, ступеньки лестницы. Лоуд слышала крадущиеся шаги внизу, бормотание, щелчок задвижки…

— Грешат, — Лоуд махнула чубуком трубки в сторону лестницы. — Вот не пойму, и отчего Анди кого получше не найдет? Молодая, на мордос гладкая, с виду ест не сильно много — чего хозяина не поменять-то?

— Да уймись ты. Как бабка старая, да простят меня боги. Все ненужное слушаешь. Будто своих дел нет.

— Что ж мне уши затыкать, что ли? Бум-бум, шу-шу, ах-ах… Да и какие у нас дела? Завтра дела будут. Вот, и снаружи опять шныряют. Видишь?

— Вижу. Допечет меня этот пустырь суетный.

Пустырь на задворках Гринфилд-стрит действительно оказался на редкость беспокойным: то полиция мертвяка отыскала, все облазила, потом какие-то неприятные типы шлялись — по ухваткам опять же шпики. Тощий сопляк который день вдоль канавы рыскал — этот как на работу заявлялся, утром, да потом еще и под вечер. Лоуд полагала, что хиляк лягушек пытается ловить — подкормиться ему явно не помешает. Катрин, что между короткими прогулками и изучением газет, посматривала на пустырь в малую дальнозоркую трубу, говорила, что мальчишка — поехавший умом гео-лог — грязь в баночки собирает. Ночью по пустырю тоже тени шмыгали. Но там хоть понятнее: местные воры, бродяги, да еще какой-то красавец-блудодей к одинокой бабенке в гости регулярно наведывался. Кстати, надо бы в тамошнюю лавку заглянуть — Лоуд дважды мимо проходила, да недосуг был, хотя витрина любопытная: словно из чьего-то мешка памяток туда щедро натрусили.

— Хорош, — начальница аккуратно затушила сигару. — Для запаху хватит, а курить нужно бросать.

— Бросай-бросай, — одобрила Лоуд. — Иди отсюда и бросай. Сидит в спальне у брата и дымит — вообще никаких приличий. Парик вон не забудь.

— И попалось же в напарники жутко занудное Оно, — Катрин подхватила парик, рюмку…

— Ступай-ступай, хватит сквозняки устраивать, — ободрила Лоуд, плюхаясь на кровать.

— Кстати, ты такого господина економиста и политика, звать его Марксом, знаешь?

Начальница поперхнулась:

— Кого⁈

— Маркс. Зовут Карлом. Мы с ним сегодня международное товарищество учреждали.

Начальница швырнула парик на кресло, вышла. Лоуд озадаченно прислушивалась — чего это она?

Светлоледя вернулась с бутылкой, хлебнула из горла, сжала в зубах только что потушенную сигару и промычала:

— Давай по порядку.

— А чего я такого сделала? — осторожно уточнила Лоуд. — Я ж только от лица островного населения. Мы пролетарии или нет? Имеем полное право…

Поспать Лоуд все же успела — коки-тэно не так уж много отдыха нужно. А разговор вышел интересный. Может и самый интересный из тех, что морскому оборотню выпадали. Это ж, ш… чертт знает какая история из собрания в Сент-Мартинс-Холле потом разрослась. Удивительное дело — с виду-то так, ерундовина. Хотя нюх не прокуришь — не зря Лоуд поприсутствовала и слово свое сказала. Пусть Катрин и права — не доросло еще иномировое самосознание до коммунистического Интернационала. Но масштаб-то, масштаб… Это вам не принцу жизнь укоротить или какой городишко сжечь. Эх, запоминающийся день был!

Когда катили в кебе к «Брент Каледон Кросс», Светлоледи не выдержала:

— Слушай, подари перо. Тебе ни к чему, а у меня всякие воспоминания с марксизмом связаны.

— Между прочим, я говорила, что у каждого свой мешок для памяток имеется. И нечего ухмыляться над откровенными оборотнями — мы хоть мешок открыто носим.

— Ну, допустим. Определенная разница в масштабах коллекционирования отмечается, но к чему нам спорить. Так что, зажмешь перышко?

— Я-то? Да что я тварь какая жаднючая? Подарю. В обмен на что-нибудь интересненькое.

— Это-то понятно — коки-тэно общеизвестны своим непомерным бескорыстием. Найду я что-нибудь…

К «Брент Каледон Кросс» подкатили вовремя, успели проскочить в кофейню и занять место у окна. Лоуд усадила даму и заказала порции мороженого — на всякий случай двойные.

— Ты поосторожнее. Застудишь горло, хотя у тебя гланд и нет, но все равно, — предупредила Светлоледи, возясь с вуалью.

— Эх, ничего у меня нету, даже гландов. Я вовсе обездоленная, — завздыхала Лоуд и начала с шоколадного…

Торжество оказалось так себе. Оркестр играл однообразно, танцев вообще не было. Толклись озабоченные мужчины в темном, и дамы с букетами цветов. Потом все-таки приехал принц — в возрасте, но довольно интересный мужчина. Жаль что лысоват — Лоуд полу-плеши не любила — в таком образе границу волосистости удержать трудно, чуть отвлечешься, патлы на лоб выползают, что почему-то привлекает лишнее внимание окружающих. Вообще люди очень мелочные создания: чубчик чуть не тот, ухо оттопырилось, родинка пропала — сразу взглядом упрутся и осознать норовят.

Принц выступал с речью, стоял удобно, запомнить было легко. Лоуд перешла к остальным человечкам свиты, про некоторых Светлоледи шептала, кто они такие, но это было неважно. Чертт с ним, что советник или офицер — главное, мордос запомнить и его манеру двигаться. Потом выступал молодой человек, статью и ликом весьма смахивающий на принца — ага, сын. Такого запомнить попроще. Лоуд многозначительно кивнула начальнице.

— Ты что, это же будущий король, — занервничала Светлоледи.

— Так мы же не станем до его коронации здесь штаны просиживать. Ростом этот бравый принц вполне подходящий, молодой, свободный, живенький. Уместная, подходящая фигура. Изобразишь, не развалишься. Вот с голосом у меня не очень получится. Слабовато сейчас его слышно, да и вообще…

— Что вообще?

— Невеликая я специалистка по куклам, — признала Лоуд. облизывая ложку. — С такими иллюзиями нужно постоянно работать, но занятие это скучноватое. Ничего, сплету кого-нибудь, не сомневайся.

Вход в подземку, наконец, открыли и принц со свитой потащились осматривать платформу и вонючие рельсы.

— Поехали в музей гулять, что ли? — засобиралась непоседливая Светлоледи.

— Так мы еще сливочное не попробовали, — возмутилась Лоуд.

После заключительной порции и чашечки кофе шпионки поехали в звериный Пантеон на Пикадилли[14]. В музеях Лоуд бывать еще не доводилось, нужно рискнуть и попробовать.

Было любопытно, хотя можно было ожидать и большего. Красовались здесь всякие дикарские штучки, древнее оружие (некоторым оборотням приходилось пользоваться и куда более корявыми инструментами). В другом крыле среди пыльных пальм и ненастоящих кустов были расставлены сушеные звери. Большинство животных Лоуд видела или знала по слухам. Натуральный слон оказался не так велик и жуток — болтали о громадине, а этот… Не иначе в музее смухлевали и замухрышку выставили. Интересен был жираф и сумчатый зверь с роскошными ляжками, что смешно именовался «кенгуру». Занимательно было бы поглазеть на орка — в естественных условиях сталкиваться с ними не приходилось, но в музее орки почему-то не были представлены. Видать, в здешнем мире заранее вымерли, не дожидаясь заводского смрада. Кучка посетителей толклась перед анакондой — просто смешно, что в этом тощем недоноске интересного? Иное дело желтый медведь…

— Вижу, быстрый зверек, — заметила Лоуд, озирая замершее на задних лапах чучело.

— Да, энергичный. Вообще-то, он белый, а не желтый, — уточнила Светлоледи.

— Значит, замусолился. Безобразие, два шиллинга за вход содрали, а пыль со шкуры лень стряхнуть.

— Не придирайся. Вообще эти медведи и у нас на севере водятся. Во льдах за Амбер-озером, и на Белых берегах. Тюленей ловят, клыкачей добывают.

— Не забиралась я так далеко к северу, — признала Лоуд. — Холодновато там…

Двинулись к выходу. Лоуд остановилась перед чучелом оскалившейся гориллы и здоровенного, отчаянно щерящегося волка.

— Ты чего? — насторожилась Светлоледя.

— Полагаю, если меня поймают, то вот тут и пристроят. На дыбках, с палкой в заду и раскинутыми лапами. Зубы, наверное, пострашнее вклеят — мои неубедительные.

— Тут у всех зубы точно соответствующие породе. Ты не огорчайся — здесь делу образования народных масс будешь служить. Полагаю, если нас выловят, из меня тоже чучелко набьют. После многих малоприятных процедур.

— У тебя шкура гладкая, чего ей пропадать-то? — проворчала Лоуд. — В общем, мне этот музей не понравился. Уж лучше бы эти… скаль-пы поразвесили.

— Скальпы детей пугают. Пошли, перекусим, что ли?

После кондитерской (мороженому Светлоледя категорически воспротивилась, хотя здесь подавали ежевичное) шпионки отправились к Броумптонскому кладбищу, где была назначена конспиративная встреча. По пути осмотрели новую площадку пневмо-дороги: цилиндр вагона как раз стоял на посадочной площадке, в него усаживались джентльмены, предварительно сдавая в специальное отделение трости и шляпы. Механик опустил дверь-крышку, завинтил гайки. Вагон с шелестом и звоном улетел в сторону Сити. Газеты утверждали что, с открытием полноценной пассажирской пневмо-линии, весь город можно будет пересечь за десять минут. Любопытно было бы попробовать, тем более что местных дам в пневмо-вагон не сажают. Хотя по звуку и виду, та же ватерклозетная труба, только широкая.

Шпионки шли по аллее кладбища, Лоуд оглядывала ряды склепов и пятнистых от старости каменных ангелов.

— Ну, не знаю, не знаю. Дорого, замысловато. У нас проще: из воды вышли, в воду и ушли. Хотя мало кто из коки-тэно на своих островах помирает.

— Наверное, в этом-то и дело. Здесь в Темзу всех не спихнешь. Да и память людям нужна.

— «Память»… Тухнете быстро, вот и приходится прикапывать. Что, в общем-то, правильно. Где-то здесь, а?

— Похоже. Вон угол забора, вон архангел с приметным знаменем. Только рановато мы заявились.

Лоуд разглядывала мускулистого архангела, начальница бродила между склепов, читая надписи. Потом взмахнула зонтиком:

— Кажется, тут наш младший штирлиц затаился.

В укромном закутке под стеной склепа дрых шпион-артиллерист: грязная рваная куртка натянута на голову, лапы сиротски поджаты, на правом сапоге отсутствует каблук, штанина прожжена…

Шпионки переглянулись: получается, что пока кто-то, вынашивая стратегические планы, жрал мороженое и гулял по городу, рядовые солдаты в самую гущу событий угодили.

— Минимум, а, Минимум…

Младшего штирлица подбросило словно катапультой — в руке мгновенно оказались убийственные шарики.

— Сиди-сиди, свои, — предупреждающе зашипела Катрин.

Коротышка проморгался, яростно поскреб голову:

— Виноват. Я, Кэт, вконец замудохался.

— Заметно. От тебя и попахивает.

— Что делать, тяжеловато там. Вы-то в порядке?

— Ничего так устроились, — призналась Лоуд. — Слышь, Енот, давай я в лавку схожу, жратвы куплю.

— Мысль хорошая, только чуть позже. Доклад послушай, — Мин попытался отряхнуть свои лохмотья.

— Падай и докладывай, — призвала Катрин.

— В общем, задание выполнено. Но есть сложности, — коротышка присел и обессилено привалился к стене склепа. — Значит, довожу по порядку. После прибытия я строго по графику вышел на заданную точку…